Сестра самозванца

– Про сие не знаю. Когда я отбыл из Москвы, вестей еще не было. Но бирючи (глашатаи) царицы Марии Годуновой говорили о скорой поимке самозванца и разгроме его армии.

– Много знает Мария Годунова. Нашего государя так просто не взять.

– Армию против него послали большую.

– И кто главный воевода?

– Князь Телятьевский.

Атаман засмеялся.

– Нашла кого назначить. Будь моя воля, я поставил бы над всеми Басманова. Ну, это если бы я был на стороне Годуновых. Я вот ныне утром побывал в схватке с конными стремянными стрельцами. Скажу пану, что рубиться они умеют.

– Атаман одолел их?

– Нас было больше. Но большая часть их отряда сумела уйти. Так что сия дорога небезопасна. У пана имеется послание?

– Послание?

– Я не спрашиваю пана для кого оно и от кого. Я спросил – имеется ли оно?

– Да, – ответил Нильский. – И послание важное. Пан возьмется проводить меня до Коломны? – спросил Нильский. – Конечно, если у пана есть время?

– Я отправлю своих по тому делу, которое должен здесь решить, а сам с десятком казаков провожу пана.

Атаман отдал приказы, и его сотники быстро отобрали для него казаков. Это были лучшие испытанные в боях воины. Нильский оценил их по умению управляться с лошадьми…

***

Ян поначалу наотрез оказался ехать в Коломну. Но Шишкин настаивал.

– Разве никого кроме меня нельзя послать туда?

– Но сие задание для пана!

– Я не желаю удаляться от Елены! Я должен найти её.

– Пан!

– Я все сказал!

– Пан забывает, что он на службе у царевича Димитрия!

– Разве мало я сделал для царевича? Я рисковал своей головой и не один раз! Но для чего я все это делаю? Разве жду я почестей и наград? Мне надобна только Елена!

– Так ради того пану и надобно в Коломну!

– Не понял пана. Что такое пан сказал?

– Не хотел говорить заранее, но так и быть. Пусть пан знает.

– Что?

– Панна Елена в Коломне! – соврал Шишкин.

– Пан лжет!

– Я знаю, что говорю и потому попросил, дабы сие поручение доверили именно пану! Для сего путешествия надобна смелость. Ибо в Коломне пока всем правит наместник Федора Годунова.

– Но что там делает Елена?

– Она прячется, в доме у Афанасия Нагого. И именно к сему пану ты и поедешь, пан поручик.

– Если Елена там, то я готов.

– Вот и отлично.

– Но если пан мне соврал, то…

***

Атаман Заруцкий был молод. Рост имел высокий, стать крепкую. Лицом красив. Нильский отметил, что если сего казака одеть в шляхетский кунтуш, он вполне сойдет за благородного.

– Могу я задать вопрос, пану атаману? – спросил Нильский, когда они отправились.

– Задавай, пан.

– Пан атаман родом не с Дона?

– Нет, пан. Я с Тарнополя. Сын городового казака, который подался в купцы.

– Так пан атаман из Речи Посполитой?

– С Украины, пан шляхтич. Но еще мальцом ездил с отцовским карваном в Крым и на нас напали немирные татары. Отца убили, а я попал в плен и был продан туркам.

– Так пан был в плену?

– Жил в самом Стамбуле. Затем бежал и оказался на Дону. Атаману Войска Донского пригодились мои знания турецкого и татарского языков. Так и выдвинулся среди донских казаков. Затем вместе с атаманом Корелой отправился в стан царевича.

– Пан столь молод, а так много пережил.

– А ты сам, пан? Давно у царевича?

– С начала похода. Был в Самборском замке воеводы Мнишека и пошел служить царевичу.

– А видал пан Марину Мнишек? – вдруг спросил Заруцкий.

– Видел и не один раз, – ответил Нильский. – А что она так интересует пана?

– Дак казаки говорили о редкой красоте той панны.

– Красоте? – удивился Нильский. – Но я не сказал бы, что панна Мнишек большая красавица. А вот гордячка она, каких мало. Желает выйти замуж только за государя. Верит в свой высокий жребий от рождения.

– Пан говорил с ней?

– И не один раз.

– А посмотрела бы та панна, скажем, на меня? – вдруг спросил Заруцкий.

– На простого казака? Пан шутит. Она и на князей мало смотрела. Панна Мнишек метит много выше.

Больше Заруцкий не говорил о Марине Мнишек. Но много бы подивился пан Ян, если бы мог видеть будущее. Место сего казака при первом самозванце не было великим. Но при Лжедмитрии Втором он поднимется высоко. И Марина Мнишек именно сего атамана изберет своим фаворитом. Это от него она родит сына Ивана. Но все это было еще впереди.

– Скажи мне, пан Ян, отчего тебя отправили одного? Дорога на Коломну опасна.

– Возможно те, кто послал меня, верят в мою удачу.

– Удачу? Пан шутит?

– Я не знаю того, пан атаман. Я исполняю приказ. Хотя удача не отвернулась от меня. Ведь повстречал же я тебя на своём пути.

– Может и так, а, может, и нет.

– Что пан атаман хочет сказать? – спросил Нильский.

– Только то, что одному ныне опасно на дорогах Московии.

– Мой господин пан Замойский, коронный гетман Речи Посполитой, когда посылал меня в Самбор к Мнишеку, также не дал мне сопровождения. А дороги и у нас опасны для одинокого путника.

– Ныне война в нашей державе, пан. И коли надобно убрать кого с пути, то лучше нету, как отправить его гонцом.

– Ты про что говоришь, пан атаман?

– Может от пана хотят избавиться? – прямо спросил Заруцкий.

–Но мне доверили послание. Хотя…, – Нильский вспомнил слова юродивого. – Хотя совсем недавно мне была предсказана смерть. Это сказал один странный человек, в рваной одежде и увешанный цепями.

– Юродивый? – спросил Заруцкий.

– Да. Он сказал, что меня ждет смерть, если я не вернусь домой.

– И пан не поверил ему? А иногда юроды пророчат судьбу. Может зря пан отказался возвращаться?

– Я не могу вернуться, пан атаман. Я должен сначала получить то, зачем я сюда пришел.

– Пан пришел за золотом?

– Нет. Я пришел за женщиной. И та панна станет моей.

– Или пан примет смерть, как ему предсказано.

– А что есть смерть, пан атаман? Жизнь человека слишком коротка. Дыхание наше есть дым, а любовь есть искра. За неё стоит рисковать…

***

Ян попрощался с атаманом Заруцким:

– Спасибо тебе, атаман! И за охрану, и за компанию.

– Было приятно поговорить с паном.

– Пусть удача и далее сопутствует пану атаману.

– И тебе удачи, пан шляхтич. Буду рад встретить тебя еще раз и выпить с тобой вина.

– Может мы, и встретимся с тобой в Москве, пан атаман.

– Прощай!

Ян въехал в крепость. Ему были известны пароли и его сразу пропустили в ворота без досмотра. Охранная воротная сотня стрельцов была явно не на стороне Годунова.

Нильский слышал их разговоры. Все только и говорили, что о царевиче Дмитрии Ивановиче. В городе на торге он быстро узнал, где имеет жительство Афанасий Нагой.

– А тебе зачем сие надобно, молодец? – спросил торговец сбитнем Нильского.

– Дак посмотреть желаю на него.

– Посмотреть? – сощурился торговец. – Ныне наш воевода не сильно жалует тех, кто смотреть на Афанасия любит.

– Есть люди и повыше вашего воеводы, – сказал Нильский.

– Есть, – согласился торговец.

– Тогда пусть пан торгует и не задает лишних вопросов. Скоро Димитрий Иванович будет в Москве. Пан слышал, что его войско идет на Москву?

Сбитенщик побледнел и пожелал Нильскому счастливого пути…

***

Афанасий Нагой, брат царицы Марии, давно ждал людей от царевича Димитрия. Конечно, он хорошо знал, что объявившийся наследник, никакой не царевич, а самозванец. Он помнил тело своего племянника с перерезанным горлом. Он помнил, как голосила над мертвым младенцем сестра. Никак не мог выжить Димитрий Иванович. Давно схоронен настоящий сын Грозного в склепе в церкви Угличской.

Но ведь в самозванца поверили на Руси. И может он помочь отомстить роду Годуновых. А именно этой месью и жил Афанасий. Более ничего ему было не надобно.

И вот оно послание!

Он сломал печати и вытащил листы.

Писал Богдан Бельский:

«…И будут вам, Нагим, от царя многие почести оказаны. Снова вы, Нагие, станете царскими родичами. Скажет (произведет) всех братьев Нагих новый государь в бояре и вернет все отнятые у вас вотчины и новыми наградит…»

Афанасий оторвался от бумаги.

– Ишь как звонит Богдан Яковлевич! Всё готов обещать!

Нильский с удивлением посмотрел на Нагого. Тот спросил шляхтича:

– Ты, пан, лично не знаешь Бельского Богдана?

– Прибыл к тебе, боярин, от имени государя Димитрия Ивановича.

– Сие Бельский пишет, а не государь. Хотя обещает он мне и роду моему великие милости от имени царевича Димитрия. Занадобился Афонька Нагой и братья его.

Нильский согласился, что для дела Димитрия Ивановича нужен этот боярин и его братья.

– А ты видал ли царевича? – вдруг спросил Нагой.

– Много раз.

– И что? Он царевич? Неужто веришь в сие?

– Того мне не знать, боярин.

– Хитришь. Всё ты знаешь. И все знают, что умер сын Грозного. Но что за беда коли кто и назвался именем царевича? И занадобился я дабы признать вашего Димитрия моим племянником и законным наследником трона на Москве.

– В том будет большая выгода для пана Афанасия.

Нагой засмеялся в ответ.

– Выгода? На сей раз не упущу я выгоды. Но месть для меня важнее. Месть проклятому роду годуновскому! Я готов сие сделать, пан. Готов и я, и братья мои сие сделают. И сестра сделает! В том клятву даю! Это ведь по приказу Бориски тогда младенца убили! И я видел тело царевича в крови. А потом меня за сие еще и на пытку поставили. Не уберег царского сына! Годунов поставил на пытку.

Афанасий снова стал читать письмо и время от времени смеялся. Нильский даже подумал, что сей человек не в своем уме. Ему хотелось задать один вопрос – Где Елена?

Нагой окончил чтение и внимательно посмотрел на шляхтича.

– Пан лях?

– Ян Нильский. Поручик гусарской хоругви.

– И пан служит нашему царевичу?

– Так!

– А с чего пану служить?

– То не есть дело пана! – сказал Нильский в ответ.

Нагой сразу согласился и сказал:

– Оно так, сие не мое дело, пан кавалер. Однако и про тебя здесь написано.

– Обо мне? – удивился Нильский.

– О тебе, пан кавалер.

– Я персона незначительная.

– Но о тебе помнят персоны значительные. Хотя, сие не на добро тебе, пан.

– Что пан желает сказать?

– Токмо то, что сказал. Плохо когда великие персоны вспоминают о малых. Вот про тебя Богдашка Бельский пишет. А знаешь, кто такой сей Бельский? Не знаешь! А я его давно знаю. Кого хош продаст! Мать родную продаст.

– Я лично не имею чести знать пана Бельского.

– Интриган он великий. Всем, кто наверху, угодить желает. И может из-за того и про тебя вспомнил.

– Но я не понимаю…

– Иди пан отдыхать. Мои холопы отведут тебе покои. Ты устал с дороги.

– Но я бы хотел спросить…

– Все потом, – прервал его Нагой. – Потом говорить станем. Не ныне. Успеем еще наговориться. Не завтра чай помирать.

Нагой позвал слуг.

Вошла плотная молодая девка в сарафане и поясно поклонилась Афанасию.

– Сего пана отведи в покои наверху. И пусть пан отдыхает! Все лучшее постели! Дабы пан был доволен!

Девка снова поклонилась. Афанасий приказал Нильскому идти за ней. Ян понял, что сейчас задать свой вопрос он не может…

***

Москва.

События.

30 мая 1605 года.

Гаврила Пушкин и дворянин Наум Плещев прибыли к Серпуховским воротам Москвы. Там они осадили коней и обратились к толпе от имени самозванца.

– Люди!

– Люди московские! Прислал нас милостивый наш господин царевич Димитрий Иванович! Скорбит он вместе с вами на многие неправды, что обрушились на вас по вине Годуновых! Пришел светлый царевич сие исправить!

– Так помогите его милости навести порядок в его отчине!

Стража у ворот не сделала попытки арестовать этих двоих за мятежные речи. Вместе с Пушкиным и Плещеевым в город въехали три сотни казаков атамана Корелы.

К Годуновым сразу помчался гонец. Это стрелецкий пятидесятник отправил его. Сам он с горсткой верных стрельцов ничего сделать не мог…

***

Елена снова увидела боярина Бельского. Тот вошел к ней один.

– Это тебе.

К ногам Елены упал кожаный кошель.

– Там ровно пять тысяч польских злотых. Вашей чеканки.

– Так много?

– Это не столь много. Это всего лишь плата.

– Плата за что?

– Я дарю тебе жизнь. Сегодня твой брат будет в Москве.

– Димитрий Иванович? Уже?

– Да. Войско Годунова под Кромами перешло на сторону истинного царевича. Воевода Басманов целовал крест Димитрию Ивановичу. Князь Василий Шуйский и брат его Димитрий целовали крест царевичу.

– А Москва?

– Нет покуда. Но атаман Корела с казаками уже в городе. В городе и боярин Пушкин с дворянином Плещевым. Они уже на Красной площади. Народ волнуется.

– Значит, мой брат станет государем? Удивительное дело. Свершилось.

– Свершилось.

– А ведь это я задумала сие. Это я, боярин. Можно ли поверить в это?

– Не ты это задумала. Ведь кто ты есть?

– Я Елена Отрепьева, дочь дворянина Отрепьева и сестра сына дворянского Юрия Отрепьева.

– Нет. Отныне ты польская панна, что пострадала от Годуновых. За то тебе именем царя и великого князя золота дали и охрану в пятьдесят надворных казаков выделили. И имя тебе Марта Валевская. Бумаги о том тебе дадут в карете.

– И в чем я пострадала от Годуновых? Потеряла невинность? Так в том вины Годуновых нет, – усмехнулась она.

– Дело не в твоей девичьей чести. Ты потеряла то, что даровано тебе от лукавого.

– И что же это? – не могла понять Елена.

– А краса твоя дьявольская. Кто мог наделить тебя такой красой? Только лукавый. Бог такого не дал бы.

– И что с моей красой?

Бельский указал на зеркало, которое принесли по его приказу еще вчера, но накрыли плотной тканью.

– Но я не могу до него дотянуться.

– Я помогу тебе.

Бельский достал ключик и разомкнул замок цепи, что удерживала Елену у стены. Женщина бросилась к зеркалу и сорвала с него ткань. В свете факела и свечей она увидела свое лицо!

Левая часть была сплошным уродливым шрамом. Это было не лицо красавицы. Там оставался целым лишь глаз. Но правая была такой же как и ранее.

– Что это? – вскричала она.

– Твое новое лицо.

– Но как это возможно? Это колдовство?

– Нет. Это работа нашего палача.

– Палача? Но сюда не заходил никакой палач! Что это? Здесь не было палача! Меня никто не пытал! Это не настоящее зеркало! Это колдовство! Ты обманываешь меня, боярин!

– Нет. Теперь нет. Это ранее я обманывал тебя, панна Марта.

– Я Елена!

– Елена? А кто такая Елена?

– Я сестра царевича! – закричала она в отчаянии.

– У царевича Димитрия Ивановича нет сестер. Все дочери царя Ивана Грозного умерли во младенчестве.

– Как могли со мной так поступить? Как могли?

Она смотрела на уродливую часть своего лица и не могла поверить, что это происходит на деле.

– Успокойся! Прими питье.

Бельский протянул ей серебряную флягу.

Она приняла её и сделал большой глоток. Жидкость обожгла её горло. Елена закашлялась.

– Что это?

– То самое питье, что позволило плачам сделать это с тобой. Ты ничего не чувствовала из-за этого самого питья.

– Зачем? – спросила она тихим голосом.

– Ты должна уйти.

– Но зачем изуродовали мое лицо?

– Это сделано по приказу Марии Годуновой! Она пожелала забрать у тебя красоту. И её у тебя забрали. Ты Марта, пострадавшая от Годуновых. И ты сошла от того с ума.

– Но я все понимаю… все…

– Что ты понимаешь? Тебя приказали пытать! Понимаешь? Мария Годунова приказала! Но судьба спасла тебя от этого. Дьяк Патрикеев спас тебя. Хотя ему людей пытать плевое дело. Но убоялся дьяк, что станет мстить за тебя новый царь. Вот и отворил для тебя ворота темницы.

– Но меня всё равно пытали! Хоть я и не помню этого!

– Да. Ведь Мария Годунова отдала такой приказ.

– Но она больше не царица!

– И что с того? Ты должна была пострадать от Годуновых. Просто приказ царицы исполнил не Патрикеев, а иной человек.

– Ты? – спросила она с ненавистью.

Бельский засмеялся в ответ.

– Да кто я есть? Ты сама поразмысли. Зачем мне красота твоя? Это решил не я. У меня был приказ убрать тебя. Либо убить, либо сделать так, чтобы ты перестала быть сестрой дворянина Отрепьева. И ныне никто не узнает в тебе Елены. Марта, ты перестала быть нужной делу своего брата. Ему уготовано царское место. Но для тебя нет жизни подле царя.

– Мой брат меня предал.

– Дело не в твоем брате, Марта!

– Я Елена!

– Нет. Теперь ты лишь Марта. Зелье начинает действовать.

Елена Отрепьева опустилась на колени. Она чувствовала, что умирает. Но её больше не страшила смерть…

Глава 20

Самозванец в Москве.

Москва.

Красная площадь.

30 мая 1605 года.

Московские граждане!

Мир ведает, сколь много вы терпели

Под властию жестокого пришельца:

Опалу, казнь, бечестие, налоги,

И труд. И глад – все испытали вы.

Димитрий же вас жаловать намерен,

Бояр, дворян, людей приказных, ратных,

Гостей купцов – и весь честной народ.

А.С. Пушкин «Борис Годунов».

***

Толпа собралась на площади громадная. Все слушали вести от царевича. Слухи на улицах рождались мгновенно.

– Царевич в Москве!

– Слыхали! И все бояре присягнули ему!

– И Шуйские?

– Те первыми стали под его хоругви.

Стрельцы пытались разогнать толпу.

– Кто здесь заводчики бунту?

– Имать заводчиков!

В стрельцов в белях кафтанах придворного полка летели камни и комья грязи.

– Собаки годуновские!

Стрельцы немного поднажали, но на площади показались казаки. Это был сам атаман Корела.

– Эй! Я вижу стрелецкое войско Годунова?

Атаман лихо соскочил с седла, бросив поводья казаку.

– Стрельцы ближнего государевого полка! – вперед выступил рослый сотник.

– Я атаман Корела.

– Сотник Игнат Лихарев.

– Слыхал я, сотник, что вы в деле сабельного боя сильны?

– А тебе что?

– Дак я донской атаман. И шибко охоч до сабельного боя. Станешь супротив меня?

Сотник засмеялся.

–Ты хоть знаешь, с кем говоришь?

–Сказал ты свое имя, сотник.

–Тогда отчего тебе своя башка не дорога, атаман? Али силу за спиной чуешь? Твоих казачков поболее, чем моих стрельцов.

Корела стал серьезен.

–Я сказал, что я охоч до сабельного боя, сотник. Причем здесь кого больше казаков или стрельцов? Я супротив тебя.

– Ты?

– Я!

Корела приказал дать им место. Народ стал расступаться.

–Стало не дорога атаману его голова! – сотник снял шапку и кафтан. Все это он передал стрельцу. Затем одним движением обнажил саблю.

Корела снял лишь шапку. И тоже обнажил кривую саблю татарского типа.

– Коли уложу тебя, атаман, твои казаки не кинутся на нас скопом?

– Нет. Ты сможешь забрать мою саблю и спокойно уйти. Никто не тронет тебя из казаков! Иван!

– Да, атаман! – спросил один из казаков.

– Ты слыхал слова мои?

– Слыхал, атаман!

– Коли сотник сей меня уложит, никто не смеет тронуть его! Вот и решено сие дело, сотник.

Они скрестили клинки. Сабля атамана имела открытую рукоять с перекрестием с удлиненными выступами посредине. У стрелецкого сотника была карабела с навершием в виде головы орла.

Сотник атаковал первым. Корела отбил атаку и сказал:

– Сотник бьет как московит сверху вниз!

Атаман сам перешел в атаку и уже сотник её отбил и сказал:

– А ты фехтуешь как лях «на крыж»!

Клинки сабель пресеклись между собой под прямым углом, во время парирования ударов, образовав крест. Атаман перевернул саблю клинком книзу, и лезвие сабли сотника соскользнуло.

– Поучили меня в свое время ляхи, пан сотник!

Он снова нанес удар и снова он был отбит.

– Отлично, сотник!

– А теперь ты отбей мой!

Стрелец атаковал и нанес прямой толкающий удар. Атман отвел его своим клинком.

– Я не задет! – сказал Корела. – Но ты мог меня задеть, сотник. Ты и правда хороший рубака.

Так они фехтовали, и толпа с интересом следила за поединком.

– Я уже не хочу тебя убивать, сотник!

– А кто тебе сказал, что ты сможешь?

Снова сабли высекли искры.

– Я хочу подарить тебе жизнь, сотник. Ты хороший рубака. Таких ныне мало.

– Я не прошу твоих подарков, атаман. Ты враг государя.

– Иди к нам служить, сотник! Государь Димитрий Иванович наградит тебя.

– Самозванцу не стану служить!

Снова скрестились сабли.

– Тогда тебе смерть как врагу царевича Димитрия!

– А тебе как врагу молодого царя Федора!

Атаман нанес сотнику рубящий удар с плечевого замаха. Клинок сабли раскроил щеку сотника. Тот вскрикнул и, выпустив саблю, схватился за лицо.

Корела опустил саблю.

– Я предупреждал тебя, сотник.

Но добивать врага Корела не стал. Он разрешил стрельцам его увести…

***

Боярин Гаврила Пушкин зачитал послание царевича к народу московскому. Это был призыв к бунту. Толпе понравилась перспектива ограбить подворье патриарха Иова и верных молодому Годунову бояр.

Пушкин знал, что этот патриарх не признает царевича и потому настраивал против него простолюдинов. Пусть озверевшая от крови и жадности толпа сделает работу за них…

***

В тот день толпа действовала решительно.

Весь город поддался безумию бунта. После разгрома патриаршего подворья чернь пошла громить дома бояр Годуновых, царских родственников. Затем жертвами стали другие бояре и богатые купцы.

Толпа обезумела, когда добралась до царских винных погребов. Бочки с винами разбивали и люди бросались черпать вино кто шапкой, а кто и просто рукой.

Правительство молодого царя Федора Годунова не смогло справиться с бунтом. Самые хитрые среди членов Боярской думы поспешили бежать подальше от палат Годуновых. Дружба с ними становилась опасной.

Теперь все были уверенны – скоро Димитрий Иванович займет московский трон…

***

Москва.

Дворец царя.

Низложение Годуновых.

1 июня 1605 года.

Царь Федор Борисович и его мать Мария Годунова испугались, получив известия, что воинство самозванца ворвалось в Москву через Серпуховские ворота.

Часть стрельцов охраны сбежали, бросив посты. Хотя бояться еще было нечего. В город вошло не войско самозванца, а всего несколько сотен казаков атамана Корелы. Но у страха глаза велики.

Слухи среди людей Годуновых множились и были один страшнее другого. Говорили, что город осадили поляки Юрия Мнишека. Говорили, что к Москве идут тысячи казаков и восставших холопов из приграничных крепостей. Говорили, что стрельцы-мятежники князя Сумбулова уже вошли в Москву.

Тайная служба Годунова в этот момент работала плохо из-за измены Бельского. Это посланные им люди смущали толпу. Они распространяли слухи…

***

Царица Мария хотела видеть своего двоюродного брата Богдана Бельского. Но того никак не могли найти.

Во дворец вернулся дьяк Андрей Власьев. Он пытался утихомирить толпу на Лобном месте.

– Что там происходит, дьяк? – спросила царица.

– Весь город охвачен мятежом. Всюду толпы черного люда.

– А вы на что? Отчего не прекратите бунт? Али мало вас наградили? Где Богдан Яковлевич?

– Боярина Бельского во дворце нет.

– Но я приказала послать за ним уже давно!

– Посылали, матушка-царица. Но никто из посланных не вернулся. Та часть города охвачена мятежом. И что там точно происходит неизвестно.

– И что делать? – спросила царица.

– Мария Григорьевна, бери царевича Федора, царевну Ксению и беги из Москвы, – дал свой совет дьяк Власьев.

– Бежать? – спросила царица. – Ты в своем уме, дьяк? Бросить царство?

–Скоро мятежники доберутся сюда. И тогда бежать будет поздно!

–Я приказала затворить ворота Кремля. Всюду верные нам стрельцы государева полка.

–Матушка, многие из них бросили оружие. Беги пока не поздно. Я еще могу устроить ваше с царевичем бегство. Это еще возможно. Но медлить нельзя.

–Я не побегу из моей столицы. Где бояре, посланные усмирить толпу?

–Еще не вернулись.

–Нужно дождаться вестей! – царица вскочила с кресла и побежала к окну.

К ней в покои вошла царевна Ксения Годунова.

–Матушка!

–Зачем ты пришла, дочь моя?

–Неужели самозванец идет в Москву?

–Хватит болтать, дочь моя. Иди к себе.

–Но, матушка! Сказывали, что самозванец желает сделать меня своей наложницей. Про сие говорили. А если нас некому защитить, то…

–Не говори вздора! Твой брат – царь!