Ревизор: возвращение в СССР 46

«Да можете вместе с Ивлевым там хоть в казаков-разбойников играть и хороводы вокруг пальмы водить в юбках из травы и с костью в носу». – подумал министр. – «Это уже не театр, это уже цирк. Иногда, конечно, этот очень серьезный человек ведёт себя как мальчишка». – подумал он в адрес Фиделя.

Разумеется, он этого не мог сказать главе дружественного государства. Поэтому Фидель услышал вежливое:

– Конечно, Фидель, пусть Ивлев участвует в заседаниях Совета министров Кубы. Я совсем не против.

– Да, и, Андрей, подскажи мне, пожалуйста, если этот Ивлев ко мне снова как-нибудь приедет через год, полтора или три, нужно ли мне будет снова звонить тебе и спрашивать разрешение на то, чтобы с ним встретился я сам, Рауль или кто-то из моих министров, к примеру? – никак не мог угомониться глава кубинского государства.

– Нет, конечно, Фидель, вы можете встречаться, когда и как вам будет угодно. У меня вопросов к этим встречам не будет. Разве что сам этот молодой человек захочет взять с собой одного из дипломатов из нашей дипмиссии…

– Спасибо, я благодарен тебе за это разрешение! Попроси тогда, Андрей, передать эту информацию через вашего посла на Кубе и самому этому парню. Хорошо? Приятно было с тобой пообщаться! Привет семье!

– Вильме и Раулю тоже мои лучшие пожелания! – ответил советский министр.

Положив трубку, Громыко вежливо поблагодарил переводчика за проделанную им работу.

Селезнёв испарился в мгновение ока, словно он не сказал ему пару добрых слов, а достал пистолет и навёл на него, угрожая убить, если он тут же не исчезнет.

Громыко ещё помнил сам, как был молодым неопытным дипломатом, поэтому прекрасно понимал, что послужило причиной такого быстрого ухода Селезнёва. На его глазах только что нагнули главного человека в МИД, а он оказался всему этому свидетелем.

«Ясно, что он не будет об этом болтать, других людей в переводчики не приглашают, но, конечно, ему боязно быть свидетелем такой неловкой ситуации для высокого начальства», – подумал Громыко. – «Да не буду я с ним сводить счёты из-за такого пустяка, мог бы уже и навести справки у других сотрудников…».

Но Селезнев только на несколько секунд отвлек его от обдумывания странной ситуации вокруг Ивлева. Конечно, он тут же вернулся мыслями к только что состоявшейся беседе.

Очень, очень странная ситуация, – подумал Андрей Андреевич…

Конечно, он знал, что такое лоббизм в США. Даже специальный закон на эту тему у американцев принят. Это когда воздействуют на какого-то государственного деятеля или государственную организацию, преследуя какие-то собственные интересы. Или интересы того, кто заказал такое воздействие…

Так вот, то, что сегодня с ним происходило в отношении этого Павла Ивлева, и выглядело вот этим самым американским лоббизмом. Только исполнили его не какие-нибудь корпорации американские в США, чтобы продать, к примеру, побольше оружия, воздействуя на своих чиновников, а здесь, в СССР, его же собственные два советских заместителя министров, и Фидель Кастро, наверное, в данный момент самый антиамериканский глава государства в мире…

Какая-то фантасмагория, – покачал головой Громыко. – Трудно даже поверить, что такое со мной наяву происходит.

В принципе, он собирался сдержать данное Фиделю обещание и никак не преследовать Павла Ивлева, за одним небольшим исключением. Громыко твёрдо решил, что ноги этого молодого человека в Министерстве иностранных дел никогда быть не должно.

«Пусть делает свою карьеру, где хочет, только не у меня здесь», – решил он.

Не будет он мстить Ивлеву, и препятствовать его профессиональным обязанностям как журналиста или где он там ещё себя найдёт… Судя по словам Макарова, у парня способности ко многим профессиям, так что это ещё бабушка надвое сказала, где именно он карьеру будет делать. Вот пусть где угодно, помимо МИД, себя и ищет. А ко мне ни ногой.

Конечно, заинтриговала его и одна из последних частей разговора с Фиделем – о том, что тому нужен этот Ивлев для заседания Совета министров, на котором будут рассматриваться вопросы по активизации туризма. Якобы этот восемнадцатилетний пацан является инициатором этого заседания, или даже оно проводится для обсуждения именно его инициатив…

Ну, в это, конечно, многоопытный министр не поверил. Ну какие могут быть серьёзные инициативы в экономике у восемнадцатилетнего молодого человека? Юбки он, что ли, задирать кубинок будет учить, чтобы туристов стало побольше? Так с этим особых запретов на Кубе нет и никогда не было – что при американцах, что при новой социалистической власти.

Громыко знал, что Фидель не гоняет жриц любви, и даже был знаком с одним историческим анекдотом. Якобы когда Фиделя Кастро в первый раз поймали солдаты Батисты, тот решил его казнить. Но не вышло из-за того, что прознавшие об этом проститутки Гаваны пригрозили, что если молодого красавчика Кастро расстреляют, то больше ни один офицер или солдат в столице может даже не идти в бордель, его там никто не будет обслуживать. Вот вроде как после этой страшной угрозы смертную казнь перепуганные власти и отменили. А потом и вовсе выпустили Фиделя на свободу на свою голову… И во второй раз тот уже не оплошал и Батисту сверг. Вот якобы в благодарность за тот случай Фидель и смотрит сквозь пальцы на деятельность жриц любви на социалистической Кубе…

Насколько это соотносится с исторической правдой, ему самому хотелось бы узнать. Но не спрашивать же Фиделя или Рауля…

Так что он воспринял эту часть речи Фиделя сугубо как попытку уколоть его, попросив это анекдотическое разрешение на присутствие Ивлева на заседании кубинского Совмина. Но на случай, если советский МИД реально решит проследить, скорее всего, этого Ивлева туда действительно привезут и попросят посидеть скромненько в уголке, ничего ему не переводя. А вряд ли он, конечно, испанским владеет, чтобы хоть что-то там понять.

Ладно, делать нечего, приходится терпеть эти выходки Фиделя. Куба как дружественная страна разрешила Советскому Союзу открыть центр радиоэлектронной разведки в Лурдесе, который постоянно даёт, по информации от военных, бесценную информацию о многих важнейших процессах, что происходят на территории США. Так что хотя бы ради этого можно и нужно и дальше экономическую поддержку Фиделю оказывать и терпеть вот такие вот мальчишеские уколы.

Вспомнив о том, с каким настроением он ожидал очередного звонка от Фиделя, министр подумал, что, наверное, было бы лучше, если бы кубинский лидер снова, как привык уже делать, привычно нудил о том, что СССР не надо налаживать отношения с янки… Это можно было бы просто пропустить мимо ушей, особенно не расстраиваясь. А не вот это вот все с Ивлевым…

***

Москва, редакция газеты "Труд"

Конечно, сразу дозвониться до министра культуры и такого важного человека, как Демичев, у Ландера не получилось. Оба отсутствовали на рабочих местах, обязанностей у них много. Пришлось обождать, пока они появились у себя на местах.

Фурцева отреагировала на рассказ Ландера про звонок от Фиделя Кастро достаточно индифферентно.

Впрочем, Ландер другого особенно и не ожидал. Звонил он больше её проинформировать, так что хоть алкоголиком не назвала, и то хорошо. Тем более он знал, что у неё сейчас достаточно серьёзные проблемы, вполне может скоро с этой должности уже и слететь.

Как-то не повезло ей, судя по слухам, нажить огромное количество влиятельных недругов, вот они и делают всё для того, чтобы свести с ней счёты… Так что она больше в попытки уцелеть погружена…

А вот Демичев… Демичев – другое дело. Они с ним полчаса разговаривали.

Тот каждую фразу от Фиделя попросил дважды и трижды повторить, помечал себе всё. Сказал, когда прощались, что свяжется с товарищами в МИД и там прояснят, что это всё значит. Говорит, что Фидель, конечно, мужик необузданный, но первый раз выходит вот с таким странным разговором к редактору одной из советских газет.

Самое главное, что от обоих руководителей пока что никаких претензий в его адрес выдвинуто не было. Это Ландера расслабило не меньше, чем те сто грамм коньяка, которые он для храбрости выпил перед разговорами.

Скорее даже, наверху были сильно озадачены, что это такое вообще происходит. Так что, авось, о нём во всём этом выяснении сути произошедшего и вовсе позабудут.

Ландер налил себе ещё сто граммов коньяку, чтобы отпраздновать, что пока отделался малой кровью. И надеясь, что авось так все и останется.

Но тут внезапно спохватился: а ведь «Труд» формально же к ведению ВЦСПС принадлежит…

Пусть фактически там особо в его дела и не лезут, есть им чем заняться и без него. От него всего лишь ждут, чтобы он всё, что необходимо по спускаемой от них линии, печатал. Он и печатает, и все счастливы в итоге.

Но мало ли, вся эта ситуация со звонком от Фиделя Кастро их всё же заинтересует…

Так что надо набрать, чтоб потом претензии не предъявляли, что не предупредил.

Председателю ВЦСПС он дозвонился достаточно быстро, хотя и эти две минуты тоскливо смотрел на выдыхающуюся на столе стопку коньяка. Хороший же коньяк, десятилетней выдержки. Нельзя так с ним обращаться…

– Александр Николаевич, здравствуйте, я хотел вам сообщить о том, что ко мне тут со странным звонком Фидель Кастро сегодня обращался…

– Нет, и ещё раз нет, Ландер, – услышал он решительные слова в свой адрес от Шелепина. – Мне уже Демичев по этому вопросу звонил. Я ему сказал, что ты у нас в свободном плавании, взрослый мальчик, и за все свои печатные и непечатные вопросы самостоятельно отвечаешь. Меня, пожалуйста, в свои кубинские приключения ни в коем случае не втягивай. Понял? Где советские профсоюзы, и где Фидель Кастро? Сам подумай, мне эта головная боль вообще не нужна. Хочешь, эти вопросы с Фурцевой решай. Хочешь – с Демичевым. А мой телефон забудь, пока не разберёшься. Всё, давай, удачи.

– Ну, вроде бы пока, как ни странно, всё хорошо, – пожал плечами Ландер, положив трубку после этой гневной отповеди и бахнул слегка выветрившегося коньячку, не закусывая. Занюхал просто куском лимона…

***

Москва, квартира Алироевых

Ахмад пришёл домой с работы, как обычно в последнее время, совершенно не уставший.

А с чего ему уставать? Сидит целыми днями один в кабинете, никакой работы практически не делает. Художественную литературу почитывает. Пасынка попросил, тот шкаф ему открыл свой с книгами, и теперь у него всегда есть что почитать…

Если сравнить с тем, как он на заводе работал – сначала в Святославле, а потом в Москве, – так это две большие разницы.

Сейчас у него вся работа начинается, только когда его в очередную командировку отправят. Вот там действительно уже группой нужно командовать, обязанности распределяя, да потом еще и отчёт по итогам готовить. Но всё равно сырой вариант отчёта уже практически готов у него к моменту приезда в Москву из командировки для устного доклада министру. Дальше денёк только один нужен отредактировать – и снова сидишь в своем кабинете, и абсолютно ничего не делаешь.

И все к этому относятся так, словно это нормально, хотя самому Ахмаду, конечно, иногда становилось стыдно за такую работу, когда часть времени просто бездельничаешь… Кстати, гораздо более высокооплачиваемую и перспективную, чем раньше, потому что всё же это не завод, а целое министерство.

Бодро поднявшись на свой этаж пешком по лестнице, чтобы немного ноги потренировать, он открыл своим ключом дверь, чтобы не разбудить ребёнка. Впрочем, как оказалось, предосторожности были излишни – жена встретила его в коридоре, держа сына на руках.

Поцеловав обоих, он благодушно спросил:

– Ну что у вас тут новенького?

– У нас ничего новенького, а вот у Паши… – закачала головой Аполлинария.

– Позвонил, что ли? – удивился Ахмад. – Аж с самой Кубы?

– Нет, – ответила Поля, – мы же договаривались, что они там просто спокойно себе отдыхать будут, не будут никуда там в Гавану ездить, искать телефон, чтобы с нами связаться. Всё намного интереснее. Паше аж три приглашения в посольства разные пришли! Помнишь, как он в японское ходил в октябре? Вот точно такие же!

– Надо же, аж целых три! – поражённо закачал головой Ахмад. – И куда конкретно?

– Французское, испанское и снова японское, в них его зовут. Все три страны очень серьезные, большие…

Ахмад задумчиво сказал:

– Вот родила ты сына и можешь им теперь так гордиться, как мало какая другая мать может. Парню восемнадцать лет, а его иностранные посольства за руки тащат к себе в гости. А я даже рассказать никому об этом не могу, потому что мне всё равно никто не поверит. Кто ж в такое поверит-то? Сказочник, скажут!

– Если есть кому рассказать – то поверят, если приглашения покажешь, – хитро прищурилась Аполлинария, полная гордости за сына. – Они же ему ни к чему. Я уже позвонила во все три посольства, извинилась, сказала, что он сейчас за рубежом. А все эти даты на ноябрь приходятся, так что можешь смело себе забирать эти приглашения, и любому, кто захочет посмеяться, тут же в недоверчивую рожу и тыкать ими, чтобы усовестился.

– Ну а что, – усмехнулся Ахмад, – есть у нас там один такой, в курилке… Постоянно из себя корчит кого-то очень важного, хотя точно такой же начальник, как и я, того же уровня. Вечно хвастается своими родственниками, как они хорошо устроились, и ждёт, что все вокруг будут в рот ему смотреть и поддакивать. Заведу-ка я тоже, пожалуй, вот такой же разговор о своём пасынке. Он человек очень завистливый, тут же наверняка начнет меня подкалывать, что мне всё это якобы причудилось. А тут я действительно как выну из кармана пиджака эти приглашения – да и покажу всем. Навек не только он, но и все остальные зарекутся говорить, что Ахмад Алироев может неправду сказать.

– Правильно, Ахмад, так их, – одобрительно кивнула Полина, – но ты только приглашения потом не выкидывай. После этого мы их ещё в деревню отвезём, Эльвире показать. Вот уже она за внука обрадуется!

– Надо ей не только показать, но и оставить, – предложил Ахмад, – пусть у себя тоже там кому-нибудь в морду спесивую ими ткнёт, погордится за внука.

– Нет, это вряд ли, – махнула рукой Аполлинария, – они там все давно уже пашиными статьями зачитываются в «Труде», он для них уже величина невероятная. Это ж деревня, а не министерская курилка. Там Эльвиру уже все очень уважают, а тебе себя в министерстве ещё поставить надо как следует, вот тебе эти приглашения и пригодятся больше всего. А Эльвире потом отдадим – так, чисто чтобы за внука могла порадоваться…

Глава 4

Москва, Лубянка

Румянцев уже давно сообщил генералу Вавилову о том, что ответ, полученный с Кубы от Ивлева, гласил «нет». Сделал он это по телефону.

«Считаю, что лично идти отнимать несколько минут у генерала не имеет никакого смысла, – подумал тогда он. – Тот явно не оценит такого шага».

Поэтому был очень удивлён, когда Вавилов вызвал его к себе сегодня.

«Интересно, – подумал он, – будем обсуждать, что ли, это «нет» Ивлева на оказание ему помощи от нас? Вавилов, что ли, хочет, чтобы я предложил способы, как мы можем Ивлева уговорить на всё это дело? Ну что же, придётся ему честно сказать, что Ивлев парень упёртый, и если сказал «нет», то это точно «нет», а руки ему выкручивать, учитывая, чем именно он ценен для комитета, с моей точки зрения, смысла никакого точно нет. И более того, опасно».

Или всё же в связи с выявленными связями Ивлева с ГРУ какие-то вопросы лично у председателя возникли, которые Вавилов со мной хочет обсудить?

Ломая голову в попытке понять, что этот вызов означает, он и пришёл к заместителю председателя КГБ.

Пришлось, правда, минут десять подождать – какой-то генерал как раз успел перед ним прийти, так что его первым и запустили. Генералы, само собой, в приоритете. И лично Румянцев это целиком одобрил – не хватало ему ещё, чтобы его на глазах ожидающего приёма генерала к Вавилову вне очереди пропустили.

Генералы люди самолюбивые. После такого случая он точно захочет узнать, что это за нахальный такой майор, и потом как следует с ним рассчитаться.

Может, кстати, Вавилов также рассуждал и, не желая ему зла, пригласил его уже после генерала.

Когда Румянцев вошёл, генерал кивнул головой на стул перед его столом и велел:

– Садитесь, Олег Петрович, будет нам с вами сегодня что обсудить.

Вавилов протянул скреплённые скрепкой несколько страничек Румянцеву.

Тот осторожно взял, спросив:

– А что это, товарищ генерал?

– А только что принесли прослушку международного звонка… Это разговор между Фиделем Кастро, лидером Кубы, и главным редактором газеты «Труд» товарищем Ландером. Читайте, читайте, не стесняйтесь, я подожду.

Румянцеву, конечно, было очень неудобно сидеть перед заместителем председателя и несколько минут читать что-то. Но, раз он сам велел и явно не считает, что он его время отнимает, то надо, конечно же, читать.

По мере чтения его глаза открывались всё шире и шире.

Наконец он, с совершенно обалдевшим видом дочитав, поднял глаза на Вавилова.

– Наверное, я тоже точно так же выглядел, когда читал, – усмехнулся тот. – И какое будет ваше мнение по всему этому безобразию, что вообще творится вокруг Ивлева и Фиделя Кастро?

– Вы меня, сейчас, конечно, совершенно ошеломили, товарищ генерал, – честно признался Румянцев. – Из всех мыслей у меня сейчас в голове только что не могу во всё это поверить. Если б не вы мне всё это дали, я бы вообще подумал, что это шутка какая-то.

– Ну, естественно, что не шутка, Олег Петрович. Первое апреля давно уже было, чтобы так шутить. И всё же понимаю, что времени было подумать недостаточно, но, может быть, есть какие-то мысли сразу вот навскидку, а то, сами понимаете, мне через несколько минут надо уже к товарищу председателю с этим идти. Не каждый день у нас такое происходит, чтобы я мог без доклада обойтись в подобном случае.

– Ну, тут, если вот так, навскидку, всего два варианта может быть, товарищ генерал, – задумчиво сказал Румянцев, – если не исходить из третьего, что мы что-то про Ивлева важное не знаем по его родственным связям…

– К примеру, намекаете на то, что Фидель Кастро, когда его в Москву в первый раз пригласили, погулял тут с кем-то, и Ивлев в итоге получился? – усмехнулся Вавилов. – Нет, по срокам никак не сходится, маловат был бы сейчас Ивлев, если бы его лично Кастро нагулял. И это не говоря о том, что по Брянской области он точно не колесил, когда в СССР был в первый раз.

– Так я и не про Фиделя, товарищ генерал, – улыбнулся Румянцев. – Мало ли кто-то из наших деятелей посерьёзней всё же заехал как-то в эту самую Брянскую область.

– Ну, это такой вариант, который нам обсуждать не стоит. Вряд ли и сам Ивлев в этом случае знает, кто его настоящий отец… Хотя, учитывая, с каким поразительным самообладанием он в любой ситуации держится, может, всё же и знает, но никогда в жизни нам не скажет. Естественно, товарищу председателю я тоже это озвучить не могу. Так что давайте что-нибудь из тех двух рабочих вариантов, о которых вы сейчас начали говорить.

– Первый вариант, что кто-то из поручителей Ивлева в кандидаты в партию, тот же Межуев или Захаров как-то смог подсуетиться, или личные знакомые на Кубе у него есть. – послушно начал Румянцев. – Или к посольским нашим обратился, или прямо через МИД наш действовал. Если, конечно, там кто-то такой отчаянный есть, чтобы по международной связи, зная, что мы ее прослушиваем, такие вопросы с кубинцами решать. Маловероятно, конечно…

– А второй какой вариант? – заинтересованно спросил Вавилов.

– Возможно, наш Ивлев как-то смог так Фиделя во время той встречи зацепить, что тому судьба его стала интересна. Парень он, как мы с вами знаем, далеко неординарный. Мало ли что-то такое сказал, что лидеру Кубы особенно понравилось. Вы же сами знаете, как гладко и красиво он может про что угодно в политике говорить, заслушаешься. Может, Фидель и заслушался, и потому так за него теперь вступается. Хотя вот, правда, пока я вам всё это излагал, у меня ещё и третий вариант появился. Мы же знаем, что за Павлом Ивлевым теперь ГРУ стоит, раз уж он от нашей помощи отказался, то, вполне может быть, на их помощь он как раз и согласился. Возможно, у Министерства обороны есть какие-то выходы на Фиделя? Хотя все же нет, Николай Алексеевич, не верю… Для вояк всё же это слишком какая-то экзотическая комбинация, они попроще обычно работают. Хотели бы защитить Ивлева от Громыко, так просто министра обороны попросили бы пару слов министру иностранных дел сказать. Очень сомневаюсь, что Громыко смог бы отказать Гречко, в, по сути, сущем для него пустяке. Это же самая что ни на есть для него выгодная просьба: ты делать ничего особо не должен, просто в сторонку отойти по, в принципе, не очень-то и принципиальному для тебя вопросу. А тебе уже министр обороны должен будет за это, и должок этот ему можно будет припомнить по гораздо более важным для тебя обстоятельствам…

– Значит, в то, что это ГРУ сработало, вы не верите, товарищ майор? – задумчиво постучал пальцами по столу Вавилов.

– Да, не верю. Не их почерк. Даже если они по какой-то причине не решились потревожить министра обороны, а вместо этого Фиделя напустили на Ландера, то в любом случае натравливать иностранного лидера на собственного главного редактора советской газеты – это для них чересчур опасно. Стоит только такому вскрыться – скандал будет такой, что их в пух и прах Леонид Ильич разнесёт, а Гречко точно заступаться не будет, потому что они его этой странной операцией тоже по полной программе подставят.

– Да, согласен, – задумчиво сказал Вавилов. – Ни один нормальный генерал ГРУ на такое не подпишется, а ненормальных у них, по-моему, и нету. Наводил я справки по этому генералу Куликову, который центром радиоэлектронного слежения в Лурдесе на Кубе заведует. Отзывы самые что ни на есть положительные по его линии – сообразительный и осторожный. Нам бы самим такой генерал пригодился в собственных рядах. Вот Куликов уж точно бы такую комбинацию реализовывать бы и не стал… Ладно, спасибо, товарищ майор. Помогли. Всё, пора мне идти к Председателю с этими странными новостями…

Тут в дверь постучали, и на пороге появился помощник Вавилова.

– Товарищ генерал, – сказал Губин, покосившись на Румянцева, – тут ещё информация по другому звонку от того же лица, по которому мы недавно докладывали, поступила…

– Что получается, Сергей Иванович, Фидель ещё кому-то позвонил? – удивился Вавилов.

Помощник, поняв, что по этому направлению у заместителя председателя от сидевшего перед ним майора секретов никаких нет, кивнул и сказал:

– Так точно, товарищ генерал, в этот раз Фидель Кастро звонил министру иностранных дел Громыко Андрею Андреевичу.

– Ну что же, давайте сюда стенограмму.

– Пять минут, и будет готово, товарищ генерал.

– Ну что же, мы тогда обождём, – кивнул Вавилов. По его лицу было видно, что он чрезвычайно заинтригован. Что уж говорить про Румянцева, который впервые в жизни касался вопросов, связанных с настолько высокопоставленными лицами…

***

Москва, квартира Макаровых

Первый заместитель министра иностранных дел СССР, вернувшись домой, тут же натолкнулся на внимательный взгляд сына.

Он последние несколько дней его так встречал, когда он приходил с работы. Всё ждёт, когда он своё обещание по поводу Ивлева выполнит.

Ну что же, сегодня ему есть чем отчитаться.

– Пошли, Витя, – приобнял он сына за плечи и повёл к себе в кабинет. – Выполнил я свою часть уговора нашего сегодня. Сказали мне, что у Громыко настроение очень даже неплохое. Кто-то его там в Политбюро похвалил за нашу деятельность в Организации Объединённых Наций. Вот я сразу и решил, пока ситуация такая благоприятная, пойти по поводу твоего друга Ивлева переговорить.

Честно всё ему сказал: и про наш с тобой уговор, что ты в МГИМО отправишься учиться, если я помогу, и про то, что ты знаешь, что я не могу ничего обещать – что министр всегда все важные решения лично сам принимает.

– И как он отреагировал? – с напряжённым видом спросил Витька.

– Да ты знаешь, вроде бы нормально совершенно отреагировал. И еще… Представляешь, парторг ваш в МГУ Фадеев – какой-то гнилой совершенно мужик. Прислал Громыко на Ивлева такую отвратительную характеристику – ты бы её видел…

Не люблю я таких чрезмерно угодливых. Решил он похоже, почему-то, что Громыко необъективно будет разбираться, а захочет в любом случае покарать твоего друга. Вот и наваял эту совершенно страшную бумагу. Так что я точно не зря сходил, посмотрел её, рассказал министру о том, что на самом деле твой друг отличник, и ему важнейшие дела доверяют и в ректорате, и в деканате.

Про токийскую конференцию эту рассказал, и про то, что вы с Берлинским университетом конференцию организовываете вместе с ним…

– Папа, я же не договаривался с тобой, что ты будешь меня министру расхваливать! Мы же только про Ивлева говорили, – нервно воскликнул Витька.