скачать книгу бесплатно
В этом весь Чехов.
Другая игра
У Борхеса был такой рассказ «Анализ творчества Герберта Куйэна».
Там выдуманный писатель пытался, не очень удачно, создать выдуманный роман, в котором одна из ключевых деталей как бы «плыла», позволяя внимательному читателю перетолковать вроде бы очевидный финал детективной истории по-своему.
Здесь читатель, с позволения автора текста, сам чуть-чуть становился писателем, но одновременно включался в некую новую игру, уже как актер, исполняющий роль детектива.
Читатель как бы выходил на сцену, участвуя в авторском метасценарии.
Так вот Чехов это и есть Герберт Куйэн. Только не выдуманный, а настоящий. Правда, жил он за 30 лет до Борхеса. И в его рассказах и пьесах «плыла» не одна деталь, а множество.
И писал он не корявые рассказы о потенциальных возможностях, а глубокие и тяжелые вещи, смысл которых можно понять только сейчас, через с лишним сто лет.
Чехов писал для юзеров, то есть для пользователей компьютерной эпохи (чего конечно и не понимал, но предчувствовал).
И все его пьесы (и частично рассказы) это такая игра, где внимательное прочтение какой-либо детали открывает дверь в совершенно другую пьесу, в другой сюжет.
Декорации и действия те же, а смысл происходящего совершенно меняются.
Любая его пьеса это как многоликий Протей или Солярис, меняющий форму в ответ на сознательные действия читателя (зрителя, режиссера).
К ним так и надо относиться, то есть постоянно додумывать и дописывать.
Это не мертвые застывшие классические глыбы, а живые (по крайней мере, кажущиеся живыми) вещи, которые требуют участия зрителя и читателя как пользователя.
В «Вишневом саде» главное – продумать и выстроить для себя предыдущие акты драмы. Только тогда происходящее на сцене станет предельно ясным.
Приемная дочь
«Варя, ее приемная дочь, 24 лет».
Эту ремарку обычно неправильно понимают.
Варя приемная дочь для Раневской. Это как-то сразу делает ее сиротинушкой, полуслужанкой, полугорничной, слабой и беззащитной Золушкой, которой инстинктивно хочется помочь.
Но приемная дочь для Раневской не означает, что она же приемная дочь для Раневского.
Пусть последний – ее отец. Это сразу до небес взвинчивает градус драматичности пьесы.
Вспомним «Чайку».
«Аркадина. Несчастная девушка в сущности. Говорят, ее покойная мать завещала мужу всё свое громадное состояние, всё до копейки, и теперь эта девочка осталась ни с чем, так как отец ее уже завещал всё своей второй жене. Это возмутительно.
Дорн. Да, ее папенька порядочная-таки скотина, надо отдать ему полную справедливость».
А ведь Варя (если ее родной отец – Раневский) в «Вишневом саде» находится в той же ситуации, что и Нина в «Чайке».
Папаша, подлец, оставил все свои деньги второй жене (Раневской).
Более того, и само имение с садом, в сущности, принадлежало ему (выкуплено им у кредиторов за долги Гаева), и только из-за его глупости и распущенности (клюнул на молоденькую сладенькую девочку из дворян) перешло обратно к старым хозяевам.
В этом контексте Варя – это «античайка», которая вместо короткого, но гордого полета в никуда, выбрала смирение и терпение, окольную дорогу прозябания, пусть длинную, но с тем же результатом (эх, молодость, молодость).
Она и есть главная героиня «Вишневого сада».
Это ее железной, но скрытой, воле подчинено все действие пьесы.
Принципы
Варя в любой момент могла выйти за Лопахина (а он был влюблен в нее, что несомненно), и в качестве жены просто попросить его выкупить имение, чтобы оставить в нем все по старому (разве только к приживалу Гаеву добавилась бы приживальщица Аня).
Но она не сделал этого. Почему?
Потому что у нее были принципы и у нее был план.
Раневская в молодости в буквальном смысле продала себя за имение, а потом, когда имение вернулось к ней, немного повредилась рассудком – «от счастья».
На этой почве она и стала «порочной». Но конечно не в том смысле, как это понимают пожилые еврейские литераторы, пишущие о пьесе.
В этом контексте Варя (да и Раневская с братом) воспринимала имение как некое зло (если привести современную аналогию – нечто вроде колесницы Джаггернаута, требующей постоянных жертв, чтобы катится дальше), которое нужно было остановить.
Ей нельзя было продать (обменять) себя на имение (а именно так и выглядел бы выход замуж за Лопахина ДО продажи имения или то же самое, но ПОСЛЕ того как он стал владельцем), потому что тогда она повторила бы судьбу Раневской.
А Варя хотела показать Раневской и Гаеву (для нее – заносчивым спесивым дворянам, которым невероятно и незаслуженно повезло) пример – урок чести.
В ситуации, когда движением пальца можно было все перевернуть в свою пользу, она губит свое будущее, жертвуя им в пользу Ани (ей ведь в итоге было обеспечено огромное состояние – 90 тысяч сверх долга по тем временам целое состояние).
В этом и был главный мотив ее действий.
С ней поступили несправедливо, подло (по сути, Раневская имение у нее украла, манипулируя бывшим мужем, что, как я уже говорил, повторяет сюжет с Заречной).
Но Варя не такая. Она все сделает правильно. Справедливо.
Воздаст каждому по делам его.
Пружина
Варя оказывается настоящим (но по-чеховски скрытым) режиссером всего происходящего на сцене.
Это она и ее железная воля направляет все события, внешне кажущиеся случайным течением безвольной жизни праздных дворян.
Она плетет (замечу, что не все окружающие понимают смысл ее действий) вокруг Лопахина паутину (и приезд Раневской, к которой купец испытывал какое-то детское чувство благодарности за что-то хорошее из прошлого, часть этой сети).
Именно Варя организует поездку Ани в Париж.
Она подталкивает Лопахина к торгам (и к огромной переплате).
А он, опутанный со всех сторон невнятными, но липкими отношениями с обитателями имения, и особенно с самой Варей, послушно идет по предложенному пути, подыгрывая ей.
Но (и это очень важно) сам Лопахин, как умный человек, понимает мотив Вари (и смысл ее действий, ее план).
Он любит ее и одновременно осознает, почему она не может выйти за него ДО продажи имения (но не до конца понимает, почему она не может выйти за него ПОСЛЕ торгов).
Именно отсюда происходит смешная сумятица в их отношениях.
Они боятся чересчур сблизиться, чтобы не помешать Вариным планам, без осуществления которых свадьба не состоится.
На торгах Лопахин (что-то взыграло в нем все-таки нутряное, что было сильнее и чувств к Варе и голоса рассудка, та изначальная зависть к Раневскому, так просто взломавшему неприступную твердыню дворянского гнезда) совершил ошибку.
Он купил имение (а должен был купить разогретый соперничеством Дериганов, т.е. чужой посторонний человек, который разорвал бы порочный круг).
Варя же никак и ни при каких обстоятельствах не могла выйти за владельца вишневого сада.
С ее точки зрения это было падение. Продажа себя. Подлость, на которую она никак не могла пойти. Ведь она лучше Раневской. Чище.
Вот и все.
Варя устроила будущность наивной Ани (которая, скорее всего, даже не поняла, что происходило вокруг).
Но погубила свою.
А Лопахин стал владельцем вишневого сада. Но навсегда потерял свою любовь.
Комедия.
Он и она
Отдельная тема – взаимоотношения Вари и Лопахина: высочайшее, но неуловимое скрытое напряжение.
Так тонко, что нить постоянно рвется, теряется.
Он знал, что и зачем она делает.
Она знала, что он знает.
Ему нужно было пройти по лезвию, чтобы не нарушить ее планы и иметь хотя бы шанс на совместное будущее.
Но он ошибся: купил имение, а надо было в конце перед последним шагом торгов остановиться.
И все, все разрушил.
Лопахин был заинтересован в одном – в том, чтобы жениться на Варе. На все остальное ему было плевать.
Он был очень умным человеком, но, к несчастью для себя, из первого культурного поколения.
Он играл в пьесе Вари как хороший актер. Но от него требовалось нечто большее.
Ему нужно было взломать Варину защиту, то цельное бронированное мировоззрение обиженной простолюдинки, которая кому-то что-то очень страстно хочет доказать, пусть даже ценой собственного будущего.
Ему нужно было немного подправить программу изнутри: типа, ну да милая у тебя хороший план, но давай сделаем так, чтобы и нам с тобой было хорошо после его исполнения, это же просто, зачем губить себя?
То есть он должен был сам выступить как режиссер.
А у него не было для этого слов. Культурного кода. Пароля для доступа.
Отсюда его трагикомические «бе-е-е» и «ме-е-е» в течение всей пьесы.
Он ведь сад в конце рубит именно поэтому.
Из-за своей нелепой мужицкой ошибки, которая перечеркнула любое будущее с Варей.
«Социальная драма»
С подачи Станиславского, который в Чехове ровным счетом ничего не понимал, считается, что в «Вишневом саде» есть будто бы противостояние отживших свой веки потому слабых аристократов набирающему силу третьему сословию.
Но если внимательно приглядеться к героям пьесы, никаких аристократов там нет, как нет и классового противостояния.
Все действующие лица находятся примерно на одном этаже социальной лестницы.
Гаев и Раневская, да дворяне, но по сути деклассированные.
Аня и Варя – дочери «недворянина» Раневского.
Лопахин – из крестьян.
Петя – непонятно, но видно, что из простых.
«Вишневый сад» не про социальные, а про культурные перепады.
Комедия (или трагедия, как посмотреть) не в том, что Лопахин из мужиков, а в том, что он выходец из мужиков только в первом поколении и не знает, что делать, как говорить и куда девать руки при общении с Варей, которая первобытную стихию покинула два-три поколения назад.
Лопахин – умный, но ограниченный. Так же как ограничена в своем мировосприятии умная Варя.
Проблема по Чехову не в земле и деньгах, а в границах, закрытых изнутри самим человеком.
Выйти можно. Да вот беда, ключи потерялись.
Их нарочно бросили на пол, а теперь уже и не найти.
Злой шут
На Епиходова обычно смотрят как на персонаж, намеренно (как и Шарлота) введенный Чеховым в пьесу для того, чтобы развлечь почтенную публику нелепым поведением (комедия же, а без гэгов Епиходова непонятно где и смеяться).
Но явная предумышленность нелепости может быть объяснена не только внешней волей автора (что с точки зрения зрителя было бы, кстати, слабым ходом, так как абсурд в реалистичной пьесе должен иметь какие-то естественные границы, а сплошные «33 несчастья» это уже перебор), но и стратегией самого Епиходова, определенной обстоятельствами действия.
Что если Епиходов это не рассеянный и расслабленный русский дурачок, а злой волевой человек, жестко контролирующий каждое свое действие и скрупулёзно оценивающий реакцию публики (не в зале, а на сцене, в моделируемой Чеховым жизни) на него.
