Hannibal ad Portas – 4 – Агент под Прикрытием

– Приходите не завтра, пожалуйста, а прямо сёдня всё и сделаем, – нет, по-другому, а именно в фильме Холодное Лето 53-го.

Получается:

– Человек, чтобы быть счастливым сначала должен понять себя умным, потом:

– Оказывается дураком был, – а вышло:

– Что вот только так и можно – как сделал выписку Данте Алигьери – подняться над Землей и всё выше и выше, что даже не замечал До Этого, как хорошо было:

– Превратиться из умного в дурака, потом наоборот, опять в умного, – что и называется:

– Счастье.

Ужас, правда, остается:

– Как не замечал очевидного?!

Решили пока жить в одном доме, а у каждой с собой своя бирка Антона старосты Асса Пушкина, – у одной свой Пивной бар на Рязанке – у другой:

– Ресторан Прага на Калининском напротив, – имеется в виду, это, как я предложил, – они почти наоборот:

– Это у меня читальный зал в ГЗ, а у тебя такой же на Факе.

Я позволил себе решить их разногласия не дифференциалами и интегралами, Рядами и Биномом Ньютона, – а:

– Простой реальностью можно? – хотя знак вопроса замаскировал под жука, который здесь пролетал, как одна такая пушистая телка из рода Че, что танцевала со мной в местной чайхане, состоящей только из наc двоих и пианино заодно с проигрывателем музыкальных пластинок до такого упада, что догадалась встать только тогда, когда уже едва не стало слишком поздно. И:

– Ничего не было, – но запомнил ее на всю жизнь, и теперь вывожу периодически на прогулки, но опасно доиграться до такой реальности, которая изменит само прошлое.

Единственное, чего не могу сказать, как муж одной литовской девушки Ирэн и ее певец:

– Сколько я девушек встретил, только не встретил такой-й-ой-ой-й.

– Помню тебя перед боем, в дыме разрывов гранат, платье твое голубое, голос, улыбочку, взгляд.

И забыл обо всем на свете, стал ловить треску сразу на три – 3 – дома:

– Она, она и она. – Специально не повторяю еще раз имена, чтобы никого из них не украли, такие красивые, как три царицы под окном, – но:

– Вот, что делают, когда меня не предвидится – даже не задумываюсь.

В некоторых теориях утверждается, что ничего и не происходит – в других, наоборот:

– Бывает, – но узнать конкретику нельзя принципиально.

Специально придумано так, для счастья неведения, которое, не изображая и не воображая, но, скорей всего, именно поэтому:

– Если не может существовать, – то просто:

– Бывает.

И зашел с утра к одной, днем к другой, вечером к третьей. Зачем? Хотел свести их вместе и – нет, не попрощаться – сказать:

– До свиданья, – всё равно:

– Не получилось.

Я ходить могу, они – выходит – нет, хотя и работают, как самодвижущие мишени в своих личных флигелях. Пространство разделено на не для всех доступные части. Хотя, возможно, у каждой из них своя парадигма тоже есть. Но угадать, за кого из них зацепиться, не могу – кинуть жребий?

Тоже нет необходимости, которая может быть решена в будущем.

И нельзя даже представить, пригласил всех на рыбалку, и плыли все в разных лодках, как в одной со мной, и они друг про друга даже знали, но не видели.

– Я остаюсь здесь навсегда! – крикнул, встал в лодке, но она закачалась, предупреждая о волнении – вплоть до морщин – пространства, как явлении временном, но еще существующем.

Сел.

Потом на берегу сам жарил для них рыбу, а они были, как в выходной:

– Счастливые, праздничные и c бокалами шампанского.

– Это Рай? – я посмотрел на небо, которое подмигнуло, закрыв солнце тучей, хотя и на несколько секунд, но решил: исчезнут, так и не дожив до вечера, когда всё будет можно.

Они – дожили. И хотел даже сесть писать протест, что мне мало и этого для прощания с Луной, но они опять вошли – так и не замечая друг друга – и опять всё было, как прежде:

– Я – король.

И только к полуночи вызвали к Тузу – боялся:

– Если Эйнштейн или Алан Тьюринг – могу не справиться.

Тогда, может быть, ладно, подчинюсь, но только извините, не навсегда, ребята. К счастью, не пришлось, ибо это был:

– Президент США Кенне, – роль которого, не увы, должен был сыграть я:

– Не буду!

– Вы любите невыполнимые задания, сэр, поэтому и вся колода из 54 карт Тарот ваша.

И, как нарочно, забыл, точно ли их должно быть пятьдесят четыре. Хотелось объясниться, что так не делается:

– Не начинаются настоящие дела с игр с памятью.

И:

– Как оказалось, продолжить нельзя, а повторить, как даже расслышал:

– Хоть сто раз можно!

– Спасибо, сэр!

– Почему, сэр?

– Спасибо, леди.

– Почему, леди?

Если не сэр и не леди, то кто? – стоит задуматься, но в перспективе только Черномор, Змей Горыныч или Кощей Бессмертный. Я:

– Не уверен, что согласен даже на уикенд заменить хоть одного из них.

Просто надо, как Данте взять проводника, а:

– Кому я доверяю так, как не самому себе?

Кто может ответить:

– Никому доверять нельзя – мне:

Глава 8

– Можно! – и понял, только своей роли, которую мне приготовили.

И прямо тут же по спутнику вызвал вертолет, за рулем которого был?

И он не упал – как я подумал, получится, если иметь в виду, что, по предварительным сведениям, он погиб именно в вертолете, когда был один в океане.

– Ты кто? – спросил я уже очень далеко от берега, когда мы летели на низкой высоте, и я решил, что он хочет прыгнуть, – а:

– Что его ждет там подводная лодка – сомнительно.

– Я Кенне.

– Вы от Кенне? – но он спрыгнул в кипящую всплывающей подводной лодкой морскую воду, как тюлень от радости:

– С пронзительным криком: сво-бо-ден-н! – Как Мастер, побежавший вслед за своей Марга-Риткой, узнав ее по походке сзади.

И:

– Неужели людей встречают не в Раю, не в Аду, а как Робинзона Крузо, на островах неизвестного архипелага:

– Не по архетипу лица, а по личной жопе?!

Как прочитать, что на ней написано, если она всегда, как безнадежность Двуликого Януса смотрит:

– В обратную сторону?

– Вы не похожи на Гарри Трумэна, – сразу выпалила мне главная сотрудница по связям с общественностью.

Насчет Гарри я спорить не стал, потому что и сам неточно помню, как его звали-зовут, но решил настоять на своём:

– Щас не он правит!

– Да вы что! Кто же, по-вашему?

– Много будешь знать, как говорят у нас в Одессе, скоро не будут брать даже на катамаран на подпевки.

– Простите, сэр, но не обязательно начинать этот день с грубости, ибо я на сцене никогда и не одеваюсь.

Пришлось заткнуться, но сомнение она заронила:

– Неужели попал, да, в Америку, но не только не в тот день, но и более того, в другое время его препровождения?!

И так и сказал:

– Вы, милочка, скорее всего, не та, кто мне сейчас нужен.

– Я не та?! – ахнула она, как автоматически открывающимся прикладом автомата кожаным диванным сиденьем, под которым была прикреплена снайперская винтовка, патроны к ней, белый костюм снайпера и синий бинокль для второго номера, который будет ехать в машине навстречу Кенне и наблюдать насколько точно в него ложатся пули.

– Вертолета там нет? – спросил я для смеха.

Зачем? – спросила она, – если живых всё равно не будет.

– Ты сама застрелишься?

– Нет, убьют.

– Кто?

– Не твое дело.

– Почему?

– К тому времени, когда надо будет решать этот вопрос, ты уже ничего не сможешь говорить.

– Так ты меня запугиваешь, что ли?! – очень удивился я, – хочешь, чтобы сам дал добровольное согласие на своё ум-о-не-постиженье.

– Напрасно вы ругаетесь, мистер, мне приказано вам дать один раз, второй хотела добавить от себя, – она не договорила, так как я прервал:

– Третий, как загладку уже смертельно раненому.

– Именно так, сэр, вы уйдете с почестями, как договаривались.

– Если я и мог на что-то договориться, милочка, то только, как мой предшественник Гувер, улететь в открытый океан на своем личном вертолете на одном баке горючего.

– Какой еще Гувер-Мувер?! Постулаты устойчивости мира учите.

– Да. Что там написано?

– Мне не показывают моё будущее – я только исполнитель.

– Исполнитель? Значит, вы уже подсыпали мне в кофе слабительное!

– Да, – просто ответила она.

Значит, сиденье в праздничной инаугурационной тачке уже с горшком для слива остатков жизни, и избежать неизбежного невозможно.

Только успел осчастливить себя мыслью, что готовился:

– Заставят убить Кенне, – чтобы:

– Никто не догадался: он не мог, – а предложили элементарное жертвоприношение, к которому – дети – я уже настолько привык на пирамиде Майя во времена Амона Ра и его Аменхотепа, что даже путаю их иногда с самим Кецалькоатлем и Монтесумой Вторым.

Был ли Первый?

– Не имеет решающего значения.

И начал выдвигать предварительные условия:

– ? хачу!

– Кого его? – я не поняла.

– Щас вспомню.

– Зару Леандер? Так это я, – смело и даже не улыбнулась она.

– Похоже, но нет.

– Ответь по наводящим вопросам: в тайге нашли, когда одна уже прожила там сорок лет?

– Нет, с ней боюсь составить конкуренцию злому медведю, который там до сих пор живет, несмотря на то, что намедни на него наехал паровоз.

– Да?

– Да, сказал только: не очень хорошо встречаете, господа присяжные заседатели.

Про Элен Ромеч под знаком вопроса так и забыл.

И всё же поехал, но удержаться, чтобы не вертеть головой, как филин, даже ночью не чувствующий ни одной мыши в километровой окрестности – не мог. Наконец, решил предложить шоферу:

– Поменяемся местами?

– Шутите, сэр?

– Нет, просто отдашь, как будут деньги миллион долларов и всё.

– Потом, вы имеете в виду?

– У тебя уже сейчас есть?

– Обещали.

– За что?

– Что не пойду на контакт с вами.

И далее каждый из нас представил свою докладную конгрессу, который на время выборов заменял большой компьютер в Белом Доме, но имеющий связь с компьютером, оставленным Данте то ли в Раю, то ли в Аду, а возможно и Чистилище для будущих поколений.

Она:

– Ты настаиваешь на том, на что я на полном серьезе не рассчитывал.

Она посмотрела на часы:

– В принципе у вас еще есть время поменяться с ним местами.

– Кого его? – уже спрашивать не хотелось, но всё равно задумался:

– Вряд ли будет предоставлена программа защиты свидетелей в ее полном объеме, что значит: кто-то возьмет на себя этот киллер-дром.

– Ты всё равно будешь в хороших отношениях со многими государствами.

– Каким образом?

– Возглавишь киллерский синдикат.

– Да ты что?! – даже не нашелся, как дальше обоюдоостро продолжить этот разговор и пошел на:

– Вы.

И, как эФ. Достоевский написал Игроки Два, но только в уме, что значит:

– В принципе может быть и наоборот: я, как Маверик, смогу выиграть и у небольшого их синдиката даже, не говоря уже о двух, трех нескольких прохиндеях, пусть и замаскированных под самых близких мне людей, как-то:

– Уже упомянутого водилу, и не исключено, что именно не местного, а оставшегося еще с прошлой войны в Нижнем Тагиле в виде своего отца или даже деда и общепринятой для этих дел жены в виде встретившей меня руководительницы проекта.

Хотя только тут понял, что жена должна быть другая, – ибо:

– Несмотря на то, что баб и в Америке достаточно, не все роли и здесь достаются Мони Леви.

Но понимал, конечно, что предатели все, потому что видел себя только в полном одиночестве. Ни из прошлого, ни из будущего – следовательно – ни приходилось ждать помощи в этой ситуации.

И когда сел в машину, так и не понимал еще, что могу изменить ситуацию на обратную, ибо логично никто так и не сообщил пока, что я должен сделать:

– Умереть или кого грохнуть?

Но кого его, – я так и не понимаю пока.

Если только – покосился – сидящую рядом со мной кукловодку?

Водитель? Тоже, не исключено, что может быть, Биллом – или, кого они заготовили мне на сегодня.

Возникла совершенно ясная альтернатива:

– Президентом быть могу, так как был уже – это доказано, но хочу ли:

– Не уверен.

Киллером не знаю могу ли, а не хочу – так уж точно. Просто не вижу смысла валить кого-то даже за то, что дадут свой институт в Силиконовой Долине:

– Всё равно даже после только покушения разум откажется работать в режиме правды, как у первосвященников, которые никого не убивали, а только сомневались:

– Может надо, авось и нет.

Умирать тоже:

– Никак не могу приготовиться заранее.

Подмышкой что-то мешается, но пока только поёжился. Когда водителя завалили – как я автоматически подумал – с верхатуры, а на самом деле:

– Нет! – из водонапорного люка, когда светофор почему-то заело и он перестал даже для президента гореть без синего пламени преисподней:

– Загорелся красный, – что можно только восхититься: Там не бывает зеленого?!

Довольно быстро подбежали – и, что характерно – заранее с криком:

– Это он! – а я давал своё согласие на президента?

Однозначно не помню. Если так орут, ладно, согласен. Но предъявили тугаменты, что у меня пистолет Глок 41 калибра находится подмышкой.

– Я так и знал, – только и успел сказать, но добавил: – Вы всё равно ничего не докажете.

– Что, мил человек, порох был бездымный? – и даже улыбнулся незаметно.

– Порох обычный, дымный, но я не стрелял.

– Это уже не имеет большого значения, – ответил второй, – пистолет ваш – этого вполне достаточно.

– Мне нет. – Хотел добавить, что вообще только недавно заметил, что на мне почти невесомый пистолет, но решил сказать, и чтобы записали прямо при мне в протокол дознания:

– Стреляли из окна второго этажа.

Ответ:

– Другие говорят, третьего.

– Хорошо, забейте на меня на всякий случай и четвертый, ибо уверен найдутся охотники на него.

– Пятый?

– Не хочу ли я купить и пятый? Нет.

– Почему? Пока еще можно страховаться.

– Его нет.

– Могут потом построить и сказать, что так и было.

– Хорошо, пишите, как мою страховку и пятый, но при условии, что вам за меня заплатят.

– Каждый платит сам.

– Мои деньги пока что еще у делопроизводителя.

– Фамилия, адрес, явки?

– Что значит, какие? Приемная президента, естественно!

– Там женщины работают только на побегушках.

– Да вы что?!

– А что?

– Не местный, что ли, если не знаете, что и у женщин есть права на участие во всех выборах.

– Честно? Вот до вашего прямого ответа: не знал, что до такого можно даже додуматься.

С этим следователем закончили, набежали другие, которых интересовало только одно:

– Зачем? – и, как это ни странно, на него я не знал ответа, а придумать – наверно, уже от нашедшего меня, наконец, ужаса – не мог.

И смог только спросить:

– В тюрьме у меня будет туалет с видом на лес?

– Вы так любите?

– Пока нет, но попробовать заодно хочу.

– Обязательно прямо из лежачей ванны должно быть видно место предполагаемого побега?

– Да, если не выйдет, то удастся – значит – помечтать.

Я вспомнил, что есть и мой вариант дальнейших – но уже свершившихся событий, и тоже запустил его в Данте-вский компьютер.

А именно:

И, несмотря на то, что денег у меня не было, пошел.

И подозрение:

– Знал, что убьют шофера устойчиво появилось.

Более того, в моем распоряжении не более минуты.

– Я передумал, давай назад, садись за руль.

– Передумал?

– Да.

– Я – нет.

– Ну, и я нет, – сказал зачем-то. Он?

– Не успел – убили.

И – как это у них предполагалось – я, как водитель, пошел паровозом в разработку. Притащили прямо в Белый Дом, и до такой степени белый, что я даже нашел в себе силы пошутить:

– Специально для тех, кто перешел грань ума и его разума, как Яго, поэтому может шастать по пространству, как из дома на работу и наоборот, обратно.

И на первый вопрос опергруппы так и ответил:

– Яго.

– Запишите.

– Контора пишет.

Не успели они, как следует раскрутить меня вопросами, как вошла дамочка, которая была со мной на связи первоначально, и сказала, чтобы:

– Все вышли! – и показала мельком какое-то удостоверение, решать можно на выбор: начальник охраны президента, сам президент или его жена.

Кого они могли безоговорочно послушаться? Именно жену, думаю.

– Почему? – спросила она первой.

– Жена имеет с мужем легальный, непонятный другим канал связи.

– Ты – не жена.

Она показала – нет, не моё фамилиё в своей подноготной – видеозапись, где мы после загса трахаемся, что ее брат, не нашедший большего места, где спрятаться на ночь, как под нашей кроватью, вышел, наконец, на кухню таким бегом, что споткнулся о холодильник, выдернув его из розетки, и до такой степени, что к утру испортилась вся красная рыба, которую мы забрали из ресторана Узбекистан, где праздновали нашу свадьбу, а излишки, чтобы не обожраться:

– С собой.

– Ну, как? – спросила она.

– От таких подробностей, дорогая, не смогу отвертеться.

Хотя вид – даже затрудняюсь сказать, на кого похожа. Элен Ромеч – нет, Мэрилин Монро – цвет волос не подходит, Зара Леандер – в других местах засветилась настолько, что тогда и самого могут засчитать или за Хи, опять замелькавшего в Аргентине, или Гэби, куда только не сующего свой наглый, э-э, голос.

– Вся суть происходящего в том, чего никто не понимает, – сказала она. И добавила:

– Чё, сразу непонятно, что непонятно?

– С тобой, я думаю, смогу выкрутиться из этого пролетного дела.

– Не так, – ответила она, – я с твоей помощью смогу выкрутиться из ситуации, где меня взяли с поличным.

– Подрабатывала Мони Леви?

– Да.

– Зачем?

– Привычка.

– Ты, как была дешевой проституткой – так и осталась!

– Не кричи! Я работаю не для денег. А.

– Для души, что ли?

– Именно, именно, сэр.

И не стал раскрывать своего прикрытия, что из него видно другое ее будущее, а заодно и прошлое: она работает на третье лицо.

Я покрутил пальцы.

– На что ты гадаешь я – как цыганка – знаю еще с самого утра. – И добавила:

– Однако, уже позапрошлого года.

Решил:

– Она непохожа, – но нашла способ проникнуть в другую ауру.

А с другой стороны: кто кого – еще неизвестно.

Но так и не понял, что от меня надо за то, что не грохнули, как могли. Она ответила:

– Я – президент и ты.

– И я тоже?!

– И ты это подтвердишь.

– Кто мне поверит, что так легко подменить президента Америки.

– Правильно, что не поставил знак вопроса, ибо президентов сейчас выбирают несколько, а кто будет.

– Решает случай! – ахнул я их американской гениальностью.

– Но, – возразил, – меня тоже не убили.

– Ты хотел быть директором института в Сили Доли – будь им.

– Зачем? Если тебя захотят убить – я подменю тебя на этот экстраординарный случай?!

– Да, ибо я думаю, ты должен за это время найти никому еще неизвестный канал связи никому неизвестного отхода.

– Так-то логично, но мне, как Эйнштейну и Тьюрингу надо настроиться.

– Как?

– Можно, я неделю побуду.

– Чем, моей прикроватной тумбочкой?

– Президентом Америки.

– Рипит ит, плииз.

– Я побуду на виду, а ты будешь думать.

– Нет, я буду на виду – ты думать.

– Ты не приспособлена меня слушать, а слушаться – тем не менее.

И вышло так, что я всё-таки попал в президенты – она в Силиконовую Долину уборщицей, так как не смогла понять самого элементарного в Теории Относительности Альберта Эйнштейна: