Зелёный луч

Со дня прибытия на маяк море было спокойное, словно отдыхало в изнеможении после недавних штормов и собирало силы для будущих. Со странной периодичностью то шёл снег два дня подряд, то дул сильный тёплый ветер, тепло и морская соль на глазах съедали снег, и обнажались камни, немного земли между ними и кое-где клочья прошлогодней сухой и жёлтой травы. Новая волна снегопада вновь окрашивала мыс в белый цвет, но вскоре вновь всё таяло и становилось чёрным. Какое-то вялое, ленивое затишье царило в природе и гнало людей в сон – не даром ночь была, хотя и полярная. Игорю же хотелось другого, хотелось движения, штормов, волн высотой с дом, грохота. Ему хотелось оглохнуть в том грохоте, оглохнуть и отвлечься от привычной тоски, оглохнуть и забыться, не во сне, а наяву. Хотелось, чтоб длилась зима, суровая, морозная и многоснежная, но той зимы, какую он знал в родном городе, здесь, на берегу северного моря не было.

Весь день, с утра до вечера Игорь работал, вечером приходил в общежитие, слушал поневоле нескончаемые разговоры соседей, споры, перемежаемые анекдотами и различными забавными житейскими историями, пытался читать. Это начальник маяка пригласил его к себе и, показав шкаф с книгами, разрешил брать оттуда всё, что он пожелает. Библиотека была небольшая, но хорошая. Игорь удивился, обнаружив в квартире современную дорогую мебель, красивую посуду, – ведь всё это было доставлено сюда тем же самым путём и с тем же риском, что и всё остальное. Читать было трудно: лампочка давала мало света, постоянно мигала, а то и вовсе гасла. С наступлением темноты включался электрический движок, дававший свет в жилые здания, и тарахтел всю ночь напролёт.

В комнате, где он жил, поместился ещё один человек, мастер Женя Луценко, толстяк с густыми и вьющимися, толстыми, как проволока, волосами. Они одевали его голову надёжным жарким покровом. От этого, наверное, и ещё оттого, что работал он постоянно на ветру, лицо у него было вечно красное и в тепле лоснилось. Ему всегда и везде было жарко. Днём, несмотря на холодный пронизывающий ветер или снегопад, он ходил без шапки и с расстёгнутым воротом штормовки. В обеденный перерыв стоило ему прилечь на кровать, как он тут же засыпал, а ночью во сне он храпел и сбрасывал с себя одеяло. Ему было около тридцати, но он всё ещё не был женат.

– Мать гонит жениться, – рассказывал он, – а мне уже трудно кого-то выбрать, надо было раньше.

– Меня тоже гонят, – вторил ему Игорь, – а я им, только чтобы их успокоить, говорю: хочу ещё погулять, успею ярмо на шею надеть. Хотя у меня эта, так называемая гулянка в печёнках сидит.

– Меня лично эта гулянка, то есть, по-простому говоря, лёгкие связи, вполне устраивает, – признавался сосед, – на другое я, наверное, больше и не способен…

Однажды они собирались ложиться спать, когда пришёл Олег, служащий маяка. Он был в кителе без погон, в галифе и в сапогах. Его седеющие волосы с макушки были начёсаны на лысеющий лоб, туда же вперёд ко лбу, на манер модников стародавних времён, были зачёсаны височки гостя – поправляя, он постоянно приглаживал их. Олег был уже изрядно пьян, а из кармана его кителя торчало горлышко бутылки. Пожав хозяевам для знакомства руку, он сел на стул, положив ногу на ногу. Разговор вначале пошёл философский: что молодые люди думают о любви и что лучше, любовь к женщине или любовь к богу. Не дожидаясь ответа, гость сам же и вынес приговор:

– Любовь к богу!

– А с женщинами как же быть? – спросил ехидно Луценко.

– Любить женщин? – Олег усмехнулся и, вальяжно откинувшись назад на спинку стула, чуть не опрокинулся вместе с ним. – Да это же временное чувство. Любовь к богу – вневременна! – Он поднял к потолку указательный палец с длинным, жёлтым от табака ногтем и торжественно возвестил. – Вневременна!

Спорить с ним не стали, потому что хотели скорее от него отделаться. Бессильный против пьяных отрыжек, Олег пытался говорить красивым горловым голосом, вставлял в свою речь изысканные, хотя уже вполне старомодные выражения.

– Может, выпьем? – Гость взялся за горлышко бутылки, обнаружив, наконец, истинную цель своего появления.

Луценко и Игорь, переглянувшись, пожали плечами и промолчали.

– Так-так, – промолвил Олег, поправляя свои височки. – Я так понимаю, что выпить со мной здесь не желают. Неужели я так пал?

И на этот раз никто не нашёлся что-то ему возразить.

– Ну, что же, честь имею.

Шумно подвинув стул, Олег резко поднялся – тогда стало видно, что ширинка на его галифе была расстёгнута, а конец ремня забавно свисал точно между полами кителя. Галантно поклонившись, он вышел.

– Дуреют мужики, не знают, чем заняться, – рассмеялся Луценко.

– Я думаю, это от одиночества, – дал своё объяснение Игорь.

– Олег, насколько я знаю, хороший семьянин, имеет двоих детей, все деньги жене отдаёт.

– И всё-таки на Севере особенно много одиноких людей, – стоял на своём Игорь.

– С чего ты взял? Их – как везде. Просто ты как приезжий чаще попадаешь на них в гостинице, в ресторане или на улице. Те ведь, у кого всё есть, там не живут, туда не ходят и там не ищут, им нечего там искать, у них всё есть дома. Если б ты в свой город приехал тем же, кем ты приезжаешь сюда, ты увидел бы, что одиноких людей у вас столько же, если не больше.

Игорь не отважился признаться собеседнику, что один из таких одиноких людей находился как раз перед ним. Но это несостоявшееся признание навело его на встречную мысль:

– Конечно, больше, я и не спорю. Так вот Север и забирает этих лишних людей. Там, в городе, среди миллионов они не заметны, а здесь, среди двух-трёх десятков тысяч сразу бросаются в глаза.

Луценко почесал затылок.

– А что, может, и так – тебе, приезжему, виднее.

10

Обследовав объект в целом и выполнив сверх задания, данного бригадиром, необходимые работы в одной, большей его части, Игорь составил ведомость дефектов и недоделок в другой, меньшей части. В этом не было ничего удивительного: бригадир мог знать только приблизительно состояние дел на объекте, в данном конкретном случае, к тому же, столь удалённом. Передав копии составленной бумаги представителям заказчика и монтажной организации, он с оказией, небольшим береговым катером, перебрался в посёлок Дальний. Посёлок этот был связан регулярным морским сообщением с Большой землёй, казался поэтому ближе к ней. Он успел вовремя, потому что начались шторма, и никакое судно не могло больше подойти к неприступным скалистым берегам маяка.

Игорь поселился в небольшой поселковой гостинице, там, где отвесная, обросшая мхом скала с потоками застывшего жёлтого льда на ней, подступив к берегу, прижала дома посёлка вплотную к воде и заставила их выстроиться в одну линию. Здесь он нашёл с десяток сослуживцев, съехавшихся сюда с разных объектов из глубины материка и с побережья. Они заняли одну просторную комнату и стали ждать корабль на Большую землю. Оставались считанные дни до Нового года, поэтому все они, застигнутые непогодой и оказавшиеся без дела, мечтали скорее сесть на корабль, добраться до дому и встретить праздник в кругу родных и друзей. Каждый день, проснувшись, соседи Игоря с надеждой всматривались в окно на бухту: что там, не стих ли ветер, не успокоилось ли море, не пришёл ли корабль с Большой земли. О состоянии моря и перспективах прихода корабля сообщал также установленный наверху сопки на вышке условный указатель погоды – в тёмное время дня огни его были отсюда далеко видны.

Однако шторма не кончались: каждый день в бухте на рейде качались на волнах всё те же баржи, и не гаснул на вышке всё тот же зловещий красный крест – «штормовое предупреждение». Иные соседи ввиду этого «ложились на грунт», как они это называли, то есть целыми днями спали или просто лежали на кроватях, и поднимались только затем, чтобы сходить в столовую. Не желая поддаваться подобному «упадочному» настроению, Игорь ходил проветриться на берег реки.

Где-то в верховьях река была, конечно, укрыта толстым слоем льда и снега, а здесь у моря, в своём устье, как и море, река не замерзала. В отдалении от посёлка стояли тут несколько деревянных домиков, что-то вроде летних дач местных жителей. Сейчас в них никто не жил. Предприимчивые неленивые люди, владельцы домиков, развели на небольших, свободных от каменных осыпей участках земли крошечные огороды. В короткое и капризное северное лето они умудрялись снимать с них урожай овощей. И хотя с продуктами в посёлке было хорошо, значительно лучше даже, чем во многих более южных краях, и южные фрукты и овощи в магазине не переводились, имели особую ценность полмешка картофеля и пучок зелёного лука, выращенные здесь.

Под напором ветра едва удерживаясь на узкой обледеневшей тропинке, Игорь шёл к реке. Кроме него, здесь был только ветер. Это он выл, толкал в спину, продувал насквозь, так что временами, несмотря на тёплую зимнюю амуницию, человек казался себе раздетым догола. Это он свистел в проводах и звенел стёклами в окнах домов, скрипел отставшими досками и хлопал обрывком толя на крыше. Всё он же срывал гребни волн на реке и далеко разносил их белой водяной пылью, лизал снежный наст, превращая его в лёд, и нещадно трепал сухие пучки жёлтой прошлогодней травы.

Игорь прятался от ветра на крылечке одного дома. На двери дома висел тяжёлый замок, на завалинке валялся ржавый керогаз, рядом стояли вёдра с замёрзшей водой, лежали разбитые бочки, ящики, доски. На крыльце в углу висела на гвозде старая чёрная морская шинель, на полу валялась детская игрушка, надувной резиновый мальчик, похожий на Пьеро. Игорь подобрал игрушку, подержал в руке и положил обратно. В его уме сложилась вдруг история о том, как в этом доме, теперь оставленном людьми, жили когда-то мужчина и женщина, в доме было тепло и уютно, не так, как сейчас, потом там появился ребёнок, женщина сидела на стуле и кормила ребёнка грудью… Ему стало грустно и хорошо возле этого жилья, как будто он сам когда-то жил в нём, любил женщину, растил детей. Не видя тех людей, совершенно не зная их, он не испытывал к ним чувства превосходства, ни к ним, ни к их убогому образу жизни. Более того, он завидовал им и ему. Везде живут люди, думал он, везде, куда занесла их судьба, и они просто живут, не кляня судьбу и землю, на которой живут, как бы ни была она неуютна и скудна.

11

В столовую командированные ходили все вместе, есть садились за один стол. Кормили там хотя и однообразно, но вполне сносно и недорого. Кассиршей в столовой работала молодая красивая женщина. Зашёл спор, замужняя ли она, – мнения мужчин разделились.

– Конечно, незамужняя, – уверенно сказал один из них, которого все называли Макарычем. – Посмотрите, как она следит за собой. Вон та неряха, которая вытирает подносы, та замужем – вечно чулки гармошкой. А эта нет. Когда присядет или наклонится, встанет – обязательно передник на себе оправит, юбку разгладит. И чулки у неё, заметьте, всегда без единой морщинки. Нет-нет, и не говорите, незамужняя.

Он ещё раз посмотрел на кассиршу – та, встав на стул, снимала с верхней полки буфета пачку печенья для какого-то посетителя.

– Замужем, конечно, была, есть и ребёнок, но мужа нет. А ты, Игорёк, проверил бы.

– Почему я? А сам чего же?

– Я для неё уже не гожусь, староват вроде, а ты как раз подошёл бы.

Разговор на том и закончился. Отобедав, все встали и пошли на выход.

Суждение Макарыча внушало доверие: была замужем, ребёнок – ну какой в ней может быть ему интерес? Ей в нём, может быть, а ему? Игорь решил всё же познакомиться с кассиршей – только из любопытства, чтобы проверить, как товарищ разбирается в актуальном предмете. Ужинать он пошёл позже других, когда в столовой было почти пусто. Он заранее обдумал план действий и, когда вошёл в столовую, достал записную книжку, всегда бывшую при нём, на виду у кассирши на чистом листе что-то написал в ней карандашом и подошёл к кассе.

– Добрый вечер! – поздоровался он. – Прочитайте, пожалуйста.

Кассирша взяла книжку и прочитала: «Не могли бы вы отдолжить мне пять рублей? Я вышлю их вам сразу, как доберусь до Большой земли». Женщина даже не посмотрела на Игоря, как будто давным-давно хорошо знала его и имела к нему полнейшее доверие. Она достала из-под прилавка сумочку, вынула оттуда пятёрку и молча положила её на тарелку для мелочи.

– Напишите мне ваш адрес, – попросил Игорь, не притрагиваясь пока к деньгам.

Кассирша взяла шариковую ручку и ниже его записки написала свой адрес и фамилию с инициалами. Игорь взял деньги и, заглянув в записную книжку, прочитал инициалы кассирши: Т. Я.

– Спасибо… – И, уточняя имя и отчество кассирши, спросил. – Татьяна Яковлевна?

Она кивнула.

– А теперь мне придётся разменять деньги, чтобы поесть. – Игорь виновато улыбнулся и объяснил. – Командировочные не рассчитал.

– Что вы будете есть? – Татьяна Яковлевна с привычной готовностью взялась за ручку и рулон розовой кассовой бумаги.

– Как всегда, гуляш и чай.

Она выписала чек, оторвала его, отсчитала сдачу и положила всё на тарелку.

Что она теперь думает обо мне, размышлял Игорь, возвращаясь после ужина в гостиницу. Может, просто хотела отвязаться от попрошайки: не дашь сразу, так ещё надоедать начнёт. Много, самое важное о ней, он не узнал – ладно, как-нибудь в другой раз, подумал он. Он никому не рассказал о знакомстве с кассиршей.

12

Видно, прогулки на реку не прошли для Игоря бесследно. Заболело горло, появился кашель, к вечеру он почувствовал головную боль и озноб. В гостинице нашёлся градусник, измерили температуру – тридцать восемь и восемь. Пришлось лечь в постель. Товарищи принесли ему из столовой поесть – разрешение, речь шла о столовской посуде, дала всё та же Татьяна Яковлевна: рассказали ей о болящем, она и разрешила. Спросила, не надо ли ещё чего. Мужики в шутку сказали, что температура высокая, и, конечно, если сможет, хорошо бы, чтоб сама пришла, – больной, мол, просил.

– Хорошо, я приду, – неожиданно для них сказала кассирша. – Какой номер комнаты?

Она пришла вечером на следующий же день. Соседи, сослуживцы Игоря, сообщив, что к нему кто-то в гости, тут же ретировались – сами не ожидали такого скорого развития событий. Татьяна Яковлевна вошла и села возле его постели. Игорь был смущён:

– Я не ждал, что вы придёте.

– Ваши друзья сказали, что вы просили.

Черти, подумал он о сослуживцах, развлекаются от безделья, а вслух сказал:

– Да… Но я не надеялся.

Они помолчали. Её руки лежали на коленях, ногти были аккуратно подстрижены и окрашены светлым лаком. На мизинце правой руки выше ногтя он заметил маленькую свежую ранку: видно, спешила, когда делала маникюр и убирала мёртвую кожу. «Почему она пришла?»

– Вот, это вам. – Вспомнив, гостья достала из сумки три больших ярко-красных апельсина. – Поправляйтесь.

– Спасибо. Давайте есть вместе.

– Нет, это вам.

– Мне много.

Игорь очистил два апельсина, один отдал ей. Отделяя дольку за долькой, они стали есть. «Что-то всё-таки ей нужно от меня, наверняка, что-то нужно».

Татьяна Яковлевна окинула взглядом большую комнату:

– Народу много, – сказала она сочувственно.

– Да, хотя все наши люди. Но вечно дым коромыслом, голая лампочка под потолком, грязная уборная, простите, и кабинки там без дверей. Ужасно надоела жизнь на виду.

– Но ребята у вас хорошие.

– Хорошие, конечно. Вчера ставили мне горчичники, укутывали одеялами, толкли таблетку стрептоцида.

– Замечательные ребята.

– Вы тоже им всем понравились.

Татьяна Яковлевна улыбнулась. Хорошая у неё улыбка, отметил Игорь, такая простая, без капли жеманства. А ведь могла бы – красивая же баба. Впрочем, таким жеманство как раз и ни к чему.

– Я заметила, вы часто что-то пишете. Вы писатель?

Это она о моих черновиках писем к Людмиле, догадался Игорь и про себя усмехнулся: вот какую неожиданную славу они ему доставили.

– Нет, просто… Это что-то вроде дневника. А вам не надоело здесь? Вы ведь тоже всё время на виду.

– Привыкла. Работа такая.

– Давно вы здесь?

– Три года.

– Как сюда занесло?

– С мужем приехала и с ребёнком, а теперь, вот, вдвоём остались, я и сынишка.

Прав был Макарыч, как в воду глядел.

Татьяна Яковлевна вскоре ушла, пожелав ему скорейшего выздоровления. В комнату тут же явились соседи Игоря.

– Ну, Игорёк, приворожил ты её, только чем, не знаю, – сказал один, Костя Шведов. – Пруха тебе! Такая баба сама в руки идёт!

– Какая пруха! – возразил другой, пожилой Пахомов. – Ну чем может приворожить женщину чахлый, бледный юноша? Просто бабам здоровые мужики не интересны, они вешаются на таких, вот, дохлых, чтобы выхаживать их, выходить, а потом всю жизнь этим попрекать.

–

Не слушай старого хрена! – сказал позже третий, тот самый Макарыч, с которого всё началось. – Бабу не упусти. Хорошая баба, такая на руках носить будет.

13

Через два дня вечером Игорь пришёл к закрытию столовой и сел за столик в углу. Увидев его, Татьяна Яковлевна подошла к нему.

– Уже поправились?

– Как будто.

– Почему не ужинаете? Ваши уже были.

– Не хочу. Я пришёл, чтобы проводить вас. Вы не спешите, делайте свои дела, а я пока здесь посижу. Если можно?

– Вообще-то, когда столовая закрывается, гости должны покинуть её, но раз такое дело… Посидите, мы сейчас закроем.

Она вернулась за стойку и стала подсчитывать дневную выручку. В этот момент дверь столовой распахнулась, и человек десять мужчин, в унтах и полушубках ввалились с улицы – в маленьком помещении сразу стало тесно и шумно.

– Танюша, закрывай! – увидев это, закричала из кухни повариха Маша. – Сколько же они будут идти!

Татьяна Яковлевна пошла закрывать, но навстречу ей ввалились ещё трое, сзади ломился четвёртый.

– Откуда вас столько?

– Корабль пришёл.

– Какой корабль?

– С Большой земли, только что причалил. Вы что, спите тут?

– Не слышали. – Татьяна Яковлевна бросила быстрый взгляд на Игоря: он, конечно, слышал разговор, но к известию о приходе корабля отнёсся, по-видимому, совершенно равнодушно.

Выписав всем пришедшим чеки, она пошла помочь поварихе на выдаче. Столовая закрылась на полчаса позже обычного.

– Тяжёлый был день, – вздохнув, сказала Татьяна Яковлевна, когда они вышли на улицу.

– Погуляем? – предложил Игорь.

– Гулять-то у нас негде, – улыбнулась она. – Сопки вокруг, всё в снегу. И посёлок наш маленький, всего три с половиной улицы.

– Так мы не будем спешить.

– Спеши-не спеши, а до дому пять минут ходу. – Она посмотрела на Игоря. – Вам, наверное, ещё и нельзя долго на улице находиться?

– Можно. Мне свежий воздух полезен.

– Я тоже люблю пройтись после работы. Только, вот, и вся дорога. Это мой дом.

Они остановились возле двухэтажного крупноблочного здания. На столбе перед зданием раскачивался под ветром электрический фонарь. Подмораживало, в воздухе носились осколки замёрзшей измороси, поблескивали в свете фонаря.

– Строили недавно, а вид у дома такой обшарпанный, – сказала она. – Краска слезла, штукатурка обвалилась. Против нашей погоды ничего не может устоять.

– Только люди.

– И люди не всегда выдерживают.

– Вы такая красивая, – почувствовав её настроение, сказал Игорь. – Я думаю, сколько угодно молодых людей были бы рады связать свою жизнь с вами.

– Вы так думаете? Дёрните меня за подол.

– Не понял?

– Примета такая есть: надо дёрнуть за подол, чтобы желание сбылось.

Игорь наклонился и дёрнул за подол её пальто:

– Так и будет.

Татьяна Яковлевна отвернула лицо от фонаря, так что оно оказалось в тени.

– Вы слышали, корабль пришёл, значит, завтра он пойдёт на Большую землю. Вы едете?

– Нет. Наши все уедут, конечно, а я останусь. Ехать и не за чем: на Новый год все разъедутся по домам, в конторе никого не будет. Поеду после Нового года, а в новом году всё равно на маяк возвращаться.

– Почему же вы домой не едете?

– У меня никого нет.

– И родителей нет?

– И родители есть, и братья-сёстры есть, а всё равно никого нет. Пошлю им телеграмму, поздравлю с Новым годом, а завтра начальству позвоню, скажу, что остаюсь здесь.

Татьяна Яковлевна из темноты посмотрела на него долгим взглядом.

– Вы ведь не ужинали, – сказала она, наконец. – Пойдёмте, я вас покормлю.

В эту ночь Игорь впервые не ночевал в гостинице…

– Мне одной ночи мало, – сказала Таня под утро.

14

На следующий день утром его сослуживцы сели на корабль и уплыли на Большую землю. Они очень волновались, когда Игорь к ночи не вернулся в гостиницу. Пожилой Пахомов их успокаивал:

– У женщины он! Ясное дело, что у женщины. Такая теперь не скоро отпустит.

Они так и уехали, не повидав его.

Днём Игорь позвонил бригадиру, доложил о проделанной работе.

– Если хочешь, можешь соскочить на Новый год домой, – сказал Николай Викторович. – Неделя в твоём распоряжении.

– Нет, я здесь останусь.

– Нашёл «вариант»? – Игорь представил, как в этот момент оживилась интересом круглая физиономия бригадира.

– Вроде того, – коротко ответил он.

– Тогда желаю успеха. С Новым годом!

– И вас также!

Забрав свои вещи из гостиницы, только койку оставив за собой, Игорь поселился у Тани. Новый год они встречали вместе, втроём, он, она и её семилетний сын Алёшка. В углу комнаты стояла маленькая, чуть кривоватая ёлка. Пока Таня что-то готовила на кухне, мужчины наряжали её.

– Вы будете моим новым папой? – спросил Алёшка.

– Пока не знаю. А ты помнишь своего первого папу?

– Помню.

– Почему он ушёл от вас?

– Это мы ушли от него! – с решительным вызовом возразил мальчик. – Он нас столько раз обманывал, маму и меня, обещал не пить, а пил. При маме держал слово, ни капли в рот не брал, а как мамы дома нет – опять пил. Я два года терпел, не хотел маме об этом говорить.

– Сказал бы, он бы, может, исправился?

– Я боялся, что мама расстроится и не будет больше верить папе. Они бы поссорились и развелись, а я бы остался один.

– Но это всё-таки случилось.

– Она сама узнала. – Мальчик глубоко, по-взрослому вздохнул. – А я пить никогда не буду, водка такая противная. Папин друг Юра давал мне попробовать, только лимонадом разбавил. Нет, никогда не буду пить.

– Хорошо, что ты не хочешь пить, но надо быть сильным, чтобы и взрослым не захотеть, а папа твой был слабый…

– Нет, мой папа был сильный. Он меня поднимал за ноги и крутил, как колесо, я только один раз об пол хлопнулся – так в голове зашумело! Но папа тогда пьяный был. Он, когда пьяный, всегда весёлый был и разные штуки умел делать. Вот, например, вы умеете катить мяч головой?

– Не знаю.

– А он умел.

– Разве это трудно?

– Трудно. Голова-то круглая и мяч круглый, а катить нужно прямо.

– А-а, это, и правда, трудно. Но надо попробовать, может, получится…

Они встретили Новый год, ещё немного посидели перед телевизором, потом Таня уложила Алёшку спать. Мальчик был возбуждён и никак не засыпал. Она и Игорь сидели на диване в другом углу комнаты и тихонько разговаривали.

– Это самый счастливый Новый год в моей жизни, – сказала Таня, прижавшись щекой к плечу Игоря. – Так неожиданно всё случилось… И вот, через два дня ты уедешь – и как жить дальше? Мне кажется, я уже не смогу жить по-старому, как было без тебя.

– Как ты думаешь, почему это у нас случилось? – спросил Игорь.

– Почему? Потому что я люблю тебя – это так просто. Ты думаешь, мужчины выбирают женщин? Нет, милый, женщины выбирают мужчин. Ты мне сразу понравился. Сразу видно, молодой человек из интеллигентной семьи, не пьёт, не ругается, всегда вежливый. Я загадала: если корабля не будет десять дней, ты будешь моим. И точно, на десятый день это случилось.

– Так ты колдунья?

– Немного. Как все женщины.

– И моя роль в том, что случилось, никакая?

– Нет, что ты! Женщины только дают знак, что мужчина может рассчитывать на взаимность, всё остальное он должен сделать сам – если он не трус и не лентяй.

– И всё-таки, почему ты любишь меня?

– Люблю – потому что люблю. Почему я должна давать отчёт в этом?

– Не обижайся. Ведь ты – моя первая женщина.

– Хорошо быть первой.

– И ты ничего не знаешь обо мне.

– Я думаю, что ты хороший человек, но, главное, я люблю тебя.

– Как у тебя всё просто получается.

– Так и должно быть. Мне ведь много не нужно: только чтоб ты был со мной. – Таня плотнее прижалась к нему. – Нет, это много, я знаю, это много…

В один из дней они шли днём по посёлку. Какая-то пожилая женщина попалась им навстречу, Таня с ней поздоровалась и хотела быстро пройти мимо, но та окликнула её:

– Танюша!

Пришлось вернуться и подойти. Женщина смотрела на Игоря во все глаза, даже очки сняла, чтобы лучше его разглядеть, – ясно было, что именно он был предметом её интереса, ради него она остановила их. Таня была взволнована, как юная девушка, застигнутая матерью в компании неизвестного.