скачать книгу бесплатно
– Хорошо бы, – сказала она, – мне нравится слушать его лекции. Он ведёт их очень интересно.
– Интереснее, чем я? – спросил я, улыбнувшись.
– Ну, у каждого из вас свой стиль, – ответила она, смутившись, – ваши лекции мне тоже нравятся.
Мы вместе поднялись на наш этаж, и я постучался в дверь комнаты Луиджи. Когда мы поднимались по лестнице, я ей сказал:
– У меня есть одна просьба к вам. Когда мы будем уходить от него, то вы дадите мне свою руку, чтобы я чувствовал, что увожу вас он него?
– Это почему же? – удивилась она.
– Я не уверен, что вы выйдете со мной.
– Как это?! – воскликнула она, как будто испугавшись.
– Он обладает паранормальными способностями, – сказал я, – и способен влить на наше сознание, как ему захочется. Он желает оставить вас у себя на ночь. И вы можете, уснув у него прямо в комнате, остаться с ним, не сознавая того, что вы делаете; а мне он внушит, что я проводил вас домой.
– Так он, что же, гипнотизёр? – спросила она со страхом.
– Да, и как я думаю, очень сильный гипнотизёр, – ответил я, – мне уже удалось побывать под её чарами, когда мы как бы вместе совершили прогулку по ночному Риму. Поэтому я не очень ему доверяю, тем более, что тогда он сказал мне, что хотел бы переспать с вами.
– Что вы такое говорите?! – испуганно сказала она. – Если вы не наводите на меня страха, и всё, что говорите, верно, то, может быть, мы не пойдём к нему?
– Ну, почему же, – сказал я, – раз вы хотели у него побывать, то мы пойдём. Может быть, я что-то преувеличиваю, но предупредить я вас обязан, так как несу за вас ответственность, раз мы идём к нему вместе. Просто, будьте бдительны, и держитесь за меня!
– Спасибо, – сказала она.
Мы подошли к его двери, и я постучал. Дверь открыл Луиджи, но увидев меня с Агнией, удивился. Он явно не ожидал, что я буду с ней.
На столе у него стола бутылка шампанского и два бокала. А рядом с тарелками на подсвечнике горели три свечи. Он их тут же задул и включил электрический свет. По его движениям я понял, что он испытывает неловкость, но, быстро взяв себя в руки, он предложил нам пройти и сесть на два стула, стоявшие возле стены.
Не прошло и минуты, как он спросил нас непринужденным весёлым тоном:
– А не выпить ли нам?
Я дал своё согласие. Агния промолчала. Он сразу же достала из стола гранёный стакан (по-видимому, третьего бокала у него не было) и разлил вино. Мы с Агнией пили из бокалов. Луиджи на правах хозяина тут же завязал с нами беседу. Обратившись ко мне, он сказал:
– Помните, вчера мы с вами говорили на тему самоусовершенствования?
Я кивнул головой и сказал:
– Да, я хорошо помню наш разговор. Вы сказали, что «то, что познаёт человек своим опытом, всегда остаётся с ним, это и есть самоусовершенствование». И вы опровергли мой тезис, когда я говорил, что, возможно, «человек стремится к совершенству, механически, так как идёт путём прогресса».
– Да, – рассмеялся Луиджи, – я кажется тогда сказал, что прогресс тут не причём, особенно технический, он может даже привести к оскудению духовной жизни и деградации человека.
– И всё же я верю в общественный прогресс, – сказал я, подумав, – без общественного прогресса не может быть никакого самоусовершенствования.
– При чём здесь путь прогресса? – усмехнулся Луиджи. – Путь технического прогресса, в основном, оглупляет человека, делает его винтиком какой-то машины; отчего человек отучается думать, и делает всё механически, превращаясь в машину. Он уже начинает смотреть на вещи, как на заданную программу, и теряет свою индивидуальность, самостоятельность и свободу. Как раз во время технического прогресса идет не совершенствование, а деградация человека. Чтобы познать истину, нужно разрушить любую систему, отказаться от всяких программ и установок, посмотреть на мир не механически, а творчески. Конечно же, нужно знать и науку, и культуру, и традиции, чтобы создавать что-то ни на пустом месте, но смотреть на всё это нужно через призму обновления, не простого обновления, а улучшенного, усовершенствованного. Только тогда начнётся совершенствование, когда человек познаёт новое. Главное в совершенствовании – это творчество, где самообучение и самовоспитание являются важными элементами начала развития, и где возвращение к первоначалам есть необходимость и вездесущее условие самопознания. Человек, чтобы стать совершенным, пытается постичь истину, которая приходит к нему в виде мудрости или отточенной мысли. Когда в человеке происходит соитие с мудростью, то его прошлое и настоящее приходят в гармонию, традиция соединяется с развитием его творческого потенциала. Музыка не может возникнуть из ничего на голом месте, только хаос рождается так, а прозрение нового строится всегда на определённом опыте прошлого. И этот опыт, выходя за горизонт настоящего момента, открывает в настоящем то, что настоятельно заявляет о себе как некая необходимая ценность, остающаяся потом с человеком на всю жизнь. Поэтому всё идеальное и универсальное – это простой звук, если за ним не стоит ничего стоящего. В мире много всяких умных глупостей, претендующих на совершенство, но все они преходящи, а то, что остаётся с нами, имеет вросшие корни в наших сердцах. Люди стремятся быть совершенными. А что такое совершенство, как не химера, если от него никому не тепло и не холодно? Многие совершенствуются для того, чтобы выделиться среди других. Таким совершенствованием овладеть нетрудно, потому что все мы непохожи друг на друга. Быть идеальным или универсальным тоже легко, так же как иметь незаурядный ум, для этого нужно-то всего отточить своё остроумие и пользоваться им, как модной одеждой. Но такое остроумие быстро теряет свою цену. Можно знать много мудрых выражений и употреблять их по случаю. Но труднее создавать почву, на которой произрастают эти мудрые мысли. Иногда один неповторимый момент, миг бытия, стремящийся осмыслить что-то уникальное в себе, стоит целого фолианта мудрых изречений. По такой почве и нужно прокладывать свой путь, и тогда эта дорога станет путём совершенствования, где дух будет развиваться стремительно, поглощая всё мудрое и рождая полезное. Человек должен жить своими чувствами, а не заимствовать их со стороны. Только свои собственные чувства рождают мудрую мысль, когда человек доверят себе и остаётся всегда искренен с собой. Только при таком условии можно превзойти себя и познать свою правду, живя от всего независимо и оценивая свою собственную жизнь. Отвлечённые идеи – это мираж, который ничего не даёт ни себе и никому другому. То, что познаёт человек своим опытом, всегда остаётся с ним, это и есть самоусовершенствование. Наверное, и вы понимаете так значение этого слова?
Я кивнул головой, но ничего не сказал. После его высказывания возникла неловкая пауза, и чтобы её прервать Луиджи обратился с вопросом к Агнии, чтобы как-то привлечь её к разговору:
– Вы можете задать мне любой вопрос, и я вам с радостью отвечу.
Подумав, Агния спросила его:
– Что вы думаете о проблемах будущей математики и философии?
Услышав, этот вопрос Луиджи оживился и начал говорить увлечённо:
– Будущее математики и философии связано с музыкой, потому что ничто так благотворно не влияет на эволюцию человеческого духа, как музыка, ведь человеческая мысль всегда музыкальна. А стихи и пение – это законченная форма этой гармонии. Но и в отточенной и ясной мысли всегда звучит гармония. Музыка – это слепок самой нашей жизни, и она всегда органична и состоит из конкретизирующей математики и обобщающей философии, в ней всегда присутствуют элементы инвариантности, то есть, неизменности и релятивизма, то есть, относительности. Любое развитие всего, что бы это не было, опирается на две составляющие тенденции или два принципа. Это – внешнее оправдание и внутреннее совершенство, главный принцип этих тенденция: ни в чём не должно быть демагогии, которая возникает при ощущении достижения Абсолюта, когда мысль перестаёт двигаться и, возвращаясь к себе, отдаётся лишь своей шлифовки и коллекционированию аргументов в свою пользу. Критика должна присутствовать во всём, но она не должна заниматься отрицанием ради отрицания, только при таком движении бывает движение вперёд.
– Но меня интересует не это, – прервала его рассуждения Агния, – какое будущее будет у математики и философии, как они будут развиваться, и соединятся ли вместе?
Луиджи рассмеялся и сказал:
– Всё зависит от того, на что человек обратит своё внимание и захочет ли он узнать, что такое бесконечное будущее. Есть три учения, которые к этому понятию относятся по-разному. Например, онтология увлечена изучением бесконечного бытия, гносеология занята изучением бесконечного познания, аксиология изучает истину, доброту и красоту как воплощение бесконечного. У этих учений разные подходы к изучению действительности. Одни стараются почувствовать наш мир, а другие умозреть его. С глубокой древности философы разделялись на математиков и физиков, олицетворяя собой двуединое отображение Логоса и Сенсуса мироздания в своём осмыслении и чувствовании. Разрабатывая свою би-валентную логику, состоящую из двух логик, мыслители руководствовались двумя оценками: «истинно» и «ложно», основанной на законе исключения третьего. На вопрос о положении тела в его естественном месте можно дать два ответа, которые определяют покой или движение. Но правомерен ли такой подход к нашей действительности, когда мы переходим к бесконечно би-валентной логике? Ведь вместо двух качественных условий «здесь» и «не здесь» возникает бесконечное множество «здесь», допускающих оценки «истинно» и «ложно». Чтобы определить логический эквивалент теории относительности, нужно вспомнить, что положение движущейся частицы определяется четырьмя координатами, и таким образом входит ещё один параметр би-валентной логики – «размерность». В квантовой механике вводится третья оценка – «неопределённость», и этой ценой исключаем третью, неопределённую оценку для другой переменной. Би-валентная логика превращается в три-валентную, а при ультрамикроскопических трансмутациях и дискретном световом конусе, где частица, меняя место, прекращает своё существование как частица данного типа, что можно назвать моно-валентной логикой. Если учесть, что наш толстый дольний физический мир имеет в проекции ещё и тонкий горний духовный мир на базе тонкой энергетики, то мы придём к логике переменной валентности, где разум неограничен рассудочной устойчивостью категорий, и где существенны свои формальные определения. И в этой новой действительности речь может идти о новых преобразованиях, трансформациях, переходах и изменениях, где происходят изменения фундаментальных представлений, открываются связи картины Вселенной с локальными образами, математики и логики. Эти изменения и образуют то, что в своё время Бор назвал безумием современной физики, а со времён Шекспира мы знаем, что в безумии может быть система, и в эту систему можно найти вхождение, всё зависит от настройки нашего сознания. В классической науке функцией рассудка было установление законов, а функцией разума – переход к иным законам. Такие переходы означают переход познания через порог бесконечности. Разум, выходящий за пределы рассудка, становится непосредственно осязаемым. Лаплас, как мы помним, говорил, что разуму труднее углубиться в самого себя, чем идти вперёд. Когда мыслитель не только объясняет новые факты с помощью установившихся законов и математической логики познания, так сказать, когда его разум идёт вперёд, но и меняет эти законы, и вот тогда его разум углубляется в себя. Когда человек углубляется в себя, то он познаёт себя.
Слушая до этого момента внимательно, и услышав эти слова, я вдруг мысленно воскликнул: «Вот этот момент истины! Я не узнал себя до тех пор, пока мне не довелось встретиться с собой в другом измерении. Тот юноша совсем не походил на меня, так как он обитал в другой среде. Находясь здесь и сейчас, я отделён от него, но каким-то образом я нашёл переход в другое измерение и встретился с ним. И хоть живём мы с ним в разных действительностях, мы связаны с ним тесной связью. Но как же я попал туда, в ту реальность? Ведь получилось у меня какое-то вхождение, которое я не заметил, поэтому вряд ли могу его повторить».
А в это время Луиджи продолжал говорить:
– Так вот, самое важное в познании мира – это не постигать его своим умом, а почувствовать его своим существом. Любая мысль, которую мы произносим, – это отголосок другого мира. Мысль, сказанная вами или кем-то другим, – это всего лишь промежуточное звено между вами и Истиной. Но чтобы войти в Истину, нужно на неё настроиться, и задействовать Сенсус, а не Логос. Почему музыка действует на нас сильнее, чем любая зажигательная речь? Да потому, что люди слагают мысли из своих слов, а музыка приходит в виде звуков к нам неведомо откуда. Мы можем сочинить стихотворение, но даже композитор не способен сочинить музыку, она снисходит на него с Неба уже в полном своём законченном звучании, и принадлежать не ему, а высшему существу, которое вышло с ним на связь. Там, в некой стихии, кто-то подарил ему эту мелодию, потому что состоялось духовное соитие между Небом и землёй, той небесной сферой, именуемой Храмом, и площадью, на которой стоит человек. И это соитие произошло именно в Театре, где сходятся все концы. Я с этого и начал мою беседу с вами, когда сказал, что философы и математики рождает музыку.
– Так значит, будущее развитие математики и философии заключено в их слиянии? – спросила Агния. – И в будущем будет наличествовать только музыка?
– Совершенно верно, – согласился Луиджи, – об этом я и говорил. В музыке, как нигде, чувствуется бесконечность, где каким-то образом сочетаются соединяющие и разделяющие понятия локального объекта и интегрального бытия. В ней присутствуют и философия и математика, где исходные понятия отображают живую противоречивую сущность бытия, а значит, они могут быть мобильными. Если всё опосредственно, если нет непосредственных абсолютов, то значит их история обладает не только прошлым, но и будущем, и развитие их протекает органично в соответствии с гармонией общего мироздания.
– Всё, что я хотела знать, я услышала, – сказала Агния и встала, – а сейчас мне нужно идти.
Она поблагодарила за угощение. Я тоже встал, намереваясь её проводить. Но Луиджи нас остановил, заметив:
– Я не сказал самого главного. Я не сказал о трёх фундаментальных инвариантных коллизиях – онтологической, гносеологической и аксиологической и соответственно о трёх фундаментальных преобразованиях, которые вытекают из итоговых парадоксов бытия, познания и ценности.
Мы с Агнией продолжали стоять и не садились, а Луиджи продолжал говорить:
– Онтологический инвариант – неотделимость понятий дискретности и непрерывности, вещества и пространства-времени, конечного, локального «здесь-теперь-существования» и бесконечного «вне-здесь-теперь-существования».
Я почувствовал, что мои ноги одеревенели, и я потерял способность произвести хотя бы одно движение. Я застыл, как соляной столб. Луиджи, тем временем, продолжал говорить:
– Это различные преобразующиеся формы одной и той же пребывающей инвариантной полярности. И здесь возникает такая констатация: «прошлого уже нет, будущего ещё нет, настоящее – нулевая по длительности грань между уже не существующим и ещё не существующим». Это и есть исходный парадокс бытия.
«Что же делать? – подумал я. – Я не могу взять за руку Агнию, чтобы вывести её из комнаты. Мне самому нужна помощь. Кажется, мне обещал помочь ангел-хранитель Юрия, да и мой ангел Александр. Как же до них добраться»?
И в тот же момент я очутился на квартире Юрия, где передо мной стояли наши с Юрием двойники.
– Что случилось? – встревожено спросил меня фантом Юрия.
– Мне кажется, что я попал в беду, то есть, нахожусь под полным влиянием воли Луиджи. Не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. Боюсь, что я потеряю Агнию, и он сможет сделать с ней всё, что захочет.
Издалека до меня доносился голос Луиджи, говорящий:
– Этот парадокс бытия пытались решить все основные философские и научные концепции. В том числе дифференциальное исчисление, стягивающее прошлое и будущее в настоящее, превращающее их в атрибуты настоящего, в том числе, квантовая механика и теория относительности. По-видимому, полярность бытия останется объектом философской мысли на предвиденное будущее.
– Так что же мне делать? – воскликнул я в расстройстве, обращаясь к двойнику Юрия.
– Попытайся крикнуть, что есть силы, – посоветовал он.
Я открыл рот, но из него не вылетело ни одного звука.
– Не помогает! – воскликнул я в отчаянии. – Я не могу кричать.
Тем временем Луиджи продолжал свои объяснения, и я отчётливо слышал его голос:
– Гносеологический инвариант – коллизия логического и эмпирического познания мира – выражение онтологической полярности постижимого эмпирически «здесь-теперь-бытия» и постижимого логически «вне здесь теперь-бытия». По-видимому, эта гносеологическая полярность сохранится, философия и впредь не сможет отделить полюсы познания – эйнштейновское «внешнее оправдание» научных теорий – их экспериментальное, эмпирическое доказательство и «внутренне совершенство» – логическое выведение научных представлений о мире из максимально общих принципов.
– Ну ещё что-нибудь подскажите, чтобы вывести меня их этого состояния! – опять вскричал я, приходя в ярость.
– Попробуйте подпрыгнуть, – посоветовал мне фантом Юрия, – тогда, может быть, ваши члены деблокируются.
Я попытался это сделать, но ни один мускул на моём теле не пошевелился.
– И наконец, – слышал я всё тот же голос Луиджи, – Аксиологическая коллизия сущего и должного, или, как говорил Пуанкаре, изъявительного и повелительного наклонений, также окажется инвариантом: истина останется неотделимой от добра и красоты. Преобразование этих ценностей сохранит и, более того, углубит их инвариантную дополнительность.
– Попробуйте упасть в обморок, – посоветовал мне мой ангел-хранитель Александр.
Я расслабился, и тут же мои ноги подкосились, и я с грохотом упал на пол.
Луиджи и Агния склонились надо мной.
– Что с вами? – спросил Луиджи.
– Лёгкое опьянение, – пробормотал я, поднимаясь.
– Может быть, присядете на стул, – предложил он учтиво.
– Нет, – сказал я поспешно, – нам надо идти.
Я взял Агнию за руку, и мы вышли в коридор. Агния молчала, и я тоже, мне было неловко перед ней за моё падение. Мы стали спускаться по лестнице, и вдруг я услышал в ушах голос ангела Юрия:
– А вы уверены в том, что уводите Агнию из гостей?
– Как это? – удивился я, громко воскликнув. – Я же держу её за руку. Она со мной? Или нет? Тогда кого же я веду?
При этом Агния никак не прореагировала на мой возглас.
– Вы ведёте её фантом, – ответил ангел Юрия, – сама Агния осталась у Луиджи.
– Не может быть! – воскликнул я, не веря своим ушам.
– Тогда поцелуйте её в губы, – последовал ответ, – если она вам не влепит пощёчину, то я – прав.
Я схватил Агнию и поцеловал её в губы, не последовало никакой реакции.
– Вот оно что! – воскликнул я возмущённо. – Значит, он меня опять очаровал, загипнотизировал, а сам остался с моей Агнией вдвоём.
Я оставил фантом Агнии на лестницы и бросился к комнате Луиджи. Ударом ноги я распахнул дверь, хотя она и была на крючке, который от удара деформировался и выскочил из петли.
Луиджи сидел на постели, а на его коленях сидела Агния с опущенными глазами.
– Что это значит?! – в гневе воскликнул я. – Вы приглашаете девушку в гости, гипнотизируете её, а затем оставляете у себя на ночь? После этого вы в два счёта вылетите из института. Завтра же я пойду к ректору и доложу ему о вашем недостойном поведении.
Луиджи убрал Агнию с колен и встал.
– Не делайте этого, – стал просить он виноватым тоном, – мне нельзя сейчас возвращаться в Италию, там у меня не всё в порядке. Извините меня. Не сдержался. Уж очень хорошая девушка. Больше такого я не повторю. Не говорите ничего ректору, пусть это останется между нами. И я вам буду очень признателен.
Не говоря не слова, я взял Агнию за руку и вывел в коридор. Только там она пришла в себя и, как бы опомнившись. спросила:
– Что произошло?
– Вы не помните? – спросил я её.
– Нет, – ответила она, – у меня в голове всё – как в тумане, вроде бы и выпили немного.
– Вы помните, как я упал? – спросил я.
– Нет, – опять ответила она, – а вы упали? Не ушиблись?
– Нет, ничего, – ответил я, – просто поскользнулся на ровном месте.
Мы спустились в фойе.
– Я вас провожу до дома, – сказал я.
– Не надо, – сказала она, – уже поздно. Вызовите мне такси, у меня деньги есть, я заплачу.
– Нет, – сказал я, – пока я не доставлю вас домой в полной сохранности, я вас не отпущу.
Я вызвал по телефону такси к общежитию, мы сели в машину и поехали к ней домой. В машине я спросил её:
– Как вам понравилась беседа с Луиджи?
– Интересно, – ответила она, – но его взгляд на будущее математики и философии показался мне несколько странным, я бы даже сказала, по-детски наивным. Это же надо додуматься до того, чтобы соединить вместе философию, математику и музыку. Если это когда-нибудь случится, но настанет конец света, всё превратится в хаос.
Она добродушно рассмеялась. Я задал ей ещё несколько вопросов и выяснил, что она абсолютно ничего не помнит о моей стычке с Луиджи, из-за чего я пришёл к выводу, что в какое-то время она была полностью невменяемой. Я довёз её до дома и этим же такси вернулся в общежитие. Поднявшись к себе в комнату, я не стал заходить к Луиджи для выяснения отношений после всего, что случилось. Мне не хотелось его видеть. Было уже поздно. Я лёг в постель и включил радио. Передавали классическую музыку. Перед сном мне хотелось всё обдумать и проанализировать. День у меня выдался сложным. За это время столько было пережито и сделано столько открытий, что голова моя готова была взорваться.
Мне удалось защитить мою возлюбленную девушку от посягательства Луиджи, и в этом помог мне мой двойник. Значит, он не совсем безнадёжен в сравнении с фантомом Юрия, и мне можно на него полагаться. Если б я не вышел тогда из ступора, кто знает, что могло случиться с Агнией и со мной. А это значит, что дружба со своим скрытым я, с моим ангелом-хранителем, может принести мне пользу. Вот если бы объединить всех двойников моих друзей, то тогда никакой враг не страшен…
Мыли мои начинали путаться, я засыпал, музыка не мешала дремать, а наоборот, успокаивала и уводила в далёкую страну грёз. Последними моими мыслями перед сном были такие: «Как хорошо, что в мире есть музыка, где нет слов, но есть прекрасные звуки, ласкающие душу… И всё же я поцеловал Агнию, правда, не её саму, а только её фантом, но всё равно, поцелуй был сладкий… »
