Графские развалины. Эссе

– Это делают, если не одни и те же, буквально, луды, – то организация-то:

– Всё равно та же самая. – Ибо:

– Хотя и пожертвовали для этого дела продвижения самой идеи Культурной – так скать – Рэволушэн – тайной существования здесь большого числа заключенных и даже не только по тюрьмам, но и – что такое: непонятно – лагерям.

И так получается – не заметить никак не мог, чито это:

– Одно и тоже!

Просто рассчитались отряды самообороны без оружия на первый второй и пошли:

– Одни на парад хоронить его – как вчера по Культуре показали стоящего там Примакова – другие:

– Уже наготове к всесожжению с чучелом.

Контора, как говорил незабвенный Краснов из фильма – с Пореченковым тоже – Агент национальной безопасности. Хотя в этом фильме не открывается эта великая – или, по крайней мере, большая тайна – нет, не работать, именно, на обе сторона, – а наоборот:

– На одну сторону, но с Обеих.

Можно сказать, одни те же поздравили на параде, потом по быстренькому переоделись и на кладбище уж стоят, как покойники с косами Савелия Крамарова, однако. А то, как заметил один рассказчик об этом фильме – кажется, Николай Еременко, наш, серцевед французского Красного и Черного Стендаля:

– Только что был голый в бане, а уже он же и кричит караул на другой стороне улицы, – вот у этого самого кладбища с косой, как к заупокойной мессе.

Не понимали ишшо тогда, что это можно, но не только при условии, что, значит:

– Это кому-то надо-о, а им:

– Всё можно.

Потому что так и было задумано, – а почему до сих пор неизвестно Борису Парамонову – даже я и то – не совсем понимаю.

Ответа, как тоже в кино:

– Служба-а! – недостаточно.

Продолжает настаивать на нелепости – Б. П., – имеется в виду:

– Есть еще, говорит, мамонты в джунглях, которые не могут простить Солженицыну, что он уничтожил нашу родну совецку власть.

Тогда как совершенно очевидно, что Солженицын ее усилил. Ибо критики советской власти и нет в Архипелаге Гулаг, а только сомнение, как у любого конюха, водовоза и даже рабочего:

– Чё-то, можа, было и не совсем так, но ведь со всеми бывает, не правда ли, – как иногда замечает Иван Толстой, – а:

– А об чем речь? – да всё о том, что совецка наша власть нерушима.

Поэтому, если Солженицын и указывает на какие-то недостатки, но именно:

– Стены Иерихонской – нерушимой.

Любой писатель – поэтому – имеющий доступ, значит, к письму – знает эту элементарную сегодня прохиндиаду, как правила орфографии знал Вергилий Солженицына Василий Теркин в роли Твардовского:

– Если Росинка – не дай боже – растет даже на лбу вагоновожатой, но она, как у Михаила Булгакова обязательно в красном галстуке:

– Выйди, как Аннушка с похмелья подсолнечным маслом, и обосрись от иво недержания при такой обильной смазке, – и – мотри не промахнись:

– На рельсы, чтобы попало, как можно больше говна-то-сь.

Следовательно, поэтому и происходит отделение головы от государства:

– Отдам и ее эту Росинку на заклание, чтобы голова у всех работа, – как сказал дед или прадед Михаила Ефремова про свою любимый Большой Сиэтэ и постановки спектаклей там:

– Чтобы только они были Поставлены Правильно!

Поэтому хотя я и написал раньше, что это значит:

– По пьянке, – но здесь другая тер-минология, именно по Шарикову:

– Чтобы ВСЕ, – знали, мил херц, только одно и тоже.

Почему и положено априори:

– Солженицын – это и есть мамонт, – кики ишшо, батюшка те, мамонты-то нужны?! Чтобы ДУМАЛИ и, мама-мия:

– Наоборот-т!

Такая неприкрытая Дэза Бориса Парамонова легко разрушается одним способом, против которого они все, Лев Толстой, Солженицын, и даже Борис Парамонов, живущий – можно подумать – в новом времени:

– Восстали, – как перед непониманием, как легко разрушить и Иерихонскую стену одним только трубным гласом, который и услышал Моисей после победы у горы Синай, что смог, как Владимир Высоцкий, проложивший по тайге Сибирскую Трассу вместе с Татьяной Конюховой и Димой Гориным, – услышать:

– Вы – боги!

Что значит – почти ничего не делая, как и Иисус Христос – а превратили мир в совсем другой, разделив Ветхий Завет пополам. И таким, очевидным, образом Ветхого Завета, как предшествующего Новому Завету – НЕ СТАЛО.

Ибо Новый Завет – это разделенный пополам Ветхий Завет.

Разделенный, однако, по Великой теореме Ферма, по Кролю Лиру – и другим произведениям – Вильяма Шекспира, по Джонсону и Макферсону Александра Пушкина и его же Воображаемому Разговору с Александром 1.

Тогда как вся канитель, затеянная Советской Властью с Солженицыным – это попробовать опять штурмовать Новый Завет с помощью:

– Я в этом деле вместе с ничего непонимающей очередью у колодца.

И как не верил, что так бывает Николай Еременко:

– Одни ишшо в бане голые – значится: как они могли, – а другие, они же:

– Уже встречают похоронную процессию у кладбища, как, однако, покойники с:

– Косами стоять, – по имению самого Савелия Крамарова.

Борису Парамонову должно быть стыдно так долго не понимать такие старые фильмы. Что Фиг-Ра, как было тоже сказано в кино с Пореченковым и Красновым Агент Национальной Безопасности:

– Люди, да, может и разные – Контора Одна. – Фиг-Ра здесь – Фиг-ра:

– Сплошная-я.

Песню слышали – нет, не До-Ре-Ми-До, как у Павла Лунгина в Свадьбе с Андреем Паниным, – а:

– Я люблю тебя нежно, – пр-но?

Тут – извиняйте – обходятся абсолютно без телячьих нежностей. Все на сплошном Театере, а, чтобы не забыться и не сбиться – надо говорить одно и то же, – но:

– Друг против друга.

Что ни фраза, что ни два слова вместе – у Б. П. – сознательная – или чуть-чуть нет:

– Ложь.

Хотя – опять включил – оказывается, Борис Парамонов еще ничего почти и не сказал – запись почти на нуле.

Сейчас началось:

– Есть еще Хомы, которые подозревают Сол-на в ненависти к либеральным западным программам.

Намекает даже, что Сол-н – скрытый антисемит. Но если только в том смысле, что память у евреев хорошая, как говорил недавно у Ивана Толстого преподаватель литературы в Петербургском университете Борис Аверин.

А по сути – это тот же Ветхий Завет.

– Поэтому и наблюдается такой разнобой – то ли в России демократия, то ли авторитаризм – такой разнобой, – говорит Б. Парамонов.

Это о каком времени говорится: что было тогда-могда, или опять и снова?

Снова – ничего такого нового, разного и разнообразного нет.

То Крым нам, то ли еще чей-то? – следовательно, речь о современности, а Б.П. – след-но, просто наводит тень на плетень, ибо никаких ни с кем разногласий здесь нет, и Б. П. – видимо – думает:

– Буду рассуждать, как Чацкий, с корабля на бал: я вас люблю, – но:

– Нич-чего-о не понимаю!

Повторяет про разоблачение Сол-м ЧК – что значит или ложь, или недостаток простой и уже давно известной логики правления здесь:

– Не только хитростью одной жива будет наша совецка власть, но и страхом ей наводимым.

Поэтому и надо кое-что – абстрактненько отрыть, чтобы уж очень долго не задерживаться каждый день на работе и, как все приличные люди, иметь два выходных:

– Страхолюднуть надо сють-сють.

Вот Солженицыным и сють-сють-нули, – но сами сють-сють и опупели, как все, однако:

– Обрадовались!

И вот теперь дают понять, что:

– Зря вы тады очень не испугались.

Во, Борис Парамонов! похоже, думает, что здесь не только все дураки, но живут настолько далеко, что его самого:

– Ответом на его весьма неприличный привет, – не смогут достать.

Уже достали.

Празднование Солженицына – это, как:

– Наверхах согласованного мероприятия.

Как и было сказано в другой передаче про высылку Сол-на:

– Послушайте, пожалуйста, запись разговоров партии с ее правительством, что они об этом думают:

– В Верхоянск его, – туда уже никто не приедет к нему из западных корреспондентов – холодно, – или:

– Луше в Ирак выслать – там очень жарко.

Спектакль на зависть – нет, не дедушке Морозу, а всё тому же дедушке Михаила Ефремова:

– Вот как надо! – ставить спектакли-то.

Читобы было пра-виль-но-о!

Борис Парамонов на одну половину сам ни хрена не понимает, а на другую половину – тем не менее:

– Дурит. – Ибо мечтает:

– Зачем вам думать, если всё равно бесполезно, – ась?

Просто-таки – чертополох, но далеко не сортового даже урожая.

Солженицын – было дело – воспринимался не только писателем, но и знаменем. – Но!

Чем он ни воспринимался, то это могло быть только до первого столба, к которому можно прислониться, и – или:

– Услышать с этого столба, как охраняет музыку Александр Баширов в фильме Край, – по тексту прописи:

– Нам нужен план, как обустроить Россию – так эта книга сразу падала в рядом стоящую урну, – ибо решали:

– Он там в глуши Вер-Монт- ских лесов, как та бабушка, заблудился на лишение сорок лет.

Тот, кто хоть, что-то успел прочитать сразу видел, что то, как пишет Солженицын – это урок дать труда себе писать, чтобы только хоть половину букв выучить – не более того. Как и сам Сол-н замечал:

– Чего-то хочется, а как – если даже воровать не обучен – всё сам, да сам, – а:

– Зачем вообще писать – не пойму – если я и так говорить умею-ю!

Вот в том-то и дело, что Солженицын абсолютно не мог понять, зачем нужно писать – хоть на бумаге, хоть на холсте, когда появляется:

– Отделенная от Человека Форма, – думал, что можно сказать всё одним Текстом.

А точнее, не думал даже, а был категорически против пристройки к человеку:

– Машины для облегчения его труда, – машины, которая, однако, как и было сказано про Игры Разума – Энигму:

– А что, если только машина может победить машину, – настроенную специально против Человека.

Вряд ли он это понимал, но видно, тоже мучился, как тот мальчик, который писал письма Макси Горки, как на деревню дедушке:

– Милый дедушка! Отправь меня, пожалуйста, стазу в Вер-Монт, на хрена для этого еще и так долго мучиться, как думать:

– Зачем эта сука, Обезьяна, научилась-таки писать, – ась?!

Печаль здесь не только в том, что человек и сам обманываться рад, но и – увы – и:

– Придется, придется, всё равно придется.

Б.П. сейчас говорит о художественно-документальном жанре. – Но!

Это полная липа.

В любом случае имеется в виду, что из художественной литературы можно узнать, например, и о том даже, как был:

– Сотворен мир!

Но:

– Об этом и все полотна мастеров живописи, Рембрандта, Пикассо, Сезанна, Ван Гога, – а Пушкин и буквально написал это КАК:

– Был сотворен мир – и это Повести Покойного Ивана Петровича Белкина.

Как Человек появился и был доставлен на Землю, где получал строительные материалы – по какой именно транспортировке – это удалось сделать, – а именно вот она эта ФОРМА, однако Жизни на Земле:

– Ваше письмо от 15-го сего месяца имел я честь получить 23-го сего же месяца.

С одно стороны, идет задержка письма на девять дней, а с другой, – и:

– Ответ и Привет – уже находятся в Одном письме.

Что значит:

– Не будет делаться и делается уже, – а:

– Вы читаете описание, уже стоящего в вашем лесу дома.

И только, как следует проснувшись, затаенно спрашивает, как Гробовщик свою Чайницу:

– Письма не было?

– Да ты, что, батюшка!

– А что?

– Царь Гвидон зовет наз в гости!

Сейчас Б. П.:

– Архипелаг Гулаг, – написал Сол-н – это опыт художественного исследования.

Что значит и имеется в виду:

– План, его разработка, хренопасия утверждения, – а то, что ответ уже готов, – но!

Он не ваш, – к рассмотрению даже не принимается.

Поэтому Опыт исследования Сол-на – это сказочка про белого бычка:

– Каждый раз начинай сначала, – так как и этеньшен:

– Если это сделал не я, но и мне оно не нужно!

И на самом деле так всё и осталось Каля-Маля.

Возможно так же думали про Импрессионистов, особенно долго про Сезанна, – ибо:

– Нельзя же так! – работать почти совковой лопатой, а цель – достичь максимальной точности, такой точности, как достиг Пушкин, что даже Бог и то может сие прочитать, так как – мама мия:

– Сам и написал мне это письмо, которое я ему отправил!

Что с позиции, например, А. Гениса нельзя делать, так как будет уже не только аллес-катут, – но и стопроцентный:

– Плагиат.

Сезанн, как и Пушкин научился писать ответы Богу Его же Приветами.

Как говорили, что сейчас этот метод применяется, как метод никому недоступного, кроме пославшего и отправившего письмо – шифра.

И это и есть способ Сотворения Мира, который показан Микеланджело Буонарроти на потолке Сикстинской Капеллы, как прикосновение – или почти – пальцев Бога и Человека.

Сейчас – Б. П.:

– Материал у него не менее важен, чем стиль. – Ну, что ты будешь делать!

Реальность Спичек, за которые могут добавить лишний срок, если их нет на воле, и:

– Создавать Реалистические Характеры и Положения.

И:

– Это и есть фундаментальная ошибка соцреалистической демагогии: вот это Сначала и Потом, ибо Это:

– Одно и То Же!

Чтобы первый человек мог разжечь костер вот этими спичками-камнями – не может быть Последовательности действий! Не может быть вот этого песенно-революционного:

– Затем, – ибо лошадь бежит впереди груза. – А, он, мать его, как Достоевский пытался доказать этой лошади у кабака:

– Наоборот, дура, я главный. – В результате все умерли.

Хотя, м.б., и на работе у бога, – как просинтаксировала про своего Мармелада-Лазаря Катерина Ивановна:

– Он умер на работе, – а, спрашивается, на кого еще может работать пьяница, кроме, как на бога.

Выполнение приема происходит раньше, чем он делается.

Почему и не должно, не может быть Опыта художественного исследования:

– Человек Не Один на один с древним миром, занимается этим делом его – нет, не совершенствования, – а:

– Существования.

Хотя в Тексте – для непосвященных – и кажется, что всё это написал один и тот человек. И чтобы было более Хомику ясно А. С. Пушкин написал Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана, вся суть которых – чтобы прочитать текст – что:

– Половина каждого предложения написана Одним из них – вторая – Другим.

И сложность принять эту расшифровку, как реально существующую расшифровку:

– Устройства Мира, – в том, что Связать смысл обрывков этих миров можно только через Поля этого Текста, – через Автора, или – что тоже самое – Читателя.

Поэтому все древние рукописи, как и инопланетные, как и Герберта Аврилакского – может прочесть только Хомик Сапиенс – больше никто – ибо только он:

– Человек Разумный является Связью Миров всех времен и народов.

В разных вариантах это повторяется в разных книгах, но на конкретном тексте это продемонстрировал только Пушкин. А так-то:

– Эта шифровка и есть – Вся Мировая Классика. Художественная Литература.

А тут:

– Опыт худ-го иссл-я, – но это и значит, что, зачем и почему, а то, что ЧАСТЬ – сам человек – уже положена в Посылку, как Фундамент – заранее откладывается в:

– Сторону.

На конкретном примере, это и значит, свод критики Ляпоф-ф классиков художественной литературы, как у Даниэля Дефо:

– Он отрезал на дне веревку, которой был закреплен груз, – а:

– Откуда дровишки, если даже не слышно звука топора?

Ответ – в настоящей художественной литературе – простой! – значит:

– Было слышно, – или, как в этом случае:

– Значит Робинзон этот нож с собой взял, положил или за уши, или, как минет – пришлось – взял в рот!

Противоречие – это СУТЬ худ-го произведения, как так и может указывать то, что:

– ТОЛЬКО и существует реально.

Ибо суть его не слова, а те космические вихри – называемые видениями Гермеса Трисмегиста – которые освещают путь к Богу.

Фраза:

– Не хлебом единым будет жив человек, но и всяким Словом, исходящим от Бога – значит:

– Как вот эти НЕВИДИМЫЕ невооруженным глазом слова – противоречия:

– Где Робинзон Крузо взял нож, чтобы отрезать веревку:

– В ПОСЫЛКЕ Бога, – однако, Ивану Петровичу Белкину.

А то, что он криво, или наоборот, гладко пишет не только не имеет значения, но не годится даже для мытья в бане. Ибо из такого судьи, еще только надо делать это мыло, чтобы получился хоть какой-то опыт его исследования на вшивость судейства.

Борис Парамонов поет такие песни, которые не пели даже в Республике ШКИД:

– Положите кошку в рот – вот и будет бутерброд.

Интегральное вскрытие всех пластов советской жизни! – говорится сейчас, но в том-то и дело, что нет, не видит человек этого интеграла – соединения частей, чему, собственно и ужаснулся сначала Король Лир:

– Не ВЕСЬ мир перед ним, – тогда, какой еще мир имеет в виду его любимая Корделия, что он, но:

– Не видим.

Здесь отменен Ле, как Посылка Гегеля. Или, как сказал Бенедикт Спиноза:

– Человек придумал бога, – в посылке: человека создал бог.

Вот сейчас Борис Парамонов вместе с Солженицыным утверждают:

– Почему не сказать это прямо на партсобрании колхозной ячейки?

Ибо:

– Если есть – пусть покажется, – а нет:

– Расстрелять.

Кино и немсы, но именно это и происходит.

Солженицын потому и пригодился, что оказался полным экземпляром коллекции Ле, – где:

– Ну, всё есть, вплоть до больше и большего приближения к устройству электрона, – нет только Канта и Гегеля, вообразившими себя подстилками такого махрового капитализма, что без – вот как раз этот пример:

– Человек Сам и вдруг ни с того, ни сего, – а не может придумать себе даже, – мама мия:

– Бога.

И так и заверили всех добродушно:

– Ми будэм.

Вот такое разгильдяйство Б. П. оказывается, действительно, возможно, и выходит именно потому, что хочется во всем разобраться самому, а ужас – так сказать – принесенный с собой кем-то в 17-м году оказался так силен, что верить СЕБЕ – а простите больше:

– Не мохгу!

Поэтому:

– Хочу во всем разобраться.

Разобраться именно: В Одну Строку. Без – почти уже для меня – по крайней мере из-за Солженицына:

– Финтифлюшек театра и не только оперы и балета, но вообще, да, но надо, как и было пропето дедушкой Ефремова:

– Правильно-о.

И вот он вопрос Гамлета по-советски:

– Как поставить спектакль правильно, без финтифлюшек?

Напиться и потом выспаться, но так до конца и не очухаться – мало!

Чё делать? Вот решил написать Архипелаг Гулаг, как опыт их – точнее, без них, финтифлюшек, исследования.

И надо сказать, получилось, так как и сказано:

– Терпение и труд всё перетрут.

Но загрустил – не помню уж, во каких строках этого письма – Александр Исаевич:

– Чё-то, – грит, – этот коммунизм и я никак не могу толком ни выпить, ни закусить, не говоря уже о махорке – хоть бычки таперь выкидывай целиком и полностью.

Но, разумеется, не сдался. И это видно, что заслонка Эта для некоторых, которых – как не меня – назначают автоматически администраторами московских общежитий, а я должен быть только комендантом, охраняющим недвижимость:

– Стоит почему-то намертво.

Солженицын объявил сам себе поход за истиной, несмотря на то, что она оказалась:

– Рядом, – тем не менее, – не так близко, чтобы ее мог разглядеть каждый.

Или, как сказал Лев Ландау:

– Плоскость симметрии, с которой надо вести диалог – проходит по самому Хомо Сапиенсу.

Смысл только один – Солженицын оказался не один.

И второе, не стал рассматривать самого себя, как объект исследований, а попер против мирового Разума, Чацкого Грибоедова.

Сейчас его продолжатели в ту же строку ставят Дартаньяна, Хемингуэя, Сэлинджера, – на том основании, что они ничего хорошего не сделали для простого народа, – и вопрос:

– А именно?

– Полиграф Полиграфыч.

– Да, пошел ты знаешь, куда, таких имен не бывает.

Да, но вот, оказывается:

– ЕСТЬ.

Зря не сравнивают Сол-на с Тихим Доном Шолохова, который только приукрашен учителями литературы – пусть суть-сють и советскими писателями – разница небольшая, – а:

– Закругляш, – как был дан и самому Нику Сэру – такой же:

– Только, чтобы, сука, бык-офф отдал добровольно, – ибо:

– Без Них даже до стены Иерихона не допрется, чтобы разрушить ея вконец, – ибо они не только пахали, но и думали иногда за человека – в Тихом Доне – вообще:

– Как привило.

И, хотя за быков базарили в Поднятой Целине, – но:

– Писались-то они, похоже наперегонки, а – значит – в одно и то же и про то же время взаимодействия с книго-писателями всего совейскаго саюса.

Пильняк, или кто выступал под псевдонимом Кузнеца не только своего счастья, но – с другой стороны – и не нашего.

Липа, липа и липа – для чтения непригодная. Ибо Образность, поставленная во главу ее угла – это не литература – как в кино про встречу на Эльбе, как в одной и той же, но разной по городам Москве и Ленинграду – квартире, ибо Место Встречи Изменить уже до такой степени нельзя, что и пишут все одну и ту же книгу, в одной квартире Эльдара Рязанова, на улице Строителей, 13, потом женятся ли:

– У нас на иностранках, – читать уже не стал, ибо, да, но только заочно, как Лео Иль на Индире Ганди, – ибо, так-то, чисто по-русски:

– У нас на иностранках жениться запрещено.

Как и, следовательно, писать романы. Сол-н не знал, и, как Иван Сусанин пошел своим путем – стало, как тут пропиликал:

– Чё-то тоскливо, тоскливо, что – говорит – бегу, а куда бегу – не только толком, но и вообще неизвестно.

Так и не узнал, следовательно, грешник, что вот то удивительное, что он искал, не там-тамтамтам, – а Рядом!

Но, оно – естественно – запрещено.

И вот, что удивляет, что запрещено только намедни, а сколь ни бегать, как и:

– Не было не только никогда, но даже и до 17-го года?

Солженицын пытался исследовать даль туманную коммунизма на самом себе, чтобы было, как можно больше по-честному, но только ужаснулся тому, что на Земле, – а, кстати:

– Чего ни хватиться – нет даже барабана, не только гитару за семь рублей достать невозможно.

Возникает вопрос:

– За что, тогда Каин убил Абеля, если ничего и не было отродясь?

Значит, что-то было!

И, разумеется, нельзя думать, что это и был тот последний окурок под матрасом, о котором мечтал на работе по кладке стенки своей тюрьмы Сол-н, вплоть до самого конца смены – если она там была.

Скорее всего, это была вылетевшая из будущего подсознания Вифлеемская Звезда, к которой живой может добраться только в роли мертвого.

Борис Парамонов:

– Эффекту Архипелага способствовала атмосфера запрета. —

Логично, – но!

Но в том-то и дело, пока его этого Архипелага не было! Как только появился – сразу! оказалось, что и нет ничего:

– Только беготня с одышкой, за правдой, которая, оказывалась – очевидно – всё дальше и совсем не там.

Борис Парамонов – похоже – работает не как Ван Гог – с утречка и с натуры пленэра:

– Говорит, складывая гладко фразы, а то, что они хоть чему-то соответствуют в видимом спектре – даже не оглядывается.

Архипелаг Гулаг – оказался – для всех – произведением, однако:

– Целиком и полностью отсутствующим-м.

Каля-Маля на тему: напиши, что можешь. В результате и на донос не похоже, он всё-таки должен иметь какие-то нормальные буквы, – на дезинформацию?

– Непонятно по какому поводу идет дуркование.

– Апокалиптичный взрыв, – говорит Б. П. – И апокалипсис здесь, действительно, есть, но только от удивления, как такие книги можно печатать и зачем, если однозначно:

– Не читабельны. – Если только организовать турнир на выживание с этим – как его, чертом Каутским – а еще правильней с Каю Маю, чтобы вместе стояли на одной полке не запылившиеся, т.к., друзья мои:

– Революция-то кончилась!

Для Бориса Парамонова продолжается. Как и было прописано, что источник мудрости для Соли и был:

– Каю Маю и, скорее всего, также Фидю Эю.

Енин? Наверно, если Сол-н смог узнать его под псевдонимом: Ле-Шева.

Надо было Ивану Толстому запускать не эту, его привычную, бравурную музыку, а похоронный марш.

Говорится: почему в 20 веке заговорили о Конце Романа?

Так только потому, что никто толком не понимал, что Роман – это символ Нового Завета, сам, по сути дела:

– Новый Завет, – а не разлюли-малина, которую пишут школьные учителя, потерявшие работу в Казахстане, но даже и не про них речь – о конце романа зашла речь только потому, что, наконец, поняли: