Сестра самозванца

Это Басманов произнес с усмешкой. Затем добавил:

– Думаешь стану жалеть об этих псах шелудивых?

– Тогда спешу обрадовать тебя, воевода. Мои казаки всех их перебили.

– То отличная новость, боярин…

***

Москва.

События.

Май 1605 года.

Боярин Богдан Яковлевич Бельский тайно связался с братьями Нагими. Он хорошо знал, что царица Мария Нагая, настоящая мать царевича Димитрия никогда не признает самозванца своим сыном. А вот с братьями её он дело сладит. Знал он их давно и даже некогда склонил их к неповиновению Борису Годунову, тогда еще не царю, но правителю царства от имени слабоумного царя Федора Ивановича. Нагие хотели от Бориса избавиться и сами желали прибрать к рукам управление Московским государством. Но заговор был раскрыт и Нагих услали в Углич вместе с царевичем. Самого Бельского тогда отправили воеводой в Ярославль.

Затем втянул Богдан Яковлевич Нагих в другой заговор. Целью был на сей раз сам царь Федор. Его было решено насильно постричь в монахи и посадить на трон малолетнего Димитрия Ивановича. Но царевич был убит и Борис Годунов еще больше укрепил свою власть.

Ныне же вспомнил Бельский о братьях и снова решил сыграть на их жадности…

***

Вечером явился к нему дьяк Шишкин.

– Все, что было сказано, сделал, боярин. Хотя люди годуновские так и рыщут всюду.

– Про то и сам знаю. Чай из дворца прибыл. Сильно лютует царица Мария Годунова. Её людишки всюду снуют, аки крысы. Так что ты сегодняшнюю ночь в моем доме проведешь.

– Снова ночью людей имать станут? – с тревогой спросил Шишкин.

– Ночью возьмут и умертвят всех тайно.

– Умертвят?

– Боятся Годуновы больших казней на Москве. Черный люд волнуется. Раздражать его ныне опасно.

– А ты не в опасности ли, боярин? – спросил Шишкин.

– Я нужен Годуновым. А ты завтра найди шляхтича Нильского.

– Найду.

– А коли найдешь, то дашь ему поручение. Пусть в Коломну едет и найдет Афанасия Нагого. Его там в ссылке держат. И с ним на Москву скачет тайно.

– Да я могу сие сделать, боярин. Чего мне на Москве сидеть.

– Нет. То дело для Нильского. Надобно чтобы именно он сие дело сделал. Нам надобно Нильского к врагам царевича привязать накрепко.

– Но Нагие не враги…

– Мария Нагая должна царевича опознать как сына своего. Сие понимаешь? Это надобно царевичу. Но я знаю Марию. Она и молодая была упряма, а ныне и того хуже.

– Стало, не признает она царевича?

– Царевич Димитрий умер давно. Нам надобно чтобы она самозванца опознала как своего сына. И в том нам Афанасий Нагой и его братья помогут. А Нильского мы посланцем годуновским выставим. Дескать хотел он родне царской повредить.

– Все понял, боярин. Как ты сказал так все и будет…

***

Бельский взял факел и сам опустился в подвал. Он решил навестить Елену.

Лязгнули замки, со скрипом отворилась тяжелая дверь, свет факела разорвал тьму.

Елена поднялась и прикрыла глаза ладонью.

– Здравствуй, красавица.

Боярин зажег свечи от факела. Затем закрепил его на стене.

– Ты не рада меня видеть?

Елена не ответила.

– Вижу, что не рада. Но я терпелив.

Бельский сел на табурет.

– Быть тебе отныне при мне. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Ты ведь слыхала про Лукьяна Одоевского?

Елена вздрогнула от этого имени.

– Вижу, что слыхала. И могу тебе сказать, что сей Лукьян ищет тебя.

– Ищет?

– Он человек Годуновых. Снюхался с тайными слугами царицы Марии Годуновой. И ты обещана ему в награду за верную службу.

– Я?

– Ты. Но я могу тебя спасти от Одоевского. И я могу дать тебе то, что ты желаешь.

– А что я желаю? Ты разве знаешь?

– Знаю. Свободы хочешь.

– Но вот её ты мне и не дашь. Желаешь своей сделать? Не хочешь силой взять, думаешь измором получиться?

– Думаешь, что ты нужна мне как баба?

– А разве нет? – спросила она.

– Лет десять назад я бы не отказался, но нынче я не тот.

– Но я слышала от тебя иные слова.

– Это я сказал, дабы мне поверили иные.

– Иные? – не поняла Елена.

– И стены имеют уши. Про то крепко помнить стоит, коли живешь вблизи царя. Иное слово сильно может шее повредить. Сие я еще при дворе Грозного царя понял.

– Значит, я могу надеяться…

– Тайное я не поведал никому, Елена. Но с тобой лукавить не стану.

– И что это за тайны, боярин?

– А ты готова это услышать?

– Да, – сразу, не задумываясь, ответила она.

– Когда умер Грозный царь, Борис Годунов называл меня другом. Отчего так? Я был ему нужен, и он давал мне обещания. А что он сделал потом? Потом, когда я не стал ему надобен? Сослал воеводой я Ярославль. От Москвы подалее. Вот и смекай теперь.

– Неужели боярин это хотел мне сказать? – не поняла Бельского Елена.

– Я лишь пример привёл, красавица.

– Пример? – не поняла его Елена.

– Мне сказали, что ты умна, красавица. Неужели не понятно? Ты также стала никому не нужна, как и я тогда.

– Я? Не нужна? Но брат дал мне важное поручение, что доказывает мою важность!

– Не обольщайся, девка. Ныне у царевича достаточно и воевод, и бояр. Они и без тебя всё сделают. Скажу больше. От тебя хотят избавиться.

– Избавиться? Я думала, что меня многие хотят заполучить, если не в качестве жены, но в качестве коханки (любовницы).

Бельский усмехнулся:

– Мало живешь на свете, девка. Мало знаешь.

– Я знаю достаточно. Помогала царевичу города брать!

– Про сие знаю. Но все это было и минулось. Не разумеешь того куда влезла. Куда брат твой метит?

– В цари.

– Верно! В цари! И на этом пути ты своё сделала и теперь мешаешь.

– Кому?

– Всем! Пану Мнишеку, вельможам литовским, русским боярам.

– И чем же я им мешаю? – спросила Елена.

– Тем, что нет места тебе у трона царского. Всю родню Отрепьвых от трона удалят.

– Брат не позволит!

– Ты хотела сказать новый царь не позволит.

– Пусть так.

– Так вот, что я скажу тебе красавица. Твой брат не против, чтобы тебя не стало.

– Что?

Бельский повторил.

– Не может быть! – вскричала Елена.

– Ты стала слишком известна. В том твоя беда, красавица.

– Известна кому?

– Слух о тебе пошел, ибо ты некие крепости помогла царевичу взять. И стали люди языками трепать, кто есть сия девка? Отчего она столько для царевича делает? Ныне многие опасаются того, что ты можешь язык распустить. Потому тем, кто в окружении царевича, ты не нужна.

– Но мой брат!

– Его мало заботит твоя судьба.

– Ты хочешь сказать, боярин, что он предал меня?

– Да. Хотя может ли царевич предать? Он действует во имя интересов державы.

– Я не верю тебе!

– Он ныне не Отрепьев. Он сын Грозного царя.

– Но Юрий не может так поступить. Это невозможно! – вскричала Елена.

–Ты стала опасна. Ты слишком красива. Я передал в тайной грамоте царевичу, что ты у меня. Про сие не знает никто. Даже тот, кто сие послание ему возил.

Боярин Бельский достал бумагу и передал Елене. Та схватила его и прочла, написанное рукой её брата.

«Пусть она уйдет…»

– Это рука… рука Юрия.

– Он больше не Юрий, Елена. Он Димитрий Иванович. И скоро он будет нашим царем. А у царя нет родичей. У него есть слуги и рабы. И он волен в жизни своих рабов.

Елена поняла Бельского:

– Значит вот почему, ты, пан, решил отказаться от меня? И как коханка я стала более не надобна? Так?

– Так, девка.

– Зачем тогда были разговоры о лишних ушах? Разве есть они в твоем доме?

– Лукавил я, красавица. Признаюсь в том.

Бельский действительно тогда хотел взять Елену себе. Слишком приглянулась ему красавица. Но послания воеводы Мнишека и самого самозванца отрезвили его. Ныне играть с этой девкой стало опасно. А не настолько Богдан Бельский потерял голову от красоты.

– Значит, боярин стал бояться? – насмешливо спросила она.

– При дворе Грозного царя нас научили бояться. Ныне ты в милости у государя, а завтра он тебя на кол велит посадить. А при мне уже троих царей схоронили, красавица, Ивана Васильевича, Фёдора Ивановича и Бориса Фёдоровича. А завтра и царь Фёдор Борисович к ним присоединиться. И получим мы царя Димитрия Ивановича. И он, Димитрий, благодарен мне за то, что я захватил тебя. Слишком опасной ты стала.

– Это мой приговор, – прошептала она.

– Нет. Я решил по-иному.

– Как? – не поняла она.

– Я отпущу тебя.

– Отпустишь?

– Мои люди отвезут тебя до границы Польши. Там они тебя оставят.

– Я дам слово, что никогда и никому…

Бельский прервал её:

– Не нужно. Никого слова! Нет в том надобности.

– Нет?

– Никакой. Ты все исполнишь, по-моему. В том я уверен, девка.

– Но тогда я не понимаю…

– А что тут понимать? Я дарю тебе жизнь. Жизнь и золото для этой жизни. Но больше ты сама никогда в пределы этого государства не вернёшься. И клятвы для сего не надобны.

– Почему?

– Тебя больше никто не опознает.

– Я не понимаю, – Елене стало страшно. – Ты проявил милость и…

– Милость? – Бельский засмеялся. – Слышал бы твои слова покойный Григорий Лукьянович Скуратов! Много бы посмеялся. Надорвал бы живот, хотя не смешлив был покойник.

– Но ты не прикажешь меня убить? Разве не так? Я верно поняла твои слова, боярин?

– Твой брат милостив, Елена, ибо он приказал тебя убить. Это милость. Но я не милостив, Елена. Я дарю тебе проклятие жизни.

– Не понимаю!

– Это скоро придет.

– Твои слова пугают. Когда я стану свободна?

– Как только царевич въедет в Москву. Тогда в закрытой карете тебя вывезут через иные ворота.

– А я уеду отсюда одна?

– В сопровождении мох слуг.

– Я не о том, боярин. Шляхтич Ян Нильский поедет со мной?

– Нет.

– Нет? Но почему?

– А ты уверена, что он захочет следовать за тобой?

– Ян мой верный рыцарь. Он не сможет меня забыть.

– Он не сможет забыть Елену. Но ты больше не будешь Еленой.

– Что это значит? Мне сменить имя?

– Что есть имя, красавица? Это мелочь. Тебе придется сменить жизнь…

***

Кромы.

Военный лагерь армии Федора Годунова.

Мятеж.

18 мая 1605 года.

Стрелецкий десятник Ерема Новик получил от боярина Пушкина новую бархатную шапку с высоким колпаком и меховым околышем. Также был и ему выдан польский кафтан с золочеными пуговицами, цветными петлицами из шнура с кистями, да новые сапоги тисненой кожи красного цвета, какие были приняты в их полку.

– Ай, и нарядный сегодни, Ерема!

– Дак коли выбор верный сделаете, то все тако нарядитесь. Мне боярин от Димитрия Ивановича десять монет пожаловал да одежу, да саблю добрую. Глядите!

Ерема показал новую булатную, прорезную с золотой насечкой саблю.

– Али ты видал человека от царевича? – спросили его.

– Видал. Боярин был от Димитрия Ивановича. Прислал он нам грамотку.

– И чего там?

– Чего в грамотке-то, Еремка?

– Где она?

Ерема ответил:

– Той грамотки при мне нет. Я ведь читать не умею. Но мне боярин чел её. Призвал нас царевич истинный стать под его хоругви. И будут от того всем стрельцам от Димитрия Ивановича награды разные. Всех неправедных начальных людей царевич смерти предаст. Тех, кто стрельцов забижал.

– А не берешь, Еремка?

– А чего мне брехать? Сроду не брехал! Я Еремка Новик! Кто скажет, что Еремка брехун? Я не пойду супротив государя законного!

– Чего? – спросил его пожилой стрелец Распопов.

– А того! Сколь жалования не видали? Бориска сколь утеснений нам чинил? Про то забыли?

– Дак рази забудешь!

– Полковники все себе гребут. Про нас никто не думает.

Новик сказал:

–А царевич приказал по чести все делать. Жалование стрельцам выплатит. Воров-полковников показнит. А нам за тех живоглотов жизни класть?

– И то верно! Но как станешь делать?

– Не идти супротив государя!

– А коли нас за те разговоры повесят?

– А греха не боишься супротив царя идти? Того царя, что от бога дан! Это те не годуновский выкормыш!

– Станем все за царевича!

– Станем!

Стрельцы похватали бердыши с мушкетами, и стали строиться. Воевода Басманов и боярин Пушкин знали, кого следует одарить в первую очередь…

***

И такие разговоры вели многие стрельцы и дворяне.

Рязанские полки ополчения дворян с утра стали выкрикивать слова против Годунова.

– Не станем против царевича воевать!

– Кто сие прикажет?

– Измена!

– Бояре годуновские совсем обнаглели!

Боярин Басманов одобрил это решение дворян и заявил:

–В том я с вами, дворяне! Я сам поведу полки нашей храброй кавалерии против врагов государя истинного! Можно ли поднимать сабли на царское семя?

Дворяне закричали:

– Нет!

– Не станем!

– Бог нам не простит того!

– Слава Димитрию Ивановичу!

– Веди нас, воевода!

– Готовьте коней и оружие! – приказал воевода.

Боярин Пушкин встретил Басманова у шатра.

– Видал, как все пошло, воевода? Я тебе говорил.

– Не сильно радуйся, боярин. Это лишь мои полки, да передовые сотни. Основная армия там, за рекой.

– И там все ладно будет.

– Посмотрим! Нам теперь иного пути нет.

***

Воевода Басманов призвал полковников стрелецких приказов в личный шатер. Это были 15 человек, на которых он мог положиться. Он много воевал с ними, и они знали его как доброго воеводу.

– Господа полковники! – обратился он к собравшимся. – Я не раз водил вас в бой, и вы знаете, что не выдавал я своих людей на расправы.

Все согласились, что это так. Всегда воевода был верен своим людям.

– Вот и ныне я не хочу вам зла, но хочу добра. Вам и всей Руси. И потому я дал слово служить царевичу Димитрию Ивановичу!

Полковники переглянулись.

Что говорит боярин? Перейти на сторону самозванца? Но еще недавно они вместе под Новгородом-Северским сражались против воинства царевича.

Басманов ожидал такой реакции.

– Понимаю, что вы удивлены, господа. Воевода Телятьевский ныне объявил поход против воров. Но дядька царевича Богдан Бельский признал в нем сына Ивана Грозного! Я не подниму оружия на царскую кровь. Хоть и обидел царь Иван род Басмановых, но он наш государь, и служить его сыну наш долг!

– Оно так! – вынуждены были согласиться начальные люди.

В шатер к Басманову вошел воевода передового полка князь Василий Голицын. Он также переметнулся к самозванцу.

– Всё сделано, воевода! – весело сказал Голицын. – Мои стрельцы связали воевод Ивана Годунова, Михайлу Салтыкова да Захарку Сабурова. Все они вороги царевичу.

Затем Голицын доложил, что поднялся мятеж в стане дворянского ополчения. 200 рязанцев и 700 боярских детей из Тулы отказались служить Федору Годунову.

– А что иные командиры твоего полка, князь? – спросил Басманов.

– Князь Щербатый согласен служить царевичу.

Басманов снова посмотрел на своих полковников.

– Итак, кто идет со мной?

Те стали отвечать:

– Я с тобой боярин!

– И я с тобой!

– Да все мы с тобой, воевода! Не один пуд соли вместе съели.

– Коли ты решил идти к царевичу, то так тому и быть!

Так часть войска сразу перешла на сторону царевича. Но это была еще не победа…

***

Не всё пошло так гладко как думал Пушкин. Захватить всех воевод, которые стояли за Годунова мятежники не смогли. Первого воеводу князя Телятьевского взять не удалось.

Стрельцы там не отозвались на призывы мятежных посланников. Они зарубили троих из них саблями, остальных связали и выдали воеводе Телятьевскому.

Тот приказал мятежников повесить тут же при собрании войска. Но часть стрелецких полков посмотрела на казнь неодобрительно.

Первый воевода испугался распространения мятежа и вместе с воеводой князем Катыревым-Ростовским и окольничим Морозовым отошёл ближе лагерю кавалерии из боярских детей Владимира, Костромы, Можайска. Эти стояли за Федора Годунова.

Верным остался и думный дворянин Сукнин командовавший нарядом (артиллерией).

Воевода Телятьевский обратился к войскам:

– Все нам надобно твердо стоять за государя Федора Борисовича! Не можно изменить своему государю! Не нарушайте крестного целования!

Войска кричали славу царю Федору.

Телятьевский подозвал к себе воевод. Они вместе удалились в шатер.

– Итак, в стане мятеж! – сказал Телятьевский. – Голицын и Басманов изменили государю. С ними больше шести тысяч войска.

– Они находятся в стороне от основного лагеря. Передовой полк Голицына в неудобном месте, – сказал князь Катырев-Ростовский. – Если они подойдут, то можно легко отогнать их залпами из пушек.

– Это так, – согласился воевода. – Но что, если по нам со спины ударит немецкая дружина фон Розена?

– Фон Розен не может изменить присяге! – сказал Морозов.

– И Басманов не мог! Кто сказал бы на него? Я сам верил ему как себе. Но он изменил. Нельзя принимать решения, пока мы не знаем, что там происходит.

В шатер вбежал сотник Иванов.

– Воеводы! Басманов со своими полками движется к нам.

– Всеми силами? – спросил Телятьевский.

– Всеми. Его передовые уже переходят мост.

– Надобно дать залп из пушек! – предложил начальник наряда Сукнин. – Этим мы отобьем у них охоту к переправе.

– Огонь пока не открывать! – приказал Телятьевский. – Нельзя стрелять, покуда мы не знаем, на чьей стороне немцы…

***

Немецкие полки Вальтера фон Розена выстроились позади конницы и пушкарей Телятьевского. Потому первый воевода и боялся. Он мог попасть меж двух огней.

Мушкетеры выстроились в линии и между их порядками стояли конные полки рейтаров. Это отряды «черных всадников» (по цвету кафтанов) состоящие из иноземцев. Все они отлично вооружены. У каждого конного палаш, и четыре «рейтарских» пистолета, большой мощи с длинными стволами.

Басманов знал, чем грозит их атака на его боевые порядки.

– Если рейтары ударят по нам – придется отходить обратно за реку.

Голицын согласился. Его пехота была расположена неудобно, и позиция была слишком слаба.

– Рейтарами командует не Розен. Фанкский полковник Дэбэрт стоит над ними. А этот за золото на все согласится.

– Капитан Фален!

– Я господин воевода.

– Ты знаешь полковника Дэбэрта лично?

– Знаю, господин воевода.

– Тогда поезжай к нему. Предложи ему все, что он попросит. Главное, чтобы его всадники не пошли в атаку!

– Исполню, господин воевода!

Капитан погнал коня к позициям «черной» кавалерии.

– А я возьму на себя Розена, – заявил Басманов.

– Но немцы могут дать залп! – предостерег его боярин Пушкин. – Это опасно.

– Ничего. Я привык рисковать. Мы на войне!

***

Басманов на коне в сопровождении своей охранной сотни переправился через реку. Он хорошо знал, чем рискует.

– Смотри, князь! – показал он Голицыну на возвышенность, на которой стояли пушки наряда.

– Давно туда сморю, воевода. Коли ударят сейчас, то всем нам конец.

– Не тот человек Телятьевский чтобы ударить.

– А если?

– Он не знает, верны ли немцы Розена и рейтары Дэбэрта.

– А они верны?

– Я хорошо знаю Розена. Сейчас он присматривается. Он присоединится к победителю. Хотя кто может сказать наверняка?

Солдаты Басманова построились и выкрикивали:

– Слава Димитрию Ивановичу!

– Да хранит бог Димитрия!

– Слава Димитрию!

Со стороны холмов стрельцы и дети боярские кричали им в ответ:

– Слава государю Федору Борисовичу!

***

Со стороны Кром к мятежникам шли конные сотни дворян под командой полковника Ляпунова. Они прошли прямо перед строем немцев фон Розена, но те не решились дать залп.

Вагенмейтер Блюм (вагенмейтер – начальник обоза) обратился к своему полковнику:

– Are they crazy?58

– Who can understand Russian?59 – ответил фон Розен.

– This rebellion!60 – ответил майор Крафт.

– Difficult to understand who is against whom61.

– We will wait62.

Розен не мог понять, что происходит и занял выжидательную позицию…

***

Басманов смело погнал своего коня к немецкому строю и спешился у первой шеренги.

– Эй, капитан! Позови мне полковника!

Фон Розен вышел вперед.

– Good day, colonel. Glad to see you63, – приветствовал его воевода.

– I am glad to see you too, sir64.

– Now I'll fight for the Prince Dmitri Ivanovich. Follow me, colonel65.

– I and my officers gave the oath to the tzar66.

– Вот я и зову тебя на сторону царя! – сказал Басманов.

– Но мы присягали царю Федору! И станем драться на его стороне.

– Но вы не стреляли по мятежному полку дворян, что промчались мимо ваших порядков.

– Первый воевода Телятьевский пока не отдал нам ни одного приказа. Так что у тебя есть время, воевода.

Басманов понял, что от немцев ничего более не добьется и сказал:

– И на том спасибо, полковник…

***

Телятьевский колебался. Хотя большинство армии в лагере под Кромами была на его стороне. Они имели все шансы подавить мятежников!

Сам мятеж был не продуман и если бы во главе армии стоял решительный воевода, то все заговорщики были бы схвачены. Но князь Телятьевский, бывший опричник, не был таким военачальником.

Он ждал. А нужно было действовать решительно и открывать огонь по мятежникам. Тогда и наемники Розена их бы поддержали.

А Басманов действовал. Но даже при таком раскладе судьба заговора висела на волоске. Стрелецкие полки московских приказов двинулись на позиции. Драгуны и рейтары были готовы ударить по мятежной коннице Басманова.

Немцы были готовы дать залп.

Пушкари Сукнина держали запалы у пушек.

Все ждали приказа!

Время шло! Драгоценное время утекало, но приказа не было…

***

Басманов повернулся к Голицыну и Пушкину.

– Будь я на месте Телятьевского, то уже уничтожил бы мятеж! Царица Мария Годунова сделала ошибку, что не назначила меня.

– Сие бог на стороне царевича, воевода! – льстиво заявил Пушкин.

– Но дело еще не выиграно, боярин! У Телятьевского всё еще есть шанс…

***

Дело решили многочисленные даточные люди в лагере под Кромами. Это были не стрельцы и дворяне. Это обычные мужики, горожане, казаки пригнанные сюда насильно. Эти ненавидели власть и потому поднялись с криками:

– Слава Димитрию!

– Слава сыну царя Ивана!

– Кто поднимет оружие на нашего царевича?

– Басурмане и поднимут!

– Истинно русские на сторону нашего царевича станут!

– Слава Димитрию Ивановичу!

– Идем на подмогу царевичу!

– Вишь, там его люди собрались. А те против них пушки выкатили!

– Собаки!

– Всех их вешать надо!

Они сплошной толпой пошли вперед и смешали сзади ряды немцев. Розен приказал не сопротивляться и отойти с позиций…

***

Басманов не упустил момента. Он отправил два конных полка в обход. Это не грозило армии Телятьевского почти ничем. Но первый воевода струсил. На это и рассчитывал Басманов…

***

Телятьевский со своими военачальниками, что остались верны Годунову, ушел с позиций, его воинство получило приказ возвращаться в Москву. Самозванец одержал победу без боя.

Армии, что противостояла самозванцу, более не существовало.

Путь на Москву был открыт…

***

Коломна.

Ян Нильский.

18 мая 1605 года.

Ян Нильский увидел впереди отряд казаков. По бунчуку он узнал донцов, которые служили Дмитрию Ивановичу. Потому съезжать с дороги не стал, а поехал дальше. Отряд был небольшой, несколько сотен – такие сейчас были разосланы самозванцем в разные стороны, дабы мутить народ.

– Стой! – приказали ему.

Ян сдержал своего коня.

– Кто такой? – спросил атаман.

Ян узнал этого человека, ибо видел его однажды в свите атамана Корелы.

– Атаман не узнал меня? Мы встречались.

– Встречались? Где?

– В стане государя Димитрия Ивановича. Я был в охранной сотне.

– Пан лях? Это видно по говору.

– Неужели я плохо говорю по-русски?

– Нет, пан, говоришь изрядно. Но ляха я сразу узнал. Пан был в сотне пана Бучинского. Я даже видел пана накануне похода. Пан помнит сабельный поединок с паном Бучинским? Тогда пан одолел его!

– Ян Нильский, – напомнил свое имя шляхтич.

– Атаман Иван Заруцкий67. Я здесь от имени его милости царевича Димитрия Ивановича. А пан здесь как оказался?

– По приказу его милости царевича.

– Но здесь всюду стрельцы и дворяне, преданные Годуновым. А пан едет один. Это весьма опасное дело.

– Пока я встретил только ваш отряд, атаман. А держу я путь в Коломну.

– В Коломну? А что слышно о царевиче? Битва уже была?