Мигрень навсегда

Сам он спрятался в бельевом шкафу напротив.

Задумка Мигреня Славе не понравилась, он понимал для чего это нужно, но спорить времени не было, он, не снимая ботинок, прыгнул на широкую двуспальную кровать.

Через некоторое время входная дверь слегка скрипнула.

–Эй, Илья, ты дома? – Банщик передвигался по квартире на цыпочках, стараясь не шуметь. Непонятно зачем, если он уже окликнул директора. – Ты где? Я сделал все, как мы договорились, наша мучительница с архангелами чай пьет. Мы свободны! Понимаешь, свободны от этой стервы! Где ты?

–В спальне, не видишь что ли, сплю,– ответил Слава.

Коля про себя выругался – ну кто Сверла за язык тянул? По его задумке, банщик должен был сам обнаружить Коноплянского в постели. А потом.…Потом, главное, вовремя выскочить и не дать банщику выстрелить.

–Мне как реализатору плана, ты обещал денежку. Где ты их тут спрятал?

–В шкафу у окна, на нижней полке, – вновь ответил измененным через ладонь голосом Слава.

–Вставай, достань. Времени нет. Менты мне на хвост сели. Того и гляди, догадаются сюда нагрянуть.

–Сам достань.

– В шкафу, говоришь? Ладно.

Банщик открыл дверцы шкафа и обомлел: на него глядела зверская физиономия Мигреня с выпученными глазами. Коля специально, для пущего эффекта, добавил «краски» своему лицу.

Однако Долянский не растерялся, недаром бывший спортсмен. Он ударил рукояткой пистолета Колю в лоб, да так крепко, что у того стразу струей потекла кровь из перебитого сосуда, а сам он потерял сознание. Отскочив в сторону, несколько раз выстрелил в Коноплянского «спавшего» на кровати в смежной комнате. Из одеяла полетели клочки искусственной ваты.

Сбивая стулья, напольные вазы с цветами, Долянский бросился к выходу, но на пороге его встретил Пилюгин, погрозивший ему пальцем:

–Невежливо уходить, не попрощавшись с хозяином.

За спиной подполковника, среди оперов, угрюмо стоял Илья Ильич Коноплянский.

Коле, быстро пришедшему в себя, перебинтовали голову.

–Я же тебе велел, Мигрень, не приближаться к Долянскому. Мне еще одного трупа, вернее, двух не хватало.

–Что со Славой? – спросил Коля. – В него банщик стрелял.

–Ну, да, так бы я и лег в кровать, на убой. – Слава вышел из ванной, где умывался. Чужие «феромоны» в спальне, как ему казалось, пропитали его насквозь, а этого Сверлицин терпеть не мог. Он даже с девушками встречался только у себя дома. – Сгреб одеяло, накинул покрывало – вроде как человек спит, а сам под кровать спрятался.

–Пули могли тебя и там достать, – вздохнул Коля. – Моя вина, не думал, что банщик окажется таким шустрым и треснет меня по голове.

–Да, Мигрень, твоя вина, – сказал Пилюгин.– Подставил ты своего напарника. Ты рассчитывал, что преступник при виде твоей физиономии аллозавра от страха упадет в обморок, – сказал Пилюгин.– Я бы упал, ха-ха.

–У вас еще все впереди, – ответил за шефа Слава.– Николай Карлович сделал всё правильно. Вы-то, товарищ подполковник, не догадались где искать Долянского. А он по одному дубовому листу сообразил.

Пилюгин помотал головой:

–Надо же, славную ты себе копию, Мигрень, слепил.

–Я не копия, товарищ подполковник, – ответил Сверлицин.– Я индивидуальность. Как и все. А вам бы следовало следить за своим языком.

От подобного неожиданного напора, Пилюгин остолбенел, но дискуссию решил не продолжать. С журналистом, хоть и желторотым, лучше не бодаться, себе дороже.

В квартиру вошли врачи, вызванные подполковником для Мигреня. Они констатировали сотрясение мозга, предложили госпитализацию. Коля, разумеется, отказывался, но Пилюгин настоял:

–Хоть ты и надоел мне, как горькая редька, Мигрень, но от тебя все же иногда бывает польза правоохранительным органам.

Слава не стал говорить, что польза от Коли есть именно подполковнику.

Колю отвезли в госпиталь МВД, где сделали томографию, не выявившую ничего серьезного. Тем не менее, ему предложили отлежаться в клинике под наблюдением врачей несколько дней.

На следующее утро, как и ожидал Коля, к нему пришел подполковник Пилюгин. Он принес яблок, минеральной воды, шоколадку. Не успел он войти в палату, как появился Сверлицин.

Подполковник поморщился, потом произнес:

–Ну, тем лучше. Вместе вы кашу заварили, вместе и расхлебывайте.

– А нечего расхлебывать, господин подполковник, – ответил Коля. – Все предельно ясно.

–Да? Тебе всегда, Мигрень все ясно!– вспылил Пилюгин, но вспомнив, что в госпитале, сменил тон. – А мне вот ничего до конца не ясно. Эти двое пока у меня, но сегодня их заберет Следком, мне нужно четко знать картину, чтобы не…

–Чтобы не выглядеть дураком, – подсказал Коля.– Ты же знаешь, Пилюля, что я люблю тебя как родного и не дам упасть лицом в грязь.

Пилюгина передернуло от того, что Мигрень при журналисте назвал его «Пилюлей», но сдержал себя, сделал вид, что внимательно слушает Колю.

6

Коля положил на лоб мокрое полотенце. Таблеток «от головы», какие ему приносила медсестра, он не принимал – складывал под подушку, потом выбрасывал в унитаз. «Всякую пакость кушаете, Николай Карлович, а лекарства игнорируете», – выговаривал ему Слава.

–Что-то голова у меня сегодня несобранная, погулять вышла, – сказал Коля подполковнику. – Поэтому резюмировать дело о «человеке из дождя», я предоставлю журналисту. Вы не против?

–Я…,-открыл рот Пилюгин, но Мигрень его перебил:

–И не возражайте, нужно уступать дорогу молодым, в этом суть вселенской диалектики. Старые звезды долго тлеют, но не греют. Давай, Слава, жги.

Сверло удивился не меньше подполковника, пожал плечами:

–Да собственно, нечего тут «жечь». От любви до ненависти один шаг.

–Причем здесь «ненависть»?!– не выдержал подполковник.

–Директор «Эвереста» и банщик оба любили, судя по всему безумно, Луизу Коноплянскую, – продолжил Сверло. – А она, будучи замужем за Ильей Ильичем, позволяла себе изматывать и того и другого, не отдавая никому из них предпочтения. И разводиться не собиралась. Словом, она довела мужа и любовника до такого белого каления, что они решили поступить по принципу: да не доставайся ты никому.

Пилюгину было неприятно слушать «молодого выскочку». Он уже это прекрасно понял, а пришел к Коле, чтобы подтвердить свою версию. Да, Коля был не следователем в отделе, простым опером, но мог дать фору многим следакам и он считался с его мнением. Пилюгин продолжил сам:

–У «рогатого» супруга духа не хватало осуществить задуманное, а вот у банщика, бывшего спортсмена, было его в избытке. Коноплянский даже пообещал ему за «исполнение» денег. Чтобы запутать следствие, они разыграли этот дурацкий спектакль: с приходом в твой офис, Мигрень, с резиновой куклой, дохлой курицей и мифическим «Петей Власовым из конкурирующей фирмы». Но как дилетанты, они совершили много ошибок и оставили массу следов. А уж дубовый листик в «Эвересте»…если бы не этот листик, Коля.…

–Мелочей на свете не бывает,– сказал Слава.– Все зависит от того как мы воспринимаем объекты и явления. Один видит красивый зеленый дуб, другой из него – банный сруб …

Подполковник возмущаться не стал, продолжил:

–Когда ты напугал Долянского, вломившись в сауну, как слон в посудную лавку, он срочно решил избавиться от подельника… Словом, нам ничего не стоило их разоблачить. Так?

–Ерунда, – ответил Мигрень со вздохом.– Заслуга моя не так уж велика. Коноплянский все равно бы раскололся и выдал всё как на духу. Я просто ускорил события.

Все: и Пилюгин, и Слава были крайне удивленны «внезапному порыву скромности» Мигреня. Такого с ним еще никогда не бывало. С другой стороны, его бывший шеф тоже действовал оперативно и если бы вовремя не нагрянул на квартиру Коноплянского, инициатива Коли могла закончиться очень печально.

Ну, так,– сказал Пилюгин. – Поправляйся, Коля. Удивляюсь, как у тебя череп не раскололся – рукояткой Марголина, да по лбу. Ну, ты точно реликт.

Подполковник всё же сообразил, что оскорблять Мигреня сейчас неуместно, а потому театрально закашлялся. Он пожал руку Коле, а после секундной задержки и Сверлу.

–Шустрый ты, парень, Вячеслав Сверлицин, – сказал он журналисту.– Как только сообразил под кровать залезть, а не остаться сверху под одеялом. Лежал бы сейчас в соседнем отделении, в морозильной камере.…Хотя…вы, репортеры, всю жизнь так – залезете под диван, образно выражаясь, и оттуда…

Не закончив фразы, которая и так была понятна, подполковник Пилюгин удалился. Собирался уходить и Слава, но вдруг вспомнил:

–Вы говорили, Николай Карлович, что в этом деле нарушен принцип основного инстинкта. Так в чем же нарушение?

–А ты разве еще не понял? Коноплянский и любовник его жены Долянский, были обеспеченными людьми, им не было необходимости в поте лица добывать пищу, то есть энергию. Они сначала боролись за реализацию второго инстинкта, инстинкта размножения, но когда поняли, что оба не доминанты, иначе бы Луиза, давно бы сделала свой выбор, сдулись. Подняли лапки, пошли по самому недостойному для любого самца пути – решили растерзать самку, лишив себя возможности продолжить с ней свой род. Словом, здесь произошло нарушение сразу двух главных инстинктов. Хотя, на месте Луизы, я бы отдал предпочтение банщику Долянскому.

Слава хотел было спросить, почему именно Долянскому, но не стал, он понял приятеля – чем сильнее, решительнее человек, тем проще ему добывать энергию для себя и семьи.

А ведь в этом и состоит главная задача живого существа на Земле. Если, конечно, не учитывать моральные принципы, даденные человеку Вселенной или Богом, что одно и то же.

В два щелчка

Свет и тьма

Положив по-американски ноги на стол, Мигрень закурил свою любимую сигариллу с миндальным ароматом. Он курил больше для вида и никогда не затягивался. А тут дым случайно попал в горло и Мигрень отчаянно закашлялся. Машинально бросил окурок в корзину для бумаг, которая тут же начала тлеть. Комната, а если официально, то офис частного сыскного бюро "Добрый Тобби", начал наполняться едким дымом. Пес по кличке Тоби, как известно, помогал великому английскому сыщику идти по следу преступников. Коле Мигреневу, отставному оперу по прозвищу Мигрень, хотелось видеть себя в образе Холмса, а потому организовав бюро, он взял кличку легендарного пса, но добавил одну букву "Б", чтобы его не обвинили в плагиате.

Коля попытался затушить корзину, видавшим виды, армейским ботинком с высокими берцами, но нога застряла в ней и не хотела выходить. И чем сильнее стучал он "пластмассовой колодкой" об пол, тем сильнее ботинок застревал в корзине. Так и метался он по комнате, забыв, что на столе стоит графин с водой, а уборщица с вечера не вылила воду из ведра.

Графин сразу схватил, вошедший в офис Слава Сверлицин. Кто не знает – это друг и помощник "великого Мигреня", который постоянно вляпывается вместе с ним в криминальные истории, вернее расследования. Не всегда они интересны и хорошо заканчиваются, но Слава, получивший от Мигреня кличку Сверло за свою способность "высверливать мозг", рад был этому тандему. При всех своих внешних и внутренних, мягко говоря, противоречиях, Коля ему был по-человечески очень симпатичен. Он знал, что за грубостью, прямолинейностью, порой дремучестью, кроется добрая, отзывчивая душа. К тому же Сверло недавно закончил журфак и теперь по договору работал в "Криминальном вестнике", где и печатал во многом приукрашенные рассказы о частном сыщике Коле Мигреневе. Себя в "отчетах" Сверлицин не упоминал, что очень нравилось Коле – вся слава доставалась ему. Да, Мигрень был еще и жутко тщеславен.

–Ну, куда льешь! – возмутился Коля. – За берцы вода попала. Ты в корзину лей. Ничего тебе серьезного нельзя доверить.

Сверло не обиделся, подобное общение было между ними в порядке вещей. Точнее, со стороны Мигреня, Слава же всегда был вежлив и обращался к Коле исключительно на "вы" – Николай Карлович. Впрочем, как и ко всем остальным.

"Пожар" был быстро потушен и Мигрень как ни в чём ни бывало, вновь уселся в свое кожаное офисное кресло, водрузив ноги на стол. Потом вдруг что-то вспомнив, вынул из корзины обгоревшую газету. Развернул, стряхнув с новеньких джинсов цвета морской волны, пепел. Что-что, а джинсы у него всегда были, словно "сегодня из магазина". Что не скажешь о серо-зеленой куртке "сафари" с многочисленными карманами, даже сзади. Зачем сзади? А кто ж его знает. В этой куртке, казалось, он даже спал. Впрочем, её немнущийся материал позволял это спокойно делать, но выглядела она как после работы на стройке: с самодельными заплатами подмышками, под воротником, с торчащими из швов нитками.

–Вот, – постучал Коля пальцем по газете. – Российскому ученому-генетику Петру Алексеевичу Толстопятову удалось замедлить старение клеток дрожжей методом синтетической биологии более, чем на 90%. Читал?

–Я…

Сверлицин только собирался сказать, что слышал что-то об этом, но Мигрень его оборвал:

–Ни черта вы, журналисты, не знаете. Учат вас в университетах, учат, а вы всё такие же дурни. Далее: сотрудникам Оксфордского университета удалось замедлить старение клеток в аналогичных экспериментах лишь на 82%. Профессор Толстопятов сконструировал некий генетический осциллятор, благодаря которому и увеличилась продолжительность жизни дрожжей Sacch…тьфу, не выговоришь…Saccharomyces cerevisiae.

Сглотнув после нелегкого лингвистического упражнения, Коля продолжил:

–Так, устойчивые колебания между ядрышковыми и митохондриальными процессами… Ну, это тебе вообще не понять. Вот: подобные спроектированные профессором Толстопятовым генные цепи могут в будущем стать основой антивозрастной терапии для людей. Уловил, Сверло?

–Уловил, – довольно равнодушно ответил Слава. – Вечная жизнь – заветная мечта человека. Все религии базируются на ней. Вообще, интересная тема. Будет время, возьму интервью у этого профессора Толстопятого для сетевого научно-популярного журнала "Луч света".

–Религии базируются на страхе перед смертью, неизвестностью, предлагая верить в вечную загробную жизнь. – Коля бросил газету в урну. – А наука хочет обессмертить человека при жизни. Пока что продлить её. Сомневаюсь, правда, надо ли это… Только ты не возьмешь интервью у ученого.

–Почему?

–Профессор Петр Алексеевич Толстопятов вчера вечером найден в своем загородном доме в поселке "Тихая заводь" мертвым… Убийство.

Темное дело

Слава ничуть не удивился тому, что Мигреню известно об убийстве, заниматься которым должен Следственный комитет. Он знал: криминальные сводки по городу и области ему "сливают" бывшие коллеги по отделу полиции Н-ского района. Товарищи по службе между собой посмеивались над нескладным внешне, во многом дремучим и упертым капитаном Мигреневым, но уважали за честность, смелость, открытость, порядочность. Именно смелость и отправила его на гражданку, когда он высказал в лицо проверяющему генералу Лыбецу из Управления МВД, все что о нем думает. Тот приехал в отдел на Мерседесе с двумя охранниками, явно с похмелья. Обозвал сотрудников скотами, дармоедами, не умеющими работать, так как отдел, по его словам, за полгода оказался "в хвосте по городу". Это было не так – не в передовиках, конечно, но и не в хвосте. Все промолчали. Ну, а когда Лыбец назвал начальника отдела полковника Пилюгина подонком, а к нелестным эпитетам в адрес личного состава присовокупил "драные дегенераты", Мигрень не выдержал, взорвался. А Коле на зуб не попадайся. В прямом и переносном смысле. Зубы у него большие, частые, за что один из оперов, в совокупности с несколько вытянутым лицом, острым подбородком, большими надбровными дугами Мигреня, прозвал его аллозавром. Ну а язык – длинный и липкий, как у двурогого угандийского хамелеона.

Его речи, в адрес проверяющего, позавидовал бы профессор университета Свиридов, занимающийся сбором и анализом ненормативной лексики народов мира.

Почему Коля не вытерпел? Ум дан человеку для того, чтобы держать язык за зубами, а не распускать его по первому требованию своей души. Как говорится: ешь пирог с грибами, держи… Но Мигрень не выносил ни грибы, ни недосказанности: "лепил", что называется, все, что на уме. Словом, генерал постарался, чтобы при очередном сокращении штатов, как тогда говорили, оптимизации кадров, капитана Мигренева Николая Карловича уволили со службы.

Полковник Пилюгин оценил "заступничество" Мигренева и хотя недолюбливал его за прямолинейность, после отъезда генерала Лыбеца, крепко пожал ему руку. А когда Коля уходил из отдела, закатив в опергруппе славную отходную пирушку, Пилюгин даже обнял его и, кажется, смахнул слезу.

–Убийство? – переспросил Слава. – Нашли орудие преступления, следы, соседи слышали крики, кто-то видел гостя профессора или компанию?

–Ты задаешь вопросы, какие могут задать только тысячи идиотов, – ответил Коля. – Вина принес?

Сверлицин сам не употреблял спиртного, но когда приходил к другу, прихватывал с собой бутылочку черного крымского вина, от которого Коля был без ума и после первого же бокала, сразу добрел. Как он говорил, это действие не алкоголя, а ресвератрола – мощного антиоксиданта. И эндорфинов, находящихся в "лозе". Мигрень не был алкоголиком, но выпить был не дурак, хотя без спиртного и мог обходиться сколь угодно долго.

Откупорив бутылку, Коля разлил ее по двум большим бокалам, один вроде как для Сверла. Выпил свой, закусил мандарином, не счищая кожуры, затем ополовинил бокал друга. Блаженно закатил глаза, уселся в любимое кресло.

–Видишь ли, Слава,– сказал Мигрень, назвав в коем-то веке друга не Сверлом, а по имени, – на бытовуху убийство профессора не похоже. Я ведь недаром рассказал тебе о генных цепях Толстопятого, и о том, что он опередил в своих исследованиях англичан.

–Вы что же думаете, это дело рук западных конкурентов?

На этот вопрос Коля мог бы взорваться, но вино сделало свое дело, и он ответил вполне мирно:

–Конкуренты…– Мигрень протянул это слово, будто пробуя его на вкус. – Не знаю, но вполне вероятно. И дело не обязательно в западниках. Конфликты в ученой среде на почве зависти, желании присвоить открытие себе, везде не редкость. Ладно, хватит языком трепать, поехали.

–Куда?

–Как куда? В "Тихую заводь", разумеется.

Старенькая "восьмерка" Сверла завелась не сразу. Мигрень скрипел зубами, но молчал, ведь другого "личного транспорта" у бюро не было. Зато был проблесковый маячок с крякалкой, который он прихватил из техотдела полиции при увольнении.

–Дикость какая-то,– говорил Сверло,– на раздолбанной "восьмерке", спецсигнал.

Это же думали и гаишники, когда видели несущееся, гремящее всеми своими частями, "советское корыто", но не останавливали – мало ли, чекисты любят маскироваться под бомжей на колесах.

Машину подарил Славе отец, когда уходил из семьи к молодой красавице, в качестве извинения, что ли. На самом деле, он отца не осуждал, хотя и любил мать: он давно заметил, что между ними нет ничего общего, оба страдают и тяготятся друг другом. А жизнь ведь одна и быстро проходит. И главная задача человека на Земле – быть счастливым, потому что потом, что бы ни обещали попы, ни черта не будет, только вечная тьма… Если, конечно, ученые всё же не победят смерть. Кто испытал общий наркоз при операции, знает что такое пустота.

–Зачем мы вообще туда едем? – спросил Слава, давя на газ. Несмотря на дряхлый вид и гнилые внутренности, "восьмерка", если заводилась, то бегала как молодая лань.– В "Тихой заводе" наверняка еще следаки из СК работают или оцепили место преступления.

–Подстричься хочу, – дал неожиданный ответ Мигрень, отчего, оглянувшись на друга, Слава чуть не догнал впереди идущую машину.

–Шутите?

–Ничуть. На дорогу смотри и давай быстрее, тащишься как черепах. Кстати, есть такое слово, "черепах"? Баба у них – черепаха, а мужика как называют? А ну, журналист, объясни.

Конечно, Сверлицин знал, что такого слова – "черепах" нет. Есть "самец черепахи", но только отмахнулся – он, как и отец привык держать руль одной рукой.

Пролетели пулей несколько постов ГИБДД, в очередной раз изумив гаишников мигалкой и крякалкой, свернули на проселочную асфальтированную дорогу, тянувшуюся вдоль реки и вскоре подъехали к воротам коттеджного поселка "Тихая заводь". Коля сгреб с крыши мигалку, высунулся из окна, спросил томившегося от безделья охранника: где тут поблизости парикмахерская. Тот недоверчиво взглянул на почти лысую голову Мигреня и все же ответил:

–За леском торговый комплекс, там салон красоты "Мое удовольствие".

–Твое? – решил пошутить Мигрень, но страж не оценил юмора:

–Мое, глухой что ли?

–Как валенок.

–То-то и видно.

За березовой рощицей действительно находился вполне приличный торговый центр.

–Живут же люди, – завистливо сказал Коля, – и на природе, и все бытовые услуги под боком, как в городе. Не то, что в моей деревне.

Загородный домик Мигренева находился в далекой деревеньке на реке Медведица, что в Тверской области. Недавно на чердаке "фазенды" он нашел подшивку "Нивы" за 1901 год, что послужило поводом для его исторического расследования, связанного с загадочным убийством товарища министра внутренних дел Российской империи Христофора Саврасова. Эта невероятная история была переработана Сверлом в рассказ "Назад в прошлое".

Когда остановились, Слава не удержался:

–Может, все же объясните, Николай Карлович, зачем вам салон красоты?

–А сам не догадался? Эх, а еще журналист и помощник… самого меня. Ладно. Профессор Толстопятов наверняка постоянно жил в поселке, по утрам уезжал в свой институт. Ну не на работе же он стригся? А, поди, еще и маникюр налаживал, они ведь профессора такие, нарциссы. А где человек раскрепощается полностью? Нет, не дома, не среди друзей. В парикмахерской, в массажном салоне, в пивной. Но теперь таких "народных" пивных в столице не осталось. Массажный салон ученому генетику вряд ли нужен, а вот парикмахерская… Обычно люди ходят к одному и тому же мастеру, и вскоре он становится им близким человеком. Так же как и мастеру – постоянный клиент. Помнишь: слепила из того что было и полюбила. Мастер создает тот образ, который ему нравится и в результате – любовь.

–Так уж и любовь.

–Проверенно на себе.

Слава с сомнением посмотрел на друга – он и представить не мог, что Мигрень ходит на свидания, в его голове кроме криминальных сводок, кажется, ничего, никогда нет.

В салоне за стойкой администратора никого не было. На столике среди флаконов и расчесок, стояла табличка: "Ст. мастер Бричкина Анна Викторовна". В зале работала одна парикмахерша, она брила белого как лунь деда, второе кресло пустовало. Не дожидаясь, когда мастерица закончит процедуру, Мигрень спросил:

–А что, Анны Викторовны сегодня не будет?

–Я чем хуже? Нет, все к Аньке ломятся. – Коллега Бричкиной скривила губы.

–Вся поселковая знать, видно, очередь к ней занимает.

–Это верно. И буржуи и профессора. Их тут много. Кстати, слышали, нашего Толстопятого-то убили.

–Что вы говорите!

–Люди болтают, мол, чего-то такое изобрел, что хоть стой, хоть падай. А оказался шпионом.

–Да ну!

–Стричься-то будете? – ухмыльнулась парикмахерша, взглянув на Мигреня.

–Мы из нотариальной конторы. По поводу наследства.

–Аньке что, наследство перепало? У нее ж из родных одна собака и то дворняжка.

–Дело не терпит отлагательств, она нам срочно нужна. Продиктуйте, пожалуйста, ее адрес и телефон.

Мигрень так оскалил свои зубы аллозавра, что бритва застряла в бороде деда. А мастер Светлана Потапова, что значилось на ее бейдже в виде наклейки на кармашке халата, на одном дыхании выдала всю необходимую информацию.

Бричкина жила неподалеку, в пятиэтажной блочной хрущевке. Дверь в ее квартиру была приоткрыта. Анна Викторовна сидела на кухне, обхватив голову руками. Перед ней стояла бутылка водки, стакан и прислоненное к солонке фото мужчины в элегантном костюме с бабочкой.

–Он? – спросил Мигрень.

–Он, – пьяно кивнула головой Бричкина. – Водку будешь?

–Буду.

–Молодец.

Она плеснула в стакан водки, издававшей резкий сивушный "аромат", сама приложилась к горлышку.

Коля взял стакан двумя пальцами, не морщась, выпил.

–Ты убила профессора Толстопятого? – спросил он, резко выдохнув.

–Я.

–И чем?

–Своими отказами. Он меня добивался два года, а я ни в какую. Нет, говорю, и всё, сначала разведись.

–Профессор был женат?

Бричкина фыркнула, показала кончик мизинца:

–После того как вернулся из Англии, сошелся с Варькой Кутузовой, массажисткой из спортивного комплекса. Ни готовить не умеет, ни в постели ублажить, даром что массажистка. А он ведь мозг, его питать надо и разрядку ему давать. Да они и не жили долго вместе. Поругались, не знаю из-за чего. Она уехала к родителям в Бирюлево, он здесь. Я ему говорила: сначала разведись.

–Понятно, – вздохнул Коля. – Ясно, что дело темное.