Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Председатель КГБ с некоторых пор был согласен с утверждением Конфуция – того, кто не задумывается о далеких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности. Полгода назад был сделан шаг в неверном направлении. За него приходится дорого платить. И как сделать так, чтобы не навредить еще больше?

Юрий Владимирович ожидал ответа от невысокого полного человека, уютно устроившегося в кресле. Евгений Максимович Симаков был фигурой, с которой считались все – от генсека до студентов Института стран Азии и Африки, где он был профессором.

Андронов чувствовал себя достаточно неважно – мало того, что не оценил должным образом выводы комиссии Колбасова, но и не возразил против ввода войск в Афганистан. Мнение Симакова – человека, чрезвычайно редко ошибавшегося в прогнозах – было очень ценным еще и потому, что в последнее время Юрий Владимирович стал не только еще более пессимистичным по поводу нынешней власти, но и серьезно задумывался о том, что он сам бы сделал, оказавшись во главе государства… Он знал одно – если (вернее, когда) это случится, то Евгению Максимовичу он найдет место, подходящее ему немного больше. В стране разброд, а Симаков в директорах академического института отсиживается. Так не пойдет!

Юрий Владимирович закурил очередную сигарету.

– Я спрашиваю вашего совершенно неофициального мнения. Это нужно лично мне.

– Юрий Владимирович, за год, пока мы готовили наш Доклад, положение изменилось. Главное – международная обстановка. Тогда не только страны Варшавского Договора были с нами, но и половина неприсоединившихся стран Азии и Африки. А теперь? Движение неприсоединения – против; Китай враждебен, Индия, вроде бы союзник – самое большее, нас не ругает. Румыния – социалистическая страна – присоединилась к бойкоту Олимпиады!!! А о деньгах я вообще не говорю – это бездонная бочка…

– Так что же вы бы сделали?

– Первое – под первым же благовидным предлогом вывести войска из Афганистана. Невзирая ни на какие политические резоны. Нам, по правде говоря, сейчас не до международного статуса, нам надо не потерять собственную армию. Люди не могут умирать за то, чего они не понимают… Каждый день пребывания в Афганистане – удар по стране и партии. Потом, поймите, мы ничего там не добьемся! В стране был король и был какой-то порядок. Потом принц Дауд – в глазах населения никто и звать никак – взял и сверг короля. А если какому-то Дауду можно, думает крестьянин, то почему мне нельзя? Там всегда будет племенная власть, а что мы получим от этих нищих крестьян и производителей наркотиков? Ничего, кроме головной боли. А любая афганская власть будет продавать газ только нам – другого газопровода ведь нет… Да и история с Сахаровым – до этого кто такой был Сахаров в сравнении с СССР? А теперь – власть обратила внимание! Я это возмутительное письмо не подписал и никому не советовал – это же просто признак слабости…. (Симаков придумал эту отговорку еще в январе, когда к нему пришли инициаторы этого позорного спектакля).

Второе – Польша. Положение там, откровенно говоря, совсем плохое, да и вы это знаете.

– Знаю, – подтвердил Андронов, – но думаю, что побузят и перестанут.

– Может да, а может, и нет, – возразил Симаков. – Рабочие Гданьска существуют не сами по себе. Их наверняка поддерживают наши противники. Надо было бы придумать ход, чтобы снизить напряженность и оставить движение без поддержки, иначе все будет очень плохо.

– Но как? Нужна какая-то массированная помощь Польше, акции по демонстрации единства социалистических стран? Так это не пройдет. Нам сообщают о росте националистических настроений – ну как обычно в Польше, откровенно говоря, я не уверен, что польское руководство, даже получив ту или иную помощь, не обратит ее против нас.

– Не знаю, – продолжил Евгений Максимович, – но надо что-то придумать. Третье – нам немедленно надо предпринять чисто военные шаги, чтобы поставить наших союзничков на место. Румыния – первая ласточка, та самая, которую надо немедленно пристрелить, чтобы не было второй и третьей! . Что, наша армия и флот уже не на что не способны? Нужно продемонстрировать силу, с которой считаются. А то что получается?! Румыния бойкотирует, греки (греки!!!) принимают закон о тендерах, который направлен прямо против нас – наши внешнеторговые фирмы будут исключены из торгов на законных основаниях. Подумайте, что можно сделать, а то совсем перестанут уважать.

Но самое наиглавнейшее – то, о чем мы писали по поводу нашей политики и экономики, становится еще более актуальным. Надо действовать – времени с каждым днем остается все меньше и меньше…

Тем временем в этом же здании, только тремя этажами выше, специальная оперативная группа подводила итоги первого этапа работ по расследованию факта утечки информации из Института. Итоги были неутешительными – информатор как будто исчез. Сведения из Штатов позволяли предположить, что вся информация, поступающая по программе Института в этом направлении, идет совсем из других источников. Этот факт очень расстраивал полковника – невыявленный факт может повториться в любой момент…

Они не знали, что старый информатор исчез, но появился новый и куда более опасный…

Улица Чайковского, в это же время

Пол Штейнмец готовил несколько бумаг, вспоминал поездку в Ленинград, ночную встречу в вагоне в «Красной стрелы» по дороге в туалет, и рулончик пленки, перекочевавший из рук в руки

Он получил ответ от руководства из Штатов – лично ему – благодарность и премия, новому агенту, получившему условное наименование «Сфера» – набор необходимого оборудования, пакет с советскими рублями и ксерокопию чека на приличную сумму в банке Среднего Запада. Теперь надо было каким-то образом доставить посылку Толмачеву и получить от него «квитанцию» в получении, а заполненные бумаги – обратно начальнику в Вашингтон.

Новая площадь, в это же время

Герман Кайрес сидел во главе стола Он «проставлялся» по случаю своего ухода – уже на следующий день он будет работать в Министерстве внешней торговли.

Материал, который прислал Слава, переоценить было нельзя. Герман – с помощью папы – вылез из жуткой дыры. Но он отдавал себе отчет в том, что и Витольд Казимирович был бы бессилен без этой «отмазки», как Герман непочтительно называл газету.

Москва, 19 Июля

– Объявляю Олимпиаду 1980 года, знаменующую двадцать вторые Олимпийские Игры Современной Эры, открытыми, – из правительственной ложи возвестил Леонид Ильич Брежнев, Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

Саянские горы, в этот же день

Большая компания загорелых до черноты людей, выгрузив рюкзаки, тюки и прочую поклажу из тракторного прицепа, ввалилась в помещение маленькой автостанции в Западных Саянах. Команда туристов, включающая Бориса Николаевича Князькова, отсутствовала три недели – это было обычный для них срок, за эти двадцать с лишним дней забывался шум городов и потоки машин, взамен была нетронутая человеком природа, чистейшие озера, соединяемые бурными протоками. Места были дикие и изолированные от цивилизации – для автобуса из райцентра, ходившего два раза в сутки, эта остановка была конечной, дороги дальше не было, и люди не хотели здесь селиться, несмотря на красоту здешних мест, рыбные и охотничьи угодья, высокогорные пастбища и прочие блага. Причиной было расположение – узкая долина со всех сторон была закрыта горами, общедоступное радио не принималось, и единственным средством связи с внешним миром была телефонная и телеграфная линия, столбы которой сопровождали серпантин щебенчатой дороги, не всегда проезжей в зимнее время. Иногда удавалось услышать передачи «Маяка» в коротковолновом диапазоне.

Князьков вошел внутрь и оторопел. Автостанция была полна народу. Все местное население – человек двадцать – расположилось вокруг большого телевизора «Рубин», на экране которого лихо выплясывающая «Березка» в разноцветных костюмах сменилась столь же красочной картинкой открытия Олимпиады, показываемой в программе «Время». Князьков был профессионалом, и зрелище неизвестно откуда берущегося изображения привело его в состояние полного шока. Вид выходящего из стены привидения произвел бы, пожалуй, меньший эффект.

Путешественники в ожидании автобуса присоединились к зрителям, а Борис как материалист, не верящий в духов, твердо решил выяснить источник сигнала. Откуда он, черт возьми, берется???

Князьков хорошо знал свою аппаратуру. Радиус поиска – пятьдесят метров, не более. Но ничего похожего не было – отвесная стена с двух сторон, дорога вдоль ущелья, как прорубленная в горах кривым топором, крошечная площадка для стоянки нескольких машин с контейнером для мусора, уличный туалет, бетонный павильончик для ожидания. И все.

Борис очень внимательно, по квадратам, сканировал местность, пытаясь найти точку, с которой, глядя на юг под углом градусов сорок-пятьдесят, можно бы было увидеть небо. С большой натяжкой годилась площадочка, где в зарослях репейников стоял мусорный ящик. Раз остается только одна возможность, значит надо проверять именно там.

Раздвинув кусты и набрав репьев на шляпу с поднятым накомарником, он увидел искомое. Знакомая как зубная щетка коробчатая антенна СНТВ смотрела сквозь кустарник прямо на юг, где над экватором висел их спутник, передававший эту картинку, а также телефонные и телеграфные сигналы. Долина более не была отрезанной от мира.

– С одной стороны, это хорошо, – философски подумал Борис, видя увеличивающееся облако пыли в ущелье, – а с другой – ведь народ появится, тайменя так просто не половишь. Цивилизация!

Автобус показался из-за поворота.

Борис заспешил к друзьям, только потом, в поезде, эти туристы догадались выпить за дело, которое они делали ежедневно – соединяли людей великой страны, расположившейся в девяти часовых поясах. Ну и за себя, конечно.

Удмуртия, в этот же день

Валерий Рогатин чистил свежепойманную щуку на берегу маленькой уральской речки. Механические движения не мешали мысленно складывать в стопку тексты, которые предстояло теперь только напечатать.

31 августа 1980 года

Рабочие верфи им. Ленина в Гданьске, которых возглавлял электрик Лех Валенса, подписывают с правительством «соглашение из 21 пункта», которое прекращает забастовку; аналогичные соглашения были подписаны в Щецине и Силезии. Ключевыми условиями этих соглашений – гарантия прав рабочих на создание независимых профсоюзов и на забастовки. После этого возникает и приобретает огромное влияние новое общенациональное движение «Солидарность».

Вашингтон, сентябрь

– Каспар, приветствую, это Фрэнк Картано

– Привет, ты откуда?

– Из Польши.

– Ну и как там?

– Думаю, что это – начало конца Варшавского пакта. Народ выведен из равновесия, у нас в Варшаве пока спокойно, но это – вопрос времени. Рабочие прекратили забастовки в Гданьске, но в Лодзи еще бастуют. Если Россия не вмешается, то власть перейдет к этому сумасшедшему Валенсе через год-полтора.

– Ты ему помогаешь?

– Конечно, только очень аккуратно. Честно говоря, они справятся без нас, раньше или позже. Каспар, ты у нас – военный, а я – нет. Но мой совет – не надо делать резких движений второпях, от этого ничего хорошего не получится. Русские и так увязли в Афганистане, в перспективе их положение будет только ухудшаться. А спустя полгодика, при новом президенте мы ответим как следует. А пока надо вести себя как можно более спокойно – это пойдет на пользу и нам, и полякам, которые многое сделают за нас…И июльская директива Президента о «новой ядерной стратегии» может быть реализована за значительно меньшие деньги – длительная ядерная война Джимми Бартера вообще не понадобится…

Старая Площадь, в это же время

В состав Политбюро ЦК КПСС избран Михаил Сергеевич Трепачев. Он еще не знал, что и будет тем самым человеком, который более всех ощутит тяжесть сбывшегося прогноза Комиссии Колбасова.

Институт, в это же время

Анна и Валерий поздним утром шли на работу. Жизнь была трудной. Теперь работали оба, Анна – на полставки, с ребенком сидели по очереди, поэтому время было распланировано по минутам.

Проект, о котором говорил Валерий в марте, был утвержден не без колебаний. Но все постепенно привыкли. Вначале к тому, что Анна по-настоящему работает (Анна не сменила фамилию, по ее мнению, Рогатина была не именем, а предметом) , а потом и к Рогатину как какому-то неформальному мотору для непонятной большинству новой системы. Зачем новая, если есть старая? Ведь все равно больше не заплатят, только врагов наживешь.

Валерию было очень трудно. Текучка забивала абсолютно все – считать и думать было некогда. Надо было писать бумаги, самому печатать – очередь к машинисткам была на три недели вперед, хорошо еще, что удалось правдами и неправдами заполучить пишущую машинку – ужасный дефицит. Потом – согласовывать, перепечатывать, обсуждать, ругаться, а в свободное время – программировать на этом идиотском ассемблере для какой-то недо-ЭВМ. Хорошо хоть, что в этом Анна могла помочь… Ей, по правде говоря, было все равно.

Но Рогатиным овладел какой-то дух, горящий внутри огонь он представлял почти физически, этот огонь заставлял просить, кланяться, угрожать, комбинировать, игнорировать неизбежные стычки, которые возникают при работе, особенно если твой коллега – твоя жена!! Он чувствовал, что должен идти вперед, и довести это дело до конца.

Кипа программ-методик постепенно росла, всего их будет около двадцати. Писалось быстро – на бумагу ложились результаты раздумий еще в отпускное время. Тогда же, на Урале, и была придумана структура – что за чем писать, у кого утверждать, где найти основания, в общем, как пройти через болото бюрократии, не увязнув в нем. И после отпуска он начал именно с того, что «обкатал» всю предполагаемую структуру бумаг на Котовском, Стряпухине, Звонареве. К его удивлению, они даже не сильно ругали.

Но более всего его удручала полная апатия всех окружающих. Валерий понимал, что это неудивительно – жизнь была борьбой за элементарные блага, которые не продавались, а выдавались. Дикость положения была ему пока еще не видна – он ведь прожил так всю жизнь, так жили и его родители, путь которых был спланирован на долгие годы, да и сам он ставил перед собой довольно простые задачи – доктор, начальник лаборатории, а дальше – по научной лестнице, может, к пенсии в академические структуры? Правда, он подозревал, что это – не более, чем миф, он всю жизнь будет заниматься этими гибридами мыслей, математики и интегральных схем. Что ж, это – интересные игрушки…

Валерий еще не представлял, насколько.

1980: Сильные ходы

Вашингтон, 18 октября

Двери в ресторан «The Oval Room» были широко открыты. Джейн и Фрэнк Картано встречали гостей. Стоял дивный октябрьский денек, деревья в Лафайетт-сквере напротив переливались всеми возможными красками «индейского лета» – зеленые, желтые, красные, бордовые – как на палитре у художника, вознамерившегося изобразить золотую осень. Паутинки летали в воздухе.

Гостей действительно было много, они были из довольно разных общественных слоев, что для Штатов было необычно. Среди гостей были бизнесмены, промышленники, военные, люди искусства, в конце концов, его дед был очень известным архитектором. Но Фрэнк Картано III, потомок итальянских иммигрантов, никогда не забывал и о корнях.

Жена стояла рядом с ним, здороваясь с гостями и попутно переживая за организацию – все ли стоит на столах, кто придет, не придет, не останется ли слишком много свободных мест? Положение гостей было размечено расставленными табличками, и что делать, если образуются дыры? Но все шло хорошо, гости подходили вовремя, для каждого находились свои слова приветствия, камерный квартет тихо играл попурри из Вивальди, Скарлатти и Монтеверди. Все было хорошо

Фрэнк размышлял о своем. Пятидесятилетие – рубеж. Все годы он вертелся, как белка в колесе. Не зря – политики говорят, журналисты пишут, а он делает. Конго, Бразилия, Португалия – это то, что попалось на глаза «общественности», а сколько было того, что осталось в тени…. Вот и неделю назад он буквально продавил Президента, убедив его начать советско-американские переговоры об ограничении ядерных вооружений в Европе. Уговорить его на них было очень сложно – после Афганистана Джимми Баркер, необычайно чувствительный к любым посягательствам на личную свободу, и слышать не хотел о том, чтобы сесть с Советами за один стол. Спасло только большое благоразумие Джимми – он был уверен, что проиграет на выборах, поэтому свое лицо он уж точно не потеряет….

Умный, проницательный и энергичный, Картано всегда был разумным оптимистом, он твердо верил в свои силы. Вера дополнялась поддержкой, которые оказывали люди, единожды поверившие ему, и не обманувшиеся… Конечно, ресторан «Овальный кабинет» был чересчур претенциозным, но, с другой стороны, позволял показать кошелек и амбиции хозяина – как бы прицел на Овальный кабинет Белого дома. Однако те из гостей, кто был чувствителен к подобным вещам, были бы в высшей степени разочарованы, если бы узнали, что у Фрэнка и в мыслях не было когда-либо бороться за президентский пост. Быть все время на виду, лавировать между группировками, давать интервью журналистам, способным на совершенно законном основании извратить все сказанное, и, главное, обещать то, что никогда не выполнишь – нет уж, увольте! Его сила – твердое слово, обязательность даже в мелочах и свобода рук. Пусть те, кто ничего больше не умеет, рвутся под объективы телекамер и на газетные полосы, Картано же много раз видел, как за минуту мимолетной славы приходится расплачиваться всю жизнь. Что, кто-то не подглядывает или не подслушивает конкурентов? А когда засекли за этим делом команду Ричарда Никсона – даже не его самого! – он тут же слетел с поста Президента, ни сном ни духом не ведая о действиях своих людей… Нет, спасибо, publicity – в следующей жизни…

Появился новый гость – мужчина лет шестидесяти пяти, худой и седоусый, в прекрасно сшитом костюме. Его сопровождал какой-то чернявый парень невысокого роста, точь в точь из фильма «Крестный отец» – смуглый, черные курчавые волосы над низким лбом, черные глаза угольками, держится так, как будто внутри тысячи чертей не дают ему покоя, одет с иголочки....

Жена удивилась реакции Фрэнка.

– Добро пожаловать, какая честь, что нашли время! – хозяин демонстрировал искреннюю почтительность. – Проходите, присаживайтесь – он подмигнул жене, что означало – пригляди сама за почетными гостями

Вечер шел своим чередом. Гости веселились.

Картано уединился с седоусым. Его сопровождающий был тут как тут, Фрэнк предпочел бы обойтись без него, но у гостя было, судя по всему, другое мнение.

– Фрэнк, дорогой, как я рад тебя видеть! Ты стал действительно большим человеком, и я просто горжусь дружбой с тобой.

Картано слишком хорошо знал седоусого, чтобы поверить хотя бы одному его слову, хотя середина высказывания и была правдой. Все-таки, что стоит за визитом этого деятеля?

Седоусый тем временем продолжал:

– Фрэнк, все мы очень ценим твою работу. Везде, на всех постах, ты был настоящим другом, настоящим итальянцем, и никогда и никого не оставил в беде.

Картано, не подавая виду, начинал раздражаться – хорошо было бы от дифирамбов перейти к делу. Он и сам знал, какой он великий. Притащиться с Западного побережья, чтобы это сказать еще раз, было, как минимум, глупо. Глупцом собеседник не был.

Седоусый почувствовал настроение юбиляра.

– Фрэнк, не буду утомлять тебя разговорами. Мы – вся семья – хотели бы выяснить, как нам жить дальше. Ты нас поднял. Именно по твоему совету мы вложились в военно-промышленные корпорации, хорошо заработали, а теперь смотри, что происходит – опять разрядка, да? Наши компании падают в цене, семья волнуется…

Раздражение Фрэнка усилилось, это бывало каждый раз, когда он встречался с умом, менее изощренным, чем его собственный. Иными словами, нервничать приходилось все время.

– Дон,

– Да какой я дон? Просто бизнесмен, не называй меня этим словом. Хорошие времена ушли в прошлое… Какое было время!

– И все-таки выслушайте меня. Я вам давал когда-нибудь плохой совет?

– Нет. Ты молодец и настоящий сицилиец.

– Наверное, он считает это комплиментом, Марио Пьюзо начитался, – подумал циничный Картано, но предпочел продолжить свою мысль:

– Так вот, подумайте сами, что было бы, если бы отношения с советским блоком все время ухудшались бы?

– А что, люди бы объединились и больше бы думали о пушках, а не о масле!

– Вот уж нет! Как раз с определенного момента вопрос масла становится первичным – его надо кушать каждый день, а пушки кушать не будешь! Помните Карибский кризис в 62-м году? Население запаниковало и стало запасать все на черный день в преддверии войны! Что стало с фондовым рынком? Он просто рухнул!

– Может, ты и прав, – задумчиво произнес собеседник.

– Да неужели трудно сообразить – сейчас начнутся переговоры, акции упадут еще, и вы их купите задешево, зная наверняка, что это толковище в Женеве не закончится ничем! Хороший финал никому не интересен – русская система живет только за счет военных заказов, а мы, со своей стороны, тоже постараемся… И тогда все в шоколаде – вы купили по дешевке дорогущие активы, а потом они поднялись в цене. Дон, мне сегодня – пятьдесят. Я тут посчитал ваши доходы – все-таки не забывайте, какие возможности дает мое кресло…. Так вот. Ваш легальный бизнес в прошлом году превзошел по прибыльности то, что вы имеете, так сказать, от не совсем легальных операций. Ведь так?

– Так, Фрэнки, и именно поэтому ты – Великий Строитель в ложе, и мы тебя ценим. Я, собственно и приехал тебе это сказать. Одновременно хочу спросить – какую бы помощь мы могли тебе оказать для развития этого очень хорошего бизнеса? -

Картано задумался. Бросив взгляд на молодого парня, он увидел, что тому все, что говорится – что называется, по барабану. Он даже не пытался вникнуть в суть разговора, мысли его витали совершенно в другом месте.

– Дон, наверное, мне не помешала бы команда. Я пока один. Вместе с компетентными людьми на нужных постах мы добились бы большего.

– Так вот тебе первый из команды – молодой Альфредо, Фред по-американски. Устрой его каким-нибудь клерком, пусть поучится, а, в случае чего – на него смело можно положиться. Он предан и честен. Его отец, Сильвио Тарантелло, нам хорошо помогает, и мы его ценим.

Картано насторожился – такая команда ему была не нужна.

– Дон, это как понимать – при мне будут ваши уши? Мы так не договаривались! Я больше буду думать о нем, чем о деле. Мне это не подходит, так что решайте.

– Фрэнк, я сказал только то, что хотел. Он – твой, я прошу его чему-нибудь научить, но если ты скажешь, что ему надо прыгнуть из окна твоего кабинета на пятом этаже, он прыгнет. Фред, прыгнешь? – обратился он к чернявому.

– Конечно! – был ответ без колебаний.

– Так вот, Фред, тебе первое задание. Пригони Фрэнку наш подарок! Посигналишь три раза.

Чернявый скрылся.

– Фрэнк, а кто тебе бы помог?

– Дон, знаете, мне не хватает политика. Такого, чтобы был конгрессменом или сенатором, важным, произносил правильные слова и одновременно правильно действовал. В рамках Администрации много не сделаешь. Наша задача – не выкраивать крохи из запланированных расходов, а планировать сами расходы. Вот тогда дело продвигалось бы куда быстрее!

– Фрэнк, ты знаешь Пита Джованичи? Он из наших.

– В общем, да. Адвокат, с хорошим образованием, опытный, респектабельный…

– У меня мысль – его надо сделать сенатором.

– Да ну! – удивление Фрэнка было непритворным.

– Можно. Нынешние избранники от штата Нью-Мексико– просто никакие. Пит может их победить на выборах, а мы ему поможем. Он умный и сообразительный. Можно, я дам ему твой телефон с рекомендацией? Поговорите, вдруг найдете что-то общее?

– Хорошо, было бы интересно, – сказал Картано и подумал, что, имея сенатора в союзниках, можно было бы размахнуться куда круче.

За окном трижды прогудел двухтоновый клаксон. Высунувшись, Фрэнк увидел шикарный BMW восьмой серии. Автомобиль с хищным силуэтом, тихо порыкивая всеми своими тремястами силами, медленно плыл на стоянку ресторана.

– Я тронут, Дон, привет всей нашей семье, – с чувством произнес Картано.

Институт, в это же время

Испытания должны начаться вот-вот, график был утвержден, и ничто не могло его изменить. Если кто-то не успел, то опоздал навсегда.

Стенд работал круглые сутки. Рогатину приходилось подстраиваться под график нужных ему людей, организовывать короткие совещания, что-то предлагать и писать все новые и новые бумаги. Он запасся несвойственным ему терпением – шанс был только один, второго не было бы. Вдобавок он чувствовал, что сейчас своими руками он создает прецедент, и если эксперименты закончатся более или менее успешно, то откроется дорога для повторения всего этого совсем в других масштабах.