скачать книгу бесплатно
Младший резко отдёрнул простреленную руку от бедра и выстрелил в сторону брата… Он не знал попал ли. Из-за боли и ярости, он практически ослеп…
…Дитфрид не успел отреагировать на рывок брата, за что получил пулю в ключицу, которая… изменила чуть меньше чем ничего. От эйфории, выплёскивающейся из-за всех щелей, Дитфрид не почувствовал бы и очередь из автомата Калашникова, прямо в грудь.
Он выстрелил два раза в то место, где находилась селезёнка и поджелудочная… Адалрик издал тот же звук, что издаёт кипящий, густой гороховой суп. Стеклянные глаза вцепились в Дитфрида, всей своей влагой желая видеть дыру от пули меж его глаз…
…Дитфрид уже практически нажал на курок, как в месте от первого выстрела вспыхнула боль, тут же расплываясь воспламенившимся газолином по всему организму, выгнав ссаными тряпками боль от мороза.
Мальчик рухнул на колени, за что получил продолжительную вспышку в глазах и, раскрошенный от натиска челюстей, зуб…
…Адалрик стоял на руках, копя силы для поднятия на ноги.
«Дитфрид не задел печень, а значит, шанс выжить ещё оставался.»
Зрачки Адалрика расширились, когда он увидел брата, вспомнившего о попадании в него, пули.
Стоя на коленях, в луже собственной крови, которая только-только начала образовываться под ним, Дитфрид сжимал рану. Адалрик понимал, что приложи он усилия и сдохнут оба. Старший и отец… «…а затем и самый младший. Надо было только встать и…».
…песня продолжалась, несмотря на боль. Скорее даже, боль увеличивала напористость и громкость гитар, барабанов и скрима[6 - Скри?минг, или скрим (от англ. scream «кричать») – вокальный приём, основанный на технике расщепления и являющийся неотъемлемой частью рок-музыки.].
«SECONDS FROM THE END
WHAT’S IT GONNA BE?
PULL THE TRIGGER BITCH»
Какмантра.
«SECONDS FROM THE END
WHAT’S IT GONNA BE?
PULL THE TRIGGER BITCH»
Дитфрид уставился на брата, напрягаясь всем телом. В глазах сверкало, а в голове звенело. Рука еле-еле выпрямилась, как раз, когда Адалрик смог подняться на ноги…
«PULL THE TRIGGER BITCH!!!»
Дитфрид вскинул приподнявшуюся руку и окончательно ослепнув от боли, вжал гнущийся палец в курок…
Выстрел выбил пистолет из руки. Дитфрид сбалансировал, и вместо падения на спину, свернулся раненным червём.
Он видел, как из правого глаза младшего брата, на него смотрит хвойное дерево.
«Последний выстрел пришёлся в глаз…».
…Он только что убил брата.
«Наконец-то…».
14
Тело ещё дёргалось. Дитфрид видел это и улыбался. Он наконец-то избавился от ублюдка. Наконец-то мразь сдохла, к (не)счастью, зацепив своего убийцу…
Парень убрал руку от раны и попытался встать. Ночь и мороз теперь служили ему помощниками. Он встал и, дрожащими ногами, подошёл поближе к костру.
Уже прямо у огня, Дитфрид рухнул на бок, головой в сторону трупа Адалрика.
Ему было очень жарко… но отнюдь не от огня.
Сколько крови он потерял? Литр точно наберётся.
Умирает ли он? Да, определённо.
Расстроен ли он? Ничуть. Он сделал всё, что хотел, заодно облегчив жизнь младшим братьям и отцу…
«…кажется, начинает постепенно просыпаться. Конечно, после пяти-то выстрелов… Тем лучше для него. Наконец-то он увидит на лице незапланированного первенца истинное счастье…».
15
Как оказалось, сегодня был вторник. Дитфрид был единственным ребёнком, который не учился в школе, вследствие чего, он не следил за днями недели.
На улице постепенно начиналась последняя неделя августа. Обычно в это время все, включая отца, налегают на учёбу/образование… До первых дней октября, как правило. Уже пять лет «как правило».
Оставшись наедине с собой и домом, Дитфрид не знал, чем себя занять. Выходить на улицу вновь, не хотелось. Аппетита или желания слушать музыку, тоже не было… Хотя, в постели что уши что желудок, голодно урчали…
«…Оставалось только бродить по дому.» – тоскливо заключил Дитфрид.
Уже с меньшей эмоциональностью, но с прежним удивлением, мальчик спрашивал себя: «Как он, будучи законченным алкашом и наркошей, смог заполучить такой дом?.. Да, он был умён как Ломоносов и как Ломоносов, имел ахуевший нрав. Хороший преподаватель, следовательно, педагог и такой хуёвый отец, не способный понять своего сына… Только одного!..».
Пока в душе витал мятеж, ноги приволокли тело на второй этаж. Три комнаты, одна из которых отцовская. Она интересовала Дитфрида своей неизвестностью. Родившись пятнадцать лет назад и сразу же попав сюда, мальчик ни разу не был в комнате отца…
16
«…Вот и она… «Берлога вожака».».
Напротив, двери, примкнув к стене, стояли книжные полки. Почти без книг, а если какие там и были, то выглядели, они мягко говоря, непригодными для чтения.
Прямо у стены, уже напротив полок, стояла кровать. Небольшая одноместная кроватка, больше похожая на разложенный диван.
По правую сторону от кровати – вешалки. Справа – шкаф, напротив которого, примыкая к книжным полкам, стоял компьютерный стол.
На противоположной от входа стене, по центру, было большое окно… Не панорамное, но тут уже зависит от определения.
Дитфрид вошёл в комнату, прикрыв дверь. Он ничего не ожидал и поэтому находился в небольшом замешательстве. Он узнал, что хотел… но уходить было ещё рано.
Вместо этого, он подошёл к компьютерному столу. Только сейчас он увидел на книжной полке магнитофон, а рядом компакт-диски.
«Gold» группы The Cranberries, был первым. Вторым, – диски лежали как книги, прилегая друг к другу, а не друг на друге, – «Hot Space» группы Queen. Затем «Super Extra Gravity» группы The Cardigans и «The Open Door» группы Evanescence.
На секунду, Дитфриду захотелось что-то из этого включить, но так как он не знал, когда прибудет кто-то из троих, он оставил эту затею. К тому же, ни одна группа не была ему знакома. Может, он когда-то и слышал от них, что-либо… но даже если и так, название группы в начале трека не объявлялось.
Мальчик почти отошёл от шкафа, как его взор зацепился за маленькую книжечку… Кажется, записную.
Он немедля схватился за неё, словно именно за этим сюда и пришёл… Это и в самом деле оказалась записная книжка его отца.
Дитфрид пролистывал страницы друг за другом, стараясь не читать текст. При всей нелюбви к отцу, даже он имеет право на личные записи…
Это оказался дневник. Дитфрид игнорировал текст, но не смог игнорировать даты. В том числе, дату своего рождения… тем более, дату своего рождения.
«28/11/1996. Нюрнберг, Германия.
Мне 21 год, меня зовут Матис Дётцер и сегодня у меня родился сын. Я узнал об этом от своей знакомой, котоаря которая рпиходится ему матерью. Увы, я уже на полпути к тому, чтобы в полной мере распробовать последствия незащищённого секса. Опять же, увы, Мирела не имела венерических заболеваний. И, вроде, не имеет до сих пор. Она хорошая и умная девочка, но уже мать. В 18 лет. Уму непостижим!о.»
Дитфрид едва не рухнул на спину.
«Мирела».
Это имя его матери.
– …Мирела. – едва слышно прошептал мальчик.
Он родился в Нюрнберге?.. Похоже на то, потому что Матис никогда там не жил, только учился…
«…Нет, учился он в Мюнхене, а в Нюрнберге жил у тёти… чтобы не расходоваться на общежитие. Только на транспорт…».
Дитфриду резко стало холодно. Имя матери уже никогда не пропадёт из его головы. Он это прекрасно понимал. Также, он понимал, что одна прочитанная запись, сулит за собой прочтение других…
«…Если грешить, то на полную…».
«15/12/1996. Нюрнберг, Германия.
Дитфрид пока живёт у тёти Саши. Теперь у моего сына есть имя и временное жильё. Это хорошо, лучше, чем могло быть.
Мне жаль Мирелу. Её мать хочет моей смерти, буквально. Я не хочу писать сюда её имени, чтобы мне было легче забыть его. Она сделала Миреле очень больно, назвав дочь тупой шлюхой.
Я в ахуе. Это произошло почти сразу, как мы стали родителями. Мы позвонили в Португалию и почти сразу же пожалели об этом. Увы, уже ничто не изменишь. Разговор с ебанутой католичкой изначально был обречён.
Пока что, мы с Мирелой живём вместе. В её квартире. Точнее, она её снимает. Владелец пошёл на милость, не выселив нас, когда Мирела стала матерью. Она скучает по Дитфриду, но я надеюсь, скоро мы будем вместе. Все трое. Моя работа приносит большие деньги, и я уже приметил один домик в Северном Рейне. Надеюсь, до приезда матери Мирелы, мы успеем. У нас 7 месяцев.»
Дитфрид механически перевернул страницу. Всепоглощающая дрожь уверенно подступала со спины.
«18/12/1996. Нюрнберг, Германия.
Сегодня Мирела очень долго плакала. Я сначала подумал, что из-за матери. Но она плакала из-за меня и извинялась. Она извинялась за Дитфрида и за то, что якобы испортила мне жизнь.
Ахуй и злость. Только это я смог испытать в тот момент. Благо, меня хватило только на утешения. Эта сука, что зовётся матерью Мирелы, довела свою дочь до нервного срыва. Эта ёбаная сука поплатится! Я сделаю с ней что-то гораздо более худшее, чем легионеры с христом. Такое уёбище не должно иметь детей, как и жнизь.»
Дрожь впиталась в организм Дитфрида, заставив его тело трястись и холодеть.
Трясущимися пальцами, Дитфрид перевернул страницу. Она оказалась вся в разводах… Дитфрид, с щелчком захлопнул рот.
«04/02/1997. Розеделц, Германия.
Эта книжка, которую я купил в киоске в Мюнхене, уже не помню где, стала моим дневником. Так вот, дневник, я вернулся.
Новости более чем ужасные. Да, как видишь, я переехал в домик, который хотел купить страницу назад. Я его купил. Да. Владелец почему-то сбросил цену после нового года, и я купил его.
Теперь здесь живут Матис и Дитфрид Дётцер. Мирела умерла. Она бросилась под грузовик, когда возвращалась с университета. Моя малышка Мирела, умерла. Из-за этой суки, которая никак не отреаигровала на смерть дочери. Она видимо уеж и н считаола её дочерью. Мирела, мо солнышко. Она сказала что сама дойдёт до дома, чтобы я не забирал её, когда у меня будет обеденный перерыв. Я не могу винить её, она просто солмалась. Моё маленькое слонышко сломалось и всме родным насрать. Никто с её стороны не захотел даже вид делать, что знает её. Монстры. УБлюдкпи монстры и ёбаные уроыд.
Я не заю, как мне в будущем сказать об этом Дитфриду. Я кажется с ума схожу. Но это неважно. Лишь бы сынок вырос и выжил. Мы не бедствуем, главное, мне много не пить, иначе будем бедствовать. Благо, хоть одно, тётя Саша жива, здорова и сочувствует смерти Мирелы. Хоть кому-то в этом ёбаном мире не насрать.»
Мальчик трясся всем телом и громко всхлипывал, оборванной задней мыслью надеясь, что задохнётся.
«04/02/1997. Розеделц, Германия.
Я понимаю, теперь, какого было Миреле, когда она плакала без остановки несколько часов подряд. Меня трясёт, но я хочу записать это.
Я был беспечным и то ещё будет. Да, я говорю это сейчас. Я чувствую что не выдерживаю и не смогу просто так бросить алкоголь.. дёрнул оещё попробовать опиаты, недавно. Это было первое что я съел, когда узнал, что произошло с Мирелой. С моим маленьким солынкшмо солнышком.
Так вот. Я сделаю всё, чтобы мой сынок ни в чём не нуждался. Буду я пьяницей, умру от передоза мне похуй. Дитфрид, мой хороший, он сплотил меня и Мирелу. Благодаря Дитфриду, я полюбил Мирелу. Ей я нравился и раньше, иначе бы мы не трахались, но лично я к ней чувств не испытывал. Я не хотел на что-то или кого-то отвлекаться во время учёбы или работы. Но Дитфрид всё иизменил.
Мирела, солнышко моё любимое. Я дал твою фотограцию нашему сыну. У меня есть ещё одна, такая же. Когда он подрастёт, я расскажу ему о тебе. Он должен знать про свою мать и как с ней обошлись.
Любимая, прости. Я виноват в том, что не уберёг тебя. Я недоатстатчоно уделял тебе времени, когда твоя мать доводила тебя. Прости, меня дорогая. Я не знаю, есть ли рай или призраки, но я надебсю ты обрела покой. Солнышко, мы любили, любим и будем любить тебя. Мы ни в чём тебя не виним.
Я люблю тебя, Мирела и не смогу полюбить ещё кого-нибудь так. Полюбить вообще. Я сделаю всё, ради нашего сына.
Тебя нет с нами уже две недели. Я сделаю как ты и скзала в тот вечер. Я оплачу кремацию.
Спи спокойно, радость моя. Ты дала сыну жизнь и имя. Я дам ему любовь, за нас обоих. Обещаю.
Я люблю тебя.»
Эта была последняя исписанная страница, но сама книжка едва находилась на половине.
Дитфрид стоял посреди отцовской комнаты как манекен. Его уши заложило от слёз, которые нескончаемым потоком выливались из глаз. Ледяными от ужаса руками, он перевернул страницу в некой слепой надежде…
…И вот она: Фотография его матери.
Дитфрид вынул её, выронив книжку. Точно такое же лицо, как и во сне. Те же глаза, лицо, волосы и взгляд…
Мальчика прошиб холодный пот, ноги круто подкосились… «…У неё был такой же взгляд, как и во сне. Эта улыбка…».
Дитфрид рухнул, сложившись как бумажная гирлянда. Всё ещё ничего не чувствуя, он смотрел на фотографию и плакал. Плакал также, как, наверное, плакал его отец, тогда, четырнадцать лет назад.
16.1
…Он потерял очень много крови…
