Драконий хабар

Другая часть слишком занята рутинными делами да заботами, чтобы выделять умственные резервы на рассуждения о такой глупости. Что тоже вполне естественно. Они магию не трогали, не видели, и даже поистине волшебные ароматы из пекарни госпожи Бублик в их сознании не волшебные, а просто… просто ароматы. Но, к чести этих скучных индивидов, надо сказать, что в глубине души они были бы рады, если бы магия существовала, потому что даже им мыть окна, посуду и пол иногда надоедает и хотелось бы, чтобы все становилось чистым каким-нибудь волшебным образом (вообще, это решаемо с помощью вполне конкретной магии под названием «деньги», но вы им, пожалуйста, не говорите).

Третья часть населения – самая немногочисленная – с пеной у рта доказывает всем, что именно они есть истинные маги и чародеи, что учились у лучших и познали волшебство до самого основания, заложенного Милостивой Алираной Светоносной. А потом начинает нести что-то про квантовые флуктуации, ядерную электродинамику, передачу информации по воздуху со скоростью света, экспоненциальный рост казны и маринад на основе ядовитого плюща.

Самое оригинальное, что всем этим они, по их же собственным утверждениям, управляют силой мысли. Как правило, после того, как подобное прозвучит вслух, ученые и алхимики – четвертая часть – выбрасывают закуски и прохладительные напитки, идут к себе домой и возвращаются с полным сумками склянок с зажигательной смесью.

Именно так провалились с третьей по седьмую попытки основать в Несеренити Гильдию чародейства и волшебства. Последний случай вызывал неподдельную улыбку на лицах гвардейцев: уцелевшие волшебники требовали упечь предводителя алхимиков, гвардейского ученого Иколу Жезла, в камеру. Капитан Игон Эрн, ни на миг не скривив душой, ответил: «Не понимаю, что вы хотите, чтобы я сделал. Он и так уже в камере. Видите, как мы работаем? Мы его упекли за решетку еще полтора года назад!».

На этом возмущенные, не найдя, что возразить, ретировались из города, а капитан провел с господином Жезла воспитательную беседу.

На всякий случай.

Мало кто знает, но приложить свои руки к скорейшему завершению второй попытки открыть магический приют для умственно неполноценных ученый тоже собирался, но просто-напросто не успел: красный прямоходящий дракон Пламенный Обалдуй Леха случайно чихнул прямо на так называемых волшебников. И, глядя на суматошно бегающие и катающиеся по земле факелы, долго извинялся, заливаясь хохотом. А потом с тем же хохотом жаловался, что никак не может взять в толк, почему это волшебники не смогли совладать с самым обычным огнем. Это же так просто, ведь он, дракон, он-то может.

Ну а самая первая попытка была так давно, что даже госпожа Бублик о ней едва ли вспомнит, а это говорит о том, что волны слухов о ее провале хватило на достаточно долгое время. Вот только за прошедшие с тех пор лета и зимы самозванцев от магии, к скорби Алираны, в мире вообще не поубавилось.

– Ну не знаю, – многозначительно окинул взглядом просторное помещение гость Несеренити, высоколобый человек в пространнонарядном халате. – Убийств не совершалось, гоблины янтарь не добывали, призраки не живут… прямо не знаю, честное слово.

– Господин Йоктас…

– Джоктес! Это что, так сложно запомнить?!

Чародей был недостаточно стар, чтобы назвать его стариком, и недостаточно молод – его выдавали седины на висках. Средний возраст должен был его немного расслабить и успокоить, но тщетно, что было явственно видно по некой доле максимализма в поведении. Однако в его непростом образе жизни иначе было никак.

– Мои искренние извинения, – поклонился собеседник. – Джоктес Йоктас, э-э, Ваше благородие… Вы же благородие, да? Не какой-то там ряженый самозванец, а из тех, что при деньгах, верно?

Рука Джоктеса застыла в неопределенном жесте.

– Хуже, – бросил он собеседнику в лицо. – Я волшебник. Слышал, у вас их тут, так сказать, недолюбливают. Если необходимо доплатить за молчание о данном факте, то лучше скажите сразу. Не выношу разбирать сметы постфактум.

– О, нет, я не осуждаю. Считаю, что выбор ремесла – личное дело каждого человека или гнома, или кого другой расы. Кто я такой, чтобы читать кому-то нотации?

– Отрадно, – безучастно кивнул Джоктес.

– Гм. Так вот, Джоктес Йоктас… – снова заговорил собеседник волшебника, но, наткнувшись на его гневный взгляд, быстро поправился: – Ваше благородие, Несеренити – город большой, но, как Вы уже в курсе, отдельно для волшебников дома не строят и сдают крайне неохотно. Мы ограничены…

– Эй! Мне казалось, в вашей организации самые лучшие специалисты по недвижимости! Реклама кричит буквально с каждой второй стены города, не говоря уж о том, что происходит за его пределами! – чародей выудил из одного из многочисленных карманов халата бумагу и раздраженно указал пальцем в текст. – Вот! «Недвижимость гнома Строимдома. Строительство, аренда и продажа комнат и домов в Несеренити, гостям города – скидка на проживание на первые три месяца при внесении полной оплаты!» Все так?!

– Да, но…

– Я полагал, что вы – профессионалы своего дела! И заплатил за эту встречу вперед! А теперь выясняется, что, – он принялся загибать пальцы, – этого нет, этого нет, а то и подавно не завозили! И это волшебников после такого еще обманщиками и шарлатанами называют, и…

Джоктес не договорил. Дверь помещения открылась, впустив хладный дух ветра и первые капли дождя, и в дом вошел довольно упитанный и со вкусом одетый гном.

– Прошу простить великодушно! – начал бородач, снимая на ходу широкополую шляпу, вполне способную заменить зонт. – Меня не уведомили о том, что Вы уже здесь, господин Йоктас. Мои извинения, подчиненные непременно будут наказаны!

– Простите? – не понял волшебник. – Вы еще кто?

– О, где мои манеры! Я – Кран Строимдом, – гном протянул Джоктесу ладонь. – Руковожу балаганом, который не удосужился поставить меня в известность о Вашем сюда прибытии. Но опустим это. В любом случае, я готов ответить на любые вопросы об этом чудесном доме!

– В том больше нет нужды, – ответил гость города, плохо скрывая нервозность и указывая в сторону. – Вот этот молодец, Ваш сотрудничек, мне уже все объяснил.

Стоимдом озадаченно огляделся по сторонам и даже пару раз обернулся вокруг себя. Никого, кроме него самого и клиента, в помещении не было.

– К-какой п-подчиненный? – переспросил владелец, суть дрогнув. – Н-назовите имя мерзавца!

Возникла довольно гнетущая пауза. Джоктес переводил взгляд со своего собеседника на гнома и обратно, пока до него не дошло, что Стоимдом явно кое-чего не видит.

– Мне все-все нравится, – волшебник улыбнулся и пожал гному руку. – Плачу аренду за год вперед.

– Ага. И перестань, пожалуйста, разговаривать с воображаемыми друзьями, – съязвил собеседник. – Мне от этого не по себе, – и, пока гном расплывался в широкой улыбке, исчез.

***

Между тем гроза нависла не только над Несеренити, но и над капитаном Эрном: Алтея устроила скандал. Точнее сказать, она устроила бурю, или что-то столь же большое и явно штормовое. Совсем не похоже на тот легкий дождик, что в эту минуту поливал город.

– Я для кого вообще старалась?! – кричала она, срываясь на фальцет.

Стол, конечно, не ломился от яств, но Игон Эрн склонялся к тому, что это только в силу прочности и качественного исполнения рукой мастера. На нем громоздились кастрюля с вареной картошкой, сковорода с котлетами и жареными помидорами, тарелка свежих овощей такого огромного размера, что ей впору самой быть столом, небольшая (правда, небольшая) миска с салатом из свежей капусты, и…

– Тебе надо нормально есть, у этого города всего один капитан гвардии!

– Солнце ясное, такими темпами капитан скоро превратится в круглую булку и застрянет в дверях! – парировал капитан, припомнив шутки господина Обруча. – Ну куда ты столько-то? Нас же двое, и мы не медведи! И потом, ну, положи ты поменьше? И тебе будет приятно, если я попрошу добавки, и я не лопну! Я буду салат, и все на этом. Умоляю.

Время взяло краткосрочный отпуск. Этого хватило, чтобы Эрн успел мельком подумать о том, какое именно слово он сказал неправильно. Один голос внутри его головы ратовал, что слову «поменьше» тут не было места, другой был за слово «умоляю», а третий, ехидно хихикая, что-то шептал про «добавку».

Когда ставки были сделаны, громом грянул всеобщий выигрыш. Оказалось, госпоже Дурман не понравилась вся речь капитана целиком. И, мягко говоря, мягко говорить в таких ситуациях Алтея почти не могла. Поэтому стандартный набор заезженных упреков, который любая барышня всегда держит наготове, быстро иссяк, и девушка принялась хватать ртом воздух.

– А еще! А еще! А еще…

– Ну-у? – с усталой, но тактичной заинтересованностью протянул ее возлюбленный, подталкивая к ответу.

– А еще мне передали, что вчера вместо обеда ты ходил на встречу с какой-то девицей!

Эрн вздохнул:

– Эту девицу зовут Ее Светлость принцесса Диана, но ты же не удосужилась уточнить?

Госпожа Дурман, не в силах продолжать склоку, упала на стул и разрыдалась, приговаривая «Ты совсем меня не ценишь» и «Ты вообще меня не любишь» в последовательности один-два-один. На третьем повторе она швырнула кухонное полотенце на стол, убежала в спальню и захлопнула за собой дверь.

– М-да, – буркнул капитан, борясь с феноменально восхитительным запахом котлет и принимаясь за салат. – Ситуация.

Он знал, что пройдет минут двадцать и Алтея снова станет тихой и спокойной. Капитан привык. Точнее, он привык к подобного рода скандалам с тех времен, когда, еще в звании младшего офицера, ему доводилось работать с жалобами, которые пестрой россыпью несут в гвардию столь же разношерстные граждане. Со временем и карьерным ростом число жалоб, что поступало ему лично, изрядно уменьшилось, а вот их размах и качество возросли обратно пропорционально. И, хотя Эрн не без усилий мог правильно написать «пропорционально», он привык и к ним. И прекрасно понимал, что шквал возмущения все равно сходит на нет.

Настроение госпожи Дурман, выписывающее пируэты подобно степному ястребу, то пикирующему, чтобы вонзить когти в добычу, то взмывающему в небеса, было почти единственным ее недостатком. И единственным, над чем Игон Эрн был формально властен, а по факту – ничего подобного.

Причем у самого капитана никаких претензий к девушке не было, он впервые за очень долгое время ощутил, что рядом с ней чувствует себя действительно счастливым. Ну, по крайней мере, пока она не превращалась в грозовое облако королевских масштабов и не сверкала молниями.

Капитан жевал салат, раздумывая о своем луковом счастье, как вдруг снаружи постучали. Эрн встал, подошел к двери и прислушался. Непрошеный гость постучал снова. Капитан приоткрыл дверь, но за нею никого не было, кроме дождя, который будто усилился. Эрн закрыл дверь, оглядел прихожую в поисках накидки и возвратился было к столу, как стук раздался вновь.

Капитан хмыкнул, вернулся и распахнул дверь. Все еще никого.

«Кто это, интересно, так шутит?»

– Я здесь. Внизу, – раздался голос, отвечающий на его не произнесенный вслух вопрос.

Эрн опустил глаза, и все внутри него мгновенно вскипело. Очередной неприятный момент глядел на него и был отвратительно счастлив встрече. Даже дождь сейчас был не в силах охладить немую ярость командира гвардии.

– Распутин, что ты здесь делаешь в такую погоду? Иди домой! – капитан захлопнул дверь перед лицом чернокожего домовенка, запер ее на засов и намеревался было вернуться к салату, но ощутил, что аппетит пропал.

Распутин, самый черный, самый вредный, самый несносный и самый феноменальный домовой во всем мире, снова постучался. Эрн застонал и снова открыл.

– Надо поговорить, – сказал домовенок, улыбаясь всеми своими белоснежными зубами и глядя на капитана снизу вверх. – Пресвятая мамаша гоблинов, это котлеты?! Распутин хочет срочно есть котлеты!

– А ну цыц! – прошипел капитан, схватил накидку и вышел из дома. – Чего тебе?

– Неприятности, господин капитан. Неприятности скоро будут, – как ни в чем не бывало продолжал улыбаться недорослик.

Эрн быстро выругался про себя, потому как он мог и не уточнять, зачем Распутин явился к нему на порог. У домовенка был ошеломляющий нюх на неприятности всех сортов и расцветок. Только работал этот нюх весьма странным образом, больше походившим на гадание на остатках кофейной гущи, которые были сначала выброшены на помойку, там подобраны стаей бездомных домовят, перемолоты в пюре и скормлены хищным единорогам просто потому что это весело, а потом… ну, в общем, вы, надеюсь поняли. Говоря иначе, это происходило вопреки законам логики, мира и здравого смысла. Капитан даже не пытался понять, как это работало, но оно работало. Неприятности мелкозубый пакостник предсказывал редко, но каждый раз – в десятку. И даже так от этого предсказания пользы было крайне мало, потому что, и капитан был в этом убежден, раздачу подробностей Распутину явно отключили за неуплату. Неуплату чего и кому – еще только предстояло выяснить.

– Это я, гм, понимаю, – Игон Эрн поморщился. – И где именно будут эти неприятности, ты, ясен барабан, не знаешь?

– Распутин не знает, – продолжал улыбаться домовенок.

– А чего ж ты лыбишься тогда?

– Распутин доволен. Распутин предупредил! Вам надо идти и искать неприятности.

– Зачем мне их искать? – спросил Эрн и тут же зажмурился и ощерился, пожалев об этом.

– Как это «зачем»? Они же скоро будут! А вы найдете их раньше и устроите им теплый прием!

«Ну конечно, – подумал про себя капитан. – Разумеется! У меня же вроде как нет неприятностей, мне нужно найти побольше!»

Но пока он собирался с мыслями, чтобы сказать пару крепких слов, предвестника бури и след простыл.

– Час от часу не легче, – пробурчал Эрн, набросил на голову накидку, закрыл дверь и зашагал прочь, очевидно, на поиски неприятностей.

Спустя пару минут дверь маленького домика снова распахнулась:

– Я не договорила! – выкрикнула госпожа Дурман опустевшей улице, а затем смущенно, осознав, что ссору продолжать не с кем, задала вопрос той же самой заливаемой дождем улице: – А… а как же чай с плюшками?..

***

Дождь сделал свое дело – остудил дневной пыл города, окутал его легким туманом и прочистил дорогу подступающей ночи – и закончился. В укрывших промокший город сумерках двигалась, толкая перед собой груженую тележку, троица прохиндеев, состоящая из человека, гнома и эльфа.

– Что тут сказать, – сдержанно похвалил эльфа Бром, – молодцом. Куда так много – не знаю, но молодцом.

– Ха! – Хром добродушно хлопнул Кинко по пояснице, поскольку достать до плеча не смог. – А еще говорят, что эльфы бесполезны! Предвкушаю большой куш! Прямо как тогда, когда вот этот хмырь Бром планировал украсть ожерелье принцессы, заменив его искусно сработанной подделкой!

– Пвавда? – удивился остроухий. – И у вас повучивось?

Хром отвернул глаза.

– Нет. Кто-то нас сдал и подложил на место ожерелья стекляшки, на которые мы и заменили дорогую подделку. А потом едва ушли от гвардии.

– «Кто-то нас сдал»?! – взревел Бром и бросил телегу. – Кто-то?! Этот кто-то напился и всем растрепал наш план! Стоял прямо посреди трактира «Суп и закуска», что напротив штаба гвардии, и орал во всю глотку «украдем и заживем»!

– Но я же уже извинился, – стушевался гном.

– Твои извинения мне как тогда было некуда пристроить, так и сейчас!

– Гвавдейцы. Ненавижу гвавдейцев, – сказал Кинко.

– Какой ты чувствительный эльф, Кинко!

– Полно вам, господа, – вздохнул Хром. – Пять минут на перекур, и толкаем дальше. До дома еще далеко.

– Пресвятые вампиры-чревоугодники, держите меня семеро! – раздался за их спинами залихватский голос. – Что это у вас, паря, в тележке?

Троица остолбенела. Бром медленно обернулся, воззрился на обладателя голоса, разглядел нечеткий образ в тусклом свете фонарей, и его разум померк.

– Разные… В-вещи… – с трудом выдавил он.

Послышался звук, будто принюхивается обладатель очень большого носа.

– Не-не-не! Это каштаны у вас в тележке! – обрадовался голос. – На кой вам столько каштанов в тележке?

– Это… – Бром судорожно пытался собраться заново хотя бы в своей голове. – Д-для защиты…

– Защиты от кого? – внезапно голос, скрытый во тьме, оказался совсем рядом с телегой и, судя по звукам, перебирал орешки рукой. – От коров, что ли? Вы не боитесь вызвать массовый падеж скота, когда разложите это вдоль участка?

Человек и гном, точно пришибленные, закачались и медленно потянулись к своим поясам, а эльф шарил рукой в телеге в тщетных попытках нащупать черенок лопаты.

– А я обожаю каштаны! – снова отозвался голос. – Продайте пару кило! Ты главный? Да, вот ты, – он указал на Брома. – Назови цену, и мы с тобой договоримся, паря.

Конечно, Бром все продумал. У него, Хрома и Кинко все бы получилось. Они бы расквитались с долгами и начали жизнь заново, с чистого листа. Существует крошечная вероятность, что даже гвардия ни о чем бы не узнала. Бром скрупулезно, учитывая все подряд, разработал план и постепенно, по пунктам его осуществлял, не отходя ни от одной буквы. Но случилось то, чего неудачливый грамотей преступного мира ну никак не ожидал: объект слежки сам их выследил, когда они тащили приманку к тому месту, где планировали этот самый объект взять в плен.

В воздухе запахло отчаянием. Или чем-то явно на него похожим. В сложившихся обстоятельствах им пришлось быстро забыть план и начать импровизировать.

Первым в дело вступил Кинко – он что было сил огрел обладателя голоса лопатой по голове.

***

Между тем Эрн вошел в свой кабинет, упал в кресло, положил руки на стол и опустил на них голову. Мысли путались, не желая собираться во что-то стройное: у капитана жутко разболелась голова. В этом, по большей части, была виновата осень. Игон Эрн не любил осень. До первого снега он чуть ли не постоянно чувствовал себя будто бы не в своей тарелке, глядя, как природа, пусть и необыкновенно, удивительно красиво, но, все же, увядает. Несмотря на стабильную работу городских служб разного рода, в Несеренити все равно хватало мест, которые после дождя превращались в грязевые ванны. Это не красило ни город, ни природу, ни жителей.

Голова ныла, будто внутри дрались пьяные эльфы, а все образовавшиеся за день переживания давили на виски так, что череп вскоре вполне сможет издать звучный хруст. Алтея, конечно, поутихнет, они простят друг друга, но, неровен час, все произошедшее повторится, и будет повторяться, пока она не поймет, что еду девать некуда, особенно зимой, когда медведица Буня завалится в спячку. Капитан мельком подумал о том, что было бы неплохо иметь… Нет, не погреб, а что-то поменьше, что-то вроде мертвецкого отделения в лазарете, где всегда холодно. Вампир Сербия, несущий службу рука об руку с лекарями Несеренити, говорил, что это называется «охладильник» или как-то похоже. Такой же охладильник, только маленький. Капитан подумал, что надо будет обрисовать ученым лбам задачу на досуге.

Его размышления резко прервались на слове «досуг».

Эрн глубоко и тяжело вздохнул от усталости. Редкий случай, когда хотелось отправить все дела к чертям и завалиться спать. Но нельзя, ни в коем случае, не в его положении. Еще масса дел. Но сил почти не осталось.

И еще домовенок Распутин, гадкий недорослик, вестник неприятностей, свалился как снег зимой, в самый неподходящий момент… Хотя, откровенно говоря, любой момент появления на горизонте радостно шагающего вам навстречу Распутина мгновенно перестает быть подходящим.

Для чего угодно.

– Господин капитан? – в кабинет вкрадчиво просунулся штаб-сержант Безликинс.

– Да, Яр, слушаю, – Эрн с силой потер ноющие виски. – Только кратко.

– Красный конверт. С контрольно-пропускного пункта на Северных вратах.

Краткий всплеск ужаса озарил лицо Эрна: вот они, неприятности, получите-распишитесь! Но через пару секунд, когда до головы в полной мере дошли слова о Северных вратах города, снова наступила эра спокойствия.

– Прочитай сам, пожалуйста.

– Но…

– Если в нем не лекарство от головной хвори – я займусь завтра. Сил моих нет, честное слово.

Безликинс оценил обстановку, быстро кивнул и вышел. И буквально сразу же снова оказался в кабинете командира с нескрываемой тревогой на лице.

– Господин штаб-сержант… – начал было капитан Эрн, но даже думать было больно.

– Мои извинения, но, боюсь, дело срочное, капитан.

– Яр, – сказал капитан, стараясь скрыть усталость и раздражение, – на Северных вратах дежурит старший офицер Литий. Он замечательный гвардеец, но часто и бессмысленно перестраховывается по всякой ерунде, которую, на самом деле, почти всегда может решить самостоятельно, и…

– Боюсь, – снова повторил Яр Безликинс, – это не тот случай.

Капитан шумно выпустил воздух из легких и вдруг с каким-то облегчением обнаружил на столе стакан с водой.

– Ладно, – он сдался и поднес стакан к губам, – что там?

– В город вернулся… Быстрорукий Ноули.

Эрн поперхнулся.

Глава 3

«Вначале, в великой пустоте космоса, не было ничего, даже разноцветных точек. А потом «ничего» превратилось в энергию. Росла энергия медленно, но, как только доросла, взорвалась с невероятно силой. Так прорвалась незримая завеса, и с другой стороны явилась Милостивая Алирана, что принесла свет, чтобы рассеять тьму вокруг…»

Так написано на первой странице предания «О сотворении Мира, Начал и всего остального сущего». А потом начинается полная ахинея.

Разнообразные теории мироздания широкой россыпью живут в древних текстах и манускриптах, но почти все они неполны, откровенно нелепы или, что хуже всего, страшно заумны и потому недоступны для понимания. Мир кишмя кишит охочими до споров верующими, готовыми удавить другого верующего за его другую точку зрения, но вера в то, чего никто не видел, не захватывает умы широких масс до слепого поклонения и полного одурения. Если человек, гном, дриада или какой-нибудь домовой не способен справиться со своими делами без веры в нечто незримое и в высшей степени аморфное, ему требуется или лекарь, или хорошая взбучка.

Потому все присказки вроде «Пресвятой Горнодобытчицы», «Милостивой Алираны» и тому подобные используются скорее для связки слов в речах.

Легенда об Алиране Светоносной имела все шансы остаться равной прочим, поскольку она, как иные, не дает прямых ответов на косвенные вопросы, но она меньше иных противоречит сама себе, меньше иных порождает кровопролитные споры в кругах означенных выше верующих, совершенно не требует самозабвенного поклонения и не обещает страшную казнь тем, кто сочиняет анекдоты. В общем-то, она попросту удобна по многим причинам, потому прижилась, как основа, и «Милостивая Алирана» слышна из уст довольно часто.

Но ведь все легенды стали легендами совсем не на ровном месте…

На балконе высокой башни, своей темницы и раздолья, сидела бывшая принцесса, а ныне первая леди науки Ангина. Она, облаченная в теплую и мягкую шаль, подаренную ей когда-то капитаном, глядела на огни города. Любовалась россыпью этих ярких светлячков, пробивающихся сквозь туман и дым. Картина согревала сердце, приковывала к себе невыразимым чувством уюта почти в любую погоду. Факелы гасли в одних местах и загорались в других. В городе, несмотря на затишье глубокого вечера, все еще бурлила жизнь. Разбрелась по тавернам и бурлила себе вволю.

Порыв ветра заставил девушку поежиться и плотнее укутаться в шаль.

Где-то на самом краю Вересковой улицы зажегся огонек.

– Интересно, – заметила Ангина. – А когда зажегся этот огонек?

И вдруг ее невероятно ученую голову посетил более корректный с точки зрения науки вопрос – с какой скоростью движется свет?

Одно можно сказать точно – огоньки, что в ту же секунду замерцали в ее глазах, мгновенно осветили весь ее могучий мозг мириадами мыслей. Ангина спустилась в свои покои в башне и принялась за расчеты. Восемьдесят четыре попытки спустя она временно расписалась в собственном бессилии – ничего не сходилось.

Ничего из того, что ей известно, не подходило для того, чтобы вычислить скорость света.

Ангина отложила исписанные листы бумаги в сторону, и ее взгляд упал на свечу. Огонь выплясывал завораживающий танец, а предметы вокруг отбрасывали вслед за ним колышущиеся тени. Девушка немо уставилась на эту картину. Потом медленно подула на огонек. Он задергался, и все вокруг – и свет, и тьма – пришло в движение. Принцессе вдруг показалось, что тени опаздывают, движутся уже после того, как задребезжит маленький факел на кончике свечи, но измерить ей было нечем.

Ученый ум требовал опытов, и Ангина погасила свечу. Тьма расползлась молниеносно, словно без какого-то усилия выгнала нерадивого гостя с постоялого двора.

Она задумалась.

Что-то не так.