Полигон

Майор заметно напрягается, его руки сжимаются в кулаки, но он не двигается с места. Невозмутимое лицо словно высечено из камня, но внутри явно кипит что-то опасное. Мы все понимаем, что ситуация выходит за пределы обыденного, но что конкретно происходит, не знает никто.

– Огонь! – чётко и безэмоционально отдаёт приказ генерал.

– Что? – испуганно восклицает Теона, до боли сильно схватив меня за руку. – Она – дочь президента. Вы не можете нас убить!

Ее слова тонут в парализующем страхе, накрывшем удушающей волной каждого инициара. Я шокированно смотрю на невозмутимого Одинцова, на выстроенных солдат, на направленные в нашу строну дула винтовок. Всё кажется нереальным, страшным сном, из которого хочется вырваться и проснуться, но выстрелы раздаются слишком быстро.

Время словно сжимается в единый сгусток ужаса. И прежде, чем кто-то успевает среагировать, начинают греметь выстрелы. Всё происходит слишком быстро – крики, паника, хаос. Кто-то из инициаров отчаянно кричит, но его голос теряется в грохоте. Я не успеваю ничего осознать, как вдруг оказываюсь за спиной Харпера. Он действует инстинктивно, словно это неосознанное решение. В следующий миг его сильное тело тяжело обрушивается на меня, сбивая с ног.

Будто подкошенная, я заваливаюсь на холодную землю, и в этот момент очередная пуля врезается в мою шею. Острая боль пронзает сознание, заставляя меня захлебнуться от шока. В глазах темнеет, и мир вокруг начинает исчезать, как будто кто-то резко выключил свет. Последнее, что я слышу – хриплый стон Теоны, и глухие звуки падающих тел, а затем меня поглощает непроглядная темнота, и я погружаюсь в неё, теряя ощущение реальности…

Глава 17

Ветер… теплый, обволакивающий… наполненный соленым дыханием океана, едва уловимо касается моих губ, ласково раздувает волосы, бросая темные пряди мне в лицо. Вскинув руки, я ловко заплетаю их в густую косу, чтобы ничто не мешало любоваться бескрайним океаном, простирающимся до самого горизонта, где голубая гладь сливается с лазурной синевой неба. Вода, сверкая под солнечными лучами, словно танцует, меняя цвет от яркой бирюзы до глубокого индиго. Катер режет воду, как ножом через шёлк, рассекая её ровные, но полные жизни волны. Нет ни страха, ни тошноты… Только захватывающие дух восторг и предвкушение чего-то неизведанного.

Это мое первое путешествие за границы Улья… Я считала дни до отправки, и теперь не хочу пропустить ни минуты, ни мгновения ослепляющего ощущения свободы. Судно вышло из порта на рассвете, с тех пор прошло почти пять часов, но однообразный пейзаж за бортом мне совершенно не наскучил, напротив – я не могу отвести взгляд от пенящихся гребешков волн, переливающихся серебром в отблесках солнечного света.

Океан здесь совсем другой… Он живет, шепчет, дышит, переливается в солнечных лучах и не несет никакой угрозы… За пределами плавучего острова океан тоже свободен, как и я сейчас.

Не дав мне налюбоваться буйством оттенков синего, погода вдруг резко меняется. Пронзительно-голубое небо за считаные минуты затягивает серыми тяжелыми тучами, ветер усиливается, обдавая меня холодными брызгами, взбесившиеся волны меняют цвет, наливаясь чернотой…

– Ари, пойдем в каюту, шторм вот-вот начнется, – на мои плечи опускается тяжелая куртка брата.

Эрик бережно привлекает меня к себе, обнимая своими сильными руками. Мне хорошо и спокойно рядом с ним. Уверена, что пока он рядом, со мной ничего не случится. Я завороженно смотрю на бушующую стихию, не в силах заставить себя сдвинуться с места. Волны становятся всё выше, их гребни вспениваются, ударяя в борт катера. Судно сильно качает, ветер уже не ласковый и теплый, он режет кожу, холодит дыхание.

– Ари, здесь небезопасно, – снова зовет брат, его голос звучит настойчиво и чуточку тревожно. Раз он волнуется, значит, и правда пора уходить, пока нас обоих не смыло с кормы. Вряд ли бы Эрик это допустил, но зачем искушать судьбу.

Я позволяю брату отвести меня в каюту. Оказавшись внутри, стряхиваю воду с волос и с благодарной улыбкой возвращаю ему куртку.

– Оставь, я взял ее для тебя, – немного напряженным тоном отзывается Эрик. Я и правда замечаю, что его боевая экипировка не требует каких-либо дополнений.

– Шторм, это плохо? Да? – догадываюсь я.

– Хорошего мало. Я проверял сводки, и они не предвещали ухудшения погодных условий, но океан любит преподносить неприятные сюрпризы, – тяжело вздохнув, брат плотно закрывает за нами дверь, как будто ставя невидимую преграду между нами и чем-то, что остается снаружи. Внутри тепло и довольно уютно. Отец лично выбирал судно для моего первого путешествия, поэтому на комфорт в каютах жаловаться не приходится.

– Но мы же доплывем до Новой Атлантиды? – с тревогой спрашиваю я.

– Ари… – обернувшись, Эрик быстро подходит ко мне и опускается на корточки, накрывая мои похолодевшие пальцы своими – теплыми и сильными. – Катер сменил курс. По моему приказу. И в каком-то смысле шторм нам только на руку… Нас будет проблематично отследить, но мы все равно должны быть готовы…

– Сменил курс? Зачем? Куда мы плывем, Эрик? – перебив брата, испуганно восклицаю я, вглядываясь в серые, словно холодная сталь, глаза. Сердце тревожно екает, по спине пробегает холодок страха. Эрик на секунду опускает голову, словно собираясь с мыслями. Пепельно-белые пряди падают на мужественное лицо, не давая мне рассмотреть охватившие брата чувства.

– Ты еще слишком мала и многого не понимаешь, но, когда мы попадем на место, я все тебе объясню, – он крепче сжимает мои пальцы, снова бросая на меня пронзительный взгляд. Губы сжимаются в тонкую линию, в глазах горит твердая решимость. Эрик никогда еще не смотрел на меня так… Будто я одна из тех, кем он привык командовать.

– Объясни сейчас, – настойчиво требуя я, высвобождая свои руки и обхватывая ладонями его неприступное суровое лицо.

– Позже, – он отрицательно качает головой и резко поднимается на ноги, требовательно глядя на меня сверху вниз. – Слушай меня внимательно, Ари, – не просит – приказывает. Я непроизвольно обхватываю себя руками, пытаясь унять нервную дрожь. – Мне нужно вернуться к команде, а ты закроешь за мной дверь и подопрешь чем-то тяжелым. Ты должна оставаться здесь, что бы ни случилось.

– Но как же… я думала… – растерянно бормочу и осекаюсь, чуть не порезавшись об острый пронизывающий взгляд брата. Внутренности сжимаются от необъяснимого страха. – Ты ведь вернешься? – мой голос срывается, в глазах закипают слезы.

– Да, конечно, – он отвечает слишком быстро, словно пытаясь меня успокоить. – Просто не выходи, пока я не дам тебе знак, и забаррикадируй дверь, – дрогнувшей рукой Эрик касается моих волос, губы трогает знакомая самоуверенная ухмылка. – Клянусь, я покажу тебе настоящий мир. Он существует, Ари… не только на островах. Верь мне, сестренка. Только мне. Слышишь?

– Да, – всхлипнув, я вскакиваю следом за ним и вцепившись в грубую ткань защитного костюма, порывисто прижимаюсь щекой к его груди.

– Поклянись, – требует он, целуя меня в макушку.

– Клянусь, Эрик.

Пробуждение дается тяжело. Остатки странного сна кружат в сознании, создавая разрозненную путаницу. Почему Эрик приснился мне именно сейчас? И что, черт возьми, означает это на удивление реалистичное послание из глубин моего мозга? Стертое подсознанием воспоминание или очередной обман разума?

Пытаюсь пошевелиться, но конечности онемели так, что от каждого движения мышцы пронзают колющие спазмы. Тело словно чужое, налитое свинцом. Голова неподъемная, будто обмотана тугими бинтами, мысли расплываются как туман. Издав сдавленный стон, я медленно оглядываюсь по сторонам, и вместо серой спартанской обстановки барака, вижу стерильную, холодную комнату. Белые стены, еще одна аккуратно застеленная кровать у окна с плотной шторой, ровный свет встроенных в потолки ламп, металлические панели, максимально практичная хромированная мебель с идеально-чистыми поверхностями, отражающими блики искусственного освещения, и запах… специфический с выраженными нотками дезинфицирующих средств и чего-то еще… неопознанного и инстинктивно вызывающего отторжение. Кровь, ржавчина? Не могу определить, но само помещение вызывает у меня стойкую ассоциацию с операционной, хотя внутреннее убранство указывает на то, что комната, скорее всего, предназначена для обычного использования.

Это не Полигон. Всё выглядит слишком стерильным, слишком неживым и необитаемым.

Где я?

Отталкивающий запах проникает в ноздри и неприятным металлическим привкусом оседает на языке. С трудом выпрямляюсь на кровати и снова осматриваюсь по сторонам. Моё сердце начинает колотиться быстрее, когда в самом темном углу комнаты я различаю знакомую фигуру.

Харпер. Он сидит в тени за металлическим столом, расслабленно откинувшись на спинку стула. Массивная мужская фигура удивительным образом сливается со сгустившимся полумраком, накрывшим его словно плащом. Пульс моментально подскакивает, голова гудит от вопросов, на которые нет ответов. Последнее, что я помню – это жесткий приказ генерала: «Огонь». Потом – оглушающий грохот пуль, тяжесть свалившегося на меня Харпера и пронизывающая боль в шее.

Но я жива. Как?

Пытаюсь сфокусироваться, чтобы хоть как-то восстановить контроль над собой. Рука рефлекторно тянется к месту, куда угодила пуля. Морально готовлюсь к боли, но мои пальцы нащупывают всего лишь тонкую полоску пластыря. Прикосновение вызывает небольшой дискомфорт… и на этом всё. Конечно, можно списать отсутствие болевых симптомов на сильные препараты, но под пластырем не чувствуется ни швов, ни опухоли… Словно мне заклеили обычную царапину, а не пулевое ранение. Будто выпущенные солдатами генерала автоматные очереди пролетели мимо… Но я точно помню, что пронзающий укол в шею был реальным. Или страх посеял путаницу в ощущениях? Может, пуля прошла мимо, по касательной, слегка задев кожу? Нет… маловероятно. Невозможно.

Глаза медленно привыкают к непривычно яркому свету, бьющему по чувствительным радужкам. Харпер бесстрастно наблюдает за мной, не торопясь что-либо объяснять. Все воспоминания об ужасной ночи вспыхивают разом. Лес, шершень, медбокс… расстрел по приказу Одинцова. Мысли взрываются так же быстро, как влетали пули в тела всех, кто стоял перед шеренгой вооружённых бойцов генерала. Мне не привиделось, и там были не только инициары. Лейтенант Эванс и солдаты из их боевой группы тоже находились рядом с нами, когда началась стрельба… и они не ответили, не сделали ничего, чтобы отразить огонь.

Жива ли моя команда?

Где все?

Почему здесь только я и Харпер?

– Выспалась? – его голос звучит ровно, без признаков удивления.

Он выглядит как обычно – собранный, хладнокровный, ни одной эмоции на лице. На нем нет привычной военной формы. Он в простой черной рубашке, заправленной в такие же темные брюки. Ни знаков отличия, ни ранга. Харпер выглядит… странно. Еще более странно, чем в медбоксе, где облегающий термокостюм подробно познакомил меня с анатомическими особенностями его мощного тела.

– Где мы? – выдавливаю я, с трудом узнав собственный голос. В горле адски сухо и страшно хочется пить.

Словно угадав мои мысли, Харпер берет со стола стакан воды и тяжелой походкой направляется ко мне. Я мгновенно подбираюсь, стараясь держать осанку, но это чертовски сложно. Желудок сжимается от голода, словно я не ела несколько суток. Голова кружится, а тремор от пальцев рук распространяется волной нервной дрожи по всему телу.

– Держи, – грубовато произносит он, протягивая стакан. Я хватаюсь за него обеими руками и жадно осушаю половину. Вода прохладная и кристально-чистая. Клянусь, я никогда не пила ничего вкуснее.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарив, возвращаю стакан и обессиленно откидываюсь на подушки. Божественно мягкие подушки! С ума сойти… может, я все-таки умерла? – Где мы? – повторяю вопрос, стоически выдерживая зрительный напор майора. Странно, но его присутствие немного успокаивает, сбивая уровень паники до средних значений.

– На базе «Аргус», – произносит он, сканируя меня своими ярко-зелеными гипнотическими глазами. Насыщенный малахитовый оттенок его радужек тоже вызывает немало вопросов. Это довольно редкий цвет даже для высшей касты обитателей Улья, состоящей из неоспоримой элиты человеческой расы.

– Где остальные?

– Здесь, – коротко и без какой-либо конкретики отвечает он.

– Все? – тихо уточняю я. Харпер бесстрастно кивает, не собираясь упрощать мне задачу. – Они живы?

– Да. Ты скоро их увидишь, но сначала мы должны кое-что прояснить.

Облегченно выдыхаю, проводя ледяными трясущимися пальцами по лицу. Я не против «прояснить» и не «кое-что», а все, что Харпер позволит мне выпытать из него. Но, боюсь, что разговор у нас будет очень несодержательным.

– Твои люди тоже живы? – захожу издалека.

– Да, – снова звучит однозначный скупой ответ.

– И Эванс?

Харпер насмешливо вздергивает бровь, на секунду сняв бронебойную маску полнейшего пофигизма.

– Переживаешь за лейтенанта? С чего бы, Дерби. Не думал, что вы успели подружиться.

– Не успели, – признаю я. – Но это не значит, что мне безразлична его судьба. Не ты ли вещал с трибуны про командный дух?

– Снова дерзишь? – ухмыляется майор. – Сбавь тон и поумерь гонор, иначе долго не проживешь. Помнится, ты в своей пламенной речи ратовала за равенство всех жителей островов в борьбе с общей угрозой, а что на деле?

– На деле меня чуть не угробили при первом же испытании, а когда не вышло, попытались добить на тренировках. Но я справилась, и тогда мне устроили очередную проверку, отправив на ночное патрулирование без особой подготовки и с минимальным инструктажем. После – меня и мою команду чуть не сожрал живьем шершень. Кстати, откуда он взялся на острове?

– Специально притащили, чтобы сожрать наследницу президента. Сама подумай, зачем нам нужны шпионы Корпорации? – невозмутимо заявляет Харпер.

Опешив от серьезности его тона, я на мгновение теряюсь и не сразу распознаю сарказм и издевку.

– Ты… шутишь, – заикаюсь я.

– Иронизирую, – он небрежно пожимает плечами, ловко уклонившись от расспросов о шершне. – На самом деле генерал приказал мне присматривать за тобой.

– Зачем это ему? – недоверчиво уточняю я.

– Личная просьба главы Верховного Совета.

– Тебе это не понравилось…

– Ты на удивление проницательна, Дерби, – хмыкает Харпер, продолжая сверлить меня изучающим взглядом.

– Что произошло возле госпиталя? Если у генерала был приказ моего отца, то почему по нам открыли стрельбу? – сбивчиво говорю я. – И как мы выжили? Я видела, как ты упал… и остальные. В нас выпустили сотни пуль…

Моя голова снова начинает пульсировать от волны нахлынувших вопросов, но Харпер, не дав мне времени разобраться, резко меняет тему:

– Вашей группы не должно было быть в лесу. Вы сошли с маршрута, и все, что случилось потом – целиком и полностью твоя вина, – стальным тоном чеканит он. – Это ты повела людей в неправильном направлении. Тебе дали время, чтобы ознакомиться и запомнить карту, но ты умудрилась запутаться в трех секторах, подвергнув свою команду и мой отряд смертельной угрозе.

Я потрясённо замираю, пытаясь осмыслить услышанное. Что за бредовые обвинения? Если он даст мне лист бумаги и ручку, я начерчу ему чертову карту в ее первозданном виде и, уверена, в моей схеме не будет ни единой ошибки.

– Я не могла сбиться, – возмущенно трясу головой. – И могу это доказать.

– Ты ничего не докажешь, Дерби. Твои действия говорят сами за себя, – отрезает Харпер. – Точнее, их результат. Куда делся ваш передатчик?

– Какой от него был бы прок, когда вырубились все системы? Или это тоже я подстроила?

– Твоя группа не должна была оказаться в закрытой для патрулирования зоне, – ледяным тоном повторяет майор, заставив меня внутренне съежиться. Сомнения… вот чего он добивается, сваливая всю вину за случившееся на плохо подготовленного новобранца.

– Как и шершень! Не так ли? – выпаливаю я.

– Мне пришлось ликвидировать ценный образец, – стиснув челюсть, яростно бросает Харпер. – Из-за твоей оплошности, Дерби.

Пересилив слабость, я медленно поднимаюсь на ноги, чтобы хоть немного сравнять наши позиции. Черт, он все равно выше меня на полторы головы, и на его внушительном фоне я чувствую себя мелкой букашкой.

– Ценный образец? – задрав голову, шиплю ему в лицо, ощущая дикий дискомфорт. Он слишком близко, и его подавляющая энергия бьет по мне, словно электрошоком. – Этот урод убил кучу вооруженных до зубов бойцов. Опытных бойцов под твоим командованием!

– Именно в этом и состояла его ценность, – невозмутимо парирует Харпер. Потеряв дар речи, я позволяю ему усадить меня обратно на кровать. Взяв стул, майор ставит его напротив и неспешно опускается на сиденье. – Он нужен был мне живым, Дерби, но я не мог устроить полноценную охоту без риска для твоей жизни. Понимаешь, к чему я веду?

– Не понимаю… И не вижу логики. Какой смысл спасать меня, чтобы потом расстрелять вместе со всеми? Исходя из всего услышанного, тебя и твоих бойцов тоже не должно было быть в лесу.

– Ты жива? – металлическим тоном спрашивает Харпер. Он не двигается, лицо майора остается таким же бесстрастным, но что-то в его тоне заставляет меня напрячься еще сильнее.

– Что? – переспрашиваю дрожащим голосом.

– Ты жива, Дерби? – повторяет майор, четко проговаривая каждое слово.

Я молчу, пытаясь защититься от нарастающего в голове шума. Мысли хаотично мечутся, как разрозненные части головоломки, отказывающиеся складываться в единую картину. Стрельба. Шершень. Генерал. Мой отец. Харпер… Мы все оказались в центре чего-то более сложного, чем просто проваленное задание.

– Я… жива, – медленно киваю.

– Вот именно, – удовлетворённо отзывается майор. – Жива, несмотря на совершенную ошибку. Полигон не прощает подобных промахов, но генерал решил дать нам еще один шанс. Военные открыли огонь для устрашения, но ни один патрон не попал в цель, в отличие от пуль со снотворным. Но не сомневайся, Дерби, в следующий раз пощады не будет. Ни для кого.

Я пытаюсь переварить его слова. Все эти пули, этот грохот, разрывающий ночь, страх, что тебя убивают – и это всё было частью плана? Адреналин, который сковал меня тогда, снова бьёт в виски, хотя внутри уже зарождается сомнение. Зачем было устраивать этот фарс?

– Теперь начинаешь понимать? У тебя есть возможность всё исправить.

– Исправить? – с трудом сдерживаю смех, который больше похож на нервный срыв. – Как можно что-то исправить, если я даже не знаю, что на самом деле происходит?

Харпер хмурится, его терпение, похоже, подходит к концу. Он отодвигается на стуле, делает паузу, прежде чем заговорить снова:

– Ты должна уяснить одно: мы доставлены сюда, чтобы выполнить определенную миссию, иначе ни тебе, ни мне, ни остальным не будет пути назад.

– Миссию? – изумленно распахнув глаза, смотрю в его сосредоточенное лицо, на котором невозможно прочитать ни одной эмоции. Что, черт возьми, он имеет в виду? – Какую миссию, Харпер?

– Подумай, Дерби, – вскинув бровь, он устремляет на меня выжидающий взгляд, от которого все внутренности покрываются корочкой льда. – Докажи, что достойна стать частью моей команды.

– Я не понимаю… – беспомощно качаю головой, готовая сдаться здесь и сейчас.

– Ты так и не спросила, где находится база «Аргус», – снисходительно ухмыльнувшись, подсказывает майор, продолжая наблюдать за мой реакцией.

– Где? – хриплю я, чувствуя как от волнения перехватывает горло, а голос звучит почти чужим.

– На западном побережье Сахалина, – невозмутимо отвечает Харпер.

– Сахалин? – эхом повторяю я, потирая пульсирующие виски. – Но это же…

– В полутора тысячах километров от Полигона и всего в ста пятидесяти от ближайшего материка.

Его слова повергают меня в леденящий ужас. Тысячи километров от того места, которое я считала последним оплотом безопасности. Голова кружится, перед глазами простилается мутная дымка, и на мгновение мне кажется, что я падаю в бездонную пропасть. Все происходящее кажется сюрреалистичным бредом – кто в здравом уме станет воображать подобное?

Вряд ли Харпер лжет, какой ему резон сочинять шарады? Чтобы меня запугать? Боже, да ему достаточно просто на меня посмотреть таким же прожигающим льдистым взглядом, как сейчас.

Значит, правда… Черт, я понятия не имела, что военные базы существуют где-то за пределами защищённых островов. И даже не могла представить, что правительство использует места в непосредственной близости к территориям, захваченным мутантами. Это же практически за линией фронта! Ощущение уязвимости становится осязаемым, как глухой туман, сковывающий каждую клетку моего тела.

Мир начинает медленно расплываться, разбиваясь на миллиарды черно-белых пикселей. Это не база. Это ловушка. Мы здесь по милости тех, кто контролирует этот ад. Один неверный шаг – и нас просто сметёт. Моя грудь сжимается, дыхание становится прерывистым, а в животе поднимается тяжесть. Мне нечем дышать, словно воздух вдруг превратился в ядовитый газ.

Харпер замечает, как я бледнею, и слегка склоняет голову набок, будто проверяет, насколько далеко меня можно толкнуть за грань.

– Ты начинаешь понимать, Дерби? – его голос звучит приглушённо, как будто мы обсуждаем самую обыденную ситуацию. Он даже не потрудился смягчить тон и проявить хоть каплю участия. Каменная бессердечная глыба. Даже в Дрейка заложен гораздо больший спектр человеческих эмоций, чем в эту военную махину. Универсальный солдат, мать его. Если она вообще у него когда-нибудь была. Мать – я имею в виду.

– Генерал хочет, чтобы мы отправились на охоту за шершнями? – говорю первое, что приходит в голову. И, к своему ужасу, попадаю в точку…

– Хочет? – в голосе Харпера звучит сталь. – Ты все еще не поняла, куда попала, Дерби? Это приказ. И пока мы его не выполним, будем дислоцироваться на базе «Аргус».

Глава 18

Зал тактического планирования, известный на базе как «Сектор Альфа», погружён в глухую, почти осязаемую тишину. Это небольшое, но стратегически важное помещение на втором уровне командного центра. Стены здесь светло-серые, слегка обшарпанные, что добавляет помещению суровой утилитарности. На панелях с техническими интерфейсами мигают зелёные и красные огни, напоминая о непрерывной работе систем. Основной экран, занимающий почти половину одной из стен, отображает карту базы, сигналы датчиков, кадры с камер наблюдения и потоки данных, поступающие в реальном времени. На экранах постоянно мелькают цифры и графики – данные о жизненных показателях персонала, работоспособности оборудования и состоянии внешней обстановки.

Центральный стол, вокруг которого расселись участники экстренного собрания, представляет собой огромный круглый тактический дисплей, проецирующий в воздухе трёхмерные модели секций базы, лесных зон и критически важных объектов. Всё в данном месте напоминает о десятках кризисных ситуаций, которые обсуждались в этих стенах. И сейчас начинается новая.

Харпер неподвижно застыл у окна, глядя через бронированное стекло на темный бурлящий океан, словно отражающий его внутреннее состояние. Луна едва пробивается сквозь густые тучи, окрашивая остервенело бьющиеся о скалистый берег волны в серебристо-стальные оттенки и заполняя горизонт холодным светом. Пальцы Кайлера барабанят по стеклу в такт непроизнесённым мыслям. Как ни странно, но неукротимое буйство стихии за окном помогает ему сосредоточиться, отвлечься на несколько мгновений от давящего груза. Лёгкий, почти неразличимый шум волн в динамиках создаёт иллюзию покоя, но внутреннее напряжение нарастает. Природа никогда не бывает спокойной, как и участники этой миссии.

Но именно здесь все они максимально защищены от внешних угроз. Главный пункт управления базы укреплен не хуже командного центра на Полигоне. Он представляет собой тщательно спроектированный подземный комплекс, встроенный непосредственно в массив горного ландшафта. Отверстые склоны, холмы и скалы здесь служат не только природной защитой, но и камуфляжем, скрывающим стратегически важные объекты от посторонних глаз. Основная часть здания глубоко утоплена в гору, что делает его почти невидимым снаружи и защищённым от большинства видов атак.

Внешне комплекс выглядит как незначительное укрепление: несколько массивных металлических дверей; на первый взгляд кажущимися промышленными или техническими сооружениями. От видимой части командного пункта к остальной базе ведут хорошо защищённые туннели. Камуфляжная зона включает укреплённые входы, ведущие вглубь горы. Внутри же – настоящий центр координации и управления всеми операциями базы, защищённый несколькими слоями бронированных стен, антиударных дверей и новейшими системами безопасности.