Дневниковые записи. Том 3

И, в заключение, Матус, еще одно маленькое замечание. Я никогда и никому, а тем более, тебе, ничего не писал в «наставительной форме», писал и пишу я только то, что считал и считаю нужным в пределах своего знания и понимания нас занимающего, нам интересного.

Всех тебе благ, и при великом к тебе уважении.

P.S. Спор этот наш потому сумбурен (с твоей стороны больше, поскольку ты тут выступаешь в роли защитника, а я – нападающего), что мы повели разговор о Непознаваемом и Бесконечном.

Матус!

Ты в своем амплуа. Опять начал с лирики, душевных вздохов и слов сорняков вроде: «пожалел, что послал тебе свой труд; надеясь на твою (мою) мудрость, рассчитывал, что мы сумеем разумно всё обсудить; наставительной манере, насыщенной нелицеприятными определениями» и прочую аналогичную муть.

В своем предыдущем письме я в чисто деловом духе написало тебе, «что ты согласен со мной в целом в части моей бесконечной Системы (Вселенной), и что это вытекает из твоего, «Вселенная насыщена бесконечным количеством всего реально существующего.... И поэтому… вычислять что-либо бессмысленно». А, следовательно, как я далее написал, нам «на этом бы надо было и кончить, поскольку дальше не о чем спорить».

Ты это разумное предложение никак не прокомментировал и продолжил вновь доказывать, «что черное есть белое, да еще с присказкой, чтобы я был «внимателен».

В ответ я разобрал несколько (полностью цитированных мною) твоих «пояснений».

Ты же в своем теперешнем письме, упомянув о «земле, массе, солнце» и о том, что «это как раз и говорит о том, что (я) признаю правомерность (твоих) вычислений (надо понимать именно по отношению к таковым вполне определенным элементам, начал (хотя и с дополнительными не очень четкими новыми пояснениями) вновь о «Вселенной», запутался, по моему, и вдруг «решил передать чётко сформулированные вопросы, на которые хотел бы получить по пунктам мою, только по существу (то есть без поучительных и прочих отвлечений), реакцию». Не понял зачем, если все сказано уже несколько раз и повторено здесь выше.

Тем не менее я еще раз перечитал твои гипотетические рассуждения и получил в самом конце их, как и ожидал, твою собственную сверх краткую и сверх четкую собственного труда оценку. «И перед глазами открылось нечто невообразимое и, вместе с тем, подтвердившее правильность моих суждений, особенно в том, что Большой Взрыв не был источником ни материи, ни энергии. А все базовые закономерности, по крайней мере, неживой природы, – существовали вечно».

О чем спор, и какие дополнительные к твоему «вечно» еще нужны тебе мои пояснения?

Матус, в дополнение к моему вчерашнему еще несколько слов о сумбурности наших писаний и причинах их выхода «в свет».

У нас с тобой абсолютно одинаковые натуры, одни и те же интересы и приемы их, так сказать. «оприходования». В чем разница? В том, что исходный вариант нам понравившегося, превосходно вроде запечатленного в голове, после занесения на бумагу в самом первом его варианте, оказывается абсолютно не читаемым в силу, именно, этой сумбурности: корявости выражений, неоднозначности, повторов слов, алогичности и тому подобных других упущений. И чем сложнее содержание, тем больше в тексте разных упущений. В этом у нас полное единение. А дальше? Ты это явно не отработанное, разве, чуть-чуть подправленное, запускаешь в мир на всеобщее обозрение.

Я же начинаю свое «творение», причем не отдельными частями, а в полном объеме, шлифовать, при каждой правке перечитываю написанное глазами потенциального читателя. И так до тех пор, пока не получаю то, что меня, наконец, начинает устраивать. Однако, несмотря на такую качественную шлифовку текста, со временем, когда я, в силу каких-либо обстоятельств, возвращаюсь вновь к давно сочиненному, почти каждый раз нахожу в нем те или иные неточности, описки, и даже ошибки, но только уже не принципиального характера. А потому мне практически никогда не приходится ни перед кем, включая тебя, оправдываться, что-то подправлять, уточнять – а только разъяснять ранее мною представленное. Вот в чем мой секрет! Сделай его своим… и будет полный порядок, в том числе, и по тому, что ты мне прислал на «внимательное» прочтение.

Матус, дорогой мой! Благодарю тебя за деловой тон твоего сегодняшнего письма.

Но мой ответ не по нему, а с чисто философских моих позиций и, видимо, уже давно влезшего в мою натуру главного принципа по рассмотрению чего-либо с позиций здравого смысла и его практической полезности. Причем, часто почти безошибочно, на уровне чисто интуитивного этого «чего-либо» восприятия и его оценки.

Так вот главное в нашем с тобой обсуждении данной проблемы – ее огромность в самой уже исходной постановке, граничащей с непознаваемой Бесконечностью, что, отмечу, тобой было признано.

Мне не хотелось тратить время на подтверждение упомянутого моего «интуитивного восприятия», и я ограничивался в своих оценках твоего труда, может быть действительно несколько обидными для тебя достаточно общими его оценками. Но вчера не выдержал, снял с него копию, и по каждому абзацу твоего труда написал свои комментарии, набрав их жирным курсивом. Пожалуйста, не сердись на них – они результат тобой сочиненного, без должной элементарной оценки, на склоне старческих лет и не только по его содержания, но и по форме. Настолько не приличного, что я не постеснялся написать и свое в таком же расхристанном виде, как и мной критикуемое. Считай, что это крик моей души! И твое и мое – это прямое следствие нашего старческого маразма. Но не написать элементарно не мог, тем более ночью. Еще раз извини меня.

И вот, наконец, после длительного спора, давно мной предсказанная его концовка и полное согласие со мной, в приведенном ниже письме Матуса.

«Володя, мой дорогой. Высказываю свою реакцию на твоё с душевной болью составленное письмо, негативно и достаточно образно выражающее твоё отношение к той мути, по твоей оценке, которую я тебе послал касательно Вселенной.

Судя по всему, на склоне наших лет это действительно с моей стороны получилось чересчур. Искренне переживаю и сожалею, что взвалил на тебя всё это. Извини, пожалуйста.

Если ещё какая-нибудь «блажь» будет меня одолевать, так ты сразу отбрасывай в сторону, отвлекая меня на что-либо другое, тебе импонирующее, – а я постараюсь не оплошать. В общем, благодарю за хорошие пожелания».

01.08.17

Только нынче решился на операцию со вторым своим глазом. Намечена она на 21 августа. На той неделе собираюсь заняться необходимыми для того предоперационными обследованиями.

Сегодня же послал письмо в нашу городскую Думу по вопросу проведения в Екатеринбурге «ЭКСПО-2025». Привожу ниже его текст.

«Уважаемые Господа! Хотел бы поделится с Вами и высказать отдельные соображения по поводу возможного проведения у нас «ЭКСПО-2025» – события, которое уже на протяжении нескольких недель афишируется газетой «Вечерний Екатеринбург», как мероприятие чрезвычайно выгодное Екатеринбургу во всех, какие только можно представить, аспектах. Причем преподносится многими известными лицами города так, будто вопрос этот почти уже решенный. И только газета «Уральский Рабочий» в заметке «Начнем с Парижа» обратив внимание на то, что надо еще прежде получить право на ее проведение, сообщила о известном пианисте Денисе Мацуеве, предложившим городу свои услуги в части презентации данного мероприятия на одном из своих концертов в Париже.

Я же со своей стороны считаю, что для надлежащего представления нашего города на стадии оценки и выбора конкретного места проведения Выставки, необходимо сделать его образцовым не только в представляемом для сего конкурсном досье, но и в глазах всех его жителей. А для этого надо, используя «выставочный ажиотаж», принять меры по срочному устранению всего, что нас беспокоит, что нам не нравится, а то и вовсе вызывает наше возмущение.

Первое. Начну с работы городского транспорта, его ничем необъяснимыми излишними простоями на остановках и перекрестках.

Вот стандартная для города картина.

Улица Куйбышева, на которой в часы пик скапливается иногда до трех – четырех составов: один на остановке у Цирка, остальные с интервалами в 50 – 60 метров друг от друга. Первый трамвай, отправляется с остановки по зеленому сигналу светофора (он на данном весьма нагруженном перекрестке работает с циклом чуть ли не пяти минут), второй за ним состав преодолевает свой «интервал» и останавливается на месте первого, остальные два перемещаются на свои очередные 50 – 60 метров. И далее все повторяется. Первый в цепочке простаивает на остановке в пределах пяти минут, второй – 10, третий –15, а четвертый – аж все 20 минут. Меньше трамваев в цепочке – соответственно, меньше простой. И только один из двадцати водителей, по моим наблюдениям, в нарушение этого кем-то предписанного идиотического правила, подъезжает к стоящему на остановке составу и, остановившись в полуметре, производит высадку и посадку своих пассажиров одновременно с ним. Вместе пересекает и перекресток.

Можете представить благодарность пассажира водителю – «нарушителю» процедуры и, наоборот, возмущение «узаконенным» ее вариантом. А ведь «трамвайная» задержка, по законам теории вероятности, в половине случаев приводит еще к дополнительной пятиминутной задержке пассажира в Метро, когда он, заскочивший туда, застает хвост уходящего поезда и вынужден пребывать в ожидании следующего.

Есть другие участки маршрутов – однонаправленного, наиболее частого в городе, движения транспорта, не только трамвайного, но и всех остальных. Здесь главная проблема заключается в месте размещения остановки: перед перекрестком она располагается, или после.

В первом случае транспорт останавливается в один прием на остановке, и затем, по сигналу светофора, пересекает перекресток. Во втором – такая операция, по той же теории вероятности, осуществляется, примерно, в половине случаев, в два приема: сначала транспорт останавливается по красному сигналу перед перекрестком, и только по зеленому, проехав перекресток, – непосредственно на остановке.

Особое неудовольствие от здесь приведенного испытываешь, когда оно прямо учиняется на твоих глазах. Одно время на Уралмаше перед перекрестком с улицей Кировоградской были обустроены две трамвайных остановки. Лет пять назад по чьему-то решению одна из них в направлении от города была перенесена на противоположную сторону, и сейчас можно наглядно наблюдать, как в одном направлении, в город, трамвай с хода останавливается на своей остановке и затем естественно по сигналу светофора отправляется в дальнейший путь. В другом же, из города, чуть ли не каждый из них, дабы добраться до остановки вынужден дополнительно постоять минуты две перед перекрестком. А сколько их таких остановок в нашем городе!

В моей, естественно, качественной оценке инженера, все это выливается в потрясающие воображение цифры потерь по времени и дополнительному, из-за излишних остановок, износу транспортного оборудования.

Второе. О наших магазинах. И прежде всего о ценах.

В Японии, например, применяется при всех расчетах, в том числе в магазинах одна единственная денежная единица – иена, что значительно упрощает расчеты, делает их более четкими.

Поскольку курс рубля уже давно приблизился к курсу иены, представляется целесообразным, не дожидаясь соответствующей российской денежной реформы, в порядке эксперимента внедрить в нашем областном регионе в качестве расчетной единицы только рубль и полностью исключить расчеты в копейках. При полной свободе в ценообразовании это можно провести, полагаю, чисто волевым решением на уровне Губернатора. Получим мы от такого решения только одни выгоды.

Точно таким же образом в кратчайшие сроки следует во всех магазинах и, всех их поставщиков вернуться к старой, советских времен, системе градаций по весу (объему) упакованных товаров, приняв за исходную величину упаковки один килограмм для сыпучих продуктов и, соответственно, один литр – для жидких. Установить при этом следующие переводные коэфициенты при назначении величины упаковки, отличной от исходных значений. В сторону увеличения – 2; 5; 10; 100. В сторону уменьшения – 0,5; 0,2; 0,1; 0,05; 0,02; 0,01 и далее, например, для лекарственных продуктов, при необходимости, – 0,005; 0,002; 0,001.

Признать, что применяемые в последние годы у нас значения указанных величин, вроде: 800 гр. – для крупы; 300, 320, 350 гр. – для колбасы; 90, 80, 70 гр. – для мороженного; 90, 92, 95 гр. – для шоколада и кофе; 0,9 литра – для молока и т. д. носят унижающий человеческое достоинство явно спекулятивно-мошеннический характер, для прикрытого сим развесом завышения цены продукта.

И если при выше упомянутом рассмотрении претендента на проведение «ЭКСПО-2025» его участники прознают о таковом явлении с развесом продуктов, то они зарубят наш город только по одному этому омерзительному факту современной российской действительности.

Наконец. В каждом, например, у немцев, даже самом маленьком магазине, на выходе из него стоит емкость для сброса в нее покупателем купленной им тары, прежде всего стеклянной и пластмассовой. С целью, надо понимать, ее дальнейшей организованной утилизации. Нам нужно этот опыт немедленно внедрить в наших магазинах.

Третье. Об утилизации отходов населения силами УЖКХ. Несколько лет уже ведутся разговоры о сортировке этих отходов, но пока все это делается только в опытном порядке. Нужно воспользоваться перспективой проведения «ЭКСПО-2025» и немедленно решить и эту проблему.

Полагаю, что выше приведенное мной не охватывает всех проблем, решение которых можно было бы привязать к данному выставочному мероприятию. Расширить их круг в разумных пределах можно путем привлечения к ним жителей нашего города».

Аналогичного содержания письмо послал также в газету «Уральский рабочий».

02.08.17

Путина давно критикуют, но раньше критика велась в основном на интернетных страницах. Последнее же время во все больших размерах она стала печататься и на страницах СМИ.

Вот что было недавно мной прочитано в газете «Свердловская Правда» под рубрикой «Страшно жить?».

«В России любую проблему можно решить за пять минут. Надо просто лишь позвонить Президенту.

– Пусть горит. Прямая линия с Президентом уже закончилась, а следующая будет не известно когда.

Монетизация льгот, субвенция, дефляция, реновация – какие только слова не придумает Власть, чтобы отнять у людей последнее.

Самое страшное, когда безголовые министры с головой уходят в работу».

Профсоюзный лидер Шмаков в одном из своих выступлений, выразив недоумение по поводу «неведомой в цивилизованном мире, в сотни раз, разнице в доходах погрязшего в роскоши меньшинства и пребывающего в нищете большинства населения нашей страны», обратил внимание, что Россия, пережившая за одно столетие уже две разорительные революции, третью такую катастрофу не перенесет.

А сегодня в ночной телепрограмме «Право знать», на эту же тему, антисоциальной политики Власти, с возмущением выступал Курганян.

04.08.17

Сегодня разбирал свой архив и обнаружил в нем статью Гриншпуна под названием «Трубная эпопея», настолько мне понравившуюся, что в память об этом уникальном мужике – талантливом конструкторе и замечательном человеке, решил поместить ее в своих Записях.

Привожу ее ниже с некоторыми сокращениями.

«Трубная Эпопея.

Поздний вечер. В КБ почти никого не осталось. Марк собрался домой, когда в зал вошел Главный конструктор Верник. Пружинистой, энергичной походкой он подошел к рабочему месту Марка. Остановился, поздоровался. Было заметно, как напряжен и взволнован Главный. Неожиданный визит и состояние Верника свидетельствовали о том, что произошло нечто экстраординарное.

– Кажется, Вы занимаетесь станами холодной прокатки труб?

– Да, вот, начинаю… Волнение Главного передалось и ему, хотя он не мог понять, в чем дело.

– Мне только что звонил Министр, а перед этим ему лично – Сталин. Поставлена задача: в сжатые сроки создать оборудование для производства холоднокатаных труб переменного сечения. На Политбюро заслушали Генерального конструктора вертолетов Миля. Он заявил, что для выполнения поставленной перед ним задачи по созданию тяжелых вертолетов нужны именно такие трубы. Нам предстоит спроектировать и изготовить для этого специальные станы.

– Специальные? Значит, никаких аналогов нет?

– Тем почетнее задача. Химич в командировке, я сейчас позвоню Двинянинову. Вам ночь на размышления, завтра в первой половине дня к нам приедут гипромезовцы с техническим заданием. Будьте готовы, подберите материалы, подготовьте вопросы, продумайте, что нам потребуется. Марк стоял оглушенный, но где-то в глубине души уже возникло радостное сознание от предстоящей архиважной работы.

– Имейте в виду, Министр меня предупредил, что товарищ Сталин поинтересовался, кто Главный конструктор Уралмаша, и что была названа моя фамилия.

На следующий день появились гипромезовцы и представители Первоуральского Новотрубного завода – заказчика этих станов. Конечно, никакого технического задания у них не было; сами они пребывали в растерянности. Какая труба? Какие размеры? Какой материал? Что значит «переменное сечение»? Масса вопросов, по которым высказывались только предположения. Ничего не оставалось, как всем вместе срочно лететь в Москву, к Милю.

Марка назначили Главным инженером проекта станов ХПТ.

– Люди растут под тяжестью ответственности – отметил Верник, подписывая приказ по этому назначению.

Начальство решило: в Москву едут Двинянинов и Гриншпун. В то время аэровокзал Свердловского аэропорта Кольцово занимал длинный барак; внешне здание выглядело весьма непрезентабельно, однако внутри отделано было не без некоторого шика: хрустальные люстры и пластиковые обои, в зале ожидания мягкая никелированная мебель, в буфете бармен лихо взбивал коктейли, на витрине – бутерброды с красной и черной икрой.

Марк не без волнения пережил мгновение отрыва 24-х местного Дугласа от земли, а когда самолет поднялся выше облаков и, казалось, что летит над снежной пустыней с ледяными торосами, вспомнился капитан Гаттерас, стремящийся к Северному полюсу.

Лететь Марку нравилось, падение в воздушные ямы напоминало качели, которые он любил еще с раннего детства. Остановка в Казани, еще два часа лету и, наконец, хорошенькая стюардесса объявляет:

– Уважаемые пассажиры! Мы идем на посадку; пожалуйста, пристегните ремни. Самолет прибывает в столицу нашей Родины – Москву! Волнительные слова.

Двинянинов, бывалый командировочный, с улыбкой наблюдает за Марком. Из аэропорта Быково на электричке они добрались до Комсомольской площади (площади трех вокзалов).

– Основную заповедь командировочного знаете?

– Нет, – признается Марк.

– Вот, молодежь! Всему надо вас учить. Итак, прибыв на место назначения, первое – позаботься об обратном билете. Второе – устройся в гостиницу. Останется время – поработай, нет – ну, что же, до следующего раза. Марк смеется.

– Обратные билеты мы взяли в Свердловске.

– Правильно. Значит?

– Гостиница.

– Молодец! Вон, видите за железной дорогой высотное здание?

– Вижу.

– Это гостиница Ленинградская. Ее собирались сдать в эксплуатацию к нашему приезду. Представители такой фирмы, как Уралмаш, должны жить в лучших отелях столицы. Идемте.

Им повезло. Действительно, Ленинградская только что начала принимать гостей, и уралмашевцы легко получили шикарный двухместный номер на одиннадцатом этаже.

Встреча у Миля была назначена на завтра, а пока Двинянинов предложил привести себя в порядок с дороги и затем прогуляться по Москве. Судя по всему, ему доставляла удовольствие роль гида.

– Всем известно, что земля начинается с Кремля. Значит, раньше всего – на Красную площадь. Вы не боитесь дальних прогулок?

– Наоборот. Очень люблю бродить по незнакомым местам. Это у меня наследственное.

На Красной площади Марк опять не смог скрыть волнения.

– Если только вообразить себе все, что произошло на этом месте за всю историю России, аж дух захватывает…

– А что еще произойдет, об этом Вы не подумали?

– А что может произойти?

– История XX веком не кончится. А будущее всегда интересней прошлого…

– Хорошо бы еще к памятнику Пушкину, – попросил Марк.

– Пошли. Пушкин с нетерпением ждет Вас.

День закончился в ресторане гостиницы Москва, где Двинянинов заказал для себя и для Марка две порции судака по-польски и бутылку сухого вина.

На следующий день за завтраком Двинянинов, развивал перед Марком стратегию их дальнейших действий.

– Главное, мы не должны допустить, чтобы нам навязали несусветные сроки проектирования и поставки оборудования.

– А зачем им это?

– Неужели непонятно? Мы не выдержим сроки, они тоже, но у них будет козырь, они сошлются на нас и скажут, что мы их задержали.

Генеральный конструктор вертолетов Михаил Леонтьевич Миль встретил уралмашевцев и гипромезовцев по высшему разряду; сам повел гостей показывать свое хозяйство – опытное производство, скорее мастерские, чем цеха, на Марка особого впечатления не произвели, а вот в КБ и лабораториях все было классно: просторно, разговоры только вполголоса, еле слышно гудят вентиляторы, множество сложных испытательных установок и приборов, персонал – в белых халатах… Перед началом совещания был подан чай с печеньем.

Миль произнес краткую речь. Он указал на колоссальное значение новых вертолетов. В частности, с их помощью должны будут закладываться в шахты ракеты дальнего действия, устанавливаться опоры электропередач, проводиться десантные операции… Не преминул упомянуть, что этой проблемой занимается лично товарищ Сталин. В заключение выразил уверенность, что участники совещания сделают все возможное и невозможное, и обеспечат успешное решение проблемы в установленный срок.

Долго разбирались с техническими вопросами. Трубы, для выпуска которых необходим новый стан ХПТ, должны были служить основой четырех вращающихся лопастей вертолета, которыми он призван держаться в воздухе. Переменное сечение трубы (с изменяемой, для равнопрочности, по длине толщиной ее стенки) могло быть обеспечено за счет перемещения конической оправки в очаге деформации. Ничего подобного в мировой практике еще не было.

После обсуждения технических вопросов перешли к срокам.

– Исходя из того конечного срока, установленного нам партией и правительством, – сказал Миль, – прокатный стан нам нужен через четыре месяца.

– Что?! – вырвалось у Марка. Это же немыслимо!

– Молодой человек видимо не понял, что я сказал о необходимости сделать все, даже невозможное. Мы ужесточили свой график до немыслимого предела, но, как не крути, нам надо получить от вас опытную партию труб не позже, чем через четыре месяца.

При таких сроках бессмысленно было начинать проектирование. Все радужные надежды, питавшие Марка в связи с этой задачей, разлетались в прах. Марк собрался поспорить, но Двинянинов его одернул и сам взял слово.

– Мы очень уважаем труд наших коллег, конструкторов – вертолетчиков. Представляем себе колоссальную сложность стоящих перед вами проблем. Но вправе рассчитывать, что и вы с уважением отнесетесь к нашему труду. Ведь спроектировать новый прокатный стан, может быть, не менее сложно, чем новый вертолет, тем более что задача стоит на уровне изобретения. Вы не называете отпущенных вам сроков, возможно, это государственная тайна. Но, во всяком случае, это не те четыре месяца, что отводятся нам. Они абсолютно недостаточны, и не могут быть нами приняты, как бы нам того не хотелось.

(В это время в кабинете появился представитель Новотрубного завода. И у Марка мелькнула одна мысль, он подсел к этому представителю и стал с ним шептаться).

Миль встал.

– Знаете, я не намерен с вами торговаться. Если вы и ваш юный помощник, ничего не поняли, я сейчас звоню вашему Министру и скажу, что ко мне приехали совсем не те люди, которым можно доверить решение государственной задачи особой важности.

Двинянинов побледнел, но не дрогнул:

– Но вы же диктуете нам условия, совершенно не считаясь с реальностью. Согласиться с вами, значит заведомо пойти на обман.

– Это ваши проблемы.

– А мне казалось, что у нас проблемы общие, государственные, – не без иронии заметил Двинянинов.

Миль нахмурился, поняв, что его реплика была явно неудачной.

– Я закрываю совещание, – решительно заявил он.

– Если хотите, можете присутствовать при моем разговоре с Министром.

– Подождите! – закричал Марк. – У нас с Новотрубным заводом есть предложение.

Все повернулись к Марку.

– Вам нужна опытная партия? Сколько? Десять? Пятнадцать?

– Четыре комплекта. Шестнадцать штук, – ответил заместитель Миля.

– Трубники на существующем оборудовании с нашей помощью, кустарным способом, вручную передвигая оправку и разводя валки, на пониженных режимах сделают вам шестнадцать труб. Это будет адский труд, но за четыре – пять месяцев это можно будет сделать. А новый стан… Когда, Сергей Алексеевич?