Черный барин

Купава раньше ничего не слышала о столь дивном пути, проходившем прямо подле родного города, и теперь ей ничего другого не оставалось, как любоваться открывающимся великолепием. В поле и на лугах чудесная дорожка завораживающе сверкала в ярких лучах дневного светила, словно в неё какой-то неведомой рукой оказались вкраплены блистающие звёздами алмазы.

* * *

Мария Петровна стучала коклюшками и изредка поглядывала в окно: Пава сегодня что-то задерживалась. Невесёлые мысли то и дело подступали к ней, мешая работать. «Как выросла девочка. Ещё год-другой – и упорхнёт моя жар-птица из родимого гнезда с мужем, – думала тётушка. – Сыскалось бы мне местечко подле молодых, как не хочется доживать свой век одной да в четырёх стенах».

Во дворе петух громко захлопал крыльями и заголосил, ему следом вторил соседский певун. «Ну, пошла гулять губерния», – отвлеклась Мария Петровна и решила растопить самовар: глядишь, скоро и Купава вернётся.

Глава 5. Кремнистая дорога

Мир так устроен, что иногда мы, позабыв о всякой предосторожности, пускаемся в отчаянные авантюры с неясной надеждой на успех из-за едва-едва заметного ощущения где-то в груди: мол, «всё будет хорошо». Так и Купава, в первый раз вырвавшись из дома, с головой бросилась в пучину странствия. Она то радовалась свежему ветру, то принималась грустить, припоминая родной очаг и добрую тётушку, которая, конечно, сильно переживает из-за неё. Но, чтобы развеяться, она с любопытством рассматривала окрестности тайного пути, сказывала на ухо волку тётушкины сказочки да пела песенки…

По пути им не попадались на глаза всадники или кареты, а тем более крестьянские телеги. Они не настигали пеших прохожих и всё время были одни-одинёшеньки. Вскоре путники заприметили впереди себя незнакомую реку в серой дымке, и дорога нежданно-негаданно оборвалась на крутом берегу. Окрест них в вековой дрёме раскинулся дремучий лес, и длинные тени тянулись к ним, словно языки невидимых чудовищ. А за колючим еловым лапником кто-то в чёрном плаще притаился и глаз с них не сводил.

Глядит Купава с крутого яра, как по воде плывут серая уточка и за ней селезень. А за её спиной, далече-далече, в низине подле болота, словно в другой жизни, захлопал крыльями и закряхтел турухтан, а с ближнего луга ему вторил настойчивый коростель: «Дёрг-дёрг». И так свежо вдруг стало…

Вот только ступила на песок Купава, как, взмахнув крылами, обернулся селезень обрюзглым водяным, а уточка, нырнув, предстала из вод косматой русалкой. Подивилась девица такому чуду: чай, не каждый день гуси-лебеди превращаются в пучеглазого старика в тине, – оттого чуть в крике не зашлась и спряталась за волка, шепча:

– Это настоящий водяной и русалка, как в сказке?

– Как видишь. Мы скоро ещё не такое заприметим, если ты живой останешься.

– А куда мы с тобой угодили?

– Так ты ещё не поняла? Мы давно в Тридевятом царстве.

Вытаращил глаза бородатый дедушка на непрошеных гостей и говорит:

– Давным-давно не являлись странники с Кремнистой дороги. Кто же теперь отважился без спроса пожаловать в мои мокрые и топкие владения? Разве не сам Серый волк?

Отвечает Волк:

– Мы, Водяной дедушка, посланы Чёрным барином и пробираемся по укрытому от посторонних глаз пути-дорожке куда следует. Поспешаем в потаённые места да за кисельные берега.

Отмахивается от серого гостя упитанный хозяин вод, не слушает, а сам глаз не сводит с его спутницы. Вдруг от какой-то нежданной радости захлопал ладонями по водной глади так, что от грохота и плеска аж мурашки по коже побежали у Купавы. И вопит на всю округу:

– Вижу-вижу, зубастый, позаботился о старике, привёл девицу для безвозвратной жизни в моих подводных палатах. Коли так, то поклон тебе от меня. А Купава-кувшинка, видать, наших кровей…

Зашептала в панике девица Волку на ухо:

– Боюсь-боюсь…

Серый в ответ:

– У-у-у, я-то думал, ты девка бедовая, а ты трусиха. Помалкивай, я сам управлюсь.

Говорит Волчище речному владыке:

– Зачем тебе Купава? Разве мало стало русалок в здешних реках и озёрах да ещё водяниц-утопленниц, что упрямые волны приносят за лето? Дозволь нам свободный проход через твои сырые владения.

Насупился тут Водяной, будто что-то припомнил; зелёные брови забегали ходуном:

– Значит, не утешишь старика? Ежели часом проглотишь колкого ерша, подмоги у меня не проси, так и сгинешь с иголками в глотке.

– Быть посему, только пропусти.

– Ну да ладно, так тому и случиться. А может быть, она сама по доброй воле пожелает поселиться в моём тереме, стать главной хозяйкой, а?

Девица вздрогнула под неотступным взглядом речного хозяина и, низко кланяясь, отвечает:

– Благодарю за лестное предложение, дедушка водяной, но мне домой надобно воротиться вовремя…

– Не спеши с ответом, ты не ведаешь, какие богатства для тебя припрятаны в моих ларцах: злато и серебро, драгоценные камни и восточные шелка, а уж жемчуга у меня – как песка в вашей Оке! У царей в сундуках нема столь добра, а у несчастной сиротки найдутся всякие сокровища на зависть царицам! Оставайся на веки вечные в моих подводных покоях – разоденешься с головы до ног словно королевна!

Купава хранила молчание, просто-напросто оторопев от сладостных речей Водяного. Из тёмной воды, подобно рыбачьим поплавкам, принялись всплывать сундуки и, с грохотом откинув крышки, явили перед девичьим взором злато и разноцветные каменья, жемчужные ожерелья да перстни с кольцами. Искуситель зашептал:

– Глянь, Купава, такого нет в коронах ваших царей и в ожерельях цариц и княгинь. Всё будет твоё!

Засомневалась девица, сердце затрепыхало при виде несметных богатств, подумалось: «Довольно считать гроши да беречь медные пятаки…»

– Я согла…

Тем временем сзади подкрался Серый волк и нежданно лизнул её в руку огненным языком и следом подложил золотую грушу. Сирота, к счастью, тут же одумалась, не договорила, и насланный морок сорвался с её глаз, а продышавшись, она попросила хозяина вод:

– Дедушка водяной, будьте добры, отпустите нас поскорее, меня дома тётушка ожидает, глаз день и ночь не смыкает.

– Что ж, так тому и быть, сто ершей вам под рубаху на подмогу, – водовик вздохнул. – Пропущу, коль ладно причешешь мою возлюбленную русалку.

– Ну, это дело нехитрое, зовите названую сестрицу.

Спустилась Купава к кромке воды, и из набежавшей волны вынырнула бледная шутовка, вся в тине да в ряске с головы до кончиков хвоста. Принялась девица старательно расчёсывать гребнем длинные волосы, хоть и руки дрожат, а что поделаешь-то? Утомилась, но причесала русые космы шутовки и вдобавок их в косу заплела; хотела уж было воротиться к Серому волку, как мелькнул перед её глазами чёрный плащ, и ухватила Купаву водяная девка, и ну тянуть прямо в глубину. Насилу поспел девице на выручку Волчище, схватил за одёжу бедняжку да на берег вытянул. Заохали да запричитали недовольные водяные жители, да всё же уговор дороже денег: пропустили нежданных гостей.

* * *

Купава замерла, крепко вцепившись в шерсть. Серый волк завыл, словно кликал ведомые только ему Высшие силы или ожидал подмоги от своих братьев, притаившихся по гиблым местам вечерних сумерек, и наконец-то сиганул прямиком через речную долину, населённую всевозможными родичами водяного, что тянули свои лапы к путникам, и одним махом перелетел все старицы и протоки, болота да трясины.

Затем дорога привела их в огромный ельник с болотистыми топями; в яркий солнечный день здесь царил полумрак. Огромные серые стволы елей прижимались к Кремнистой дорожке с клоками по краям ярко-зелёной травы и редкими красными ягодами костяники, которые Купава старалась срывать на ходу. Глухари, преданные жители дремучих лесов, что лакомились в брусничнике, разлетались из-под лап волка. Звенящий комар тут кишмя кишел, а куда ни кинь взгляд – жуть, просто жуть. Только протяни руку к зелёной стене – враз с хрустом отхватят по локоть, ведь там ожившие тени несутся: то ли волки, то ли медведи, то ли библейские левиафаны и бегемоты…

Нежданно-негаданно раздавшийся издали пронзительный крик расколол лесную глушь, а буйный вихрь, посланный умелой рукой, принялся нещадно раскачивать вершины деревьев, вокруг всё затрещало да загудело, пахнуло холодом с дальних болот. Старый бор словно прикрыло сверху чёрным плащом, и всё погрузилось во мрак. Боязно стало Купаве, ещё крепче ухватилась она за Волка. Вскоре дорогу путникам преградил престранный незнакомец ростом с крепкий дуб, с руками-ветвями и волосами-листвой, да вот только не отбрасывал он тени. Леший пристально поглядел на них неподвижными глазами и спросил:

– Куда путь держите, гости дорогие? Да по какой такой надобности, по делу али по пустой забаве, потехи ради?

Остановился Серый волк и отвечает:

– Дядя Леший, мы посланы Чёрным барином. Пробираемся по скрытой дороге в потаённые земли.

– А кому суженую везёшь или, может, уворовал для кого-то раскрасавицу, старый разбойник? Давным-давно я ведаю про твои проделки.

– Я всего лишь верно служу барышне.

Тут заходила из стороны в сторону борода из мха, а ветки стали, словно ладони, потирать друг друга:

– О как, да это меняет дело! Оставайся со мной, красна девица, леший не обидит и не обделит! Лучшие меха уложу к твоим ногам, все сокровища, припрятанные по лесам забывчивыми купцами да лихими разбойниками, пойдут в твои руки! Все до единого лесные звери и птицы почтительно склонятся пред тобою, будешь ими повелевать как истинная владелица. Ни одна пташка не взлетит без твоего ведома, ни один заяц не скакнёт без нашего дозволения. Забудь Чёрного барина, в тёмном лесу с Лешим веселее! Будем для смеха путать тропы случайным прохожим и сгонять дичь из-под носа охотников, заведём куда подальше грибников и ягодниц; точно говорю – со мной не соскучишься!

Девушка в ответ хранила молчание, поначалу замерев от вида лесного исполина, а теперь оторопев от приятных речей лесного хозяина. «Как, наверно, здорово повелевать, требовать что хочу! До сих пор только я находилась у всех в услужении, хоть у тётушки или в школе, а теперь смогу сама всё решать!» – подумала Купава. Только вовремя подкрался Серый волк, вновь нежданно лизнул её в руку и вложил золотую грушу в память о далёком доме. Словно пелена слетела с её очей, и отвергла она разлюбезную просьбу Лешего:

– Благодарствую за приглашение, Лесной дедушка, но меня ждут впереди лишь дорога длинная да ночи тёмные. Оказались мы здесь не по своей воле, не ради золота и славы, а токмо для избавления человека от страшной напасти, а после вернёмся домой, к людям. Страшно и боязно мне в вашем лесу.

Выслушав ответ девицы, топнул ногой Лесовик со злости, да так, что в округе вся земля ходуном заходила.

– Ладно, проходите дальше, только не заглядывайте на мои тропы, а то враз сгинете в топях да болотах. Но вначале пусть девица заштопает мне шапку – гляну, искусна ли она в бабьем рукоделии.

– Непременно помогу!

– Только поскорее, а то некогда мне тут с вами тары-бары вести, разговаривать, дел у меня невпроворот!

Скинул Леший невесть откуда взявшийся треух и подал Купаве. Делать нечего, с хозяином леса не поспоришь, не скажешь, что голова болит, пришлось штопать прорехи, коля в кровь пальцы, ведь крайне трудно проткнуть жёсткий мех. Тем временем из подлеска выскочил чёрный козлик и принялся забавно играться подле лесного кудесника. То прыгал, то смешно разгонялся, то пытался даже безрогим лбом столкнуть великана.

* * *

Ушанка Лешего наконец-то стала выглядеть как новая. На прощанье любезная барышня погладила ласкового козлёночка: уж больно он хорош да забавно прыгал около её ног. Как только её пальцы прикоснулись к нежной волнистой шерсти козлика, в тот же миг он сиганул через голову и тут же обернулся рогатым козлищем. Забросив оторопевшую девицу себе на спину, он со всех ног кинулся в самую чащобу. Серый волк прыгнул вслед за похитителем и насилу успел в ближнем ельнике спасти несчастную Купаву, сняв с хребта похитителя.

Они наконец-то воротились на дорогу, но там уже никого не оказалось, лешего и след простыл. Серый волк припал к земле, приглашая девицу садиться ему на спину, и загадочно промолвил:

– Это были, барышня, покуда цветочки, а впереди нас поджидают ягодки.

– Цветочки? Ужасный Водяной и Леший с хитрым козлом – это цветочки? – переспросила Купава, а сама побледнела, и серые её глаза совсем потухли, как прогоревшие угли.

– Не возжелали тебя губить водяной с лешим – так только, постращали да всякими соблазнами отвлекали, да с пути сбивали, а вот дальше – если попадём к кикиморе в гости, тогда точно милости не жди.

– А можно её как-то обойти дальней стороной?

– Коль с верного пути сойдём – непременно пропадём.

Волк поднялся с земли и бросился вперёд…

* * *

Тем временем тётушка, не дождавшись к вечеру племянницы, стала не на шутку волноваться. Пошла на рынок к знакомым купцам, пока они лавки на ночь не закрыли, и спрашивает:

– Продавала ли сегодня моя племянница груши?

– Не видели, не встреча ли, – откликаются торговцы.

Стала расспрашивать соседей: вдруг они что знают:

– Не встречали ли мою Купаву?

– Нет, но много народу, захватив припасы, пошли разыскивать пропавших брата и сестру в дальние леса, – отвечают земляки.

Тётушка стремглав бросилась к подругам племянницы. Но и тех дома не оказалось, все тоже отправились на поиски заблудившихся в здешних лесах ребят. Делать нечего, вытерла слезу Мария Петровна, письма Купавы не приметила и решила дожидаться племянницу, при этом сама себе выговаривала:

– Вот вырастила на свою голову добрую девочку, теперь не знаю, то ли плакать, то ли радоваться. Кто ни попросит – всем подсобляет, даже пусть и словом добрым, коли сделать ничего не может. Бедные её родители что сейчас сказали бы? Почему вот только разрешения не спросила? Я бы её и так отпустила. Может, побоялась, глупенькая, что я не отпущу? А возможно, с женихом сбежала, вон знакомая пишет из Псковской губернии: мол, в соседнем поместье, в пристойной семье одного барина, младшая дочь Ольга довела жениха до смертельной дуэли, а после без родительского благословения удрала из дома в тёмную ночь с заезжим драгуном. Теперь ищи-свищи её по всем губерниям. Эх, Купава, Купава, где ты, моя милая девочка? Я бы тебя непременно отпустила!

Глава 6. Кикимора

Вскоре уставших путников со всех сторон обступила настоящая непроходимая глушь. Поднявшийся ветер сопровождал их всю дорогу, то подгоняя, то, наоборот, не давая сделать и шага. Вихрь гнул кусты придорожного ивняка, островерхие ели и курчавые сосны. Купава с опаской смотрела по сторонам, прямо во тьму, где шумели бесконечные леса и не видно ни зги, только вой волков да уханье филинов, хотя ей казалось, что она время от времени ясно различает горящие глаза того самого Тёмного гостя. Изредка на пути им попадались столетние берёзы, и только их серые стволы служили хоть каким-то утешением для глаз, напоминая милую родину.

К вечеру в овражке они приметили клубящийся дым, к запаху сосен и елей прибавился посторонний, но такой домашний запах очага. Купава порадовалась скорому приближению жилья: неужели Кремнистая дорога сжалилась над ними и наконец-то даст им хоть маленькую передышку?

Волк остановился. Сверкающая дорога как сквозь землю провалилась – впереди них на полянке росла лишь только зелёная трава-мурава и нет ни тропки, ни стёжки малой. Показывая на струящийся между осинками дымок, зверь сказал:

– Видать, Кикимора варит пиво. Тут её лесная вотчина.

– Кикимора? А я так надеялась на постоялый двор, на горячую воду и нормальный ужин. Может, мы её как-нибудь обойдём, а? Подумай, милый Волчок, ты же всё знаешь в этих местах.

– Я не волчок – я Серый волк. Миновать нам её не выйдет, как ни старайся и следы хвостом ни заметай, коли здесь очутились. Наша с тобой путь-дорожка сызнова явится перед глазами, если только мы благополучно навестим Кикимору, будь она неладна.

– Что нам делать, Серый волк?

– Погоди, я кое-что придумал.

– Не томи, говори.

– Слушай меня внимательно. Я надену на себя твою накидку и повяжу платок, а ты скажешь, если она примется тебя расспрашивать, что я – твоя немая и слепая бабушка, и мы с тобой, мол, заплутали в здешней глухомани, идя по поручению Чёрного барина. Авось, маруха поверит и успокоится, ну а в случае чего я её попробую напугать. По секрету поведаю: она страшится медведей и нашего брата – волка.

– Хорошо. Скажи, Кикимора очень уродливая, я не убегу от ужаса при виде её?

– Мы, волки, много не думаем, но мне кажется, было бы лучше, если бы она походила на Бабу-ягу. А в её подлинном обличье и кроется самая большая опасность для путников. Сама поймёшь, сколь добрых молодцев она загубила.

* * *

Путники наскоро переоделись. Серый волк нарядился, поднялся на задние лапы и склонился, совсем как горбатая старушка. Они потихоньку пошли в осинник и стали пробираться через валежник, глядя себе под ноги. Наконец-то они проникли во двор, огороженный плетнём. И встали за кустом калины. Подле просторной избы, словно из ниоткуда, им навстречу вышла Кикимора и громогласно спросила, разведя в стороны ветки:

– Кто здесь притаился? Выходи немедля, а то хуже будет!

Купава подняла голову и увидела перед собой статную молодуху с распущенными русыми волосами, в красном сарафане и кокошнике, расшитом жемчугами да драгоценными камнями.

– Добрый день, хозяйка, – поздоровалась девица.

– Денёк-то был хорош, покамест вы не заявились. Куда путь-дорогу держите?

– Меня зовут Купава, я сирота. Вот мы с бабушкой; она немая и глухая, я у неё за проводника, идём-бредём по Кремнистой дороге, сами не знаем куда, по просьбе Чёрного барина.

– Сама вижу, чай, не слепая и не кривая, и с лица я белая, не рябая, что ты не боярыня и не царица, а так, вольная птица.

– Уважаемая Кикимора, можно мы пройдём дальше своей дорогой, чтобы вам не мешать?

Кикимора повернулась спиной и пошла к дому, говоря по всей видимости самой себе:

– Хороший мужик тот Чёрный барин, вышел бы из него справный хозяин, да человечье никак не отпускает, завяз, бедолага, в людском мире, – после повернулась к гостям и сказала голосом, не терпящим возражений: – А вы бы погостили у меня пару дней, а то мне одной-то тоскливо в глуши сидеть, всюду одни зайцы да утки. Мы бы с тобой, Купавушка, по-бабски потолковали, глядишь, слезу бы пустили, Водяного или какого лопоухого Лешего обсудили, всем русалкам косточки перемыли.

– Благодарствую за приглашение, хозяюшка, только нам надобно дальше идти.

– Что ж, на нет и суда нет! Как говорится, скатертью дорожка! Вон там путь-дорога открыта и для пешего, и для конного. Вот лишь только покажи-ка мне сперва, как ты умеешь бабью работу ладить: прясть, вязать да коклюшками стучать, а не просто языком чесать. Коль обойдёшь меня в ремесле, то и дальше с миром пойдёшь, никто вас не держит. Ну а коли слабосильна да неловка окажешься, то три года в работницах у меня пробудешь, а после воротишься домой.

– Согласна, – отвечает Купава. – Знамо дело, девку веретено одевает.

– Так тому и быть, гляну, какая из тебя выйдет хозяйка.

Сели они за самопрялки, говорит тут Кикимора ласково:

– Кто первой катушку пряжи намотает, тот и выиграл.

Принялись они прясть, закрутились колесо и веретено, следом побежала нить. Первой кудель закончилась у девицы, хотя и поболе была, чем у владелицы усадьбы:

– Получай, хозяйка, целую катушку пряжи! Станешь вязать – примешься меня вспоминать!

Встала недовольная кикимора и со злостью говорит:

– Лиха беда начало! Будь по-твоему, теперь крепче держи спицы, вяжем по рукавице!

Взялись они спицами мелькать туда-сюда, кто из них ловчее и быстрее петельки соединит. Постаралась Купава, в её руках лишь только спицы мелькают, да что ни говори, а ведь немало лет она отдала этому занятию. А хозяйка отстаёт да губы кусает от злости, хоть всего-то варежку на ребёнка вяжет, а гостья – на здорового мужика.

Расстроилась Кикимора и с угрозой в голосе твердит:

– Не бойся начала, а бойся конца! Ладно, языком ты ловко работаешь, теперь принимай-ка коклюшки да булавки; гляну, как ты кружева плетёшь!

До самой ночи безостановочно звенели ручные катушки с нитками. Хорошо, на небе взошла луна, а то бы доделывали они свои платочки уже в полной темноте. Видит Кикимора, что сызнова, как ни крути, уступает заезжей барышне, принялась мешать: то стул из-под неё выбьет, то рисунок перевернёт, а то булавками пальцы колет до крови. Да всё напрасно: плачет, да терпит девица, не бросает кружев. В конце концов одолела Купава в рукоделии Кикимору.

Еле-еле поднялась на ноги от усталости девица и хотела уж было в путь собираться, а тут ей лесная хозяйка так ласково говорит, будто сменила гнев на милость:

– Ну, красная моя ягодка, если пожелаете, то заночуйте с бабулей в доме, как гости бесценные, да у меня и банька в самый раз готова – хорош берёзовый жар, прямо как знала, печь натопила, пирогов напекла.

Так захотелось с долгой дороги передохнуть Купаве, что она не удержалась и согласилась на ласковые уговоры Кикиморы:

– Благодарствую, хозяюшка, за приглашение. Мне бы хоть ополоснуться тёплой водичкой, на часок прилечь, дух перевести и немедля в путь пуститься.

– Так иди, Купава, в баньку или ожидаешь особого приглашения?

Обрадовалась девица, кланяется до земли Кикиморе и любезно отвечает:

– Благодарствую, хозяюшка, за душевный приём.

– Всякому прохожему рада, разве мне для сердечных гостей воды или дров жалко! Бабушку свою тоже прихвати – пускай старые кости попарит да подлечит.

– Старушка с дороги сильно уморилась, пусть лучше подремлет.

– Как говорится, хозяин – барин, лишь бы не прихватил за нос Чёрный барин.

– А я о вас, признаться, совсем другое представляла, а вы, оказывается, на самом деле добрая да пригожая.

Усмехнулась Кикимора, кокошник поправила и гребнем волосы взялась чесать.

– Какие только наветы на меня ваш худой народец не наводит, и всё из-за моей строгости к бабам. Болтают, что я сварлива и шумлива, никому покоя не даю, что горбатая да ужас какая рогатая. Про хвост вообще молчу. А я на самом деле прясть люблю да на женской половине дома за порядком, случается, слежу, чтобы хозяйки своё дело не забывали и беспорядок не оставляли.

* * *

Пошла Купава на радостях в баньку без окон да под низкой крышей, из осиновых брёвен лешим срубленную, что по-чёрному топится. Намылась да напарилась с веником, на скорую руку постиралась и сызнова в дальний путь готова пуститься, хоть и голова слега кружится. А жар всё не убывает, будто кто неведомый и глазу не видимый поленья в каменку неприметно подбрасывает да горький дым наружу не пускает. Испугалась девица и давай собираться, но к полу клонится.

Видит хозяйка, что девица выходить вздумала, взяла да подпёрла дверь крепкой палкой, теперь никак не выберешься на свежий воздух. А печь-каменка-то больно жарко натоплена, камни докрасна раскалились. Запрыгала-заскакала Кикимора по двору от радости, что наконец-то заманила гостью в смертельную ловушку. А Купаве уже и дышать-то стало совсем нечем. А Чучумора[12] всё под нос себе бубнит да руки потирает:

– Ещё попарься, самозванка, пока угли не остыли! Чай, не зазря говорится: кто много парится, тот рано старится! А то, ишь ты, видите ли, намылась, накупалась – да ещё краше стала! Только я не допущу, чтобы на земле спокойно жила-поживала иная раскрасавица и рукодельница кроме меня! Это я кругла, пухла, бела да румяна! У меня грудь-то лебедина, походка павлина, очи сокольи, а брови собольи.

Заприметила хозяйка, что старушка-то на лавочке платочек на лицо опустила и по-прежнему мирно дремлет, так прямиком и кинулась к ней.

– Легко разделалась с одной, ну а теперь времечко пришло и с тобой расправиться, старая клюшка! – молвила Кикимора.

Хотела она её быстренько придушить, да под плащом оказалась не безвредная старушка, а сам Серый волк притаился. Зарычал зверь, скинул с себя одёжу да принялся нещадно трепать лесную разбойницу и душегубку. Соскочили с неё красный сарафан и кокошник; теперь рогами, что за убором таила, отбивается, длинным хвостом, что сарафан прикрывал, отмахивается, острым носом колется… Да куда там, разве  одолеешь клыкастого волчищу. Насилу вырвалась Кикимора из зубов лютого зверя и со всех ног бросилась в самую чащу с криком «а-а-а».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.