скачать книгу бесплатно
Графиня де Брюли. Роман
Владимир Графский
Все изложенное в книге основано на реальных событиях, не без фантазии автора, конечно. Любые совпадения с исторической действительностью являются случайностью.
Графиня де Брюли. Роман
Владимир Графский
© Владимир Графский, 2024
ISBN 978-5-0064-5299-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Графиня де Брюли
Роман
«Нарочно, мнилося, она
была для счастья создана.
Но свет чего не уничтожит?»
М. Ю. Лермонтов
Глава 1
Париж второй половины девятнадцатого века. На набережной Сены в надежде заработать какие-то деньги уличные художники рисуют портреты прохожих. Один из них, высохший, сгорбленный старик, прищурившись, аккуратно выводит портрет красивой молодой девушки, вдыхающей аромат розы.
Когда портрет был закончен, художник встал, поправил выгоревший на солнце берет, мило улыбнулся, вздохнул… Это был знак удовлетворения своей работой.
– Можете взглянуть, мадемуазель! Вы даже не представляете, какой божественной силой вас наградила природа! Это самое лучшее, что я когда-либо смог создать, и, поверьте, заслуга в этом только ваша! – не сдерживая волнения, восхищался художник.
– Ваш взгляд, ваша улыбка – волшебство природы! Я могу поведать вам тайну, почему лики святых на иконах обладают такой притягательной силой…
– Благодарю вас, месье… – прервала его девушка, – вы настоящий мастер своего дела! Просто великолепно!
Восхищение натурщицы было таким искренним, что можно было подумать, будто она и в самом деле не представляла, насколько обворожительна ее красота… Но неожиданно девушка, как будто что-то вспомнив, изменилась в лице.
– На портрете ваша девушка действительно прекрасна, просто ангел, и мне она тоже нравится, – коснулась руки художника и добавила, прошептав на ухо, – только, поверьте, я не она… – и улыбнулась такой обворожительной улыбкой, что старик даже не заметил, как она положила на раскладной табурет деньги, на них положила свою розу и ушла.
Выглядело это странно, как будто в портрете девушку что-то удивило или даже напугало, и она, словно в забытье, не считая денег, расплатилась, в спешке забыла розу и неожиданно исчезла. Художнику захотелось окликнуть красавицу, но дрогнувшая на ее лице та необычная улыбка, словно упредила это его желание. Невероятная сила этой улыбки удерживала старика какое-то время в неподвижном состоянии, а когда он очнулся, девушки среди прохожих уже не было.
– Такая натура! Мечта! Как призрак, как видение! Появилась и исчезла… – обратился удивленный художник к соседу, такому же уличному рисовальщику, молодому худощавому парню в помятой широкополой шляпе.
– Да-а-а… – восхищенно протянул парень, – красавица… не француженка, у нее мягкий, похожий на русский, акцент.
– Странно все-таки это! Оставить столько денег и уйти, не забрав портрета? – старик снова посмотрел на прохожих, среди которых только что растворилось его видение.
А то, что этот «призрак» разыскивался полицией, старик, конечно, знать не мог. Для него она навсегда останется мечтой художника. Здесь, на набережной, нищие художники хорошо знали, что так легко разбрасываются только чужими деньгами, но никто из них даже предположить не мог, что эти новенькие франки из рук молодой красивой девушки могут быть ворованными.
Художник еще долго сидел на набережной, любовался своей работой и пытался понять поведение натурщицы и причину невиданной щедрости.
А через двадцать лет на той же самой набережной сын художника выставил на продажу все работы покойного отца. Портреты, виды старого Парижа, морские пейзажи – все это стоило недорого. Портретом русской красавицы заинтересовался прохожий. Немолодой человек с осторожной крадущейся походкой, в дорогой одежде, с тростью. Говорил он негромко, и только, может быть, легкий акцент выдавал его русское происхождение. Поднятый воротник и надвинутая на лоб шляпа скрывали его внешность, но продавец картин, притулившись на крохотной скамеечке, рассматривая покупателя снизу, смог разглядеть его смуглое, изуродованное двумя давними шрамами лицо. Неподвижные, хитровато прищуренные, словно в ожидании удобного момента, глубоко посаженные глаза и орлиный нос делали его лицо хищным, беспощадным.
– Подозрительный тип… – определил продавец.
И действительно. Не считая денег, покупатель расплатился и, не отрывая глаз от портрета, отошел в сторону. Потом бережно спрятал портрет под плащ, оглянулся по сторонам, будто ограбил кого-то, и растворился в пестрой толпе прохожих.
– Это был русский, – осторожно, полушепотом сообщил продавцу рядом сидящий художник, – можете не сомневаться, русский… я их хорошо изучил.
– Странные все-таки эти русские. За небольшой портрет столько заплатить? – чувствуя себя неловко, как бы оправдываясь, прошептал продавец сидящему рядом уличному художнику, но мысли его были совсем не о русских с их бешеными деньгами.
«Боже мой, денег-то сколько! Что же за напасть такая с этим портретом? – думал он. – Прямо-таки дьявольская сила живет в этом милом женском личике, околдовывает всех и заставляет выкладывать всю наличность, не считая…».
– Это еще ничего, месье… – как бы успокаивая, начал рядом сидящий художник. – Я слышал, эти господа из России в дорогих ресторанах заказывают самые изысканные, экзотические блюда и не прикасаются к ним. Как это можно объяснить? Вот это тайна! Загадочный народ, должен вам сказать…
– Да, русские, русские… Невероятно… столько денег отвалить… – пытаясь скрыть радость, согласился продавец и, опасаясь, что странный покупатель может вернуться, сунул в карман деньги, торопливо собрал оставшиеся картины и поспешил уйти.
На портрете двадцатилетней давности была изображена известная русская мошенница Заралия Каренина. А обладателем портрета неуловимой преступницы стал некий Николя – ее давний друг и подельщик.
Молоденькая очаровательная девушка, знакомясь с богатыми господами, называла себя разными именами, выдавая себя то за дочь известного сановника, то за единственную наследницу какого-нибудь престарелого богача, а в кругу избранной высокопоставленной знати ей нравилось представляться графиней из Франции, либо несчастной вдовой из Вены или вельможной немкой, родственницей чуть не самого канцлера. Те немногие, кто был знаком с этой красавицей, называли ее Розой, в полиции и преступном мире ее называли Зарой.
Полтора века назад столица и крупные города России кишели девицами, промышляющими таким образом, и все они были похожи друг на друга. Их легко узнавали официанты, полицейские, извозчики, карманники. Их услугами пользовались все, кому не лень, даже мелкие уличные воришки имели над ними власть. Иногда им платили, но чаще их использовали под угрозой расправы. Особенную страсть к гулящим девицам проявляли полицейские. Они с ними не церемонились. Но все это никак не относилось к Розе.
– Вот уже час, как вы, сударь, волочитесь за мной! Потрудитесь объяснить свое поведение! – Резко обернувшись, Роза нападала на следящего за ней сыщика всегда в тот момент, когда рядом оказывалась компания молодых офицеров или студентов. Правда, такая слежка за Розой случалась редко. К ней, если она не давала повода, приблизиться было не так-то просто, определенная смелость требовалась, до того она была хороша.
В сыскном управлении Санкт-Петербурга знали о проделках мошенницы, но ее настоящее имя для сыщиков долгое время оставалось неизвестным. Да и особых хлопот полиции она не доставляла. Благодаря смуглой коже, жгучим черным глазам, многие сыщики принимали красавицу-мошенницу за цыганку, нередко так думали и сами пострадавшие. Видимо поэтому столичные ищейки, не подозревая, что, как пальцем в небо, угадали ее имя, дали ей цыганскую кличку Зара, которая всем пришлась по душе и прилипла к ней на всю оставшуюся жизнь. Никто из сыщиков даже не предполагал, что эта коварная воровка скрывается под маской добропорядочной невинной девушки, не имеющей ничего общего с преступным миром. Обладая талантом великой актрисы, она могла заморочить голову любому. Ее французский язык, светские манеры подкупали и не оставляли ни малейшего сомнения, что она является представительницей высшего аристократического общества. Все это напрочь запутывало сыщиков.
В преступном мире воровку тоже стали называть Зарой, и сразу окружили эту кличку ореолом тайных связей чуть ли не с самим дьяволом. В тюрьмах, на каторге и поселениях одни утверждали, что красотой и колдовским умением девицу наградил самый главный черт… Наградил и выпустил из ада! Другие божились, что она и есть та самая дочь прокурора, которую за воровство папаша порешил, но господь бог простил ей все ее прегрешения, и она воскресла в образе прекрасной чародейки, и теперь ходит как призрак и мстит без разбора всем знатным господам.
Многие, связавшие свою жизнь с преступным миром, хотели бы хоть одним глазком взглянуть на ловкую воровку. Но Зара не причисляла себя ни к ворам, ни к мошенникам, сторонилась ненужных ей знакомств. Все свои похождения она оправдывала, называя их естественными и даже справедливыми. Она полагала, что ее старания не только не преступны, а даже благородны и необходимы. Своими смелыми выходками она удивляла всех. Каждому, кто попадался в сети мошенницы, она оставляла на память розу. Это мог быть живой цветок, вощеная розочка из женской шляпки, носовой платок с вышитой в уголке веточкой розы или что-нибудь другое в этом роде. Наутро после сладких снов все обманутые дамские угодники находили пустые бумажники и «розочку». Такая дерзость отличала эту красавицу от других смазливых девиц, промышляющих подобным образом. Сыщики называли проделки этой молодой девицы «знаком розы», считали их безобидными, а кто-то в тайне даже восхищался необычными, порой смешными шалостями воровки.
В народе о ней тоже ходило много разных слухов, складывались красивые и страшные легенды. Ее хоть и разыскивали, но врагов у нее не было. Кто-то боготворил мошенницу как небесное создание, кто-то опасался ее как нечистую силу, а кто-то утверждал, что она обычная смазливая проститутка с характерной для этой профессии слабостью – «нечиста на руку». Однако никто из потерпевших так не считал, и все они отрицали интимную связь с мошенницей. И, видимо, именно это обстоятельство больше всего оскорбляло дамских угодников. В ярость их приводил, скорее, неожиданный поворот, унизительный финал любовной интрижки, нежели потеря денег. И, пожалуй, только это, бесстыдное надругательство над возбужденным мужским желанием, заставляло обиженных обращаться в полицию.
Сейчас этот тронутый временем портрет, нарисованный на скорую руку, не представлял бы никакой ценности, но в те годы он мог бы быть хорошим подарком для многих. Во всяком случае, любой, кто был знаком с Розой, посчитал бы за счастье иметь на память ее портрет, даже, несмотря на то, что был обчищен этой красоткой до нитки. И уж, без всякого сомнения, для любого сыщика тех лет портрет преступницы мог бы стать незаменимой находкой.
Этот портрет, конечно, никак не мог служить доказательством каких-либо любовных афер мошенницы, и не мог быть основанием для ареста, но, тем не менее, являлся ценной косвенной уликой.
Может быть, этот портрет и давал какую-то возможность для потерпевших опознать аферистку, но все они по-разному описывали внешность Розы. И чаще всего на вопрос следователя «как выглядит обидчица?», все без исключения потерпевшие, как в сговоре друг с другом, отвечали: «Прекрасно!» – и ничего больше.
Красота Розы была подобна капкану. Она притягивала к себе жертву, захватывала и не отпускала. Казавшаяся игривой, послушной, легко доступной, она заставляла обращать на себя внимание, заманивала жертву и действовала. Прикидываясь бессильной перед мужской страстью, она легко соглашалась, но в нужный момент еще легче выскальзывала из объятий.
Благодаря умению изменять внешность, Роза была неуловима. А полиция с удовольствием выработала для себя версию, что мошенниц много. Под эту марку полицейские задерживали всех смазливых падших женщин и, ссылаясь на сходство с Розой, превращали несчастных в своих пленниц, подолгу держали красавиц в участках, допрашивали, заставляли обнажаться и с удовольствием пользовались их услугами без всякой оплаты. С этой же целью полицейские охотно проверяли обладательниц желтых билетов, шерстили публичные дома, устраивали уличные облавы и часами по очереди «допрашивали» еще не потерявших форму привлекательных сводниц, которым доставалось больше остальных. Сводничество преследовалось законом, поэтому женщины, занимающиеся этим промыслом, охотно отзывались на малейшее желание полицейского, не кусались, не царапались, да и были чище других.
Но все шалости, любовные похождения Зары могли для нее закончиться намного печальнее, чем для любой другой мошенницы. Неопровержимой косвенной уликой портрет уличного художника являлся потому, что шею красавицы обвивало жемчужное ожерелье с огромным бриллиантом в пятьдесят с лишним карат. Камень назывался «Северное сияние». Он получил свое название за холодный голубой блеск с малиновым и зеленоватым оттенками. Когда-то этот бриллиант принадлежал шейхам, императорам, царским и королевским семьям, но однажды загадочным образом был подменен на хорошо выполненную подделку и бесследно исчез.
В придворных свитах этому камню приписывали волшебные свойства. Поговаривали, что все, кто владел этим камнем, сполна насладились радостями взаимной любви, обрели величие, неограниченную власть и способность влиять на людей. Считалось, что даже прикосновение к этому камню дарило человеку удачу.
Загадочное исчезновение бриллианта породило множество новых легенд. Одна из них утверждала, что благодаря этому камню королева Англии Виктория, которая была последней законной владелицей «Северного сияния», получив его в подарок от кузена, российского царевича Александра, познала настоящую любовь, обрела всемирную славу и признание среди людей. Но черствость, мещанский вкус и чванливость королевы уничтожили удивительные свойства бриллианта, и он превратился в невзрачную стекляшку. Многие поверили в такое мистическое завершение истории драгоценного камня. Может быть, поэтому «Северное сияние» безуспешно разыскивается и по сей день.
Если вдуматься, кого, кроме королей, шахов и царей, могли интересовать такие камни? Тем более в Париже? В городе контрастов, где роскошь жила рядом с нищетой. Этот город не переставал удивлять мир. Ни кровопролитные войны, ни разрушительный дух революционных идей, витавших над Европой, – ничто не пугало французов. Город отличался от всех столиц мира. Самые роскошные номера гостиниц, дорогие рестораны, захватывающие зрелища и развлечения, лучшие ювелиры, портные и все-все самое удивительное, изысканное можно было найти в одном городе – в Париже.
Улицы переполнены приезжими. Особенно много русских. Их всегда везде много и их легко узнать. В Европу они приезжают или потерявшими всякую надежду на родной земле, измученными мыслями о судьбах родины, или уверенными в себе, в своем будущем, с чемоданами, набитыми франками, марками, долларами. В отличие от всех, русские богачи едят и пьют не в бистро, а в фешенебельных ресторанах, делают покупки в модных магазинах, посещают самые дорогие заведения и как никто сорят деньгами. Офицеры на таможне не просят господ из России открывать саквояжи, дабы не впадать в искушение и не чувствовать свое скудное существование. Парижанки мечтают о русском любовнике. Через сводниц они отыскивают их в нескучных местах, салонах, игорных домах, на скачках, торгах, аукционах – везде, где крутятся большие деньги и слышится русский акцент.
Париж, Париж! Город-театр! Все ищут, стремятся, спешат. Никто не живет просто, своей собственной жизнью. Все прилежно подражают выдуманному идеалу. Всеобщий нескончаемый маскарад. Стареющая куртизанка выдает себя за баронессу или герцогиню, какой-нибудь щеголь, проходимец – за единственного наследника выживших из ума, но знатных родителей, или внебрачного потомка чуть не самого короля. Все заняты, увлечены игрой. Победители, перешагивая неудачников, спешат на более высокий, устойчивый уровень захватывающей гонки, проигравшие, проклиная себя за потраченное впустую время, выбывают, а на их смену приходят другие. И так без конца по замкнутому кругу мчащейся карусели парижской жизни. Наряжаясь в сшитые по последней моде платья, сверкая поддельными драгоценностями, изощряясь в светских манерах, все они стараются не отличаться от аристократии.
На самом деле, по-настоящему известных и богатых господ встретить здесь невозможно. У них свой круг и своя игра. На своей сцене они стараются вести себя скромно, предпочитают молчать и наслаждаться, когда о них, перешептываясь, говорят другие. Истоки их славы и богатства, как, впрочем, и всего остального, покрыты тайнами. Их любят, их ненавидят! О них сплетничают в газетах, сочиняют непристойные небылицы на бульварах, о них пишут романы. Они у всех на виду, ими восхищаются, гордятся… Они – пример успеха, образец преодоления нелегкого пути к обеспеченной, беззаботной жизни.
Вместе с тем, на улицах Парижа немало простого люда и бедноты. Никто из них никуда не стремится. Они воруют, пьянствуют, развратничают. Кто-то, надеясь получить хоть какие-то деньги, помогает поднести багаж, кто-то, срывая с головы шляпу и раскланиваясь, распахивает двери роскошных экипажей, кто-то чуть не на ходу чистит господам обувь. Тот же, кто не рожден быть услужливым, потерял надежду, обессилел в борьбе за жизнь – не выживает. Такой человек нищенствует всю жизнь, а потом безмолвно умирает.
С тех пор прошло почти полтора века. Многое изменилось. Нет, Париж по-прежнему хорош, хотя заметно постарел. В Европе появились другие города, не уступающие Парижу. А для русских Париж перестал представляться тем местом, от встречи с которым еще совсем недавно любой россиянин готов был умереть.
Теперь все стремятся в Москву. Но не для того, чтобы увидеть этот замечательный город. Теперь, кажется, только в Москве можно, не жалея, потратить большие деньги. Сверкающие звездами гостиницы, фирменные магазины, рестораны с кухнями всех стран и народов, невероятные представления, концерты, уютные заведения, дорогие автомобили – все это в одном городе – в Москве. Даже самые красивые женщины на улицах уже не в Париже, а здесь, в столице огромной заснеженной страны. В Москве есть все! Есть даже такое, чего нет ни в Европе, ни в Америке и нигде. Кругом невиданное изобилие, напоминающее огромный шведский стол. Все спешат не упустить свой шанс, ухватить свое, кровное. Выглядит все это, как в игре на деньги – все честно и справедливо. Кому-то везет, кому-то нет. Такая игра, ничего не поделаешь!
Здесь тоже маскарад, гонка, карусель! Узнать, кто есть кто, невозможно! Все спешат, стремятся к богатству, к славе. Кругом торгуют, мошенничают, воруют, богатеют. Азарт заражает всю огромную страну. Всем кажется, что наконец-то в России повеяло свободой. Миллиарды российских долларов свободно, как по течению реки, заполнили пустые сейфы банков по всему миру. А в Париже, как и много лет назад, снова пытаются понять русскую натуру. Тайну! Секрет!
Москвичам, которым не довелось приобщиться к эпицентру сытой жизни, кажется, что они тоже чего-то значат в своем родном городе, и чтобы чувствовать себя достойно, они стараются подражать богатым и знаменитым.
Глава 2
Какое-то время, выжидая своего шанса, Савелий тоже считал, что он чего-то в этой жизни значит. Но, как часто бывает, человек не видит своих недостатков, а своих достоинств – тем более. Так и Савелий не знал, что лгать, претворяться, жить под маской, угодной современной столичной жизни, у него не было никаких способностей. Правда, в отличие от многих, он смог понять, что с его никому не нужной профессией филолога ни на какое место у «шведского стола» ему рассчитывать не стоит. И тогда наступила ломка. Ожесточенная борьба между наивными юношескими мечтами, пламенными мыслями о свободе, интересной работе, будущем – с одной стороны, и диким, морально опустошенным и даже позорным настоящим, в котором он оказался, – с другой. Битва в душе Савелия изматывала его, вгоняла в глубокую депрессию, убивала интерес к жизни. Но, к счастью, продолжалось это сражение недолго. Однажды, потеряв контроль над собой, он сорвался. Отчаявшись, он выхватил из рук инкассатора метро сумку и сбежал. Так Савелий неожиданно для себя стал вором. Налетчиком. На вопрос, почему он это сделал, Савелий ответить себе так и не смог. В сумке оказалась мелочь, с которой даже Савелий не захотел связываться. Он выбросил сумку в Яузу. Но начало было положено.
После этого Савелий стащил церковную казну, но не из церкви, не в присутствии образов и даже не потому, что ни в каких отношениях с богом не состоял. Деньги он украл из дома батюшки, который почему-то обратил пожертвования прихожан в доллары и хранил их в блестящем сейфе в своей загородной резиденции. Только это, да еще, может быть, наличие трех поповских квартир в центре столицы и пристрастие их хозяина к прелестям современной жизни, убедили Савелия в непогрешимости своего поступка.
Церковных денег ему хватило на несколько лет совсем не нищенского существования, и все эти годы он жил честно, по крайней мере, без стыда перед прихожанами. А вот помыслы о будущей жизни у Савелия были грешны и нередко вызывали у него отвращение к самому себе.
Рано или поздно все заканчивается, и деньги в этом смысле часто опережают время. Савелию надо было снова думать, как сделать так, чтобы деньги были всегда. И в голове вора-филолога созрел сумасшедший замысел. К новой краже он готовился долго, все до мелочей продумывая.
День, который изменит жизнь Савелия, начался необычно. Во время утренней зарядки в окно с силой ударилась птица и безжизненно упала на балкон. Савелий соскочил с велотренажера, распахнул балконную дверь, но птицы нигде не увидел. Позже, за завтраком, Савелий снова вспомнил о птице.
«Как-то все очень быстро произошло…» – подумал он.
И действительно, послышался глухой удар в стекло, перед глазами на мгновение застыла распластавшая крылья птица, ее серо-белая грудка, повисшая набок крохотная головка с длинным черным клювом, и все бесследно исчезло, как сон.
«Трагедия! Несчастный случай! Точно так же и я сегодня, быстро и без следа, должен исчезнуть…» – психологически накачивал себя Савелий.
В машине он опять вспомнил птицу. Когда-то он слышал, что это примета, но вспомнить, какая именно, не смог. А вспомнить очень хотелось, потому что сегодня он собирался вытащить все содержимое из домашнего сейфа известного московского богача, мецената, всеми уважаемого и, может быть, порядочного, неплохого человека.
После этой кражи Савелий серьезно подумывал о переменах в своей жизни. Собирался уехать за рубеж, заняться бизнесом… Представлял себя благородным, уважаемым господином. Планировал зажить честно, обеспеченно, как все миллионеры.
Эту кражу Савелий не отменил бы в любом случае. Даже если бы вспомнил, что птица, ударившаяся в окно, приметой была самой нехорошей, чуть ли не к самой смерти подводила, а в квартире, которую он собирался обчистить, такая возможность была очень даже вероятна. Но к этому последнему своему шагу он проникся так, что считал его неизбежным поворотом в своей молодой, но уже запутанной жизни, поэтому готов был идти навстречу любым последствиям. Другого пути удержаться в ошалевшей московской жизни он не видел.
Савелий рассчитал все до мелочей. Именно в этот день в квартире не должно было быть ни одной живой души, и пройти незамеченным мимо охраны можно было только сегодня. Такого совпадения Савелий выжидал долго. Изо дня в день он ждал, когда в доме будет что-нибудь ремонтироваться.
И вот день настал. Хозяин квартиры по некоторым данным был в отъезде, а в доме с самого утра трудилась бригада ремонтников лифта, что давало возможность, надев строительную каску, под видом рабочего пройти мимо охранника.
К замкам у Савелия был природный интерес, возможно, даже талант. Они его с детства интересовали больше, чем бесполезные игрушки, кубик-рубик, головоломки, шахматы. Проникая в секреты замочных скважин, прислушиваясь к скрежету металла, он получал истинное удовольствие. Кто знает? Если бы не это его увлечение, может быть, он так и прожил бы жизнь учителем русского языка?
Квартира была напичкана антиквариатом, старинными картинами, драгоценными камнями, золотом и прочей дорогостоящей мишурой, но все это Савелия не интересовало. В ценностях домашней обстановки он не разбирался. Да и деньги его интересовали лишь как средство выживания.
К любой неожиданности хороший вор всегда должен быть готов, но к такому… Савелий только успел подобрать код к сейфу, как откуда-то из глубины квартиры донесся разговор. Разговаривали мужчины. Савелий закрыл сейф, осмотрел комнату. Ни балкона, ни шкафа… Единственное, что оставалось, – тяжелые, как занавес в театре, шторы по обеим сторонам окна. Беззвучно скользя по паркету, он затаился за ними.
Дверь распахнулась так резко, что штора шевельнулась, коснулась лица Савелия. Ощущение страшное, будто по ту сторону штор образовалась пропасть, и пол под ногами вот-вот обрушится. Ощущение, при котором хочется крикнуть: «Мама!». Мгновение и осознание неизбежной гибели сменяется поиском спасительного выхода. А его нет. И вот, Савелий уже начинал придумывать легенду, по какой такой нелепой случайности он оказался за шторами. Первая мысль: ошибся квартирой… домом… улицей… городом? Но кто в это поверит?
Мысли прервал нервно дрожащий писклявый мужской голос.
– Хотел посмотреть на деньги? Смотри! Но получишь ты их только в обмен на бумаги, из рук в руки.
Савелий почувствовал, как под ногами содрогнулся паркетный пол от колес тяжелой двери сейфа.
– Все знают, у тебя денег много, но сам говоришь, из рук в руки… Мы должны видеть деньги! – послышался голос с кавказским акцентом.
– Смотри! Доволен? – снова взвизгнул дрожащий голосок.
«По всей видимости, этот писклявый голос принадлежит хозяину квартиры, – подумал Савелий, – странно, как быстро он слетал в Лондон и обратно».
– Не нужно кричать… Что ты так нервничаешь? Вижу, деньги есть… – обнаружился еще один мужской голос, уже без акцента.
– Ну а теперь я хотел бы посмотреть на бумаги! Куда нам за ними теперь ехать? Как в детском саду! Я, братцы, миллиардами ворочаю! Для меня все, что ты видишь здесь, – копейки, мелочь, мусор, а ты: «Покажи, покажи деньги!» – передразнил кавказца писклявый голос. – Чего молчишь? Куда за бумагами-то ехать? – неуверенно, но с гонором взвизгивал голосок.
– Зачем гонишь, зачем кричишь! – спокойно, с издевкой шипел кавказец. – Бумаги уже здесь. Ты давай деньги отсчитывай!
– Ничего я отсчитывать не буду! Я сказал, из рук в руки! Ты не веришь – ты и считай!
Послышался шелест бумаг. Кто-то, видно, читая, проверял бумаги, громко перелистывал страницу за страницей.
На некоторое время наступала тишина. Такая тишина, что слышно было, как кто-то сопел и где-то в просторах комнаты тикали часы. Эта тишина, как пытка, изводила Савелия, заставляла сдерживать каждый вдох и выдох. Ему казалось, что он не выдержит, вот-вот упадет без сил. Нестерпимо хотелось ухватиться рукой за подоконник, а то и того хуже, отдернуть штору и сделать шаг.
– Как будто все на месте! – наконец раздался писклявый голос. – В этом чемодане половина. Если вы его поднимете. Можете проверить. Остальные складывайте в эти сумки! Только как ты собираешься все это вынести? Ладно, не мое дело. Я оставлю вас… Позвонить должен, а вы отсчитывайте, не стесняйтесь.
Комната ожила. Послышался звук застежек-молний и шелест купюр. Снова резко открылась дверь, и снова, неожиданно дрогнув, штора коснулась лица Савелия. Сил больше не было выдерживать эту пытку, и Савелий уже всерьез подумывал сдаться. Но вдруг раздались два щелчка, похожих на выстрелы из воздушного ружья.
«Выстрелы с глушителем…» – подумал Савелий. И от этой мысли у него открылось второе дыхание. Теперь ему казалось, что он может стоять так вечно.
– Я же просил, не здесь! Не могли вывести их? Теперь мебель от крови отмывать! Унесите их в ванную! – по-хозяйски взвизгивал обозленный противный голос. – Я же просил! Заклейте же им чем-нибудь дырки, в конце концов! Хлещет, как из поросят!
– Сейчас… Только фотографии сделаем и унесем… Да не волнуйтесь вы так… санитары все уберут! – вещал спокойный и уверенный, как у диктора телевидения, голос.
Несколько раз щелкнул фотоаппарат, сверкнула вспышка.
– Положите чемодан и сумки в сейф! – скомандовал тот же писклявый голос. – Да что же из них так кровища хлещет?! Сделайте что-нибудь! Я же просил! Уберите все это быстрее с глаз долой!
Не видя происходящего в комнате, Савелий уже так успокоился, что голоса напоминали ему трансляцию скучного современного детективного сериала, и ни о какой сдачи в плен он уже не думал. Наоборот, в нем поселилась уверенность, что, если его обнаружат, он сможет за себя постоять, и уже нащупывал в кармане ключи, брелоком для которых служил малюсенький перочинный ножичек с острым, как опасная бритва, лезвием.
– И как долго вы собираетесь хранить у себя эти деньги? – спросил спокойный голос.
– Сколько надо, столько и будут лежать, и хватит об этом!
