Пропуск в бездну: маршалы космоса

Небольшого роста брюнет с густой шевелюрой и высоким открытым лбом, в сочетании с тёмными усами, пушистыми бровями и небольшой благообразной бородкой, делали старшего майора похожим на добродушного директора гимназии, – той ещё – до революции. Однако, вид сотрудника госбезопасности был обманчив. В чём убеждались многие арестованные по его ведомству, раскрыв душу «хорошему, доброму» начальнику.

– Погуляли мы вчера с вами, Леонид Михайлович, отменно! Уф… Долго буду помнить ваши сорок четыре!

Майор вытащил платок и протёр лоб. – Что ж так мерзко-то. Водка мягкая, закуска жирная, девочки ласковые… А настроение по погоде – мерзкое. Полграфина опустошил, а организму всё мало, ещё требует.

– Никогда не бывает так плохо, чтобы не было ещё хуже, – ехидно успокоил коллегу хозяин кабинета.

После выпитой воды сухость во рту прошла, немного полегчало, язык хоть как-то стал ворочаться во рту. Стоя у открытой форточки, комиссар хмуро разглядывал площадь.

Лубянка была почти пуста. С истошным визгом делая поворот, по ней шёл полупустой трамвай. Не стараясь его обогнать, вслед двигался пузатый, жёлто-красный автобус. В самом конце площади, собирая тонкий слой выпавшего с утра снега, в снежки пытались играть двое мальчишек.

Всё это хоть как-то оживляло пустынную, словно вымершую в пакостную погоду площадь перед грозным зданием.

На нервы не выспавшегося с ночи комиссара действовало всё: и качающиеся под напором ветра деревья на улице, и дети, беспечно бросающие друг в друга грязно-белые комья, и неприветливое, низко висящее над городом с редкими просветами между туч небо, которое, судя по всему, даже не собиралось светлеть. Где-то там – далеко-далеко, оно заворачивалось за линию горизонта…

– Да уж, Владимир Ефимович, погуляли! Небо и то заворачивается за горизонт…

– Выдумаете тоже… Не может оно заворачиваться, Леонид Михайлович, – подавляя икоту, не согласился Цесарский.

– И то, правда! Бред какой-то, – раздражаясь, согласился Заковский. – Этак я скоро и бабу Ягу на метле над собой увижу… Ох… Перебрали мы, майор, вчера… Точно перебрали! Голова раскалывается. Пить надо меньше!

Цесарский согласно кивнул головой. – Золотые слова, Леонид Михайлович, да поздно сказанные.

В голову Заковского полезли мрачные, нерадостные мысли.

– Не помню уже, когда собственный день рождения перестал радовать. Убей меня, не помню…

– Прошлый, поди… Меня-то не было…

– Прошлый?!.. Н-е-т… Я и тогда удивился, удивлён и сейчас. Приглашать-то, оказалось, некого. Одних посадили, другие не то, что шумных компаний, собственной тени боятся. Хорошо, что вчера ты – Ефимович, заскочил поздравить…

– Поздравил на свою голову… Башка гудит, что пустой котёл… – буркнул Цесарский.

– Кругом враги и шпионы… – не слыша коллегу, продолжал жаловаться Заковский. – Приличных людей не осталось. Процессы, суды… И мы, майор, с тобой в этой кровавой карусели… Тьфу… Может от того и апатия ко всему? Как считаешь, Цесарский?

Майор тяжело вздохнул.

– Дорого стоят наши подписи, товарищ комиссар первого ранга. – Сколько судеб… Сколько слёз… Хм… пока, правда, чужих! Наш Генрих тоже вершил пролетарское правосудие… И поплатился. Финал для него один – расстрел! И нам поберечься надо бы, Леонид Михайлович. Где-то читал: «Бросая бумеранг поступков, заранее думай, как будешь ловить бумеранг последствий».

– Вот Ягода и поймал свой бумеранг. Помнишь же его предложение в тридцать четвёртом о массовом наказании ленинградцев в связи с убийством Кирова. Он репрессии предлагал растянуть по времени, чтобы не было сильного недовольства среди народа. А товарищу Сталину это не понравилось. Приняли мой план… И ничего… никаких недовольств.

Цесарский мысленно усмехнулся. Уж кто-кто, а Заковский первый был в списке тех, кто топил своего арестованного начальника Ягоду. Но, вслух, произнёс:

– Да уж, поработали… Одних скрытых бывших князей два десятка арестовали, десятка три баронов, графов, царских банкиров и купцов не счесть…

– Не помнишь, – зевая, спросил комиссар, – сколько мы тогда выслали из города?

Майор потёр виски, потянулся и лениво произнёс: – Да уж никак не меньше одиннадцати тысяч. Около пяти тысяч арестовали… Расстреляли многих… Но это уж не наше решение, суд так решил. Но Ягоде тогда, всё же, дали звание генерального комиссара…

– Товарищ Сталин предложил… У него свои планы. Потом, правда, арестовал… Вот ты, Ефимович, о последствиях, кажется, говорил, – продолжил Заковский.

Комиссар подошёл к столу. Покопался в одной из папок и достал оттуда скреплённые канцелярской скрепкой два листа с написанным от руки текстом.

– Вот, полюбуйся! Недавно получили письмо Шолохова. Наш писатель пишет товарищу Сталину, что органы НКВД создают, видите ли, ложные дела на честных и преданных советской власти людей. Мол, физическими насилиями и длительными допросами, мы – сотрудники госбезопасности, толкаем арестованных на путь самооговоров и оговоров других лиц.

Заковский со злостью бросил письмо на стол.

– А эти честные и преданные власти граждане признаются у нас во всех грехах. Ну, и каких последствий нам надо ожидать, Ефимович?

– Хм… Смелый наш Михаил Александрович, – хмыкнул майор. – Знает, что не тронем его. А последствия… Не посадят нас с тобой наша система, придёт время, посадят правдолюбы, хреновы. Что за жизнь, товарищ комиссар? Сажаешь их сажаешь… За тот год пополнили лагеря ГУЛАГА четырьмя сотнями тысяч … А их всё больше и больше. В этом году и поболе будет.

– Куда уже больше. Маленков40 на январском Пленуме заявил, что в первом полугодии прошлого года из партии исключено было двадцать четыре тысячи коммунистов, а во втором – более семидесяти. Это как понимать, товарищи? – заорал он в зал. В Куйбышевском обкоме, дошло до полной ликвидации части партийных организаций, а в Крымской республике репрессированы все секретари обкома партии, председатели правительства и президиума, секретари райкомов и ещё масса граждан… Не лучше дело и в других областях страны. Кто у нас руководит страной, партия или НКВД? В зале, помню, тревожный гул покатился…

– А то они не знали…

– Знали, конечно, а кто не знал точных цифр – догадывался. В общем, в зале шум, крики с мест… В назидании другим, Постышеву41 влепили строгий выговор и тут же освободили от должности первого секретаря. Мужик аж обалдел от такого поворота судьбы. Постышев, он что выдумал? Ликвидировал у себя в области тридцать райкомов партии на том лишь основании, что из партии были исключены и арестованы некоторые члены этих организаций.

– Слышал я о том скандале. Мы тоже ему помогли, внесли свою лепту – арестовали в его области не один десяток партийных начальников. Толи ещё будет, Леонид Михайлович. В наших тюрьмах уже сидят около трёхсот тысяч следственных заключённых…

– Не все же политические…

– Нет, конечно. Полно уголовных и должностных…

– Я думаю, Маленков не зря затеял тот разнос партийным секретарям: мол, умерьте свой пыл, намекнул он. Маленков и в нашу сторону ногами топал. Итак, говорит, свыше двух миллионов человек в тюрьмах и лагерях сидят и по делу, и без… Центральный Комитет недоволен работой НКВД. Чует моё сердце, разборки у нас внутри большие начнутся скоро. Собственно, идут уже…

Комиссар нахмурился.

– Не поверишь, майор, надоело всё! К чёрту, к чёрту бросить бы всё и уйти, испариться, умчаться в небытие, чтобы никто не нашёл.

– Куда уйти, Леонид Михайлович?!.. Найдут… Очнитесь! Вспомните друга нашего Виктора. Вы сами его дело вели.

– Да-да, – Витька… Японский шпион… Бред, какой-то… – прошептал Заковский. Он вспомнил тот допрос друга.

Комиссар тогда удалил следователя и машинистку из допросной камеры. Последние слова своего товарища перед расстрелом, он помнил…

«Знаешь, Леонид, – тяжело вздохнув, вдруг не по теме стал шептать Виктор, с трудом открывая распухшие от побоев губы.

– У каждого человека, – не часто, но наступает потребность оглянуться назад, побыть тем, кем ты был когда-то. Хочется оказаться в своей далёкой беззаботной юности: милой, с её, как теперь понимаешь, бестолковостью, наивностью, и вечным сексуальным голодом. Помнишь нашу юность, Лёня? И с контрой боролись, и гуляли до утра, и на девок заглядывались…

Глаза Виктора заблестели, на ресницах появились слёзы.

– Помню, конечно. Ты уж прости меня Вить, только к делу это не относится. Давай по существу!

Словно не слыша друга-мучителя, мечтательно устремив свой взгляд куда-то в пустоту, отчего на его губах заиграла слабая, едва заметная улыбка, Виктор продолжил:

– Можно, конечно, представить себя совсем молодым, можно представить обстановку тех лет, знакомые лица вокруг себя, но блаженства не испытаешь…

– Почему?.. – вырвалось у Заковского непроизвольно.

– Да ведь мозг твой, Лёня, не захочет этими глупостями уже заниматься. Не сотрёт в одночасье он опыт, мудрость и хитрость с годами накопленные. Мозг наш сразу же начнёт критиковать всё вокруг себя. А про лица своих друзей, вообще, молчу: их не узнать.

Виктор с трудом поднял голову и посмотрел на своего товарища.

– Подсовывать мозг будет тебе характеристику на каждого и, как правило, редко на кого положительную.

Лёгкая судорога исказила лицо Виктора. Отдышавшись, он прошептал:

– И тогда ты с грустью поймёшь: очутиться в юности не лучшее желание перед смертью, тем более, когда у собственного затылка пистолетный ствол твоего старого друга. И этот друг заставляет тебя признаться, что ты японский шпион. Правильно говорят: предают только свои, а потому они вдвойне… – Виктор зашёлся тяжёлым, затяжным кашлем. Отдышавшись, он сквозь силу закончил фразу: – подлецы, потому как знают, что творят, предавая друга.

– Ну-ну, Виктор! Ты же признался, что вредил в пользу иностранной разведки.

С трудом, но Виктор растянул губы в презрительной ухмылке.

– И ты веришь?.. Потому, и говорю: – Что мой мозг о тебе должен думать? Что ты подлец, Леонид?

– Ты не прав, Виктор. Я выполняю свой долг и…».

Видение исчезло.

Настроение у комиссара, и без того мерзкое, упало вовсе.

– Что у тебя с «Агро-Джойнтом», что с этим Абрамом Брагиным, Владимир Ефимович? – чтобы как-то отвлечься, комиссар перешёл на официальный, деловой тон. – Ты у нас, вроде бы, специалист в еврейских вопросах.

– Да, что с «Агро-Джойнтом»?.. – прикроют его вот-вот. – Рассадник семитской пропаганды… Заместителей директора Гроера и Любарского мы в ноябре прошлого года арестовали. Они признались, что вели шпионскую деятельность… Сам директор доктор Розен из Парижа письмо прислал, мол, если что-то мы и нашли противозаконного в действиях его подчинённых, то, как руководитель «Агро-Джойнта», виноват только он, и просит освободить его сотрудников. А как теперь их отпустить – признались же…

– Пусть сидят, раз признались, – подтвердил комиссар.

– Вот тож! Начальник наш, Ежов Николай Иванович, недавно был в Кремле на одном из заседаний Политбюро, так товарищ Сталин прямо заявил, что толку от еврейских организаций мало. Кредиты, выданные «Агро-Джойнтом» еврейским трудящимся на первых порах в какой-то степени, действительно, решили некоторые проблемы, но стране эти займы мало чем помогли. Кроме национальной междоусобицы заселение евреев в Крым, следовательно, и сам американский проект «Крымская Калифорния», стране ничего не даёт. Совсем еврейскими районы в Крыму так и не стали – поредели сильно. Разбежались кто куда… Мало осталось евреев. Да и понять их можно: евреи и земля – нонсенс. Товарищ Сталин предложил проект закрыть.

– Значит закроют. Давно бы так, – пробурчал Заковский. – А то куда не кинь, кругом вы – евреи.

– Как в 1934-ом еврейскую автономию в Биробиджане официально создали, – не слыша слов начальника, продолжил майор, – так с Крымом стали постепенно сворачивать. А тут ещё из Турции, Болгарии и Румынии на полуостров татары стали возвращаться. Можно только представить неприязнь татар к переселенцам-евреям. Сами знаете – антисемитские настроения в стране усилились, и не только в Крыму.

– Зато своё обещание советское правительство выполнило: у евреев появилась своя, какая ни какая, национальная еврейская территория. Не так уж и плохо, майор. Какое ещё государство добровольно им даст свою территорию, а?

– Ну, допустим, дать-то дали, но в составе СССР, а это как в Одессе говорят: – «Две большие разницы».

– Никто и не обещал навечно отдать территорию. Земля, обещанная Господом, у них есть в Палестине.

– Биробиджан филиалом будет… Кто провинился, сразу туда… И нам неплохо, заодно и границы наши в Хабаровском крае под охраной какой-никакой: рядом, как-никак, китайцы и японцы… Японцы, слышали наверное, тоже попытались территорией Маньчжоу-Го евреев соблазнить.

– «План Фугу»? – проявив осведомлённость, уточнил комиссар.

– Он самый. Японцы хотели принять до полумиллиона евреев. Узкоглазые наивно думали, что к ним поедут евреи с деньгами и превратят территорию Маньчжоу-Го в «доходную колонию». Размечтались!.. На призыв япошек откликнулось небольшое количество, к тому же, они приехали с пустыми руками. Многие почти сразу к нам в Биробиджан перебежали. Какая ни какая, а своя автономия.

– Гляди-ка, евреи в дефиците нынче. Всем стали нужны, с чего бы это?

Майор пожал плечами.

– Я скажу вам, Владимир Ефимович, и татарам тоже обижаться не приходится. В 1920 году создали же и они свою автономную республику на Волге. Год назад даже конституцию приняли. Я был в Казани в это время в связи с известным приказом 00447 от июля 1937, встречался там с Динмухамедовым42 по поводу помощи железнодорожным составом для перевозки раскулаченных, а попутно разъяснял правила формирования «особых троек».

Старший майор развёл руками.

– Так у татар там, Леонид Михайлович, – республика, а евреям, повторюсь, в Биробиджане разрешили организовать только автономную область. И то, отдав евреям Биробиджан, дали заглохнуть Крыму.

– Время покажет, майор… Смотря как дела у них пойдут. Калинин Михаил Иванович, что сказал на встрече с евреями Москвы? Что преобразование еврейской автономной области в Биробиджане в республику – вопрос лишь времени.

– Когда это будет? А тут, Биробиджан!.. «На тебе боже, что нам не гоже», – зевая, произнёс Цесарский.

– Нет, а ты что хотел?

Заковский насмешливо посмотрел на майора-еврея. – Москву, что ли, вами окончательно заселить? По нашим недавним сводкам сородичей твоих майор в столице и так проживает более двухсот тысяч, и эта цифра постоянно растёт. Вроде бы и немного, но треть евреев работает в органах власти и госбезопасности, остальные пристроились в торговле, театрах, оркестрах… Куда не приди, одни евреи. Захочешь подстричься – евреи, часы отремонтировать – евреи… Любой концерт – опять вы… Молчу уже про руководство нашего ведомства. Не обижайся, Ефимович, но ведь евреев поболе шестидесяти процентов в нашем аппарате управления…

Комиссар посмотрел в сторону двери, и совсем тихо прошептал: – В постели супруги нашего наркома Ежова, и там еврей… Этот Исаак Бабель43 играет с огнём.

– Секрет Полишинеля… Все всё знают, не знает лишь сам рогоносец. Хотя, как писатель, Бабель совсем неплох. Не помню точно, но что-то на него уже есть у нас.

– Да, хрен с ним, с писакой, – неожиданно строго произнёс комиссар. – Ты мне скажи, Владимир Ефимович, а почему, собственно, Биробиджан, с твоих слов «На тебе боже, что нам негоже». Ты майор здесь не прав, совсем не прав. Я читал заключение специальной комиссии по выбору территорий для размещения евреев. Представители еврейских организаций провели очень серьёзные изыскательные экспедиции в Сальских степях, в Казахстане, в плавнях Кубани, на Алтае, даже белорусское Полесье обшарили. И оказалось, что территория, которая соответствовала их требованиям, были земли Амурского казачьего войска. Рядом железная дорога, земля пригодная для земледелия, да ещё там оказалась масса полезных ископаемых. К тому же, основная часть местного населения – казаки, ушли с «белыми» в Маньчжурию. Территория считай свободная – никто мешать не будет. Так что, майор, евреи сами выбрали Биробиджан. Чего теперь обижаться.

– Да чего мне обижаться на это, Леонид Михайлович? Я хочу сказать о вашем замечании, что евреев много в органах власти. Что плохого-то в этом? Вон ГУЛАГОМ44 руководят подчистую евреи, и ничего – стройки века успешно продвигаются. Поставьте на их место русских и посмотрим, что получится.

– Надо будет – поставим и русских. Слишком много руководителей среди вас, Владимир Ефимович, – недовольно пробурчал комиссар.

Цесарский ухмыльнулся.

– Что поделаешь?!.. Землю пахать евреям столетиями запрещали – понятное дело – отучили. А теперь евреи голодать будут, а убирать дороги, пахать и у станков стоять нам гордость не позволяет. Потому и думаю, что Крым, пожалуй, для евреев лучше подошёл бы, чем Биробиджан… На юге хотя бы тепло. Курорт, одним словом. Благодать!

Зевая и потягиваясь, Цесарский добавил: – Нет, что и говорить, северная часть Крыма больше всего напоминает условия Палестины, про то знаю точно: материалы готовил для наркома по еврейскому вопросу. И что узнал, Леонид Михайлович. Оказывается, инициатива переселения евреев в Крым принадлежит не нашим деятелям из Еврейской секции, не «КОМЗЕТУ» и «ОЗЕТУ» с Лариным и Брагиным, а сионистам. Слышали, наверное, о такой сионистской организации «Хе-Халуц»?

Заковский промямлил: – Что-то вспоминаю. Кажется, был такой еврей Трампа…

– Трумпельдор Иосиф. Очень смелый человек. Воевал с немцами в русской армии в Первую мировую. В рядах англичан воевал в Египте против арабов. Потом вернулся в Россию. Толи в 18-ом, толи в 1919 году он и создал эту организацию для помощи евреям, желавшим поселиться в Палестине. В двадцатом году сам туда переехал, где и погиб в бою с арабами. Видимо, не всё складывалось в Палестине удачно, еврейского населения не хватало там. Вот сионисты и заприметили Крым, через который можно организовать поток легальных и нелегальных приученных к земледелию молодых эмигрантов. А что, наш Крым – самый, пожалуй, короткий путь в Палестину.

– Этот сионизм подобен геморрою. Его не видно, но постоянно зудит, – не злобно высказался комиссар.

Он подошёл к карте, укреплённой на одной из стен, долго её рассматривал и, наконец, сказал: – Так за весь девятнадцатый век эти пилигримы-евреи и не договорились. Паскудная Европа притащила их в каменистую пустыню, где ни пахотных земель, ни воды… Не текут в Палестине молочные реки и нет там кисельных берегов.

Комиссар ткнул пальцем в Крым.

– И действительно, из Крыма легче всего добраться… К тому же, как я знаю, северная часть полуострова вполне напоминает климат Палестины.

– Вот-вот! Члены «Хе-Халуц» купили под Джанкоем убогую ферму и организовали коммуну, затем выкупили ещё несколько хозяйств. Однако, дело шло там со скрипом. Отсутствие воды… – это, конечно, проблема…

– Да уж, до роз и гроздьев винограда далеко, Рая там без тяжёлого труда не сотворишь, верно! – подтвердил комиссар.

– Зато небо точно, голубое. Но… Дефицит воды!.. Деньги, деньги, и огромные нужны для этого, – лениво подтвердил Цесарский. – Сионисты Америки колонистам помогают… А вот недалеко от Евпатории, где я Сакскими грязями лечил свой ревматизм, будь он неладен, еврейские колонии себя оправдали, причем, весьма успешно работали. Особенно одна, забыл название.

Цесарский откровенно зевнул, и добавил:

– Не только в степном Крыму у евреев проблемы, но и в этом самом Биробиджане их хватает с головой. Холод собачий, далеко от цивилизации, голодают… Голод не тётка – потому и численность еврейская не растёт там. Около шестнадцати процентов от общего населения области составляют они. Какая же она еврейская? Одно название!

– Правильно, голодают… – оживился комиссар. – Вот, ты Владимир Ефимович, сам еврей, и понимать должен. Если все граждане в государстве будут играть на скрипках, писать книжки и статьи, рассказывать со сцены анекдоты, шить костюмы, тачать сапоги… будут они сыты? Нет, конечно! Любому государству нужны кормильцы – крестьяне и рабочие. А где их евреям взять, если, сам говоришь, у них труд у станка и на пашне не в почёте?

Старший майор не ответил. Он встал, подошёл к графину, налил воды и, растягивая удовольствие, медленно, небольшими глотками, выпил.

– Ух, хорошо! – промокая губы платком, произнёс он.

– Я вам так скажу, Леонид Михайлович! На одном из допросов один старый еврей: он, то ли раввином был, то ли организацию еврейскую какую-то возглавлял, говорил мне: «В Западной Европе евреи считают себя умными, а евреев из Восточной Европы, – дураками. И вот эти умники, посчитали, что если дуракам-соплеменникам дать денег, то они обязательно переедут в Палестину и там станут крестьянами. Трудиться будут на полях и этим обеспечат существование переселенцев. Хрен там. Деньги умники дали и ждать стали, когда из дураков-евреев образуются крестьяне и рабочие. Только и за деньги они не стали на земле своей обетованной крестьянами, а уж рабочими, тем более. И вообще, до Палестины доехали единицы, да и те быстренько превратились в плантаторов, заставив работать на себя рабов – арабов. Так это, товарищ комиссар, Па-ле-сти-на! Привычный климат, жара, арабы, а тут – Биробиджан, – холод, тайга, медведи. Это как Моисей водил наш народ сорок лет по пустыне. На хрена, спрашивается?.. Рядом же были цветущие территории…

– Моисей водил… Не пускали вас никуда… Ничего, пусть помёрзнут на Алтае. Мне лично кажется, – продолжил философствовать комиссар, – что, кроме всего прочего, этот «Агро-Джойнт» имел целью подготовить Биробиджан как место для будущей эвакуации евреев из Европы. Не забывай Ефимович, что с 1933 года у власти в Германии стоит Гитлер, и его планы в отношении еврейства всем известны. А чтобы в Палестину поехало больше евреев – нате вам, голодный и холодный Биробиджан. Выбирайте… На кой хрен мировому сионизму требовать Крым? Им землю обетованную – Палестину, заселять надо. Я думаю, потому и евреев в Крыму всё меньше и меньше, и не только из-за татар.

– Хм… Действительно! Не подумал.

– Тут, майор, и крымских татар понять можно. Кому понравится, когда к тебе подселяют соседа? А здесь целый народ, у которого, как бы тут ни было, уже есть своя территория на Востоке.

– Правильно, Леонид Михайлович! Кому жара не нравится, пусть катятся на Восток в Биробиджан, где холодно, зато спокойнее.

– И целее будут. Остальные – на землю обетованную, к арабам, к хренам собачьим, катятся.

– А по поводу «Агро-Джойнта», спросили вы, – продолжил майор, – говорю же, закроют все еврейские организации, и очень скоро. Хотя, честно, Леонид Михайлович, я знаком с отчётами этого «Агро-Джойнта», и не скрою – впечатляют. Около ста семидесяти еврейских переселенческих посёлков построили они на Украине и Крыму… Поболе двадцати тысяч семей там разместили… До двух миллионов пудов зерна сдают государству.

– Ну, если так, Ефимович, всё хорошо с переселенцами в Крыму, почему же не получается полноценная еврейская автономия, как считаешь? Ты же у нас специалист по ним. Денег на Крым американцами истрачено много. Сплошные кредиты. Кто и как возвращать будет?

– Видимо мои соплеменники губу слишком широко раскатали: севера полуострова им мало показалось. Этот Брагин требует отдать им юг Украины, Черноморское побережье и территорию вплоть до границ Абхазии.

– Скажешь тоже – требует?!.. Хотеть и потеть никому не возбраняется. Известно – в двадцатых годах правительство очень благоволило вам евреям. Кстати, майор, а что с кредитами? Полагаю, их отдавать надо будет…

Цесарский обречённо взмахнул рукой. – Вот-вот, в двадцатых годах… Денег много истрачено – факт, реальной автономии в Крыму пока не получилось, как планировали, тоже факт… Причин много тому, Леонид Михайлович.

– Всегда найдутся причины…

– А главная причина, чего скрывать.

Майор показал пальцем на потолок. – Кто там наверху, теперь продвигать еврейскую идею будет, а? Зиновьев и Каменев два года как расстреляны. Рыков и Бухарин тоже под следствием… И думаю, что они не выйдут на свободу. Троцкий девять лет назад как выслан из страны… Для остальных членов ЦК еврейская тема не самая важная. Большая часть еврейских организаторов автономии в Крыму подверглись репрессиям.

Словно извиняясь, майор развёл в стороны руки. – Ну, так ведь, Леонид Михайлович, положа руку на сердце.

Заковский неопределённо пожал плечами. – Трудно сказать, если ты о причинах, – вяло произнёс он. – Карлуша наш Радек45, точно сказал:

«Моисей вывел евреев из Египта, а товарищ Сталин – из Политбюро».

Цесарский скривился.

– Карлуше язык бы придержать, треплет, что ни попадя! За кредиты спрашиваете? Конечно, придётся как-то рассчитываться. Американцы люди деловые, денег на ветер не бросают. Но не думаю, что им и в правду кредитный залог – Крым, отдадут. Севастополь – база Черноморского флота.