
Полная версия:
Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого
– Вот ду ю сей?
– Пожалуйста, не притворяйся. Подними ногу.
– Простите?
– Хорошо, стой медленно, я сам тебе покажу, – и поднял левую штанину ее, однако не кожаной ноги, а просто в желтую клеточку. – Видишь?
– Что?
– Это золотое кольцо от наручников, которое я оставил на твоей одной ноге, потому что вторую оторвал.
– Ногу?
– Нет, леди, не ногу, а вторую часть наручников.
– Ты такой сильный?
– Они были силумин-овые.
– А сейчас? – она даже не улыбнулась, хотя душой он понимал, надсмехается, а зачем – непонятно. – Возьми пробу на золото – тогда поймешь, – я более, чем ты думаешь, настоящая.
Он попытался разорвать золоток ободок руками, но не вышло.
– Надо что-то вставить, – сказал он.
– Хорошо, пойдем, куда, в банкетный зал?
– Он слишком маленький.
– Я привыкла.
– К чему?
– К тому, милый, что тоже: слишком маленькая.
– Ладно, ладно, не зазнавайся, я узнал тебя, и заставлю ответить, кто с тобой, сейчас курит в холле моего Охотника Наслаждений.
– В нем нет сноски.
– Что?
– Я грю, должно быть: Охотник За Наслаждениями.
– Если вы еще не поняли, мэм, здесь половину мест, как и у вас, – он показал пальцем в небо, – находятся не в общепринятом ракурсе, а:
– Под ним, – высказалась она, чем несказанно удивила Владимира. – Разве я тебе не рассказывал, что, да, не всё мы видим без заднего ума, но не снизу же!
– Вот я и долблю тебе уже битый час, что это не я, а ты пристал: дай, да дай, как будто мы знакомы с самой Альфы Центавра.
– Спасибо и на том, мэм, что ничего не пообещали.
– Да?
– Да, потому что я уже устал верить в неправду.
И хотел, несмотря на любую логику, тащить ее в банкетный зал, где сидеть или стоять еще можно было, но лежать – бесполезно.
Однако вернулись трое ее черно-кожаных собеседника, и молвили:
– Ну-ну, заплати сначала.
И получается, даже если они с неба, а разнообразия никакого – так только:
– Обычное скотообразие.
Вот вроде бы уже известно, что ждать больше нечего, а всё равно продолжает удивлять, как Канта:
– Даже с неба, а звезды не падают, а о моральном законе вспоминают только в Парке Пушкина:
– Ты обещала и, следовательно, пожалуйста, не дрягай ногами.
И было:
– Сколько с нас за пять Котлет по-Киевски, пять сложных гарниров из укропа, зеленого лука, огурцов и помидоров, и неизвестно почему отсутствующей свеклы, – спросил Малик. И то предположительно, так как они чё-то мельтешили перед его глазами, как:
– То одни, то другие.
– Это сложный вопрос, – ответила официантка.
– И тем не менее, – настоял один из них, кажется, Андрей Ка.
– Хорошо, я сейчас попрошу нашего руководителя рассказать нам теорию его познания.
– Да? – только и чавкнул И Гро. И хотел даже поковырять ножом в зубах, но передумал, и взял зубочистку из специально для этого предназначенной Мурзилки, изо Чарли Чапли на берегу моря в задумчивом изумлении:
– Зачем я сюда чапал, если не видно поблизости ни кабаков, ни кабаре, ни обслуживающего их персонал младшего женского возраста, чтобы можно заодно найти и невесту, в частности, не только для этого дела, но и для загибания носков у инопланетных ботинок. – А зачем, спрашивается? В принципе нужно, если движение определяется, как траектория задумчивости по небосклону, а лапти-то незаметно уже гребут по земле.
И Владимир подошел, но со стороны двери бара, оказавшись лицом к мелькавшему между Ними телевизору с изображением начала пения Караоке.
Как говорится:
– Не ахинея ли это второй свежести?
– Рипит ит, плииз.
– Я грю, – Иван сам решил разъяснить свою политику по этому вопросу, а именно:
– Почему 4 – это конечное число. – Ибо до этого Владимир минут семь рассказывал то, чего сам долго не мог понять, да и не осознавал еще полностью, ибо до этого сообщения всегда приказывал заполнять края тарелок с Цыплятами Табака, Котлетами по-Киевски, и прочими:
– Свиными, так сказать, Отбивными – ибо шли они не из свинины, а только из её Вырезки или Карбонада, – абсолютно полностью, ибо:
– Куда иначе девать маслины и лимоны, – если априори ясно мало кто категорически откажется, а просить:
– Тоже берут сомнения: слишком много надо думать там, куда едва и так-то приперлись.
– Нас не устраивает Теория Ограничения.
– Очень жаль, сэр, – ответил Владимир.
– Почему?
– Ибо я и раньше догадывался, что прибыли вы сюда, чтобы доказать всему миру:
– Казнить надо не для того, чтобы предупредить следующий бунт, а наоборот.
– Чтобы плодить бунты, – закончил за него Андрей Ка.
– И теперь я понял, – ответил Владимир, что именно вы, Андрей, за это ответственны.
– Вы считаете или читаете? – спросил Андрей.
– Да, я читаю мысли, но не ваши.
– Его? – Андрей мягко положил лапу на плече И Гро.
– Я не на допросе еще, – ответил риторически владелец кафе.
– Мы, собственно, сюда пришили, чтобы просить, – сказал Малик.
– Да, просить вас, сэр, возглавить наше меро – приятие, как банкир, э-э, Красный Щит.
– В какой валюте мира вы предпочитаете получать его? – спросил Владимир.
– Мы признаем только золото, – сказал И Гро. Более того, как иногда говорят репатрианты с того света, – только золото и принимает тот, кто может дать ход нашему делу на Земле.
– Я не знал, – сказал Владимир первое, что удалось ему придумать по поводу того, что в их конгломерате вместо Федора, – моя Ёлка.
– Что значит, твоя? – И Гро проглотил крыло цыпленка целиком, чтобы показать: глотать, да, надо, но не слова только.
– Я инопланетян, – сказал Владимир для смеха, чтобы раньше времени не опознали в нем Вигриса, – поэтому прямая и косвенная речь не разъединяются в моем подсознании полностью.
– Не как у людей, значит? – спросил Малик.
– Да, сэр.
– У нас тоже так, – сказал Андрей, – если ты потащишь ее в банкетный зал – я должен присутствовать.
– Зачем? Я и так могу кричать вам через дверь, с чего начинаю и как всё закончилось.
– У нас недостаточно – как у простонародия – развито воображение, – согласился с Андреем И Гро. А Малышка на миллион их поддержала:
– Я тоже всегда молчу во время этого дела-ть. И знаете почему? Мне не о чем думать.
– Хорошо, я сдаюсь, ешьте, заплатите, и дранк нах, – Владимир посмотрел на небо, – честно, где вы живете?
– Вы тоже? – спросил Малик.
– Что, простите? Вы захватили мой дом?
– Если у нас одна общая Елка, то и дом у нас не может быть разным.
– Так они тебя там взяли и на месте изнасиловали?
– Да, сэр, и до такой степени, что иногда я даже забываю об этом.
– Чем вы ее заразили? – и хотел добавить, – гады, но засомневался, ибо:
– Авось лучше: сволочи.
– Ну, чё ты приуныл, парень, давай, – сказал И Гро.
– Ноу, сенкоью, и более того: не только ее больше не хочу, но и вас.
– В каком смысле?
– Живите там без меня за небольшую плату.
– Питание у нас здесь будет? – спросил Малик.
– Нет, сюда больше не приходите, пока не найдете золото.
– Что нам есть? – спросил И Гро.
– Мы обшарили весь сарай, нашли даже погреб, но в нем, кроме соленых огурцов и помидоров, варенья и так кое-что по мелочи – пусто.
– Нет даже картошки.
– Да, сэр, нет, всё уже сгнило.
– Надо было на лето забрасывать туда снег.
Глава 7
– Да, конечно, спасибо за совет, но мы еще не живем столько, чтобы видеть ее.
– Кого, зиму?
– Нет, с зимой мы более-менее знакомы по описаниям наших штурманских карт, а вот секрет превращения ее в лето пока не посетил нас своей доступностью.
– Мысль хорошая, даже не новая – ходить из зимы в лето за молодым картофелем, а наоборот – приносить на обмен – квашеную капусту с брусникой. Что еще бывает хорошего зимой?
– Мясо.
– Мясо? Мы его не едим. Так как свинина повышает уровень потребления до такой степени, что в туалет не находишься.
– А говядину жалко, – как пароль ответил Владимир.
– Да, вы соображаете, но скажу, почему мы не едим кур.
– Я знаю.
– На что спорим, что нет?
– На золотой.
– У тебя есть золото?
– Да, обыграл позавчера Енота, обобравшего Черного и Гуся, которые знают, где его можно взять почти в неограниченном количестве. И да: вы не едите кур, потому что стесняетесь, увидев их – в воспоминании – голыми.
– Вы считаете, что куры не имеют перьев, и поэтому всегда голые?
– Да, их содержат, как на каторге, как в аду: всегда без одежды.
– Я только хотел пошутить, – сказал И Гро, и засунул два пальца в рот, но Цыпленок Жареный не хотел возвращаться в этот мир вечных мучений, и заставил И Гро сказать чуть ли не через ноздри:
– Сопротивляец-ца-а, свинья, – и вот после этого его уже вырвало.
Из чего следует:
– Жалеют, но сожрать готовы даже, если будет с перьями.
– Лицемеры, – сказал Андрей Ка – чтобы не переходить на личности – во множественном числе.
И значит, написали благодарность, ушли, но просили передать – пока Владимир уговаривал Мамочку:
– На должность главного бухгалтера ты согласна?
– Да, сэр, только я считать не умею.
– Это даже лучше – воровать не будешь, ибо пересчитывать за тобой я не собираюсь.
– Почему?
– 3азчем тогда вы, мэм, если я сам должен думать?
– Спасибо, сэр, я именно этого и ждала, потому что наделась.
– Надеялась, что за секс я буду тебе доплачивать?
– Нет, милый: только платить. Если уже мысленно называешь меня проституткой.
– У меня нет денег, а так-то я рад с тобой не только расплатиться, но платить, мэй би, всю жизнь.
– Всю оставшуюся жизнь?
– Только если ты Елка.
– Говорят, Елка – это мужик.
– Ты, значит, думаешь, что ты не Елка?
– Скорее всего, нет.
– И значит, как только ты это поняла, что решила взять свой гонорар рублями?
– Нет, сэр, я как все хочу теперь только валютой.
– Не золотом? – даже как-то радостно вздохнул Вова.
– Да, сэр, валюту легче найти, чем золото. Думаю, его никто уже не найдет.
И вот, как назло, он только купил чуть ли не в Детском Мире, но всё равно в Супермаркете, где продавали не только часы, сантехнику, посуду, электротовары, шурупы, отвертки не только к ним, но и вообще:
– К любому предмету обихода, – даже кукурузу Бондюэль, хлеб и сыр:
– Камасутру, – купил, хотя и раньше ее видел, но думал: не родился еще тот хомо сапиенс, сил на которого хватит, чтобы ее расписать на нем.
Как назло, в том смысле, что:
– Как назло появилась Певица Роз Мари.
– С двоими у меня ума не хватит, – печально решил Владимир.
Но уже за чашкой кофе в отдельном кабинете Банкетного Зала – к которому можно было добраться здесь только боком, в отличие от такого же названия зала, который был в Центральном, который некоторые уже начали называть Лас Вегас:
– Как он сгорел, – но в нем даже хотелось спрятаться за зеленой бархатной шторой, настолько стеснительно было его огромное пространство. К публичному дому, где это не помеха:
– Здесь никто не привык.
Но мысль, что такое может случиться:
– Уже беспокоила.
За чашкой кофе – значит – замкнуло контакты:
– В принципе, да, нельзя, но с некоторыми – можно попробовать.
И задним умом он понимал:
– Певица Роз Мари не хочет с ним больше иметь дел только потому, что уже – или еще – давно поняла:
– Для секса – непригоден, – как некоторые, только к нестроевой.
Недостаток, я думаю, не только ума, но и тела.
Но вот появился случай, чтобы попробовать:
– Найти связь с Вигрисом, не теряя ее с собой.
Как говорится:
– Пусть эти твари разорвут меня на части.
По крайней мере, на две.
Но к сожалению, возникла трудность:
– Одна да, а другая – нет.
Мамочка:
– Их либэ дих, – а Певица Роз Мари просто:
– Нет.
Но почему?!
Если она хочет познакомиться со мной в образе Маркиза дэ Сада, то всё кончено:
– Это не моя роль.
Если она Маркиз – всё равно не буду. Тогда:
– Чего она хочет?
Может предположить, что она имеет отношение к группе И Гро большее, чем, так сказать:
– Принято думать?
Да, надо проверить, есть ли у нее на самом деле:
– Душа.
Как это можно сделать? Надо подумать, если уж эти ребята смогли сюда добраться из – неизвестно даже точно без словаря – из какого века, то информация о ней где-то должна быть записана. Если она с ними, имеется в виду.
На самом деле, думают, 15-й там, 16-й век – это не так уж далеко, и при желании когда-нибудь может появиться возможность туда добраться и всё как следует проверить, – но:
– Время, так же как пространство расширяется и расширяется, летит от нас всё дальше и дальше, как космический корабль со скоростью, может быть, и скорее всего, это именно так:
– Больше световой.
Следовательно, если мы расстаемся, то расстаемся:
– Навсегда!
Но!
Но если мы не можем догнать время – значит на пути его пролета мимо нас должны оставаться Почтовые Станции. С диктаторами, ибо они имеют, что сказать, как Станционный Смотритель Пушкина. О:
– Своей Дуне.
И Владимир решил, что информация о Певице Роз Мари, имеющей непреклонность не помочь ему осознать вероятность существования и как:
– Вигрис, – должна быть.
– Да, надо только найти подход.
Может она лесбиянка? Маловероятно, ибо в теории все знают, кто это, а так-то, как ему известно:
– Лично никто не встречал.
Как и золото:
– Если бы случайно не появилось, то и разговоры о нем: это только вымысел, тупой бессмысленной толпы, что был убийцею создатель Ватикана.
Он поехал в уже функционирующий, но еще полностью не открытый лагерь – турбазу Огни Наконец Нашедшего Нас Благоденствия, а в простонародии:
– Летучий Голландец, – по причине, видимо, то появления, то своего исчезновения.
И действительно, что важнее никто не знает: одно и то же место или его разные названия.
– Так я могу сдать вам комнату, – сказала прелестная своими словесами, но носатая, как Баба Яга все та же, что и в прошлый раз главный бухгалтер, как видно из его живучести при всех режимах времени многоэтажного отеля Летучий Голландец, или просто для поваров:
– Летучка, – а для приезжих из города, наоборот:
– Голландец.
Как разъяснила новая зав производством его кухонного персонала и ее нового изобретения:
– Жульена из петушков, называемых лисичками:
– Только за наличные, – ибо, объевшись этих гермафродитов можно, наверно, умереть, но, увы, вам уж тогда, в счастливом прошлом, было ясно, вы сами покупали мучения, так как платили наличными.
И желая с ней познакомиться, ибо и вдруг:
– Мы с вами встречались в кулинарном техникуме?
– Нет, мил хомо сапиенс, ибо там никогда не было никого красивее меня, а и я, ты сам видишь, богата, как все здесь, только большой жопой.
– Нет, мэм, я так не подумал.
– Что значит, не подумал? А думать всегда надо! И если уж подошел, то, пожалуйста, раздевайся – я замерзла на еще неокрепшем на летнем солнце ветре.
– Да, мэм, ветер, и такой, что с парусом можно доплыть до острова за пару минут.
– Ты умеешь ставить паруса?
– Да.
– Откуда?
– Видел в кино, как это делал Джек Потрошитель, нет, нет, этот, как его?
– Одиссей многоумный?
– Нет, мэм, ибо не приспособлен абсолютно, как недавно выяснилось, к определению ума местных дураков, но также и путешественников из Созвездия Большого Пса, и может быть, даже почти родной нам Альфы.
– Прости, незнакомец, но при чем Альфа и я?
– Да, скорее всего, я просто заговорился, ибо люблю всегда вспоминать Альфу Центавра, хотя почти точно знаю, что это, наверняка был Сириус.
– Какая разница, если они так далеко, что и не высказать?
– Говорят, уже близко.
– Почему?
– И знаете почему? Я принял вас за инопланетянку.
– Ты сомневаешься, что я разрешу тебе оборзеть, прошу прощения, обо-зреть всем мои черные дыры и белые пятна?
– Не только, ибо знаю: не на каждую и у меня сил хватает.
– Да?
– Да.
– Хорошо, рули на остров, и у тебя будет выбор.
– На кого и кого?
– Не совсем так, милый, ибо у тебя будет выбор: хочешь на, и хочешь и под Елкой.
– Под ёлкой вы сказали?
– Или на лошади.
– На лошади, вы сказали? – и даже обернулся, ибо ясно: если он приехал, то приехал, куда надо. Что можно перевести, как:
– Золота, скорее всего, опять не будет, но трахнуться всё равно разрешат.
– Ну, что ты заскучал, милый, или не узнал меня абсолютно?
– Да, скорее всего, поэтому: встреча с прошлым расслабляет, ибо всегда думаю:
– Вдруг теперь получится, а сомневаюсь, что и прошлый вариант ожидания счастья останется на своем месте, как Полярная Звезда, указывающая нам путь не только на Земле, но и на Небе.
Тем не менее, о ужас, их оказалось две! Первая привезла с собой второй ужин:
– Вездесущие Котлеты по-Киевски, горшочек пельменей По-Какому-то, и американский салат из тунца, и что удивительно, из свежего японского.
– Я и не отравлюсь? – дружелюбно спросила туземка этого острова по имени, ошарашившем Владимира своей подлинностью:
– Кобыла.
– Разве так зовут девушек? – тем не менее дружелюбно спросил он.
– Что-нибудь не так, мистер? – спросила Кобыла.
– Нет, что вы! Более того, могу сказать даже, как, э-э, Гомер: я звал тебя и рад, что вижу!
– Это сказал Гомер?
– Вы против?
– Нет, пожалуйста, ибо никто еще не отменял счастья, а оно, как известно, находится в стране под именем Заблуждения.
– Кто что будет?! – радостно спросила Елка, и разложила предложила салат из тунца и мягкий сыр с тройными сливками.
– С тройными сливками я не буду, – сказала Кобыла.
– Почему?
– И знаете почему? Есть мнение, что я не могу вылезти с этого острова по причине своей много-этажности.
– Вы выглядите, как рай с милым в шалаше, – отозвался Владимир.
– Так-то бы, да, но – не поверите – у меня никого нет.
– Вообще?
– На целом свете.
– Она имеет в виду, – вмешалась Елка, что несмотря на то, что все очень хотят – никто не может.
– Честно? – Вова обернулся к Кобыле.
– Да, сэр, все, как столбцы бессильны к стихосложению, способному освободить меня из этого повседневного траура.
Наконец, Владимир напился того, с чего нельзя запьянеть, Саперави, и нечаянно, но после продолжительного обдумывания, хапнул Кобылу за коленку. И с первого раза не понял, что точно:
– С этой мадемуазель мы где-то уже встречались. – Следовательно, может это и на самом деле Кобыла.
– Зря ты думаешь, парень, – прервала она его намерения, – что сможешь вытащить меня с этого острова.
Вова до уже напился, что хлопнул свою бывшую – то ли бухгалтершу, то ли, эту, как ее? зав производством – по рукам, хотя и хотел по ногам, чтобы сравнить:
– Не запутался ли вконец?
Но правда была налицо:
– Если эти имена Кобыла и Елка кто-то выдумал нарочно, чтобы разыграть, или кинуть его на то золото, которой, предполагается, он должен когда-нибудь найти, то всё равно, как уже довольно давно догадался он:
– Начало у этой бесконечности должно быть обязательно.
– Я думаю, – сказала Елка, указывая на плей-боя, как иногда, желая воодушевить его на предсказание будущей оргии, – он не знает, как тебя вывезти отсюда.
– Очень жаль, я так надеялась, что хоть один абориген разорится на свои умственные способности, что прямо не знаю, как сообщить теперь ему, – высказалась она о третьем в присутствии второго, – что сегодня не тот день, когда не справившийся со своей задачей царь Эдип будет отправлен восвояси целым и невредимым.
– Не понимаю, что такого вы мне можете сделать? – спросил почти без страха Владимир. – Их бин не понимайт.
– Они, – пьяная Елка кивнула и показала одной своей веткой на Кобылу, – пришли к неумолимому резюме, что выйти отсюда можно только одним-единственным способом.
– А именно? – почувствовал неизъяснимое волнение Владимир.
– Ты останешься за нее.
– Э-э, нет, нет, – тут же сообразил парень, имея в своем виду, что он директор-собиратель, в том смысле, что арендатор кафе, завязанного на однозначную, хотя и небольшую прибыль, и значит, отвечает за всё, что может произойти с этим Приютом Наслаждений без него.
И главное, – продолжил он, – не кого-его-меня, а:
– Кого-либо вместо нее.
– Это верно, – брякнула, не подумавши о своей подруге, зав производством Елке, Кобыла.
Владимир вполне мог бы продолжить сопротивление этому сфальсифицированному обвинению, но потерял нить:
– Кто такая эта Елка, – ибо было на сей момент полное отсутствие ее идентификации.
– Почему? – спросил – ему показалось – кто-то.
– Я такой жопы не помню. Более того, доказать обратное вы не сможете, ибо даже не знаете, с кем я был, а с кем еще только собираюсь.
И.
И было произведено насилие, в результате которого они уплыли на большую землю с ее кухонно-развлекательным комплексом, а он:
– Остался, – хотя и смог вздохнуть облегченно, проснувшись утром:
– Не связали, как древние индейцы для жертвоприношения, – а значит:
– Придут еще.
Надо только придумать, куда спрятаться.
Он решил:
– Если ему оставили еду, то искать надо золото.
Но был и вопрос:
– Можно и золото было положить на видном месте.
Но, видимо, Маверик со своей Аддис-Абебой нашли его и тут. Они сидели у костра и играли в карты без явного намерения заманить и его. К счастью, это были не те, кого он боялся встретить в неподходящий момент. Ибо это были:
– Пропавший Федор из десанта И Гро и его вторая половина.
Подходя всё ближе и ближе Владимир не мог понять, кто сидит напротив Федора:
– То ли это Малышка на миллион, то ли Певица Роз Мари – других статуэток он просто не знал.
Впрочем, была одна, но жаль, что пока так и не встретилась. С ней можно было договориться. Жаль только, что это могли сделать все.
– Хау ду ю ду.
Мычание.
– Хау а ю?
Они продолжали молча играть между собой, как будто специально так делали, чтобы заманить его, может быть, точно, но именно:
– Обязательно.
– Я не буду играть, – сказал он, как Пушкин, прозревая сквозь магический туман, что:
– Проигрыш неизбежен. – А.
А играть всё равно придется. К счастью у меня нет денег, а они никогда не дают взаймы.
– Федор, ты нашел золото, которое поручил тебе охранять И Гро? – спросил Владимир, поняв, наконец, что они перебрасывают друг другу золотые монеты. И более того, это были десятки.
– Кто попал сюда, тому безразлично, кто нашел золото, – ответил Федор, – ибо.
– Ибо, – продолжила его партнерша, – кто попал сюда назад не возвращается.
– Это остров мертвых, – ответил Федор, даже не посмотрев на него.
– Да? Почему тогда их двое? – спросил Вова неизвестно по какой системе логики.
– Зачем везде искать разницу, если ее на самом деле нет? – спросил Федор.
– Какую разницу ты заметил, Федор, что оказался здесь, на мертвом острове? – почти прошептал Владимир.
– Разницу между живыми и принесенными в жертву.
– Ты хотел сказать, между мертвыми и принесенными в жертву? – переспросил Владимир.
– Да, пожалуй, это более актуально. У меня есть время выбраться отсюда, а если нет – значит к живым уже никогда не вернусь. Помоги мне, Вигрис.
– Так-то бы, да, но сейчас я не чувствую себя Вигрисом.
– Это хорошо, я сообщу тебе новость, которую ты не знаешь, – сказал Федор.
– А именно?
– Ты не сможешь выбраться отсюда.
– Спасибо, что вовремя сказал.
– Ты Ромин.
– Как Ромин я смогу выбраться, ты это имеешь в виду?
– Да. Ты убьешь де-легата, который прибудет сюда для нашей ликвидации, и сможешь войти в окружение И Гро под его именем.
– Как?
– Они тебя не узнают.
– Почему?
– Измена мельтешит между ними настолько быстро, что буквально перестают узнавать друг друга в лицо. Только по паролю.
– Как я его узнаю?
– Когда убьешь его – спросишь, ему будет уже всё равно, поэтому, я думаю, отдаст.
– Ты уверен?
– По крайней мере, точно отдаст за небольшое вознаграждение.
– Отдашь ему свою шпагу, чтобы мог какое-то время обороняться от чертей.
– Прошу прощенья?
– Здесь мертвые, принесенные в жертву полностью вряд ли умирают – по крайней мере мне об этом ничего неизвестно.
– И продолжают сражаться с прибывающими на этот остров для жертвоприношения.
– Из другого мира, или с другого острова, как в Робинзоне Крузо?
– Не знаю точно, я просто слышал краем уха, и поэтому думаю, что сражаются они с прибывающими с материка сюда.