Сердце Неаса

Неас судорожно вдохнул. Он ущипнул себя за руку – больно. Он повертел головой – картина не менялась. Он попытался вспомнить дорогу назад – и с ужасом осознал, что тропинки, по которой он пришёл, больше нет. За спиной была сплошная стена гигантских папоротников с листьями, искрящимися росой, которая, казалось, переливалась всеми цветами радуги.

Паника, холодная и тошная, подступила к горлу. Он хотел крикнуть, позвать деда, но голос застрял. Вместо этого из его груди вырвался сдавленный стон.

И в этот миг отчаяния его взгляд упал на рюкзак. Тот самый рюкзак, в котором лежали бутерброды, заботливо завернутые дедом, и стальная кружка, и складной нож – подарок от Виктора Петровича на прошлое лето. «Будь умницей», – снова прозвучал в памяти дедов голос.

Неас закрыл глаза, сделал глубокий вдох, как учил дед в стрессовых ситуациях: «Дыши животом, считай до пяти. Паника – главный враг».

Часть 2.

Глава 1.

За следующие несколько дней (он определял смену циклов по тому, как меньшая, медового оттенка луна скрывалась за горизонтом, а большая серебристая достигала зенита) Неас составил для себя более чёткую картину.

Небесная механика и свет:

Источник света: Яркого, жёлтого солнца не существовало. Основным источником дневного света была диффузная люминесценция самого неба. Оно вело себя как гигантский светодиодный экран, плавно меняя оттенки от бледно-бирюзового на «утро» до насыщенного изумрудного в «полдень» и сиреневого с аквамариновыми прожилками на «вечер». Это создавало странные, непривычные тени – они были мягкими, размытыми, без чётких границ.

Две луны: Их движение было сложным. Большая, серебристая («Страж», как он её мысленно назвал) двигалась медленно. Малая, медово-янтарная («Скиталец») – быстрее и по более хаотичной траектории, иногда приближаясь, иногда удаляясь. Когда обе луны сходились близко в небе, магическая активность вокруг возрастала: светящиеся организмы ярче сияли, артефакт в его руках вибрировал ощутимее, а в воздухе стояло едва слышное гудение.

Флора и её аномалии:

Это были не просто большие деревья. Их кора напоминала хитиновый панцирь, а сок, выступивший на срезе одной ветки, был вязким и фосфоресцирующим синим. Листья на разных ярусах имели разную структуру: внизу – широкие, кожистые и тёмные, поглощающие свет от земли; наверху – игольчатые или перистые, будто улавливающие энергию прямо из воздуха.

Грибы были не отдельными организмами, а частью мицелиальной сети, покрывавшей лесную подстилку. Сеть светилась слабым фиолетовым светом при прикосновении, и свет этот пробегал по ней на десятки метров, как импульс по нервам. Лианы не просто вились, а медленно, почти незаметно глазу, шевелились, ориентируясь на тепло или магическое излучение.

Фауна и её экосистема:

Существа делились на светящихся (чаще травоядных или детритофагов, как «медузы» или перламутровые слизни) и тёмных, камуфляжных (хищников, вроде крылатых ящеров). Были и промежуточные виды: он видел шестиногого зверька, шерсть которого мгновенно меняла цвет и узор, мимикрируя под фон, когда тот замирал.

Пищевые цепочки были видны невооружённым глазом: летающие кристаллические насекомые привлекали светящихся «медуз», те, в свою очередь, становились добычей тёмных, бесшумных мантов (скатов), скользивших в верхнем ярусе леса. Всё было пронизано энергией, и она была главной валютой обмена в этой экосистеме.

Магическая «физика»:

Гравитация: Она была чуть слабее земной, но с аномалиями. В некоторых местах, особенно там, где скапливалась светящаяся грибница или стояли особые кристаллы, вес предметов уменьшался ещё сильнее. Камни падали медленнее.

Ручей был не единственным источником. Он нашёл небольшое озеро, вода в котором была слоистой: у берегов – тёплой и светящейся, в центре – ледяной и абсолютно чёрной, поглощающей свет. Между слоями плавали сложные геометрические фигуры из сгущённого света.

Звуки распространялись странно. Некоторые (вроде его собственных шагов) гасли быстро. Другие, особенно высокочастотные трели или гулкие вибрации, усиливались и отражались, создавая эхо, которое длилось минутами.

На пятый цикл (он уже вёл зарубки на палке) мысль о возврате стала навязчивой. Он не просто хотел домой – он начал выстраивать гипотезу.

«Туман был порталом. Портал, вероятно, не статичен. Он мог быть привязан к месту, ко времени (утренние часы), к условиям (определённая влажность, фаза лун?). Если это естественное явление этого мира, у него должна быть логика. Значит, его можно понять и повторить».

Он вернулся к тому месту, где пришёл в себя – к поляне с гигантскими папоротниками. Это была единственная известная точка входа.

Он решил воспроизвести условия: ранние «утренние» часы, когда небо светлело до бирюзового оттенка.

Его главной надеждой стал чёрный артефакт. Если магия этого мира привела его сюда, то, возможно, она же может показать выход. Артефакт реагировал на его концентрацию. Значит, нужно сконцентрироваться на доме.

На рассвете нужного дня Неас стоял на поляне. Воздух был прохладным и влажным. Он взял артефакт в обе руки, закрыл глаза и начал сосредотачиваться не на абстрактном «доме», а на максимально конкретных, чувственных воспоминаниях:

Скрежет щеколды на калитке дачи. Гул московской пробки за окном. Голос деда: «Чай остывает».

Специфический запах дедова сарая – масло, дерево, пыль. Запах маминых духов. Запах асфальта после летнего дождя.

Шершавость коры старой яблони на даче. Прохлада экрана смартфона. Тяжесть полной школьной сумки.

Чёткая картина дорожки от дачи к лесу. Вид из его окна на панельные дома. Лицо деда, щурящееся на солнце.

Он вкладывал в эти воспоминания всю силу тоски и желания. Артефакт в его руках начал вибрировать, сначала слабо, затем сильнее. Золотые узоры внутри закрутились в вихрь, свет пробился сквозь его чёрную поверхность, озаряя лицо Невса тёплым свечением.

Вокруг него, медленно, начал формироваться туман. Но не тот, плотный и белый, что принёс его. Этот был тонким, серебристым, и струился не с неба, а как будто из самого воздуха, нарушая перспективу. Сердце Невса заколотилось в надежде.

Он открыл глаза и шагнул в сторону, откуда пришёл, продолжая держать в сознании образы дома.

И тут мир возразил.

Туман не расступился, а заклубился, в нём замелькали искажённые образы: дача, но с кривыми стенами и светящейся крышей; дед, но его глаза были двумя маленькими лунами; лесная тропа, уходящая в бесконечную, невероятную высь.

В ушах поднялся шум – наложение голосов родителей, смеха друзей, рёва московского транспорта, но всё это было перекошено, замедлено и ускорено одновременно, превращаясь в кошмарную какофонию.

Воздух стал тяжёлым, как вода. Сделать шаг вперёд было невероятно трудно, будто он шёл против сильнейшего течения невидимой реки.

Артефакт в его руках начал перегреваться, боль от жгучей вибрации пронзила ладони.

Неас понял. Это не портал домой. Это эхо его воспоминаний, пропущенное через призму магии этого мира. Мир не отпускал его. Он лишь зеркалил его тоску, превращая её в иллюзию, в ловушку для души.

Последним усилием воли, сквозь боль и нарастающую панику, он разжал руки. Артефакт с глухим стуком упал на мягкий мох, его свет мгновенно погас.

Туман рассеялся за секунды, словно его и не было. Неас стоял на той же поляне, один, с обожжёнными ладонями и с ледяной пустотой внутри, которая была страшнее любого страха.

Прямого пути назад нет. Магия этого мира – не бездушный инструмент, а живая, сложная сила, которая взаимодействует с сознанием. Она ответила на его отчаянный запрос, но не выполнением, а отражением. Возврат, если он возможен, – это не ритуал «включения портала». Это, возможно, путешествие, требующее понимания основных законов этого мира и нахождения особого, правильного «ключа». Слепая тоска и сила желания – недостаточны. Нужны знания, которых у него пока нет.

Он поднял остывший артефакт, больше не чувствуя в нём ничего, кроме холодной тяжести. Дорога домой превратилась из тропинки в бесконечный лабиринт. И чтобы найти из него выход, ему пришлось сначала изучить сам лабиринт. До глубины.

Глава 2.

День пятый: Пределы адаптации.

Система и рутина.

Осознав, что возврата нет, Неас перешел от паники к методичному выживанию. Его разум, воспитанный отцом-архитектором, искал системы. Он превратил небольшой грот под скалой в укрепленную базу.

Используя леску из рюкзака и гибкие ветви, он соорудил несколько примитивных сигнальных ловушек на подходах к гроту – не чтобы поймать кого-то, а чтобы услышать.

Дед учил: «Предупреждён – значит вооружён».

Вода: Нашел способ конденсации. Ночью, когда воздух становился холодным, он клал гладкий камень на разостланный кусок полиэтилена от упаковки бутербродов. К утру на нем собирались капли чистой, не светящейся воды. Медленно, но безопасно.

Еда: Оранжевые ягоды были основой рациона. Он нашел еще один вид – похожие на стручки, растущие у воды. После многодневного теста (сначала на коже, потом на губе, потом крошечный кусочек) они оказались съедобными и сытными, с ореховым привкусом.

Но главным объектом его изучения был артефакт. Черный камень с золотыми прожилками. Он начал вести подобие дневника, царапая обугленной палочкой наблюдения на плоском камне.

Открытие №1: Артефакт реагирует на концентрацию и эмоцию. Страх заставляет его свет мерцать хаотично. Спокойная сосредоточенность – узоры текут плавно. Яркая, четкая мысль (воспоминание о тепле костра, желание увидеть искру) – дает всплеск энергии.

Открытие №2: Он не бесконечный. После попытки возврата и нескольких экспериментов, золотые прожилки внутри потускнели. Камень будто «истощился». Неас положил его на ночь на участок густой светящейся грибницы. К утру узоры снова пульсировал ровным светом. Артефакт подзаряжался от окружающей магии. Это был прорыв.

Не мир, а организм.

Однажды, исследуя ручей, Неас стал свидетелем явления, перевернувшего его понимание мира. На противоположном берегу погибло крупное существо, похожее на оленя с кристаллическими наростами на рогах. Оно просто легло и перестало дышать.

И тогда лес пришел в движение.

Светящаяся грибница с ближайших деревьев потянулась к телу тончайшими нитями, обволакивая его фиолетовой паутиной. Лианы шевельнулись, протягивая к нему усики. Даже камни вокруг, казалось, излучали чуть больше тепла. Процесс был не жутким, а странно торжественным. За несколько часов тело было полностью ассимилировано: плоть, кости, кристаллы – всё растворилось, впиталось сетью грибницы, а та вспыхнула на мгновение ослепительным светом, который затем растекался по всему лесу, словно по капиллярам.

Это был не просто круговорот веществ. Это был единый метаболизм. Мир не просто содержал магию – он сам был магическим существом. И смерть одного становилось энергией для всего целого.

Неас смотрел, завороженный и подавленный. Он был здесь не просто чужеземцем. Он был инородным телом в этом сверхорганизме. Вирусом. Или, может быть, новой, неизвестной клеткой.

Первая встреча (не с разумной).

Опасность пришла с неожиданной стороны. Не от хищников, а от самой среды. На седьмой день Неас обнаружил, что его запас оранжевых ягод, собранных вдалеке от лагеря, покрылся странной серебристой плесенью и испускал едкий дым. Он выбросил их, но споры, видимо, попали в воздух.

К вечеру у него начался жар. Дыхание стало хриплым, в глазах плавали светящиеся пятна. Он понимал – это отравление, аллергия или магическая инфекция. Аптечки не было. Паника, которую он так долго сдерживал, накрыла с новой силой. Он лежал в гроте, трясясь от озноба, и смотрел на потолок, где светящиеся мхи рисовали абстрактные узоры.

«Умри здесь, и лес растворит тебя за пару часов. От Неаса не останется ничего. Даже костей».

Мысль была не страшной, а обреченно-спокойной. Он был на грани.

И тогда его взгляд упал на артефакт, лежавший на груди. Камень был теплым. Узоры внутри пульсировали в такт его лихорадочному пульсу, будто подстраиваясь под его состояние.

Отчаяние родило идею. Безумную. Если артефакт реагирует на намерение и проводит энергию… может, он может направить её не вовне, а внутрь?

Дрожащими руками он прижал камень ко лбу. Он не пытался «исцелиться» – это было слишком абстрактно. Он вспомнил, как дед учил его сбивать температуру: прохладный компресс, обильное питье, покой. Он сконцентрировался на этом ощущении – желанной прохладе на лбу, чувстве чистоты, приливе сил.

Артефакт загудел. Тепло из него сменилось на странную, вибрирующую прохладу. Волна этой энергии прошла через лоб внутрь головы, не как жидкость, а как структурированный импульс. Светящиеся пятна перед глазами сконцентрировались в один яркий узел и рассыпались. Жар отступил на несколько градусов. Дышать стало чуть легче.

Это не было исцелением. Это был симптоматический контроль. Как если бы он нашел в панели управления своим телом рычаг и слегка его подкорректировал. Артефакт не знал, как лечить чужеродное отравление. Но он откликнулся на конкретный, ясный запрос Неаса о состоянии его тела.

Той ночью, между приступами лихорадки, он по крупицам, через боль и слабость, «прокачивал» через себя эту прохладу. К утру жар спал. Он был истощен, но жив. И в его глазах, наряду с изнеможением, горел новый огонь – не только выживания, но и потенциала.

Решение.

Когда силы вернулись, он сидел у ручья и смотрел на свое отражение в светящейся воде. Перед ним был не московский школьник. Это был худой, загорелый до темноты, измученный юноша с серьезными глазами. В одной руке он держал артефакт. В другой – свой острый, надежный нож.

Он понял несколько вещей:

Одиночество убьет его. Не физически, а ментально. Ему нужна цель, сложнее, чем просто «не умереть».

Артефакт – его ключ. Но ключ к чему? К управлению магией? К пониманию мира? К лечению? Наверное, ко всему понемногу, но нужно учиться. Методично, как дед учил его столярному делу.

Этот мир живой и цельный. Чтобы выжить в нем, нужно не просто прятаться, а пытаться понять его логику. Стать не инородным телом, а… симбионтом.

И тогда он поставил себе новую цель. Не «вернуться домой» (это была далекая, почти мифическая сверхзадача). А создать карту.

Не географическую, а энергетическую. Отметить места, где артефакт ведет себя по-разному: где заряжается быстрее, где издает иной гул, где светится вода или растут особые растения. Создать свою первую схему этого магического организма. Свой первый проект в новом мире.

Он встал, потянулся, чувствуя, как болят каждые мышца. Он посмотрел вглубь леса, туда, где переплетались невероятные стволы и висели, мерцая, неизвестные плоды.

Путь домой был закрыт. Путь вперед – был открыт. И его звали Исследование.

Он положил артефакт в карман, проверил заточку ножа и сделал первый шаг за пределы знакомой уже поляны. Навстречу неизвестным правилам, опасностям и, возможно, открытиям, которые изменят его навсегда. Он был Неас. И его эпоха изучения только начиналась.

Глава 3.

Дни шестой – девятый: карта анормальности.

Метод и первая аномалия.

Неас подошел к исследованию с педантичностью, унаследованной от отца-архитектора. Его «дневник» на плоском камне теперь содержал странные пиктограммы и пометки, понятные только ему. Он начал с радиальной разведки от своей базы-грота, обозначая направления по условным часам, где «12» – было направление к поляне появления.

Артефакт стал его компасом и датчиком. Неас заметил: когда он держал камень на открытой ладони, золотые узоры внутри меняли характер движения в зависимости от окружающей магической среды. Рядом с ручьем – плавные волны. Около светящейся грибницы – частые, мелкие всплески. В тени гигантских «секвой» – медленное, цикличное пульсирование.

На второй день разведки, двигаясь в секторе «2 часа», он наткнулся на первую аномалию. Это был небольшой овраг, на дне которого не росло ничего, кроме серого, потрескавшегося мха. Воздух здесь был неподвижным и гулко тихим, будто выпавшим из мира. Когда Неас спустился и достал артефакт, узоры внутри не просто замерли. Они свернулись в плотный, неподвижный шар в самом центре камня, а сам камень стал холодным, как лед, и невероятно тяжелым.

Это было не отсутствие магии. Это была ее инверсия, дыра, подавление. Неас поспешно выбрался из оврага. На краю, артефакт снова ожил, узоры метались, как испуганные. Неас сделал в дневнике крупную, обведенную пиктограмму: «Тихая яма. Магия умирает. Опасность?» Он поставил туда камень-метку.

Вторая аномалия и первая добыча с помощью магии.

Аномалия в секторе «10 часов» была противоположной. Это была поляна, усеянная кристаллами кварца, которые в свете двух лун горели изнутри холодным фиолетовым пламенем. Воздух звенел высокочастотным, едва слышимым гудением. Артефакт на ладони Неаса взвыл тонкой вибрацией, а золотые прожилки вспыхнули так ярко, что отбрасывали тени. Камень тянуло вниз, к кристаллам, будто магнитом.

Именно здесь Неас совершил прорыв в практическом применении магии. Он заметил, что на поляну прилетали питаться кристаллической пылью крупные, медлительные насекомые с радужными крыльями. Они были размером с ладонь и казались безобидными. Мысль о белке была слишком заманчивой.

Он взял артефакт в одну руку, а в другую – плоский камень, как пращу. Вместо того чтобы просто бросать, он сконцентрировался. Он вспомнил, как играл с Даней в симуляторы, рассчитывая траекторию полета снаряда с учетом гравитации и сопротивления. Он мысленно прочертил дугу, по которой должен полететь его камень. И, удерживая этот четкий мысленный образ, он вложил его в артефакт, одновременно с желанием «ударить точно».

Артефакт дрогнул. В момент броска Неас почувствовал, как из камня в его руку, а затем будто в сам брошенный булыжник, перетекает тонкая струйка энергии. Камень полетел не по обычной параболе. Его полет был неестественно прямым и быстрым, словно его на долю секунда перестала тянуть вниз гравитация.

Раздался хруст. Насекомое было сбито на землю. Неас подбежал, остолбенев. Это не была сила. Это была коррекция. Микроскопическое, точечное изменение правил физики вдоль траектории полета снаряда. Его руки дрожали уже не от страха, а от осознания: он только что вмешался в законы мира. Не разрушительной вспышкой, а хирургически точным усилием. Плата была ощутимой: артефакт потускнел, а в его собственной голове стояла легкая, но неприятная пустота, будто он только что сдал сложный экзамен.

Добыча оказалась съедобной. Мясо насекомого было похоже на крабовое, со слабым минеральным привкусом. Это был его первый полноценный обед с белком. Он отметил на карте: «Кристальная поляна. Источник энергии (сильный). Возможна «точная» магия. Истощает артефакт и сознание».

Следы. Не его.

На девятый день, в секторе «6 часов» (за ручьем), он нашел не аномалию, а следы. И это перевернуло все.

Это были не следы зверя. Это была явная, искусственная метка на стволе дерева: три параллельные насечки, сделанные чем-то очень острым, а над ними – выжженный символ, напоминающий стилизованную молнию. Кора вокруг символа была обуглена, но сам знак светился тусклым оранжевым светом, как тлеющий уголек.

Неаса бросило в жар. Он не был один. Здесь была цивилизация. Разум. Возможно, враждебный. Возможно, непохожий на человеческий.

Он замер, вжавшись в папоротники, и два часа просто наблюдал. Никто не пришел. Светящийся знак медленно угасал, будто питался какой-то остаточной энергией. Осторожно, ножом наготове, он подошел ближе. Артефакт в кармане отозвался на знак не вибрацией, а резким, болезненным уколом холода, заставившим Неаса вздрогнуть. Знак явно был заряжен магией, но иного, отталкивающего свойства.

Это меняло всё. Его задача «стать симбионтом» усложнялась до задачи «не стать целью». Кто оставил знак? Охотники? Разведчики? Пограничье? Знак выглядел свежим.

Решение, рожденное из двух миров.

Неас вернулся в грот с тяжелыми мыслями. Перед ним лежала грубая карта, нацарапанная на камне. «Тихая яма» (подавление магии). «Кристальная поляна» (избыток, возможность точного воздействия). И теперь – «Знак» (чужая, возможно, враждебная разумная деятельность).

И тут его осенило. Мысль родилась на стыке дедовой практичности и его собственного, игрового опыта с Даней.

Что если использовать аномалии как инструменты? Не просто отмечать их, а включать в стратегию?

Представление развернулось в его голове, как тактическая схема:

«Тихая яма» – это потенциальное укрытие от магических существ или следопытов, полагающихся на магию. Там его артефакт бесполезен, но и чужие, возможно, тоже.

«Кристальная поляна» – источник энергии для артефакта и место, где можно применять «точную» магию для охоты или защиты.

«Знак» – это не только угроза, но и информация. Если есть знаки, значит, есть маршруты, территории, сообщения. Научившись «читать» их (или хотя бы избегать), он сможет ориентироваться в социальной, а не только природной, структуре мира.

Его новая цель кристаллизовалась. Он больше не просто выживал и исследовал. Он анализировал угрозы и ресурсы, чтобы перейти от пассивного выживания к активной стратегии. Он должен был изучить «Тихую яму» глубже, понять ее свойства. Он должен был научиться эффективнее «перезаряжать» и использовать артефакт на поляне, не доводя себя до истощения. И он должен был осторожно наблюдать за зоной со знаком, пытаясь понять логику тех, кто его оставил.

Взгляд Неаса упал на его потертый рюкзак, нож и теплый артефакт. Он был заложником этого мира. Но теперь у него появилась не просто карта местности. У него появился план. Хрупкий, опасный, но план. Он снова был не просто Неас ом, потерявшимся мальчишкой. Он становился стратегом в чужой, магической игре, правила которой ему еще только предстояло расшифровать. И следующим ходом было детальное изучение «Тихой ямы». Возможно, в ней крылся ключ к сокрытию от тех, кто оставил светящиеся следы.

Глава 4.

День десятый: Эксперимент в тишине.

Изучение «Тихой ямы» требовало иного подхода, чем разведка. Это была не точка интереса, а потенциальный инструмент. Неас потратил целый цикл на подготовку, руководствуясь принципом, усвоенным от отца: «Проверяй гипотезу контролируемым экспериментом».

Зона подавления магии нейтрализует магические эффекты, артефакты и, возможно, ощущения магических существ. Может служить укрытием.

Цель эксперимента: Определить границы зоны, ее воздействие на артефакт и на самого Неаса, выявить побочные эффекты.

Он собрал «лабораторный набор»: Артефакт – главный индикатор. Два камня: один обычный, другой – мелкий светящийся камешек с ручья. Пучок сухой травы и кусок трута. Длинную, прочную лиану как мерную ленту и страховку. Острупалку для отметок на камнях.

Полевые работы.

На рассвете он вернулся к оврагу. Воздух вокруг по-прежнему был мертвенно-тих. Неас начал с периметра. Он медленно двигался к краю оврага, держа артефакт на открытой ладони. За три шага до видимого перепада рельефа золотые узоры в камне начали замедляться. За шаг – свернулись в плотный комок. Камень стал холодным.

Граница была резкой, как стена. Неас пометил ее положенными камнями. Радиус зоны подавления вокруг оврага составлял примерно пять-семь метров.

Затем пришлось решиться на самый пугающий шаг – войти внутрь. Он привязал один конец лианы к дереву на границе зоны, другой – к своему поясу. «Страховка от неизвестности», – мысленно усмехнулся он, вспоминая туристические походы с отцом.

Сделал шаг внутрь.

Тишина обрушилась на него физически. Исчез не только магический гул леса – притупились все звуки: шелест его одежды, собственное дыхание. Мир будто накрыли стеклянным колпаком. Но что было хуже – исчезли ощущения. Пропало то самое легкое, фоновое покалывание на коже, к которому он уже привык. Он чувствовал себя… плоским. Обесточенным. Это было похоже на внезапную потерю обоняния или слуха. Небольшая, но душевная ампутация.

Артефакт в его руке был теперь просто холодным, черным, тяжелым булыжником. Ни свечения, ни вибрации.

Эксперименты в вакууме.

В центре оврага, на сером мхе, Неас поставил свои опыты.

Светящийся камень: попав в зону, его внутреннее свечение угасло за секунды, как уголька. Вынесенный обратно – не восстановился. Камень был «умерщвлен».

Попытка добыть огонь: Трение палочки о трут, от которого он в обычных условиях уже добивался тления, здесь не давало никакого результата. Даже искры не было. Было ощущение, будто сам принцип трения, превращения энергии, был подавлен. Это открытие испугало его больше всего: здесь могли не работать не только магические, но и фундаментальные физические законы?

Воздействие на себя: Он попытался сконцентрироваться, вызвать то самое чувство прохлады, которое помогло при лихорадке. Ничего. Его разум упирался в глухую, непроницаемую стену внутри собственного сознания. Магический «интерфейс» был отключен.