скачать книгу бесплатно
В центре звёздочки, как в красной ромашке, находился портрет маленького Ленина с белокурыми кудрявыми волосами, а то, что Ленин был маленьким мальчиком, саму Веру умиляло до слёз. Она очень любила великого вождя всех народов, о котором большими буквами было написано над классной доской: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». И пусть мёртвый Ленин спокойно лежит в Мавзолее в далёкой Москве, зато его портрет носят октябрята, а это значит, что его дело живёт и Ленин живёт жизнью Веры, вступившей в ряды октябрят.
Впрочем, самой девочке больше нравилось жить, пока она живая, а не тогда, когда её положат в гроб, а за неё будет жить какая-нибудь другая, пусть и очень хорошая девочка, но огорчать вечно живого Ленина своим поведением на уроках ей не хотелось.
Командиром звёздочки Веру не выбрали. Тогда она поступила, как поступил бы настоящий октябрёнок, и сама создала звёздочку октябрят во дворе, а себя назначила её командиром. В эту дворовую звёздочку были приняты её одноклассники, жившие по соседству. Теперь, как командир звёздочки, девочка помогала одноклассникам делать домашние задания, активно организовывала игры во дворе и навещала заболевших друзей на дому.
В гостях у заболевшего товарища Веру угощали чаем и булочками, за это она очень подробно рассказывала о событиях в классе. Обычно ей не удавалось закончить своё повествование, так как больной засыпал, а сон, со слов мамы, – это лучшее лекарство от любых болезней. Наверное, поэтому друзья по звёздочке быстро выздоравливали после её посещений.
Иногда за свою активность как командир звёздочки Вера получала нагоняй от собственных родителей, потому что они не читали внимательно книжку «Тимур и его команда» и не понимали, какую ответственность как командир дворовой звёздочки несла их дочь, но однажды её наказали совсем несправедливо.
Весь январь Вера и её друзья холодными звёздными вечерами строили из снега во дворе большой корабль. Этот корабль получился великолепным, в нём могла уместиться вся Верина команда!
Римме не понравилось то, что из-за постройки корабля пушистые красные рукавички дочери, которые были привезены из Ленинграда, превратились в бесцветные, сморщенные комочки, которые теперь даже на палец надеть было невозможно.
Вера стояла коленками на газетке с солью и совершенно не раскаивалась. Ледяной корабль на игровой площадке без красной полосы по бокам был бы ненастоящим, а мокрые рукавицы хорошо окрашивали лед в красный цвет.
«Как мама не понимает важность детских дел и наказывает вместо того, чтобы мной гордиться!» – печально думала девочка, мужественно терпя боль в коленках.
Надо сказать, что Римма не любила оставлять дочь одну дома, поэтому Вера после школы должна была дожидаться её прихода с работы у тёти Лизы, которая жила на первом этаже.
Тётя Лиза была очень добра к детям, она плохо ходила, потому что надорвалась в трудовой армии. Вера толком не знала, что означают слова «трудовая армия», но тётя Лиза была довольна тем, что вернулась оттуда живой, а то, что ноги болели и спина отказывала, то тут уж ничего не поделать. О своём столь интересном прошлом тётя Лиза говорить не любила. Верин папа был настоящим героем, фронтовиком, он носил ордена и медали, но тоже не любил говорить о войне с дочерью. Хотя зря, она уже много знала о войне по фильмам и очень гордилась тем, что Красная армия всех сильней!
К тёте Лизе часто приходили другие женщины, потому что тётя Лиза умела хорошо шить платья и могла говорить по-немецки! Это умение говорить на двух языках казалось девочке чудом. В доме у тёти Лизы был удивительный порядок, и никому не разрешалось его нарушать, поэтому Вера не могла чувствовать себя у тёти Лизы, как дома. Она должна была или чинно сидеть на диване, или рисовать картинки за большим столом, на котором стояла швейная машинка, но больше всего ей нравилось разглядывать красивые статуэтки, расставленные на этажерках, придумывая для них различные истории.
Девочку очаровывала статуэтка балерины. Она стояла на полочке, на узорной кружевной салфетке, с высоко поднятой стройной ножкой, в исполнении пируэта, застывшего в белом камне. Разрешения взять эту балерину в руки тётя Лиза не давала, потому что статуэтка была очень хрупкая, а Вера могла легко отломать у балерины или ручку, или ножку.
– Я знаю, кем стану, когда вырасту. Я стану балериной!
Это был её первый вызов родителям, которые видели свою дочь либо профессором, как этого хотел папа, либо доктором, как об этом мечтала мама. Теперь во время игр Вера поднималась на цыпочки и бегала перед большим зеркальным шкафом в маминой спальне, размахивая руками, но прыгать, высоко поднимая ноги, ей мешали сервант, стол и стулья. Она танцевала с чувством – это ценила её мама, которая громко хлопала в ладоши, учила дочь делать глубокие реверансы.
Танцы танцами, но больше танцев Вера любила слушать разговоры, которые велись между гостями тёти Лизы. О чём только ни говорили женщины, успокоенные уютом квартиры, мерным тиканьем настенных часов и биением швейной машинки. Эти разговоры обычно велись по-русски, но иногда женщины переходили на немецкий язык. Поэтому Вере приходилось часто самой додумывать истории, услышанные в комнате у тёти Лизы. Особенно её интриговали рассказы о трудовой армии.
Как-то раз Вера перебила рассказчицу, чтобы узнать, что случилось с одной девочкой, которую взрослые забыли в лесу.
– Тётя Лиза, эту девочку в лесу нашли взрослые дяди? А сколько лет ей было, она была пионеркой или, как я, октябрёнком? А что надо делать, если от телеги с брёвнами отвалилось колесо?
В этот момент Вере вдруг сделалось страшно! Как такое могло случиться в стране, где все дети должны быть счастливыми? Слушая рассказчицу, Вера представляла дремучий лес, утонувший в сугробах, хмурые высокие сосны, стоявшие вдоль дороги, тощую лошадку, которая отказывалась тащить телегу и виновато поглядывала на худенькую девочку. Бедная девочка дрожала от холода, её не согревало пальтишко, сшитое тётей Лизой из старого мужского костюма, она не могла прикрепить к телеге с брёвнами отвалившееся колесо и, наверное, звала на помощь, но никто на помощь не спешил.
Вера вспомнила свою прогулку в грозу, но тогда она была рядом с домом и у неё был верный друг Булат, а остаться одной ночью в лесу гораздо страшнее…
– Как звали эту девочку? Что с ней случилось дальше? Её не спасли?
Верины вопросы остались без ответа, тётя Лиза и её подруги с тревогой посмотрели на маленькую слушательницу и снова перешли в разговоре на немецкий язык.
«Лучше бы я молчала!» – подумала девочка про себя, вспомнив мамин совет о пользе молчания. О том, что же дальше случилось с этой незнакомой ей девочкой, Вера так и не узнала, но, если честно говорить, то Вера очень боялась это узнать.
Вечером, когда за ней пришла с работы мама, тётя Лиза дала тарелочку с золотистым ободком, на которой весело перекатывались четыре крашеных яйца. Это были пасхальные яйца. Тогда девочка ещё не знала, что такое Пасха и почему только утром в воскресенье надо есть крашеные яйца, как и не знала она, что её счастливое детство скоро оборвётся…
Глава 7
Лежать на полу с каждым часом становилось всё невыносимее.
Ночь тянулась так долго, что казалось ей не будет конца. Теперь Вера вспоминала о девочке, оставленной в лесу, со злой завистью. Может быть, взрослые оставили её одну в лесу, а может быть, просто забыли, только какое это имеет значение для Веры?! Та девочка могла бежать по дороге, могла кричать или просто замерзать рядом с лошадкой, а главное, что она могла тосковать по маме и папе, а у Веры такого выбора не было. Она лежала на полу со связанными за спиной руками, связанными ногами и ждала рассвета.
Как ей хотелось уснуть навсегда и никогда не просыпаться. В комнате было темно, но её глаза уже привыкли к темноте. Вера могла различить силуэт мамы, которая спала на мягкой кровати, стоящей у стенки напротив окна. Образ спящей был притягателен и недосягаем, как потерянный праздник её детства. Веру мучило осознание того, что раньше она не ценила всю прелесть сна в настоящей постели. Как она могла раньше не обращать внимание, как уютна и мягка бывает кровать? А теперь всё, что ей досталось от жизни, – это лежать на полу, чувствуя, как деревенеет тело, и завидовать маме, которая даже не радовалась тому, что может нежиться под одеялом и видеть сны.
Смотреть на маму Вера могла недолго, потому что немела шея и голова бессильно падала на пол. Тогда её взору открывался только высокий потолок в маминой спальне, по которому чередой ходили лунные блики.
Что же случилось с её жизнью?
Всё было так чудесно. Вера закончила свой первый класс на отлично, только по рисованию у неё стояла твёрдая четвёрка. Впрочем, и этой четвёрке девочка была рада, потому что рисование представлялось ей очень скучным занятием. Вере всегда было жалко тратить своё детское время на раскрашивание груш и яблок, не имеющих вкуса, на кропотливое выведение узоров на боках у небьющихся ваз, ей совсем не хотелось рисовать под одиноким деревом маленький домик, двери которого никогда не откроются для весёлых гостей.
Верины первые каникулы тоже прошли замечательно. Она играла во дворе с утра до вечера и ездила с родителями на озеро, что находилось в семидесяти километрах от города.
Эти поездки были всегда волнующими событиями в жизни Веры и брата Саши. С раннего утра мама жарила пирожки с картошкой и капустой, варила яйца для пиршества на природе. Потом сумки, набитые до отказа вкусной едой, переносились из дома в багажник автомобиля «Москвич». Когда все приготовления заканчивались, семейство усаживалось в салон папиной персональной машины с Петром Петровичем за рулём (Пётр Петрович не только был бессменным папиным персональным водителем, но и другом семьи Шевченко) и отправлялось в дальний путь. По дороге пелись бравые революционные песни, песни военных лет, а также детские песенки, которые, благодаря папиному сильному голосу, звучали очень задорно: «Мы едем, едем, едем в далекие края…»
Вера любила в этих поездках сидеть у окна, но это разрешалось только её брату, как более ответственному за своё поведение. Родители не доверяли непоседе-дочери дверцы машины, но это Веру не огорчало. Сидя между папой и братом на заднем сиденье, она могла любоваться выгоревшей под солнцем степью через лобовое стекло автомобиля.
Степь казалась бесконечной, она разлеглась от края и до края, и путнику укрыться от солнцепёка было негде. Вера подозревала, что за дальними оранжевыми сопками начинался другой мир, где оживали сказочные герои из рассказов Бианки, поэтому она всегда, гуляя по степи, внимательно смотрела себе под ноги, чтобы случайно не раздавить весёлых насекомообразных человечков.
Проезжая степной дорогой, путники увидели странные постройки, огороженные колючей проволокой, за которой прогуливались женщины, одетые в одинаковые курточки синего цвета и с голубыми косынками на головах.
– Вера, перестань таращиться в окно. Эти женщины – враги народа и преступницы! Они наказаны! – строго сказала мама, но девочка её не послушалась.
– Как же много на свете нехороших женщин! – удивилась Вера и испугалась не на шутку, вспомнив страшные мамины истории. Тревожно стало у неё на душе.
– Здесь только женщины, а преступников-мужчин значительно больше! Они сидят в тюрьмах за железными решётками, – уточнил ситуацию всезнающий Саша.
Взрослые молчали. В салоне машины, взбирающейся на сопку, слышались натруженное гудение мотора и посвистывание степного ветра, но, когда за сопкой открылся вид на голубое степное озеро, хорошее настроение выходного дня вновь вернулось в семью. Настроение было такое хорошее, что его не смогли испортить ни дождик, ни гроза, ни ураган. Дети купались, играли в мяч и просто гуляли по берегу озера, в поисках клада с несметными сокровищами.
Иногда в озере купалась и мама. Папа учил её плавать. Он говорил, что мама может плавать только по-собачьи, и Вера верила этому, видя, с каким ужасом в глазах мама бултыхалась в воде.
Возвращались домой они под вечер. За окном сгущались сумерки, а в их дребезжащей на ухабах машине звучали песни о любви. Мама пела очень тоненько, ей тихо подпевал папа, на руках у него засыпала от усталости Вера. Но теперь это счастье – быть любимым ребёнком осталось в прошлом.
Вера, преодолевая уже привычную боль в костях, усилием всего тела перекатилась на другой бок, теперь её голова была повернута к окну. Луна уже уползла с неба, и за окном царила тьма. Девочка тихо, чтобы не разбудить маму, вздохнула. Свет потух в её жизни такой же глубокой ночью, как эта.
В ту ночь её разбудили не осторожные руки мамы, а дикий визг брата Саши. Этот визг даже сейчас дрожью прошёлся по её жилам, и то, что с ней случилось позже, уже не было сном, когда можно проснуться и улыбнуться рассвету, потому что оно стало началом медленного умирания. Наступающий рассвет не радовал девочку. Он был просто дребезжанием света, означавшим, что подходит время в туалет. Каждый рассвет встречала она с надеждой, что он будет последним в её, Вериной, биографии.
Часть 2
Глава 1
Эта ночь навсегда останется в памяти Веры как «эта ночь».
Ещё с вечера всё было хорошо, Вера сделала уроки, сложила портфель и легла спать.
С недавних пор девочка спала на раскладном диване, стоявшем в углу зала. Это было мамино решение, и оно никем не оспаривалось. Своё переселение из детской спальни в зал Вера расценила как приглашение в мир взрослых. Особенно ей нравилось то, что через стенку спали её родители, а рядом с ними девочка ничего и никого не боялась. Брат Саша был тоже доволен переселением сестры, её вертлявость ему порядком надоела, и без неё он чувствовал себя как кум королю и сват министру, как часто говорила мама, когда они с сестрой занимались делом.
Обычно Вера засыпала быстро и спала до утра, но в ту ночь её безмятежное детство превратилось в кошмарный сон. Отчаянный крик брата рвал уши, даже самый страшный сон не мог сравниться с тем ужасом, который слышала девочка в этом крике.
За окном стояла непроглядная тьма, и Вера обрадовалась, когда на её диван присела мама. Она быстренько прижалась к её родному плечу, но с мамой было что-то не так. Мама не спешила на помощь к Саше, не обнимала Веру, а смотрела в одну точку на полу.
– Не бейте меня! Не бейте! Не трогал я её! Не надо! – слышалось из маминой спальни, а тот, кого брат умолял, продолжал делать ему больно, и Сашины вопли перемежались с гулкими ударами.
– Что случилось, мама? Мамочка, скажи, что случилось?
Но вместо того, чтобы успокоить дочь, мама стала разглядывать её, как будто увидела впервые в жизни. Странное выражение маминого лица ещё больше пугало Веру, и она осторожно забилась в угол дивана, а мама смотрела на неё взглядом недоброй чужой тёти, удивительно похожей на её красивую маму. От холодной синевы маминых глаз сердце девочки притихло, мелкая дрожь пробежала по телу, а мама смотрела на неё в упор, подозрительно щурясь, словно знала какую-то страшную тайну. Хотя Вера никогда не имела секретов от мамы, она их выбалтывала при первой же возможности. Разве можно пугаться вины, которую не сделал! Ещё как можно!
Увидев в дочери то, что Римма сама хотела увидеть, она принялась постукивать кончиками пальцев рук, и всё внимание сосредоточила на часах с маятником, словно в них переселилось её сердце, а за стеной, где висели эти старинные часы, избивали её сына. Случилось то, чего женщина боялась больше всего на свете.
…Римма работала участковым врачом. Работала она, как и все вокруг, с зари до зари, днём в детской поликлинике, а ночью – дома. Впрочем, жаловаться она не привыкла, своей профессией педиатра дорожила, а тяжело работать ей приходилось с детства. Отцовская мудрость, что сначала надо трудиться на авторитет, чтобы потом авторитет трудился на тебя, подтверждалась самой жизнью. Серьёзность и добросовестность во всём, упорство и терпение помогали ей добиваться успеха в жизни.
Когда Римма стала замечать, что к вечеру от усталости хотелось не спать, а плакать, то поняла, что ей надо срочно отдохнуть. Но врачей в поликлинике не хватало, поэтому она продолжала работать, хотя спать ей хотелось уже с утра, даже во сне она мечтала выспаться. Бывает же такое!
– Дети ещё маленькие, у мужа ответственная работа, поэтому надо потерпеть до отпуска, а там я отосплюсь… как кошка, – подбадривала себя Римма, обходя свой дальний педиатрический участок.
Как-то на её участке двухлетний мальчик проспал подряд три дня. Римма не могла понять, что происходит со здоровым малышом, почему он вместо того, чтобы весело играть и шалить, целые дни спит в своей кроватке.
– А кушать Серёженька не просит? – напоследок поинтересовалась Римма у мамы, прежде чем направить его к специалисту.
– Не знаю, он как откроет глазки, так я его и кормлю пирогом с маком! Этот пирог я сама испекла, по маминому рецепту, с выпаренным толчёным маком.
Этот кулинарный шедевр, пирог с толстой прослойкой чёрного мака, стал находкой для Римминых планов в отпуск отоспаться.
«Вот когда я уйду в отпуск, вся моя семья будет лопать такие же пироги с маком, чтобы спали все, пока я не отосплюсь как следует», – думала про себя Римма, когда от усталости уже кружилась голова.
Володе понравилась идея жены с маковыми пирогами. Он гордился своей неутомимой супругой, не обращая внимания на усиливающуюся бледность её лица и синеву под глазами, но до пирогов с маком дело так и не дошло, потому что вскоре его жене пришлось обратиться к врачу-психиатру по причине того, что Римма стала слышать мужской голос, зовущий её выйти из дома.
Мужской голос послышался поздно ночь, когда Саша пошёл в свой первый класс.
Тогда в чёрном окне кухни отражался тусклый свет лампочки под потолком, а Римма была занята стиркой постельного белья, шоркая его по стиральной доске, а рядом на печке кипятилась вода.
Перед женщиной на двух табуретках стояла детская ванночка с мыльной водой, в ванночке лежали простыни, наволочки и пододеяльники. Свет в квартире горел только на кухне, Володя спал на кровати в супружеской спальне, а дети – в детской комнате, когда в ночной тишине Римма впервые услышала мужской голос, он шёл из темноты коридора. Стряхнув пену с рук, она вышла в коридор, но там никого не было, и женщина вернулась к стирке.
Когда руки знают своё дело, то у человека появляется возможность подумать о жизни, и Римма, склоняясь над детской ванночкой, задумалась о том, как ей правильно растить детей, чтобы уберечь их от несчастья.
Случаи насилия над детьми участились, поэтому она, как хорошая мать, неустанно рассказывала дочери и сыну страшные истории про бандитов, чтобы научить их не поддаваться на уловки развратников и убийц, ловко заманивающих доверчивых малышей.
– Раньше было проще разглядеть зло в людях, – безутешно вздохнула Римма и убрала мокрой рукой прядь волос со лба, а потом опять принялась за стирку.
Теперь её стали одолевать воспоминания молодости, мысленно возвращая в родительский дом.
* * *
Римме шёл восьмой год, когда умерла мама, поэтому её воспитывал папа. По окончании средней школы зло представлялось девушке в образе бородатого разбойника или оборванного попрошайки, а грех – в виде чёрта с рогами.
Хотя война давно закончилась, но страна продолжала жить послевоенным временем. Дома Римма слышала о бандах и зверских убийствах в городах и на дорогах страны. Об этом говорили по радио и писали в газетах. Впрочем, в их посёлке для ссыльных поляков эти рассказы никого не пугали: к ним в село, расположенное в бескрайней казахской степи, редко заезжали гости. Кого бояться в степи? Буранов да волков, а Римма даже волков не боялась.
Она хорошо помнила, как девочкой она вместе с братьями и папой в полночь выезжала на корове в степь, чтобы собирать подсохшее за день сено, волки окружали их повозку, но на людей не нападали, потому что чуяли смелость главы семейства, у которого под рукой всегда лежали самодельные вилы. Римма верила, что папа никогда не даст в обиду ни её, ни братьев, ни их единственную корову.
В то время Римму больше всего на свете пугала одинокая вдова, что жила с ними по соседству, которая любила при случае приговаривать ей на ухо: «Твоя мама, Ядвига, теперь в раю, она на небесах. Ядвиге там хорошо! А ты, если не будешь молиться, то попадёшь в ад. Приходи на собрание верующих, только смотри, никому об этом не говори, даже отцу. Время такое, нехорошее».
Римма очень не любила, когда её пугали, и на вечерние тайные собрания верующих не ходила. О Боге в доме не говорили, но все боялись совершить грех, а детей приучили не болтать лишнего.
Надо сказать, что после похорон мамы девочка по ночам говорила с ней, словно та не лежала в могиле, а была где-то за стенкой.
– Мама, мне говорят, что теперь ты в раю. Как ты туда попала? Я видела, как тебя положили в гроб и завалили землёй. В раю, наверное, холодно, там звёзды горят и ангелы поют. Ты учила меня молиться перед сном. Если бы ты знала, как я за тебя молилась, а ты всё равно умерла. Я так старалась тебе помочь, я и коромысла с полными вёдрами таскала, и огород поливала, и глину из самана с соломой месила, чтобы тебе было легче справляться по хозяйству, но ты умерла. Люди говорят, что ты надорвалась работой. Зачем молиться, если люди не имеют помощи в Боге, а когда надорвутся, то умирают?
Никто не давал ответа на этот вопрос, а Римма об этом никого и не спрашивала, не до того было. Повзрослев, она твёрдо для себя решила, что в молитвах нет нужды, что вера в Бога – это обман, который нужен только для утешения слабым людям, не умеющим постоять за себя.
Окончив школу, девушка отправилась в Омск на учёбу. Ехать в город пришлось в товарном вагоне, потому что у неё не было паспорта и разрешения коменданта выехать из деревни. С Риммой на учёбу отправился её старший брат, пришедший с фронта. Его огнестрельная рана в ноге быстро заживала, и для него настало время учёбы. Мичеслав и Римма хотели стать врачами, как их старший брат Леонид.
В то время отправиться в город пассажирским поездом было очень дорогим удовольствием, а в вагоне товарного поезда можно было проехать бесплатно и без предъявления паспорта.
Радость, с которой Римма отправилась в путь, погасла быстро, когда вдоль железной дороги то там, то здесь стали появляться окоченевшие человеческие трупы. По мере того, как поезд продвигался вперёд, девушку всё сильнее тянуло назад, в родное село. Она не могла признаться в своей трусости даже любимому брату, дремлющему на старых фуфайках в углу вагона, загруженного углем, теперь девушке-комсомолке захотелось поверить в то, что её мама на небесах, а каждого убийцу ждёт расплата в аду. В ответ на эти мысли в тёплом степном ветре ей почудилось прикосновение маминой ласковой руки.
Поезд равнодушно мчался по безликой степи, подолгу останавливаясь на каждой станции. На второй день поездки товарный состав, где ютились в угольных ямах Римма со своим братом, остановился на запасном пути у небольшой станции и простоял там до вечера.
День выдался солнечным и безветренным. Когда читать книгу надоело, девушка стала разглядывать пассажиров на платформе и сразу обратила внимание на торговку семечками с красной косынкой на голове. На деревянных скамейках перед станцией разместился многочисленный народ с огромными узлами и чемоданами, а торговка семечками сидела на маленьком стульчике у выхода на платформу. Она весело переговаривалась с пассажирами, проходящими мимо, отпуская при этом неприличные шутки.
Римма видела, как шелуха от семечек осиным гнездом свисала с пухлых красных губ торговки, это гнездо через определённые промежутки падало вниз, на юбку мышиного цвета. Но вскоре девушке стало стыдно подглядывать за людьми из своего укромного места, и она вновь углубилась в чтение своей любимой книги, где гордая Джейн Эйр мужественно берегла своё честное имя.
Только к вечеру поезд, дав два пронзительных гудка, отправился в путь. Отъезжая от станции, Римма стала свидетелем того, что привело её в ужас.
Двое мужчин, одетых в полинялые гимнастёрки, с папиросами во рту, тащили под руки с опустевшего перрона в придорожный лесок знакомую ей продавщицу семечек, но теперь женщина не веселилась, а вырывалась из рук насильников, упираясь ногами о землю. Но как ей было справиться с захмелевшими мужиками! Её красную косынку подхватил ветер, и она вольной птицей порхала за поездом, с каждой минутой набирающим скорость.
Римма не могла отвести взгляда от происходящего насилия над женщиной. Никто не спешил на её крик о помощи, который заглушил повторный гудок паровоза. Вскоре станция пропала вдали, а поезд мчался к горизонту, бодро стуча колёсами.
Мичеслав осторожно разжал пальцы сестры, вцепившиеся в металлический край вагона, и с силой усадил её обратно на фуфайку, что лежала в чёрном углу вагона. Внезапная тоска овладела Риммой, словно у неё отняли надежду на прекрасное будущее. Такое положение вещей не понравилось её брату.
– Во-первых, – назидательно сказал он сестре, укрывая её стареньким одеялом, – если ты будешь так высовываться из вагона, нас могут заметить и ссадить с поезда. Во-вторых, ты сейчас же забудешь всё, что видела на перроне. Это жизнь, которая имеет свои законы, и она нам неподвластна. В-третьих, вспомни, для чего мы едем в город? … Правильно, ты хотела стать доктором и умоляла папу отпустить тебя в город учиться! А теперь запомни, что побеждает тот, кто не повернет назад, не достигнув цели, даже, если ему страшно идти вперед!
В ответ Римма согласно кивнула головой.
– Римма, успокойся, сестричка. Мир полон безобразия. Наш брат, Доминик, утоплен в Ишиме, потому что он хотел справедливости там, где её нет и не будет, ибо справедливость там, где мы сами поступаем справедливо. Пойми, что каждый взрослый человек сам отвечает за свои поступки. Парни пристают к легкомысленным девушкам, так как их поведение вызывающе и видно издалека, а к порядочной девушке никто никогда не подступится.
Римма знала, что брат любит её, свою единственную сестрёнку, которую его друзья прозвали пигалицей за малый рост и звонкий голос. Девушке нравилось настоящее имя брата – Мичеслав, но теперь она должна называть его Митя. Раз надо, так надо. Поменять польские имена на русские в такое послевоенное время было разумно, чтобы не возникало ненужных вопросов о национальности, ведь лучше избежать того, что может помешать получить ей и брату высшее образование.
Сумерки густели, и во тьму уходила степь, чтобы тихо уснуть под звёздным небом. Римма лежала на фуфайке, и яркие звёзды над ней водили хороводы. Митя уже спал, когда начался звездопад. Одна звезда падала за другой, огненным росчерком отвергая власть вечности и исчезая бесследно, и никто по ним не заплакал. С последней падающей звездой Римма покорилась поступательному движению поезда и успокоилась. Казалось, что поезд не мчался вдаль, а падал в чёрную бездну ночи, чтобы потеряться там навсегда, и даже ветер не поспевал за ним.
Заснуть девушке мешала картина насилия над торговкой семечками, которую тащили в придорожный лесок два отъявленных бандита. Выходило так, что Римма была свидетелем преступления, за которое никого не осудят. Это безнаказанное зло мешало ей быть сильной и мечтать о будущем.
«А ведь эта женщина в красной косынке сама виновата в том, что с ней произошло. Она вела себя очень непристойно», – к такому твёрдому убеждению пришла Римма, когда над горизонтом проступила красная полоса зари и сочувствие к торговке семечек перешло в осуждение. Римма была уверена, что она никогда не допустит такого неуважительного к себе обращения!
– Пусть только попробуют сунуться!
Её вызов всем мужчинам мира победоносно подхватил паровозный гудок. Каждый отвечает сам за себя!
* * *
