Полигон

Когда процедура завершена, сержант прикрывает рану временной изоляционной пленкой из аптечки и оглядывается на Харпера.

– Рана обработана, майор. – сообщает Тэрренс.

– По прибытии в «Крыло Орла» она отправится в изолятор, а пока что все держат дистанцию и продолжают выполнять приказы. Без паники.

Ши нервно кивает, стараясь успокоить дыхание. Девчонка чертовски напугана, но пытается не поддаваться панике. Возможно, ей повезло и М-вирус не успел проникнуть в кровь, но учитывая огромное скопление мутантов в ангаре с техникой, с которыми Юлин находилась в плотном контакте, это представляется крайне маловероятным.

Колонна бронетехники поднимается всё выше по серпантину, и наконец перед находящимися внутри машин появляется укреплённый объект, врезанный в скалу. Снаружи этот наблюдательный пункт выглядит как угрюмое бетонное сооружение, сливающееся с серыми отвесами скал. Единственное, что выдаёт его военное назначение, – это ряд антенн и мощных прожекторов на крыше, направленных вниз, чтобы сканировать долины и леса у подножия. Вход окружен толстыми стальными воротами, высота которых достигает нескольких метров, внушая уверенность, что никакой шершень не прорвется внутрь.

Харпер отдает команду открыть входной шлюз. Ворота медленно раздвигаются с глухим скрежетом, пропуская машины внутрь. Преодолев первую линию защиты, они въезжают в ангар, где их встречают установленные по периметру автоматизированные турели. Харпер подает знак остальным не выходить, пока не активируется система дезинфекции.

Как только ворота за ними закрываются, включаются распылители, и броневики окутывает облако антисептического раствора. Система тщательно обрабатывает внешнюю поверхность бронемашин, уничтожая возможные следы заражения. Следом активируются распылители для экипировки бойцов и инициаров, покинувших технику по приказу майора.

Пока идет обработка, Кайлер пристально следит за процессом, концентрируя особое внимание на состоянии Юлин Ши, находящейся в группе риска из-за повреждённого защитного костюма и полученного ранения. Девушка ослабла после кровопотери и испытанного шока, поэтому с трудом стоит на ногах. Вопреки указаниям майора, Лиамс и Дерби все же осмеливаются к ней подойти. Когда Ши неосторожно оступается, потеряв равновесие, они успевают подхватить ее под руки.

– Тэрренс, немедленно доставь инициара Ши в карантинный отсек. Лиамс, Дерби – отойдите и дайте доступ, – мгновенно реагирует Харпер.

Сержант без промедления исполняет приказ, бережно удерживая раненую за талию, и осторожно уводит её через защитные шлюзы в сторону изолированной зоны с отдельной вентиляцией и системой мониторинга состояния. Спустя несколько секунд двери отсека плотно закрываются за ними, активируется система фильтрации воздуха, и на панели загораются индикаторы мониторинга. Теперь все жизненно важные показатели Ши будут отслеживаться с максимальной точностью.

– Когда станет известно… что она… она, – приблизившись, взволнованно начинает Дерби.

– Полчаса, может, чуть меньше, – Харпер делает глубокий вдох, устремляя на принцессу уставший взгляд. – Используйте это время, чтобы принять душ и переодеться. Тэрренс проследит за ней. Даю слово.

– А если она заражена? – осторожно спрашивает Дерби.

– Вирус неизлечим. Ты же знаешь, – глухо отзывается Харпер.

– Это не ответ, – трясет головой Ариадна, импульсивно поднимая руки и останавливаясь, так и не рискнув прикоснуться к Кайлеру. Он едва заметно ухмыляется, отчетливо понимая, чем вызвана ее пугливость.

– Больше не беси меня и мы поладим, – миролюбиво бросает он.

– Вряд ли, майор, – скептически фыркает она. – Но ты так и не ответил, что будет с Юлин, если у нее выявят вирус!

– Ее оставят тут умирать или введут смертельную инъекцию. Третьего не дано, – тихо произносит Ховард, снова нарисовавшись рядом с Дерби. По крайней мере, сейчас он хотя бы дело говорит, а не впустую сотрясает воздух.

– С ней все будет в порядке, – услышав их разговор, по слогам чеканит Лиамс. – Не смей ее хоронить! Понял? – последнее в сердцах сказано Ховарду.

Началось… Очередной бунт на корабле. Харпер коротко кивает двум своим бойцам, приказывая сопроводить инициаров в зону отдыха с душевыми, спальными местами и личными шкафчиками. Не понимают по-хорошему, значит, будут выполнять действия под конвоем. Если понадобится, солдаты и в кровать их уложат, и колыбельную перед сном споют. Насчет последнего он, разумеется, пошутил.

Остальные военные вместе с майором направляются в центральное помещение временного укрытия, где располагается командный пункт, оборудованный экранами с тепловизорами и системами наблюдения, позволяющими отслеживать обстановку на внешних подступах к базе. Первым делом Харпер проверяет близлежащий периметр и, не обнаружив угроз, пытается еще раз связаться с лейтенантом Эвансом и его командой. Потерпев неудачу, он удрученно обводит взглядом собравшихся за круглым столом и активирует канал связи с Полигоном.

– Слушаю, майор, – на центральном экране появляется суровое лицо генерала. Он выглядит еще более свирепым, чем обычно. Потеря крупнейшей военной базы вблизи материка – огромный удар по его репутации.

Кайлер кратко и по существу докладывает Одинцову обстановку и координаты их временной дислокации.

– У тебя был приказ направляться на базу «Спрут», – перебивает на полуслове генерал. – Какого черта тебя понесло в горы? Ты теряешь время, майор, а я теряю терпение!

– Я же объяснил причины. Нам пришлось разделиться. Лейтенант Эванс…

– Забудь об Эвансе. Считай, что его уже нет, – резко обрубает Одинцов. – Собирай людей и выдвигайся на базу.

– При всем уважении, генерал, я не вижу стратегического смысла покидать «Крыло Орла». Дождаться подкрепления в горах гораздо безопаснее. Мутанты не поднимаются на такую высоту. Здесь для них нет укрытий, мы сожжем их на подступах, – твердо произносит Харпер.

– Сколько ты намерен ждать? Если шершни атакуют высоту, боеприпасов надолго не хватит, – генерал выдерживает паузу и продолжает: – На эсминце произошла поломка в тысяче километрах от вас. На устранение может уйти как несколько часов, так и несколько дней.

Харпер каменеет, лихорадочно обдумывая услышанное. Он догадывался, что ситуация критическая, но слова генерала, лишенные эмпатии и понимания, лишь подливают масло в огонь. Нельзя игнорировать текущие угрозы, нельзя просто взять и оставить укреплённую позицию, где у них есть шанс спастись. Снаружи – такого шанса нет.

– Я не могу рисковать своими людьми, – Кайлер упрямо стоит на своем.

– Ты не можешь нарушить приказ! – яростно рычит Одинцов.

Харпер на мгновение закрывает глаза, пытаясь взять себя в руки. Черт, то, что ему предлагает генерал – массовое самоубийство. Пойти на подобное – сродни предательству. Не дезертирству с поля боя, а именно предательству тех, за кого он в данный момент несет ответственность. Кайлер изначально это понимал и в любом случае направил бы свой отряд в «Крыло Орла».

– Я могу притвориться, что не слышал его, – холодно парирует он, заставив собеседника перемениться в лице. – Мы потеряли «Аргус», генерал. Сотни солдат погибли, несколько десятков человек заперты в бункире под базой и ждут спасения…

– Заткнись и слушай меня, майор, – несдержанно рявкает Одинцов, на его посеревшем от гнева лице напряжены все вены. – Я даю вам шесть часов на отдых. Затем ты используешь временное окно пассивности шершней, и выдвинешься со своей командой на базу «Спрут». Вам обеспечат прикрытие с воздуха.

– Дроны не способны справиться с полчищами мутантов, – аргументирует Харпер. – Вы не были здесь и не видели, как эти твари буквально смели «Аргус». За считаные минуты, генерал.

– Ты нужен мне на «Спруте», майор, – чуть сдержаннее проговаривает Одинцов. – Сейчас это единственное безопасное место на острове. Шершни не осилят уничтожение еще одной базы.

– Это подтвержденные данные? – недоверчиво уточняет Кайлер.

– Мы фиксируем все скопления мутантов. На ближайших подступах к «Спруту» их нет. Там тихо, Харпер.

– На «Аргусе» тоже было сравнительно тихо.

– Не было, – резким тоном возражает Одинцов. – Иначе ты бы не запросил подкрепление. Ты мой лучший разведчик. У тебя чутье, майор. Используй его и сейчас.

– Мое чутье говорит о том, что эти мрази объявили нам войну, и мы терпим огромные потери. Потому что оказались не готовы. Потому что понятия не имеем, с чем на самом деле столкнулись. Потому что чертов эсминец застрял где-то в океане, а я с пятью инициарами и дюжиной бойцов должен прорываться через орды мутантов в центр острова…

– Никто лучше тебя не сможет скоординировать действия военных на «Спруте», если шершни все-таки предпримут попытку атаковать, – перебивает генерал его пламенный монолог. – При малейшей опасности, я дам добро на экстренную эвакуацию. Боевые вертолеты базы способны вместить всех солдат, включая твой отряд.

– Если мы успеем до них добраться, – мрачно отзывается Кайлер, уже понимая, что дальнейший спор бесполезен. Если Полигон потеряет и вторую базу, для Одинцова это станет бесславным закатом его карьеры.

– Это война, Харпер. И мы обязаны победить, – на пафосной до скрежета зубов ноте заканчивает генерал.

– Что мне делать с Дерби? – майор устремляет тяжелый взгляд на экран, ощущая дикую усталость во всем теле.

– Держи ее рядом с собой, глаз не спускай. Девчонка должна быть уверена, что мы полностью контролируем ситуацию.

– Каким образом? Она не слепая, генерал.

– Придумай что-нибудь. Ты умеешь мотивировать и убеждать, как никто другой, – ухмыляется Одинцов. – Главное – сделай так, чтобы эта дурочка выжила и не сболтнула потом лишнего своему отцу.

Глава 30

Когда я выхожу из душа, на мне уже надета простая хлопковая форма нейтрального бежевого цвета, выданная сержантом Тэрренсом. Заботливый парень и, по всей видимости, служит совсем недолго. Не заматерел еще, не очерствел, подобно Харперу и тому же Эвансу. А как сержант осторожно и по-доброму обращался с Юлин? Одно это говорит о том, что молодому бойцу не чуждо человеческое отношение к новичкам. Сержант не забыл, что когда-то был одним из нас, и если я правильно запомнила, то именно Тэрренс и его сослуживец несли тело Теоны до крематория.

Теона… Мысли об убитой подруге тяжелым грузом опускаются на плечи, вызывая удушье и тупую боль за грудиной. Нам позволили подойти и попрощаться с ней… Всего несколько секунд, но мы были благодарны и за эти крохи. Самый горький момент в моей жизни. Не забуду… не смогу стереть из памяти. Не иметь друзей проще, чем их терять… Но я рада, что Теона была в моей жизни. Она многому меня научила. Каждый из них…

– Дерби, тебе нужно особое приглашение? Ешь, пока не остыло, – обращается ко мне сержант.

Тэрренс оказался не только человечищем с большой буквы, но и позаботился об ужине для всех нас. Незатейливым, но на удивление съедобным. Разогретые консервы из непонятных ингредиентов, кусок вяленого мяса, крепкий чай и небольшая круглая булка, больше не напоминающая на вкус камень. «Я начинаю привыкать…» – проносится в голове короткая мысль.

На длинные и масштабные размышления у меня нет ни сил, ни возможностей. Слишком много людей вокруг. «Крыло Орла» явно не рассчитано на такое количество человек: все зоны размещены компактно и плотно, перекрытия и перегородки между отсеками гораздо тоньше, чем на «Аргусе», а с базой на Полигоне и смысла нет сравнивать. Но несмотря на тесноту горного убежища, для командования выделен отдельный сектор, что, в общем-то, не так уж плохо. Меньше всего мне хотелось бы сейчас лицезреть непробиваемого железного майора Харпера. Шея все еще неприятно ноет после его стальной хватки в подземелье. Он заставил почувствовать себя слабой, никчёмной, лишенной сил и полностью зависимой от его воли. Бешеный самодур! Черт, это было почти так же страшно, как надвигающиеся на нас орды мутантов. И если от шершней я могла убежать или пристрелить их из автомата, то с Харпером подобные методы не сработают.

Доедая свой ужин, я рассеянно наблюдаю за бойцами, тоже спешно и гурьбой принимающими душ и без стеснения расхаживающими перед нами чуть ли не голышом. Заглянув в ад и пробежавшись по обугленной земле, о смущении и каких-то там нормах поведения думаешь в последнюю очередь. Но когда на тебя устремлены полные отчаяния и безнадеги взгляды друзей, невольно подбираешься и пытаешься дать им хоть толику уверенности в завтрашнем дне.

Отчасти я понимаю причину подобных взглядов. Они подсознательно верят, что дочери президента не дадут погибнуть и инстинктивно стараются держаться как можно ближе. Я не вижу в этом ничего плохого или нечестного. Никому не хочется умирать. Это базовый рефлекс – использовать любые возможности для самосохранения. Но Теоне он не помог… И Юлин тоже.

Возможно, безопаснее для них – было остаться на Полигоне и выбрать себе другую команду. Но кто мог предугадать, что мы окажемся в такой заднице? Я ведь тоже была уверена, что генерал не осмелится подвергнуть меня настоящей опасности. Впрочем, эти иллюзии благополучно рассеялись во время первого жесткого испытания, но глубоко зарытая робкая надежда все равно осталась. Она есть и сейчас, теплится в самом темном уголке подсознания. Одинцов же не совсем отбитый и должен понимать, что с ним будет, если мой прах через неделю-другую доставят в главную башню Корпорации. Хотя в том хаосе, что творится сейчас, наивно рассчитывать, что прах в урне окажется именно моим.

Жутко и странно, что я размышляю о собственной гибели настолько отстранённо и равнодушно. Все мои чувства и эмоции – словно стальной кулак, скрытый за бетонной стеной. Периодически он пытается пробиться, но укрепления достаточно стойкие и пусть со скрипом, но выдерживают напор. Я даже чувствую эти ментальные глухие удары. Но не сдаюсь. Не позволяю себя раскиснуть и утонуть в отчаянии.

Неужели это то, о чем говорил Харпер? Когда страх смерти отступает, мы познаем свою истинную силу.

– Сержант, как дела в изоляторе? Новости есть? – сфокусировав внимание на Тэрренсе, задаю тревожащий нас всех вопрос.

Финн, сидящий рядом с отрешенно уставившимся в тарелку Шоном, тут же вскидывает свою синеволосую голову, сжимая губы в узкую линию. В глазах застывает напряжение. К своему ужину Лиамс так и не притронулся, но спросить первым о состоянии Юлин не решился. Вероятно, из-за страха услышать неутешительный прогноз.

– Вирус в крови не обнаружен, – с тусклой улыбкой отвечает Тэрренс. Над небольшим металлическим столом, за которым мы с трудом уместились, разносятся возгласы облегчения. – Но наблюдение необходимо продолжить. У нее началась острая лихорадка, рана сильно воспалилась, – нахмурившись, он добавляет ложку дегтя, вызвавшую обеспокоенный ропот и град вопросов. – Не волнуйтесь, инициар Ши получает все необходимые медикаменты, – подняв руку в успокаивающем жесте, заверяет сержант.

– Я могу ее навестить? – сипло спрашивает Финн.

Истинные причины его волнения и беспокойства ни для кого не секрет. За две недели на «Аргусе» эти двое спелись и прикипели друг к другу так, что не разорвать. Любовь у них или просто взаимная симпатия – со стороны так сразу не скажешь, но Финн выглядит таким убитым и несчастным, что хочется его как-то поддержать и хоть немного утешить.

– Нет, это запрещено протоколом, – категорично качает головой Тэрренс. – К тому же она без сознания. Больной необходимы полный покой и изоляция.

– Юлин жива и не заражена. Это главное, – сухо произносит Ховард, подняв наконец взгляд от своей тарелки. Мое сердце болезненно сжимается, когда я замечаю неприкрытую боль в потемневших серых глазах.

– Шон прав, – подает голос Амара, сохранявшая молчание на протяжении всего ужина. – Юлин повезло. Она справится. Все будет хорошо, вот увидишь.

Лароссо сильно прикусывает губу, сдерживая рвущееся из груди рыдание. Протянув руку, я накрываю ее смуглую ладонь, лежащую на столе, и крепко сжимаю.

– Мне очень жаль, Амара, но мы ничего не могли сделать… – бормочу слова утешения, вспоминая недавний кошмар. Девушка из подвальных отсеков, растерзанная мутантами на наших глазах вместе с еще одним инициаром, была той самой Ольгой, встрече с которой Лароссо так сильно обрадовалось. Их воссоединение оказалось совсем недолгим.

– Она пыталась прикрыть Марка… вырвалась вперед, как только увидела, что он оказался на вблизи к мутантам, – судорожно вздыхает Амара. – Никогда не думала, что это скажу, но лучше бы Ольга его не заметила… Была бы жива…

– Мы все одной ногой в могиле, – качает головой Шон. – Днем раньше, днем позже. Какая к черту разница, когда нас сожрут?

– Перестань, – толкает его в плечо Финн. – Мы все скорбим по Теоне. Не ты один.

В воцарившейся тишине Ховард резко опускает голову, пытаясь закрыться от своих тяжелых мыслей. Он знал Теону дольше, чем все мы, и ему несравнимо труднее принять ее смерть. Их связывало общее прошлое, взаимная симпатия и, возможно, любовь… или просто физическое влечение, основанное на дружбе и одиночестве, но Теа была ему безусловно дорога и близка, несмотря на вклинившегося в их отношения Зака Эванса.

Я не в курсе, что происходило между ними в последние дни. Теона больше не откровенничала со мной на личные темы, но я видела, что с ней творится неладное. Она часто отлучалась по ночам, а потом возвращалась тихая и задумчивая, полностью погруженная в свои переживания. С кем из парней она встречалась? С Шоном или все-таки с Заком? А, может, с обоими? Этот вариант я тоже не исключаю. Не потому, что Теона была легкомысленной, вовсе нет. «Бери от жизни все, пока есть возможность» – таким был ее девиз, и кто я такая, чтобы осуждать…

– В тот день, когда нас забрали, она пришла ко мне домой, чтобы поздравить с днем рождения, – не дав мне до конца сформулировать мысль, с трудом выговаривает Шон. – Принесла рыбу и яблоко. Мое первое яблоко за восемнадцать лет… А я… я злился, что ей приходится меня подкармливать. Гордый дурак. Теперь думаю, что нужно было прогнать ее, тогда бы… тогда бы Теону не забрали. Это чёртова случайность, что она оказалась у меня в тот момент, когда за мной пришли.

Я чувствую, как внутри нарастают беспомощность и отчаяние. Нам столько раз говорили, что мы здесь ради защиты человечества, но все сильнее эти слова кажутся неважными и лишенными смысла. Я стараюсь глубоко дышать, чтобы сдержать слёзы, но ощущение безнадёжности распирает грудную клетку изнутри. Несправедливо… Несправедливо, что одни должны умирать во имя великой цели, а другие предаваться праздности и разврату на окруженном стеной острове.

«Клянусь, я покажу тебе настоящий мир. Он существует, Ари… Верь мне, сестренка. Только мне. Слышишь?» – вновь оживают в памяти слова брата из моего сна. Если это было стертое воспоминание, то что, черт возьми, оно значило? О чем пытался сказать мне Эрик, зачем изменил курс и куда направлялось судно?

«Я очень хочу тебе верить, – мысленно обращаюсь к тому, кто уже никогда мне не ответит. – Только помоги, Эрик. Подскажи…»

– Сержант, – прерывает мои мысли голос Финна и мгновенно возвращает в реальность из области грез. – Позвольте мне помочь с Юлин. Я, в конце концов, учёный. У меня есть знания в генетике и базовая медицинская подготовка. Может быть, я смогу найти способ облегчить её состояние.

– Это не… – начинает возражать Тэрренс.

– Не по протоколу. Я знаю, – быстро кивает Финн. – Но у нас нестандартная ситуация и времени в обрез.

– Времени и правда мало, – нехотя соглашается сержант. – Через шесть часов мы выдвигаемся на другую базу. Советую воспользоваться возможностью и немного поспать.

– К черту сон! – яростно выпаливает Финн. – Мы должны стабилизировать состояние Юлин. Ты же понимаешь, Тэрренс, майор не позволит взять ее с собой.

Сержант молча смотрит на Финна, взвешивая возможные негативные последствия. На мужественном, но совсем еще юном лице застывает нечитаемое выражение. Он выглядит немногим старше нас, и, судя по тому, как быстро Эвансу удалось дослужиться до звания лейтенанта, Тэрренс вполне может оказаться его ровесником. Затаив дыхание, мы ждем, что решит сержант. В какой-то момент в его взгляде проскакивает искра понимания и сочувствия и у меня отлегает от души. Он не откажет, не сможет отказать.

Наконец после короткой паузы, Тэрренс коротко кивает.

– Ладно, идём.

Финн с благодарностью кивает и, не теряя времени, суетливо поднимается со своего места. Парни быстро удаляются в сторону изолятора, а мы с Амарой и Шоном обмениваемся слабыми улыбками, пытаясь поддержать друг друга и отпраздновать эту маленькую победу. Хоть что-то светлое в кромешной тьме бесконечного кошмара. Пока существуют такие люди, как Тэрренс, у этого мира есть призрачный шанс сохранить самое ценное – то, что отличает нас от бессердечной машины Полигона.

– Отличный парень, этот сержант, – произносит Лароссо, приподнимаясь со стула.

– Согласна, – поддерживаю я. – Ты куда? – окликаю Амару, когда она направляется к плотным рядам двухъярусных коек.

– Попробую поспать. Вы тоже не засиживайтесь. Силы нам еще понадобятся, – не оглядываясь, отзывается она.

За столом остаёмся только мы с Шоном, и я только сейчас отмечаю, что в помещении стало гораздо тише и словно немного просторнее. Солдаты один за другим как-то незаметно разошлись по своим спальным местам, и теперь вокруг нас царит убаюкивающая тишина, прерываемая лишь тихим шорохом одеял, приглушённым дыханием и раскатистым храпом.

– Даже завидно, что кому-то так сладко спится, – взлохматив каштановые волосы, хмуро комментирует Ховард.

Свет в отсеке приглушён, и создается впечатление, что тени от мебели и коек кажутся длиннее и плотнее. Здесь, в этой полумгле, каждая мысль становится тягучей и, словно зависнув в воздухе, обретает вес.

– Не думаю, что сладко, – тихо отвечаю я. – Это усталость, Шон.

– Иногда мне кажется, что усталость – это всё, что у нас осталось, – произносит Ховард с горькой усмешкой на осунувшемся лице. Даже татуированная змея на его виске выглядит чертовски измученной и не такой пугающе живой, как обычно. – Словно мы давно уже не живём, а просто стараемся отвоевать у смерти ещё один день …или несколько часов.

Я молча смотрю на него, чувствуя, как его слова пробуждают во мне знакомый затаённый гнев, будто по команде вынырнувший из темных глубин подсознания и податливо зашипевший. Шон абсолютно прав и мне трудно это отрицать. Мы живём в постоянной борьбе, в непрекращающемся кошмаре, где усталость становится нашей единственной компанией, а отдых – чем-то недостижимым.

– Но ведь у нас осталась надежда? – спрашиваю едва слышно.

Шон на мгновение замолкает, его взгляд затуманен, словно он где-то далеко: в другом времени, в другой жизни, где не было Полигона, «Аргуса», шершней и бесконечной войны.

– Надежда… – повторяет он, словно пробуя запретное слово на вкус. – Я не уверен, что помню, какой образ ассоциируется у меня с этим словом. Вроде это что-то тёплое, да? Как прикосновение луча солнца к коже… или свет в конце туннеля?

В груди становится тяжело и невыносимо тесно. Образы, которые он описал, кажутся такими далёкими, почти нереальными. Солнце, свет, спокойствие – всё это осталось в другой жизни, где мы могли мечтать, смеяться и не бояться за свою жизнь каждую секунду.

– Возможно, мы и забыли, как выглядит надежда, – наконец отвечаю я. – Но, Шон, она ведь где-то внутри нас, иначе бы мы не сидели здесь сейчас. Мы бы уже сдались. Поклянись мне… Поклянись, что не опустишь руки. Теона этого не хотела, она верила в тебя, как и все мы. Пожалуйста, будь сильным ради нее.

– Теоны больше нет, – тряхнув головой, глухо произносит он. Запрокинув голову, он делает глубокий вдох, устремляя взгляд в потолок. – Я чувствую себя таким виноватым перед ней…

– Почему? – удивленно спрашиваю я. – Ты бы не успел… Никто бы не успел…

– Я не об этом, Ари. Речь о тебе. Ты мне нравишься… Сильно нравишься…

– Шон, – потрясенно выдыхаю, не зная, что еще ответить на его откровения. Догадываться о его симпатии и услышать откровенные слова из первых уст – это немного разные вещи.

– Она знала. Зря я ей признался. Не стоило этого делать, – Ховард задумчиво смотрит на меня и в его красивых выразительных глазах отражается отблеск нежности, уязвимости и боли… Боже, как же много в них боли.

– Зато ты был честен с ней, Шон. Не думаю, что Теона злилась на тебя.

– Злилась, – уверенно оспаривает он. – Но Зак ее быстро утешил.

– Значит, она к нему… – начинаю и осекаюсь, проклиная себя за болтливость.

– Бегала по ночам? – заканчивает за меня Шон. – Все это знали, Ари. Просто не обсуждали вслух.

– Но почему он тогда…

– Срывался на нас по время тренировок? – снова подхватывает Ховард и криво усмехается. – Ревность, Ари. Банальная ревность. Она пришла к нему от безысходности, а не по зову сердца, и Эванс это понимал.