
Полная версия:
Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий, научно-фантастический роман в двух книгах. Книга первая
Воротившись вечером домой с работы, Екатерина Николаевна была потрясена и шокирована, завидев новенькую, сверкающую свежей облицовочной плиткой, печь. Она внимательно выслушала пояснения сына, утаившего, однако, на первых порах причину поспешных действий коммунальщиков.
– Ну надо же! – осматривая печь и не переставая удивляться, вымолвила она. – Значит и у нас могут, если очень захотят. Который год умоляю ЖЭК отремонтировать дымоходную трубу. Про печь и заикаться нечего было. А тут на тебе: пришёл, увидел, победил! Ну-у Кузя!.. Да ты и квартиру успел прибрать?
– Мне Саня помогал…
За ужином Кузя всё же признался матери во всём. Она только ахнула и ужаснулась, представив себе какой опасности подвергались прохожие на улице. Кузя молча сидел, понуро опустив голову.
– Сынок, сынок! – промолвила она невесело, покачав головой и с укором посмотрев на сына. – Только этого нам и не хватало. Опять ты берёшься за старое. Мало тебе было прошлогодней истории…
Года два назад картофельные поля района захлестнули полчища колорадских жуков. Борьба с ними была трудной, малоэффективной, а главное – она таила в себе опасность для здоровья людей, так как велась с помощью высокотоксичных химических препаратов.
И вот, двое пятиклассников – Кузьма Малышев и Остапенко Саня, решили в корне пресечь это зловредное явление. Как-то раз они вычитали в одном из старинных приключенческих романов о том, что в давние времена, чтобы избавиться от кишащих на корабле грызунов, матросы бросали в пустую бочку десяток-другой пойманных крыс, которые за отсутствием пищи со временем вынуждены были пожирать друг друга. Оставалась одна, самая выносливая, жестокая и кровожадная. Тогда её выпускали на свободу и она, верная приобретённым навыкам, приступала к уничтожению своих сородичей, в панике бросавшихся от неё даже за борт корабля.
Друзья решили воспользоваться подобным методом, перенеся его на поголовье колорадского жука. Однако, его особи, пойманные ребятами ранним летом и размещённые в нескольких стеклянных банках, не желали закусывать себе подобными.
Тогда экспериментаторы решили повторить опыт, поместив в банки с жуками листья с их личинками, от которых через три дня не осталось и следа. Спустя неделю, после нескольких подобных подкормок и внесения каких-то специальных органических добавок, друзья выпустили их в картофельное поле.
К глубочайшему их огорчению сам факт освобождения крылатых насекомых из банки не остался незамеченным. Откуда-то, словно из-под земли, вырос Гришка Шишкин, чрезвычайно пренеприятный субъект. Как, когда, с какой целью очутился он в это раннее, летнее утро именно здесь, в поле, так и осталось загадкой. Было ли это чистой случайностью, или совпадением, или же…
– А-ну, а-ну! Что это там у вас? – застав друзей врасплох на месте «преступления», с ехидцей в голосе полюбопытствовал он. – Ага-а-а, всё ясно! Вредительством, значит, занимаемся, посевы преднамеренно уничтожаем! Так, так! А знаете, что за это бывает? – Гришка сложил пальцы в клеточку. – Ладно, ладно, шучу! Молчок! – с напускным добродушием приложил он к губам палец, с ухмылкой глядя на растерявшихся ребят. – Свои люди, сочтёмся как-нибудь!
Однако, не дождавшись в дальнейшем от друзей соответствующего «выкупа», или милых его сердцу подобострастия и подлабузничества, Гришка в скором времени постарался свершившийся факт сделать достоянием общественности.
Чем только не грозили ребятам: и исключением из школы, и привлечением к ответственности комиссией по делам несовершеннолетних, и постановкой на учёт в детской комнате, и ещё чем-то очень нехорошим. На орехи перепало и родителям.
Если Кузьма как-то всё больше отмалчивался, то Саня решил стоять до конца и не сдаваться. Он бил слишком уж докучливых оппонентов железной логикой своих умозаключений, в пух и прах разбивая все обвинения, выдвигаемые против них, неоднократно повторяя одно и то же: «В Америку за колорадскими жуками мы не ездили; где их собирали, там и выпустили. От этого их стало не больше, не меньше».
В конце концов доводы эти обвиняющей стороне показались вполне убедительными и дело прикрыли. Правда, следовало бы отметить и то незначительное обстоятельство, что к концу лета количество колорадских жуков на колхозных полях и частных огородных участках резко сократилось, а на следующий год и вовсе пропало. Одни это объясняли чисто погодными условиями, другие – космическими катаклизмами, третьи – ещё чем-то этаким, особым. Но факт оставался непреложным.
История эта имела своё дальнейшее продолжение, о подоплёке которой, правда, уже никто не знал и не догадывался. Об этом знали только трое.
2. Мы ещё вернёмся, Гриша!
Кузьма смотрел на всё случившееся, как говорится, сквозь пальцы. Зато Саня Остапенко так и не смог простить Гришке его подлости, и решил наказать его по-своему. Он был прекрасно осведомлён об одной его слабости, которая заключалась в энергичном муссировании и распространении Шишкиным «знаний», касавшихся проблем существования НЛО и внеземных цивилизаций. Разговоры на эту тему считались модными и престижными, неся в себе оттенок великосветской утончённости. Это был Гришкин конёк. Он с пеной у рта выдвигал и доказывал чужие догадки и гипотезы, выдавая их за свои.
Как-то раз, месяца два спустя после вышеописанных событий, пребывая, по всей видимости, в приподнятом расположении духа и насвистывая какую-то модную заграничную мелодию, Гришка подходил к порогу отчего дома. Одним махом преодолев несколько лестничных ступенек, он очутился возле своих дверей. Вставляя ключ в замочную скважину, он вдруг заметил под дверью небольшой, аккуратно сложенный клочок бумаги. Подняв, Гришка развернул его. То было какое-то послание, написанное мелким, забористым почерком. Текст гласил:
«Жителю голубой планеты Земля – Шишкину Г. от представителей внеземной цивилизации с магнитной планеты Оуа, расположенной в планетной системе двойной звезды 2-МО под хвостом Большой Медведицы.
Совершенно секретно и конфиденциально…»
Гришка торопливо осмотрелся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не подглядывает, вновь углубился в чтение секретного документа.
«… Предлагаем завтра, 21-го августа 1983 года, ровно в шесть часов утра по московскому времени, явиться в квадрат местности, обозначенный на рисунке, для участия в переговорах и решения неотложных проблем, затрагивающих вопросы дальнейшей судьбы вашей планеты и её жителей. Явка обязательна!
Р.S. О письме не распространяться: Боже упаси и помилуй! Иначе… Руки у нас длинные… В случае грозящей опасности быть застигнутым врасплох в момент чтения письма, оно должно быть незамедлительно уничтожено, непосредственно на месте, методом интенсивного разжёвывания с последующим заглатыванием».
Не успел Гришка опустить записку в карман, как на лестничную площадку вихрем ворвался Саня.
– Привет, Шишка! – с озабоченным видом поприветствовал он растерявшегося юнца.
Гришку как-то неприятно покоробило от такого вольного обращения с его фамилией, а Остапенко продолжал:
– Кузю Малышеа не видал? Он к тебе, случайно, не заходил?
– Скажешь тоже! – невнятно пробормотал тот, энергично работая челюстями. – Я и случая-то не припомню, чтобы его нога переступала этот порог.
– А-а, ну конечно, конечно, – как-то уж неопределённо согласился с ним Саня, в упор глядя ему в лицо. – А чего это ты там жуёшь? – полюбопытствовал он. – Поделился бы что ли!
– У-у-у, – не раскрывая рта, натужено выдавил из себя Гришка, производя заключительное, глотательное движение. – Да это я карамельку… Извини, последняя…
– Ну, тогда я пошёл! – бросил в его сторону Саня. – Будь здоров, и не кашляй!
– Бывай! – Шишкин был явно озадачен не столько появлением, сколько поведением Остапенко…
А вечером того же дня, перед наступлением сумерек, друзья мчались на велосипедах по противоположному реке спуску в сторону холмистой лесостепи. Километрах в пяти от черты города они завернули за один из холмов, поросших березняком.
Оставив в сторонке велосипеды, они извлекли из травы заранее припасённую десятиметровую жердь и углубились в высокую, сочную луговую траву.
– Стой, Кузя! – обратился к другу Саня. – Крепи свой конец.
Тот воткнул в землю огромный гвоздь, вбитый и торчавший на самом конце жерди, перпендикулярно её продольной оси.
– Ты попридерживай, на всякий случай, свой конец, а я буду крутить, – последовало Санино указание.
Ухватившись за противоположный Кузиному конец жерди и прижимая её к земле, Саня стал тянуть её, увлекая за собой по окружности, с центром в том месте, где стоял Кузя.
Работа оказалась не из лёгких: требовалось изобразить большой круг из примятой к земле травы. Пройдясь жердью по тому же кругу ещё несколько раз, чтобы основательней примять траву, под самый корень, друзья спрятали жердь в лесочке. Прихватив с велосипеда привезённую с собой штыковую лопату, друзья подошли к центру круга.
– Поторапливаться бы надо, – озабоченно посоветовал Кузя, зябко ёжась от вечерней прохлады, начинавшей бесстыдно забираться за воротник рубашки, и – ниже, в недозволенные места, – а то скоро совсем уже стемнеет.
Они быстро вырыли в центре круга неглубокую яму диаметром в один метр, накидали в неё ворох сухостоя, валежника, сухой травы, и подожгли. Подождав, когда костёр потухнет, друзья разворошили его, для соблюдения техники пожарной безопасности основательно замочили и тронулись в обратный путь.
На следующий день, с самого утра, по Крутогорску поползли разноречивые слухи о приземлении где-то в окрестностях города неопознанного летательного объекта, с гуманоидами на борту, разумеется.
С видом праздношатающихся, друзья прогуливались по городу, прислушиваясь к разговорам прохожих. Две женщины, одна – худая, другая – полная, о чём-то оживлённо судачили.
– Ну-у, Дуська, всё, – заговорщически молвила худая, – начало-о-ось! Хорошего от этих пришельцев ждать нам нечего. Помяни моё слово: война будет!
– Тьфу ты, типун тебе на язык! – вытаращив глаза, испуганно произнесла полная. – Полно тебе, Шурка! И среди них, наверное, хорошие люди сыщутся. Авось всё миром обойдётся…
Друзья шли дальше, и повсюду:
– Вы слышали?..
– Да быть того не может!..
– … да-да, целая эскадрилья, и все вооружены, до зубов…
– Да они же беззубые…
– Не уверен!.. Но говорят – такие маленькие-манюсенькие, а сами – зелёные, что трава: от злости наверное…
Город шумел, как потревоженный улей. Друзья давно уже обратили внимание на тот факт, что весь существующий в Крутогорске транспорт, переполненный пассажирами, спешил куда-то в одном направлении. Куда?, друзья предполагали с определённой степенью точности. Повсюду, образовав небольшие, мобильные кучки, о чём-то на ходу переговаривались и спорили прохожие, вливаясь в общий поток куда-то спешивших людей.
Было тихое, солнечное воскресное утро. От асфальта, только что политого водой, тянуло приятной, сладковатой свежестью, щекотавшей в носу. Слышалось весёлое, многоголосое щебетание птиц, порхавших в синеве воздушного океана и скакавших по веткам старинных тополей, стеной выстроившихся вдоль обеих сторон главной улицы.
Виновники необычного переполоха решили не посещать места события. Правда, они и сами не могли предположить, что их неординарные действия вызовут среди населения настоящий бум.
Ближе к обеду районное радио транслировало передачу, посвящённую пришествию инопланетян, которую комментировал какой-то импульсивный репортёр с интригующей таинственностью в булькающем голосе. Потом, как единственному свидетелю и очевидцу, слово было предоставлено ученику одной из крутогорских школ Григорию Шишкину. Врал тот мастерски, профессионально, так, что Саня с Кузей просто со смеху покатывались.
А вечером по областному телевидению показывали передачу и вели репортаж с места события. Друзья увидели снятое с вертолёта телекамерой место посадки НЛО – чётко просматривающийся круг примятой травы с чёрной отметиной в центре. Вокруг сновало множество людских фигурок, словно на праздничной маёвке. Вдоль дороги выстроилась длинная вереница транспортных средств.
– Эх, духового оркестра ещё не хватает, – серьёзно заметил Кузя.
Крупным планом показалась стартовая площадка, окружённая живым кольцом дружинников с красными нарукавными повязками и милиционеров, взявшихся за руки и сдерживающих наседавшую сзади толпу. Какой-то любопытный, шустрый малый попытался было прошмыгнуть за живое ограждение, но тут же за ногу был втянут назад в людской круговорот. Какие-то серьёзные, озабоченного вида люди вели тщательные обмеры площадки, брали пробы обуглившегося грунта в центре площадки, бережно укладывая его лопаточками в пробирки и баночки, что-то второпях записывали в свои блокноты и записные книжки. Всюду сновали вездесущие репортёры со своими фото- и телекамерами.
Но вот, наконец-то, из мелькания многочисленных сюжетов, кадр выхватил Гришкину ипостась. С горделивой осанкой, важно подбоченясь, он стоял с поднятой вверх головой, будто отыскивая след исчезнувшего НЛО.
– А вот и он – герой дня, ученик крутогорской школы номер четыре, Григорий Шишкин! – бодро, с живинкой в голосе, представил его ведущий.
По всему облику Гришки было видно, что тщеславие его было сполна удовлетворено: он находился в самом эпицентре внимания несколько сот тысячной аудитории. От гордости его всего аж так и распирало.
– Итак, расскажи-ка нам, Григорий, как дело-то было?
– Ну, еду я, значит, утром на велосипеде, – начал тот своё повествование. – Еду себе… На душе почему-то так легко, радостно. Птички щебечут, солнышко только-только показалось из-за горизонта. Выехал я за город, повернул на просёлочную дорогу и педалирую себе дальше…
– Как-как вы сказали? Педалирую?
– Ну да, кручу педали, значит.
– А-а, ясно, продолжайте пожалуйста.
– Доехал я во-о-он до того места, – продолжал дальше бессовестно врать рассказчик, поднимаясь на цыпочки и указывая поверх людских голов на проезжую часть просёлочной дороги. – И тут у меня на велосипеде соскочила со звёздочки цепь. Я, как сами понимаете, вынужден был остановиться, чтобы произвести ремонт…
Слова – «произвести ремонт» он произнёс как-то небрежно, со знанием дела, будто только этим и занимался всю жизнь.
– И когда я уже собирался было тронуться в путь, как вдруг, вот на этом самом месте, – для пущей убедительности он ткнул себе под ноги, – я увидел какое-то лёгкое, облачное мерцание с блестящей точкой посредине. Точка эта стала расти и увеличиваться в своих размерах, озаряя всё пространство вокруг себя ярким, неестественным светом, пока не превратилось в тело, похожее на яйцо…
– Вы хотели сказать – на тело овальной формы, – попытался уточнить ведущий.
– Во-во, именно так: на тело овальной формы, – согласился Гришка, – но с ромбовидными иллюминаторами.
Слушая всю эту галиматью, льющуюся из Гришкиных уст, друзья были поначалу слегка шокированы, а затем пришли в неописуемый восторг по поводу уникальных способностей Шишкина.
– Надо признаться, – продолжал тот, – от неожиданности я слегка перепугался и хотел было уехать, но вдруг почувствовал, что не могу сдвинуться с места. В это время с НЛО спрыгнули две низкие фигуры и направились прямо в мою сторону. Когда они подошли ко мне, то я успел хорошенько их разглядеть. Это были живые существа, ну, вот, как мы с вами, высокого роста…
– Постойте, постойте, Шишкин, – вмешался из-за кадра чей-то настырный голос. – Только что вы – а я это точно помню, – упоминали об их низких фигурах.
– Правильно! – не дал договорить Гришка. – Всё правильно! Это мне сначала показалось, что они маленькие. А когда подошли ближе, то я увидел, что они высокие. Лица у них были – ни дать ни взять, – какие-то прозрачные, бледно-зелёные и сплюснутые сверху; глаза, как и у нас, только вот в таком положении, – Гришка приложил к глазам указательные пальцы обеих рук, придав им вертикальное положение. – Бровей у них вовсе не было, рты с пятак, а уши со сковородку. Одеты они были в блестящие, серебристые костюмы и обуты в белые тапочки. Подходят они, значит, ко мне, осторожно, бережно берут под руки, а один, наверное самый главный, и говорит мне, этак ласково: «Пойдём с нами, Григорий! Не бойся, мы тебе ничего плохого не сделаем!»…
– А голос, – прервал повествование кто-то из публики, – голос у него какой?
– Голос? – Шишкин на секунду призадумался. – Голос, как голос. Только вот немного вибрирует и вроде бы переливается с таким тихим-тихим перезвоном, как колокольчик. Ну и вот! – продолжал далее рассказчик. – Я им хочу что-то сказать, а не могу. Довели они меня до своего дивного аппарата, и слышу: «Спи Шишкин Григорий, спи!». И дальше я ничего не помню: сознание, наверное, потерял. Когда же я очнулся, то увидел удалявшуюся точку, а до слуха моего донёсся замирающий где-то в вышине голос: «Мы ещё вернёмся, Гриша!». Что они со мной там успели сделать? – Гришка аж присел, разведя руками в стороны, – без малейшего понятия, не знаю – и всё тут! Может запрограммировали, может орган какой сдеформировали, а может чего-то и вынули из меня, для изучения, – и он, как-то болезненно поморщившись, прижал к животу руку.
– Ну конечно же сдеформировали, а потом вынули, – заворчал Саня, – только не оттуда, а отсюда, – наморщив лоб, он постучал по нему кулаком.
– Жаль!.. Жаль!.. – подал ведущий свой голос с выражением лица, отрицающим восклицание. – Жаль, что наше эфирное время ограничено и передача подходит к завершающей её стадии. Будем надеяться, что экспертиза обожжённого ракетными дюзами НЛО грунта, – он покачал перед своим носом пробиркой с чернеющей внутри неё взятой пробой неопровержимой улики, – внесёт определённую ясность и всё расставит по своим местам. Нам любезно предоставлено эфирное время, чтобы держать нащих уважаемых телезрителей в курсе дальнейшего увлекательнейшего расследования уникального события. Надеюсь, мы ещё не один раз увидим и услышим…
– Можно? Позвольте ещё один вопрос! – подал свой голос какой-то чересчур уж дотошный корреспондент, как школьник в нетерпении поднявший над собой колышущуюся руку. – Ну, о-очень короткий! Ну можно?
– Десять секунд, не больше того! – Ведущий передачи строго и многозначительно посмотрел на свои ходики. – Время пошло…
– А скажите мне пожалуйста, ученик Шишкин, – начал тот, – а что, собственно говоря, привело вас в столь ранний час в пустынное поле?
По Гришкиному лицу пробежала тень беспокойства: подобного вопроса он никак не ожидал. Переминаясь с ноги на ногу, он стал беспомощно озираться по сторонам, словно отыскивая в чьём-то лице оплот поддержки, защиты, на худой конец – подсказки.
Саня с Кузей понимали, что рассказать о письме тот не рискнёт, так как в нём на подобное действие было наложено табу с явной угрозой физической расправы в случае невыполнения последнего. А если даже и рассказал бы, то ему всё равно никто бы не поверил, так как письма этого уже больше не существовало.
– Гм-м, – промычал в глубокой задумчивости Шишкин, лихорадочно подыскивая ответ, и, видимо, что-то надумав, изрёк патетически: – Люблю, понимаете ли, встречать восход солнца в чистом поле. Это прекрасно!..
Вот так невинная шутка над Шишкиным обернулась событием, переполошившим весь Крутогорск и прославившим его на всю страну. Друзья чувствовали себя на высоте: они сумели приоткрыть для себя часть духовного мира Шишкина, и, в то же время, сделали, правда – — невольно, предметом гласности факт существования на географической карте своего города – — города Крутогорска. Правда, небольшой червь стыда и сомнения точил всё же их души: ведь они ввели общественность в величайшее заблуждение.
– А что тут такого? – пытался оправдываться сам перед собой Кузя. – Людям свойственно стремление ко всему таинственному и загадочному. Надо верить! Тем и живём!
– Правду глаголешь, Кузя! – поддакивал Саня. – Может учёные наконец-то зашевелятся. Ведь не одни мы носимся в мировом пространстве.
Как бы там ни было, очевидность свершённого была налицо, и друзья решили больше не возвращаться к этому вопросу, и даже не вспоминать о нём…
Но об этом-то как раз и напомнил старичок, ставший свидетелем пения и крушения дымоходной трубы.
3. Новенький
Так уж распорядилась судьба, что всех этих троих, четырнадцатилетних подростков, с разными характерами и привычками, сблизили и подружили не только школьные и житейские будни, но и ещё нечто большее, что трудно передать словами. Однако, что у них было общим, так это неуёмная страсть к буйной фантазии и стремление к её реализации…
Митя Сапожков объявился в 7-ом «А» классе в начале учебного года. Из четырёх городских школ эта считалась самой трудной. Здесь, как говорили в полушутку-в полусерьёз, отбывали «ссылку» трудные дети, или дети трудных родителей.
Однажды, в начале одного из уроков, в класс вошла классный руководитель, Нинель Аркадиевна, учитель математики.
– Входи, не стесняйся, – обратилась она к кому-то в сторону распахнутой двери.
Класс, шумевший до этого, как улей, вмиг притих. В дверь медленно протиснулась фигура вновь прибывшего.
– У-у-у! – пронёсся в воздухе дружный общий возглас изумления.
На пороге стоял улыбающийся, ярковеснусчатый, русоволосый увалень.
– Знакомьтесь, ребята. Это ваш новый товарищ, Митя Сапожков. Будет учиться в нашем классе. Так что прошу любить и жаловать!
– Ещё один сапог явился, – фыркнул кто-то в кулак, и тут же получил сзади затрещину.
Обернувшись в сторону своего обидчика, он погрозил кулаком.
– Ка-а-ак тресну, на части рассыпешься!
– Малышев! Шишкин! За дверь выставлю! – пригрозила учительница.
– А пусть не дразнится, не так ещё получит, – пробубнил себе под нос Кузя Малышев, поправляя сползшие набок очки.
– Нинель Аркадиевна, уберите от меня куда-нибудь подальше этого субъекта, – плаксивым голосом простонал Шишкин, как бычок мотнув головой в Кузину сторону.
Гришка был парень «не промах» и во всём искал для себя выгоду, а тем более в данной ситуации: неплохо было бы отделаться от назойливого, давно уже надоевшего ему соседа за спиной, и приобрести нового, хотя бы даже вот этого, новенького, Сапожкова кажется, к тому же, вероятно, простачка. А что?!
Но всё получилось не так, как хотел Гришка.
– Вот что, Шишкин, – учительница подошла к столу и положила на него классный журнал. – Собирай-ка свои вещи, да перебирайся за парту Остапенко.
– Ещё чего! – попытался было противиться тот. – А почему не Кузя? Ведь завуч сама говорит, что они с Санькой – два сапога пара. Пусть и пересаживается к нему сам.
– Тебе что: ещё раз повторить?
Все знали крутой, но справедливый нрав этой маленькой, на первый взгляд казалось бы, доброй и мягкой женщины.
– А ты, Сапожков, – продолжала она, – иди и занимай освободившееся место.
Пока Митя, поскрипывая половицами, направлялся к третьей парте в левом ряду, Гришка успел торопливо уложить свои манатки и ретироваться.
– Занято! – Остапенко демонстративно пересел на пустующее место парты, когда подошёл Шишкин.
– Нинель Аркадиевна, – заканючил Гришка, – а он меня не пускает!
Учительница с укором посмотрела на Остапенко и, вздохнув, сказала, обращаясь к Шишкину:
– Ну, раз так, занимай последнюю парту, она, кажется, пустует.
Демонстративно бросив портфель на скамейку пустующей парты, тот, недовольный и обозлённый, грузно плюхнулся на неё.
На переменке школьники окружили Сапожкова и забросали его вопросами. Один только вид вызывал у них восхищение и внушал доверие. Про такую личность обычно говорят, похлопывая её по плечу: «Свой парень!» Не по годам рослый, крепкого телосложения, с простоватой, неисчезающей улыбкой на простодушном лице с курносым носом, он и впрямь чем-то смахивал на богатыря Добрыню Никитича из русской былины «Добрыня-сват».
Через пять минут соклассники знали о нём почти всё: и то, что его исключили из первой школы за плохое поведение и неуспеваемость; и то, что занимался когда-то в секции каратэ, а теперь продолжает заниматься этим самостоятельно, дома, по книжному курсу какого-то Анри-Доменика Пле; и то, что живёт где-то на самой окраине города, и многое что другое.
После занятий, когда ученики шумной стайкой выпорхнули из школьных дверей, к Сапожкову подкатился Гришка.
– Послушай, Сапожков! – начал он, оглядываясь по сторонам – не подслушивает ли кто, – и, понизив голос, продолжал: – Хочу тебя сразу предупредить: если к тебе будут набиваться в друзья Малышев и Остапенко, то ты не особо-то с ними, гони их в три шеи.
Митя шёл своей дорогой, будто не слушая и не замечая перед собой непрошеного собеседника. А тот, стараясь не отставать и подстраиваясь под его шаг, продолжал распинаться и нашёптывать:
– У одного папаша – диссидент, отщепенец, короче говоря, а у другого – не выездной. Да и вообще они – «два сапога – пара»…