Как родиться успешным. Набор букв на все случаи жизни

Возможно, у каждого есть какая-то патология, которую «он» либо скрывает, либо обнародует, ну либо никак не замечает. Когда я только родился, обнаруженное образование отнесли к мутации, не придав особого значения. Со временем мутация продолжала свою беззаботную жизнь, доставляя всё больше неудобств, но в раннем возрасте какие-то вещи видятся совершенно обыденными. Первый действительно травматический опыт я получил, в какой-то момент осознав сформировывающимся умом, насколько сильно меня отличает моё уродство, как я тогда подумал. Я возненавидел весь свет, себя, проклинал жизнь, искренне не понимая, почему так произошло, почему именно со мной? И вообще, для чего кто-то должен отличаться от других так разительно, чтобы создавать неудобство с обеих сторон? Ведь всё может быть идеально. Или не может. Постепенно меня начало замыкать от общества. Во многих, если не в каждом, я видел сожаление или насмешки в свою сторону. Может так оно и было, но разве я должен теперь об этом постоянно думать, вместо того, чтобы просто принять как данность? Возможно, это дар свыше, чтобы научиться самообладанию при менее выгодных условиях. Те, кому я в отчаянии раскрывал свои страдания, пытались утешать меня, что всё в порядке, это даже отличительная особенность, но не недостаток. Конечно, легко говорить, когда у тебя за спиной не болтается кусок металла. Я ударился в философско-эзотерические искания и самым ободряющим было именно то, что любой наш недостаток является недостатком лишь потому, что мы его так воспринимаем, но можно взглянуть с другой стороны. Кому-то даже удаётся монетизировать свою особенность. Возможно, это какие-то крайние меры отчаяния, либо что-то недоступное для моего понимания. Если я представляю свои патологии всеобщему вниманию, получая за это деньги, значит, моя внешность действительно является достаточно экстраординарной, раз находится столько желающих впустить меня в свой ум. Дело тут точно не в красоте, потому что её лицезреют совершенно по-другому: с благоговением, восхищением, может быть даже с завистью. Но питомец очередного антрепренёра вызывает состояние удивления, порой на уровне шока или даже оцепенелого мистического страха.

Возможно, ещё немного и я бы свыкся со своим образом и даже принял бы его как достоинство, но моя ноша начала ржаветь, привлекая к себе внимание ноющей болью. Не знаю, с чем это связано; врачи тоже, пожимая плечами, выписывали всевозможные транквилизаторы с антибиотиками. Первое было необходимо, потому что произошедшая ситуация возымела действие на моё душевное состояние. Я забыл что такое спокойный сон и как следствие упустил разницу между сновидением и явью. Когда происходила ситуация, казалось бы, абсурдная для того, чтобы быть реальной, но из-за своей убедительной детальности ощущений или из-за притуплённости восприятия во всех других случаях, она могла вызвать смятение и неуверенность по отношению к другому участнику произошедшего, который играл вторую главную роль. Резонным было бы спросить у него (неё), правда ли это произошло или мне приснилось? Но события были порой настолько вопиющими и аморальными, что уточнение могло представить собой довольно-таки трудное и почти невыполнимое действие. С другой стороны, незнание истины порождало непонимание, как реагировать по отношению к человеку, с которым было связано событие то ли сна то ли яви. Полная потеря смысла жизни (хотя, что это вообще такое?) и смерти (как невозможности решить ситуацию). Всё усугублялось причиной для второй группы медикаментов, а именно, убедительные мантры врачевателей, что ржавчина может привести к заражению крови и антибиотики всего лишь превентивная мера; если выпустить болезнь из-под контроля и не произвести операцию по удалению опухоли, метастазы могут перекинуться на ткани органов, что приведёт к их отмиранию и как следствие к медленной мучительной смерти. Несмотря на невыносимые депрессивные состояния, подобный исход мне нравился меньше всего. Этот факт приземлял и проводил достаточно ощутимую грань между сном и не сном. Особую пикантность этому блюду придавал соус из полной дезориентация во времени – что за изумительный шеф-повар трудился над этой позицией! Произошедшее вчера абсолютно не отличалось от произошедшего год назад, а «вчера» и «год назад» были лишь гипотетическими категориями и существовали только потому, что кто-то о них говорил и мог выстроить события в хронологической последовательности. У меня же эта нить в какой-то момент оборвалась, нанизанный на неё временной бисер рассыпался и смешался, после чего собрать его пропала всякая возможность. И желание. И нужда. Если до этой поломки было очевидно место каждой детали, так как причинно-следственная палитра располагалась в закономерной последовательности: от низкочастотного красного (причинного) спектра, к высокочастотному фиолетовому (следственному) – что при обычном трихроматическом зрении перепутать диспозицию оттенков не представлялось возможным, то сейчас, при попытке собрать тот же порядок, получалось, что в один день происходили события, которые просто не могли быть одним днём. Психосоматический коктейль постепенно набирал критическую массу с полным ощущением неминуемого взрыва.

Поезд начал отбывать, как вдруг моя рука захопала по поверхности за пределами глаз, чтобы успокоить разбушевавшееся сердце найденным чемоданом, оставленным на скамейке остановки. В моей памяти отсутствовал момент, когда я взял его в руку. Страх забыть какие-нибудь нужные вещи время от времени подкидывал испытания, будто бы не давая уснуть. Краем глаза была захвачена мизансцена, уезжающая за занавес окна вагона, где мой чемодан на скамейке застыл в прощальном реверансе, раскланиваясь перед зрителями в конце представления. Я взлетел по направлению проводника и тотчас был сбит невесть откуда взявшимся противником, увидеть которого я не смог, покрывшись рябью и стемнев до потери сознания. Раскинулся на скамейке и смотрел на отходящий состав: в одном из окон показывали как вскочила тень, а в следующем окне показывали как тень упала. Учуяв отклонение массы, недремлющий гироскоп запустил контур контроля равновесия, тот выдал ободряющий толчок и очнулся в сидячем положении. «Она подумала, что забыла свой чемодан и побежала к проводнику, потеряв по пути сознание. Оказалось, чемодан был убран. Девичья память» – доложил часовой сосед. Рука машинально захлопала за пределами глаз, в поисках успокоительного рюкзака и сердце на миг застыло от хлынувшего потока облегчения. Картины событий стремительно менялись, забывая синхронизироваться с временным восприятием; опомнился только на свадьбе (совершено утерял дорогу), для чего отправился другой город, будучи приглашён хорошим знакомым. Поднимая бокал для тоста, я почувствовал, что спина моя мокнет. Отражение в задней зеркальной стене повернулось вопросительным лицом ко мне, мол, всё ли в порядке? Моё беспокойство тут же переместилось на лицо двойника с краснеющей от крови рубашкой. Видимо, зацепился где-то.

В надежде найти хоть какой-нибудь ответ (на решение даже не надеялся), я запрыгнул в звездолёт. Ослепительно белая вселенная распахивалась галактиками соответствий испещрённых бездонно чёрными дырами букв. На одном запавшем сайте был описан мой случай. Я уже хотел не поверить лобовому стеклу экрана, но безысходность ситуации готова была принять любое чудо, скажите только, куда переводить деньги. Согласно тексту (будто бы существующему самому по себе, а не являющемуся продуктом чьей-то умственно-технологической деятельности – так уж магически он подкупал своей своевременностью), причиной ржавения винтового механизма является неиспользование его по назначению и отсутствие обслуживания, как сопутствующего мероприятия. Да, всё это может быть и звучит правдоподобно, только летать у нас не принято и даже считается отклонением от нормы. Есть, конечно, некоторые эпатажные личности, что считают своим долгом как раз демонстрировать свою якобы экстраординарность и даже пытаются имитировать полёт, чем вызывают восхищение в некоторых социальных группах, только вот летать они на самом деле не могут, и выглядят их репризы довольно глупо и даже отвратительно в своей наигранности и фальшивости, что им и их зрителям никогда не понять. Понять это смогут только те, кого природа наделила «даром» полёта. Вообще, попытка некоторых заурядных личностей присваивать себе незаурядность довольно распространена. Но если бы они хоть на день оказались в моей шкуре, почувствовали это наказание, то навсегда бы прекратили свой цирк.

Далее следовали практики, согласно которым можно было если не повернуть вспять ржавение, то хотя бы остановить. Нужно было усилием воли и долгими тренировками пытаться раскручивать пропеллер и хотя бы немного подниматься в воздух. Всё хорошо, только, во-первых, после этих практик продуло спину, после чего она начала болеть, плюс был спровоцирован насморк; во-вторых, началась такая тряска, что чуть не вытрясла из меня душу, после чего стала болеть уже голова. В тексте и эти ситуации были описаны: «Eсли начались боли в спине, значит запустился процесс исцеления, это необходимый этап. К сквозняку со временем выработается закалка и насморк отступит. Вибрация при вращении винта свидетельствует о разбалансировке лопастей, вследствие коррозии и деформации от длительного простоя». Всё это конечно звучит очень увлекательно, но авторитет древних знаний, откуда-то взявшихся на не очень древнем сайте, стал немного пошатываться на зыбкой почве доверия, в сравнении с действительным опытом медицины. С одной стороны, я хотел избавления от недуга, а не усугубления; с другой – конечной целью практик являлось овладение искусством полёта. Но я не хотел летать, я хотел ходить по земле, как все. Поэтому они не подошли мне совершенно. После этого я как-то остыл к чудесам.

В общем, после долгих измышлений, взвешиваний, я обрёл своё собственное мнение и решил раз и навсегда избавиться от якоря, чтобы паруса, вдохнувшие щекотного ветра, наконец сорвали судно в свободное плавание. Сегодняшний уровень хирургии позволяет многое, особенно если это лишнее и удаление сего никак не скажется на жизнедеятельности. Особенно если это лишнее как раз является угрозой жизнедеятельности. Страх осложнений смыл обратную дорогу. Мчусь по горному серпантину вниз, на секунду опережая оползень, заботливо укрывающий дорожную разметку. Мотор с рёвом вдыхает дорогу под капот, ускоряясь до предела. Зеркала заднего вида, разбитые в порыве, никак не могли отыскать недостающие детали мозаики, чтобы отразить полную картину происходящего за спиной. Взгляд снова скакнул на разбитое лобовое стекло и на целое зеркало заднего вида, по которому я ориентируюсь, двигаясь задним ходом. Медленный, но ничуть не отстающий поток грязи не оставлял шансов для сомнений, я мог быть похоронен под ним, либо мог разбиться в ущелье, промахнувшись мимо дороги. Ещё никогда выбор между жизнью и смертью не был настолько очевиден. В голове вспыхивали настолько понятные теперь упоминания про опыт смерти, переоценку ценностей и элементарный инстинкт самосохранения. Я никогда не верил в существование прошлых или будущих жизней. Не могу сказать, что сейчас верю. Но от полученного опыта не откажешься, так же как испытав один раз боль никогда её не забудешь, даже не сам физический аспект, а совокупность ощущений и переживаний, связанных с ней. Я вечно ехал по дороге, спасаясь от стихии. Мысль о том, что через секунду от меня ничего не останется, – вообще ничего – каким-то образом приводила в состояние нестерпимого желания пожить ещё хотя бы чуть-чуть, как бы не бывало невыносимо в жизни; понимание, что сейчас всё завершится – бампер уже был сжёван ненасытным монстром – вызывало ощущение: «И это всё? Я ещё бы смог, не так-то уж и трудно было. Да что там, даже самые тягостные моменты, на грани суицида, казались забавным спектаклем, с очень интересным, захватывающим и тонко продуманным сценарием – такое мог сочинить только Гений! Да я бы с радостью туда вернулся, и благодарил бы каждый день!». Кто решил свести счёты с жизнью или с кем жизнь решила свести счёты, в последний момент понимал то же, что понимаю сейчас я, но было уже поздно. Хотя, правильнее сказать – вовремя. Жизнь будто пронеслась перед глазами… Но моя жизнь и есть этот парад билбордов, голосующих на обочине; умело перетасованные и раскиданные вдоль взгляда выстреливают очередной загаданной картой – невидимый иллюзионист настолько искусен, что даже не притрагивается к ним руками: бубны – беззаботное детство с первым травматическим опытом, оставившим след на всю последующую жизнь; черви – неразрешённый любовный опыт, игра в перетягивание каната с поддавками, зарубцевавшаяся, огрубевшая душа; пики – безвыходная ситуация на грани нервного срыва, угомонившая безрассудный ум; трефы – конец жизни, эстетика христианского кладбища.

Будущее воплощение было не то что незавидное, но просто недопустимое всем моим нутром. Многообразие вариаций настолько поражало, что в паническом ужасе руки, обретя власть над самими собой, цеплялись за любую осязаемую субстанцию: руль, кожа, волосы на голове – выворачивали до критического состояния, тщась запустить хотя бы один нейрон, что могло означать возвращение к жизни. Воля всё того же иллюзиониста разложила ментальные установки в видимом пространстве, оставив свободную пустоту для перемещения подходящих сегментов и уже первый жест дал понять – эту игру в пятнашки я запомню на всю следующую жизнь. По какому-то вселенскому закону подлости, элементы моих убеждений располагались таким образом, что переместить их можно было только в полярно противоположное состояние, а это никак не вязалось с моими представлениями о существовании. Зато вязалось с готовностью сделать всё что угодно, пусть прожить самые отвратительные моменты своей жизни, даже если бы они длились вечно, тем более, как оказалось при взгляде со стороны, они были не так уж отвратительны, не более, чем эпизод маленькой пьески, с возможностью уйти посреди представления. Даже жуткий отходняк после наркоза наполнял необычайным оптимизмом.

Есть некое мнение, что люди чаще жалеют о не сделанном, нежели о сделанном. Вернуть то время, я бы ни за что не пошёл на операцию. Хотя, конечно, то время есть то время, а это время – это время, и рассуждения подобные просто бессмысленны. Даже тогда я каким-то задним умом понимал, что пожалею о содеянном, но пассивное давление со стороны общества, – а на самом деле продуцируемое моим умом моё собственное – толкало ставить под сомнение подобные тусклые мысли, когда рядом ослепительно полыхали очевидные. Сегодняшнее моё мировосприятие не позволяет о чём-то жалеть, если только чисто условно. Ты веришь мне или нет, я летал, эта чёртова штука за спиной поднимала меня в воздух и я видел всё с совершенно другого ракурса, недоступного моему окружению. Но как я мог это понять, если больше никому подобное было просто недоступно и вызывало лишь недоверие? Кто воспитывает в нас идолопоклонников с самых пелёнок, раскланивающихся перед чужим авторитетом, но только не перед своим собственным ощущением? Только те, кто сами не способны хоть что-то в этом понять. А если добавить сюда конспирологию, то это просто заговор, чтобы никто не был достаточно смел для самопознания и революции ума. Достаточно простой механизм социального (а если грубее, то стадного) существа: если отличаться – то силой; если умом – то в рамках парадигмы, не пытаясь понять, а просто повторяя заученное. Даже самый свободномыслящий элемент социума начнёт проявлять нешуточную агрессию, когда узрит что-то действительно новое, не вяжущееся с его картиной мира. Настоящему «другому» не нужно пытаться отличаться, он скорее будет пытаться не отличаться, проявляя максимум адаптационных способностей. Просто, действительно другие люди будут выглядеть сумасшедшими, но именно они способны привнести что-то новое. Чтобы удержаться на этой зыбкой почве, нужно иметь под собой достаточный психический фундамент непоколебимости.

Я просто удалил пропеллер с мотором, будучи полностью уверенным, что принял взвешенное решение – а оно таковым и было. Социальная адаптация для меня была куда важнее нестандартности, так романтизируемой в медиа-сфере. Люди специальные тренинги всю сознательную жизнь посещают, чтобы выйти за пределы мышления – даже не понимая что за этими пределами, а за этими пределами, в первую очередь, полное непонимание, которое и так присутствует в избытке, – но в итоге просто переставляют свою палатку из поля в лес. Признаюсь, временами мне льстила моя запредельность, но лишь временами, потому что большую часть жизни это было одиночество и отчаяние. Добавить в этот экзистенциальный коктейль умение лекарей напевать убедительные баллады насчёт угрозы жизни, как в облучённой голове начинался мгновенный распад уверенности со взрывоопасным желанием избавиться от «инородного тела»: От такой нагрузки может не выдержать сердце; чрезмерное употребление сахара (служившего топливом) может привести к снижению иммунитета и бог весть каким ещё недугам; если трансмиссия начнёт ржаветь, это может вызвать заражение крови и гангрену. В общем, одни угрожающие жизни минусы, а из плюсов только возможность летать, ценность и перспективность которой вообще под вопросом. Тем более отсюда вырисовывается ещё один минус – во время полёта можно упасть и разбиться.

Наверняка возникнет вопрос, стал ли я счастливее после операции, стал ли социально адаптированнее? В общем-то, ответить однозначно трудно. Сегодня на подобное я вряд ли бы решился, по той простой причине, что это не решает практически ничего. Просто меняется одно на другое, но подобное же. Был пропеллер – стала дыра, служащая памятником абсолютного неверия в себя. Сейчас я просто пересмотрел взгляд на многие вещи и понял, что никогда не смогу перестать быть не собой, потому что любое желание формируется до того, как я его успел зарегистрировать и присвоить.

Конспироложество

Конспирология – достаточно интересная тема для размышлений. Не являюсь её ярым сторонником или противником, хотя в какой-то мере увлекался подобными вещами около 10 лет назад, но видимо фанатизм мне не очень свойствен, да и он как правило превращает любую хорошую идею в фарс. Нужно признать, что в случае с мировым (хотя бы отчасти) правительством, здравое зерно точно присутствует. Есть такое понятие как эксплуатация. Говоря простым языком – присвоение чужого труда. Если во времена колонизаций это происходило достаточно просто, просто прибывали на место с более низким уровнем прогресса – вот и рабочая сила. Но поскольку рано или поздно таких мест становилось всё меньше, а рост цивилизованности порождал таких монстров как гуманность (которые в общем-то не мешали угнетать и воевать дальше), приходилось искать более цивилизованные методы, которые могли бы прийтись по душе абсолютному большинству, но чтобы гуманно и толерантно. Просто обещать людям светлое будущее или более интересную жизнь после смерти невозможно слишком долго, так как люди материальные существа и даже если способны во что-то верить, понять могут только то, что видят. Вот например есть историческая информация, как некий путешественник выменивал туземцам золото на всякие побрякушки. Эта ситуация вызывает снисходительный выдох у высокоцивилизованного человека, который всю свою жизнь меняет свободу на бумажки, чтобы купить себе новых необходимых побрякушек, чтобы хоть как-то удержаться в той социальной страте, к которой он хочет принадлежать. И всё это как правило происходит в маленькой (или большой) резервации, множество которых находятся в резервации побольше и так далее. Естественно, тут есть полная иллюзия свободы, можешь перемещаться куда хочешь, хоть по всему миру. Только у тебя должны быть, во-первых, бумажки, удостоверяющие твою дееспособность к путешествиям – деньги; а в-нулевых, бумажки, удостоверяющие твою личность и то, что ты вообще человек, а не террорист какой-нибудь, например. И без этих, последних бумажек (которые на самом деле первые и основные), ты даже в своей деревне будешь ходить до первой коммуникации с властями, что вызовет к тебе ряд вопросов. Уж не говоря о том, что даже при наличии всех необходимых бумажек далеко не во всякий уголок удастся получить приглашение, простому смертному (не относящемуся к мировому правительству), по крайней мере.

Вспомнилось, как знакомые показывали видео, которое они снимали у буддийского храма в Тайланде: монахи-подростки выходили с какой-то службы, расслабленно закуривали и увлечённо что-то снимали на свои телефоны, показывая друг другу с улыбками; если их переодеть из жёлтой монашеской одежды, например, в спортивные костюмы, они будут походить на сибирских гопников.

Так вот, с первыми бумажками куда проще. Если учесть, что мы живём не в каком-то там мире просветлённых существ, а в мире, где существует понятие «власть» и даже борьба за неё, то совершенно очевидно, что у борьбы не две стороны, если условно взять, что существуют всего два кандидата на мировое правительство, просто для чистоты примера так удобнее. У любой борьбы есть нейтральная сторона, может быть «она» организатор (подобно известным спортивным организациям), может быть просто наблюдатель – это даже не особо важно. Никогда не получится так, что одна половина мира воюет с другой. Зачастую воюют где-то на небольшой территории (территориях), даже если война зовётся мировой (это маркетинговая уловка – не больше), остальные, как говорится, едят поп-корн. Или хлеб, завидев зрелище. Если в результате огромных затрат эти зрелища остаются средства на хлеб для мирных жителей. Ну вот, кто-то просто решает, сколько бумажек напечатать и куда разослать. Эта идея не нова, не я её придумал, но она кажется мне вполне себе разумной в мире, где есть борьба за власть. И речь тут не об одной стране (может быть к сожалению некоторых и счастью других), а обо всём мире, к сожалению или счастью всех. Кто-то возразит, мол, деньги – это удобно! И вообще вся цивилизация это сплошное удобство! И тут мне парировать нечем. Цивилизованная жизнь меня пригрела так же, как и многих.

У одного известного уличного художника и каллиграфа спросили, мол, а вот если бы пришёл заказ написать на исторической стене в столице что-нибудь вроде «Спасибо деду за победу!»? Ведь это та самая стена, мечта, может быть, любого жреца кистей и красок! И за хорошие деньги! Тот сказал что-то типа, что не хочет связываться с политикой, это не имеет ничего общего с творчеством и всё в таком духе. И я его могу понять, как творческий человек. Но в то же время он с достоинством упоминает, что сотрудничал с гигантами, производящими люксовые автомобили, покрышки и одежду, не особо люксовую. Просто здесь уже возникает вопрос, который я в первую очередь хочу задать сам себе (как творец), но для начала поясню. Всякие эти бренды с творчеством связаны лишь настолько, насколько они «эксплуатируют» труд художников, которым несомненно хорошо платят, поэтому назвать это эксплуатацией язык не поворачивается. По сути, любое предприятие это маленькое государство со своей иерархией и зачастую руководитель занимается стратегическими вопросами, потому что если он будет заниматься «чисткой пушек» или их дизайном, то рискует проиграть какое-нибудь сражение. Ну хотя бы по той простой причине, что он не настолько полководец, насколько дизайнер. В своём иллюзорном мире не вижу такого места, куда бы смог пригреться полководец-дизайнер. Говоря более благородным языком, любые предприятия являются всего лишь коммерсантами, перепродающими чужой труд или его результаты. Государство, при любом исходе предпринимательской деятельности внутри себя, всегда остаётся в плюсе: налоги, активы, пассивы и т. д. То есть, достаточно индивиду пошевелить финансовым пальцем и совершить транзакцию хотя бы в копейку, как государство с этого получает свой процент. Даже если один другому перепродал старые дырявые джинсы, то покупатель где-то нашёл на это деньги, а продавец после удачной сделки их обязательно потратит или вложит под процент в банк (где навариваются уже вообще все, и вкладчик, и банк (обращающий эти деньги) и государство). Хотя, если пораскинуть мозгами, ограбить человека не отняв ни копейки в случае нашей бумажной финансовой системы – проще простого. Достаточно обесценить валюту. Обесценить можно только то, что имеет цену, а цена понятие условное и относительное. Для того, чтобы было удобнее обесценивать, есть некая условная (и резервная) единица, применяемая за общее мерило ценности, которое настолько же условно, как и всё вообще в этом мире. Золото в расчёт не берём (об этом дальше). То есть, обваливается национальная валюта в два раза – считай, у всех, кто держал её в карманах, стало в два раза меньше денег, при том, что исключительно внутренние товары в цене не изменились, товары из-за рубежа подорожали в два раза. Тот, кто держал в резервной валюте – даже разбогател по внутрегосударственным понятиям. Засчёт «удорожания» внешних валют, внутренние производителю идут на подъём, тем более если смогут поставлять свои более дешёвые продукты на экспорт; импорта покупается меньше (в зависимости от экономической ситуации, конечно же). Ситуация двоякая. Если страна достаточно крупная и может себя содержать, это может быть выигрышным положением. Но в случае, когда необходимо покупать что-то в условных единицах, тут уже выгоды нет. Хотя, чисто на государственном уровне всё это можно урегулировать при желании, так как всё условно. Ещё одна сторона кризиса может быть рассмотрена в случае, когда мировое правительство всё-таки не над всем миром решает: между странами есть взаимодействие, как в любом обществе между людьми, для чего существуют международные соглашения (по крайней мере номинально) и если кто-то с кем-то не смог договориться, ему могут объявить политический бойкот, в виде санкций или обвала национальной валюты. Поскольку курс валюты является условностью, а не чем-то осязаемым, соответственно, если один из лидеров не угодил десяти другим, то просто все договариваются, что его валюта будет в два раза дешевле, для начала. Может это заставит его задуматься. Тут нужно понимать, что над троном лидера любой страны на волоске висит известный меч. Нужно и другим пацанам угодить и свой народ не слишком обидеть. Порой это могут быть диаметрально противоположные решения. Возможно, не все домашние специалисты смогут это понять или принять.