Ревизор: возвращение в СССР 46

Пожалуй, учитывая, что морозы не за горами, в этом году уже не получится полы покрасить. Сейчас бы сразу, конечно, это сделать, но у нее банально денег уже почти не осталось. Если на краску и кисти хватит, то на еду до зарплаты не останется.

Ничего, Слава уже совсем скоро из армии вернется… Что самое непригодное, поправят вместе за зиму, уж как сумеют, а по весне уже и полы покрасят. Он же тоже на работу устроится, и денег у них побольше станет. Надо же и ту тысячу, что Герман от семьи оторвал, собрать и ему отвезти… Хорошо, что он так ее выручил, без нее на этот дом точно бы не хватило…

Что ее еще в этом доме очень устраивало, так это что в трех кварталах отсюда был интернат, в который нужно будет Никитку устроить. Легко будет к нему бегать, чтобы подкормить и поиграть с ним, чтобы семью не забывал…

***

Москва, неподалеку от горкома КПСС

Захаров и Чебаков встретились, как и договорились, в 13:30 в сквере неподалёку от горкома КПСС.

– Ну и как всё прошло? – спросил Захаров заместителя министра иностранных дел, пожав ему руку.

– Виктор Павлович, достаточно странно прошло. Я так понял, что Громыко испытывает какое-то предубеждение к такого рода просьбам по Ивлеву. Спросил меня даже почему-то, не сын ли мой меня прислал. Очень странный вопрос, учитывая, что он прекрасно знает, что у меня две дочери только. Я понял, что возможен более серьезный негатив в мой адрес, поэтому сразу же назвал ему фамилию Межуева и сказал, что меня попросили из КПК поинтересоваться судьбой парнишки. Не та была ситуация, чтобы в партизана играть…

– Правильный ход, – одобрительно кивнул Захаров. – Упоминание КПК любые горячие головы моментально остужает. Связываться с ними решительно никто не хочет… Значит, в целом, Юрий Борисович, получается, что какая-то предубеждённость у Громыко по поводу Павла Ивлева точно имеется?

– Да, какая-то насторожённость однозначно есть, но в чём её причины, сказать, к сожалению, никак не могу. Андрей Андреевич очень занятой человек. И когда он характерным образом морщится, и переводит разговор на другую тему, что он и сделал, тут же становится понятно, что встречу затягивать ни в коем случае не стоит. Сами понимаете, очень давно с ним работаю, и все эти моменты уже прекрасно выучил…

– Хорошо, Юрий Борисович. Но в любом случае вы сделали, что могли, чтобы помочь талантливому молодому человеку. Очень благодарен вам за эту попытку, – поблагодарил Захаров заместителя министра.

О том, что Юрий Борисович озаботился судьбой молодого человека лишь сугубо за переданный накануне конверт с 3000 полновесных советских рублей, ни один из собеседников интеллигентно упоминать не стал.

***

Москва, МГУ

После тех ругательных звонков от Межуева и Захарова парторг МГУ весь извелся. Уже стало понятно, что где-то он просчитался, когда решил, что Громыко надо помочь с тем, чтобы этого выскочку на место поставить. Был уверен, что они, едва могущественный Андрей Андреевич возьмется за их протеже, тут же уйдут в сторону, чтобы их тоже не задело, а вот оно как все неожиданно обернулось… Он всё не мог понять, почему Межуев и Захаров настолько уверенно себя ведут в ситуации, когда их подопечного взял за шкирку сам член Политбюро и министр иностранных дел, у которого, как поговаривают, огромное влияние на самого Брежнева. Откуда у них такая уверенность в том, что они свою линию пробьют и Ивлева этого из неприятностей вытащат?

Неужели они что-то знают, что ему неизвестно? По этому поводу он уже весь извелся, постоянно размышляя об этом, и ночами нормально спать перестал. И жену перепугал. Она, увидев, как он с лица спал, вообразила вдруг, что он тяжело заболел и не хочет ей диагноз раскрывать, чтобы ее не тревожить. Еле её успокоил, сославшись на неприятности по работе.

А самое плохое, что ситуация оказалась очень сильно подвешена. Учитывая, что Ивлев появится в МГУ не раньше конца ноября, она ещё почти две недели будет оставаться, скорее всего, в таком состоянии. «Скорее бы уже конец ноября», – думал он. Там уже хотя бы всё выяснится, попал ли я впросак или просто Захаров с Межуевым слишком много о себе вообразили, и Громыко прищемит хвост и этому Ивлеву, и им тоже, учитывая, как они слишком нагло себя ведут. Он, конечно, был бы очень рад такому сценарию, но, как говорится, жизнь покажет.

Когда зазвонил телефон, он вздрогнул. Хотя, в принципе, учитывая особенности его должности, телефон звонил у него часто, но как-то он настолько разнервничался, что уже и простой звонок иногда выводил его из равновесия.

Взяв трубку, он сразу же после первых слов со стороны собеседника узнал по голосу первого проректора Лукина и поприветствовал его в ответ.

«Голос какой-то у него жёсткий… Случилось чего?», – успел подумать он, и тут Лукин начал говорить весьма неприятные вещи:

– Что это вы, Анатолий Николаевич, Московский государственный университет позорите своим поведением? Что это вы себе позволяете?

– Как позорю, что позволяю? – забормотал Фадеев, пытаясь понять, что ещё за напасть дополнительно, кроме проблемы Ивлева, на него вдруг свалилась.

– Ну же, Анатолий Николаевич, не прикидывайтесь, что не знаете, о чем я! Это же вы умудрились отправить в канцелярию министра иностранных дел какую-то филькину грамоту. Я имею в виду ту якобы характеристику, что вы дали нашему студенту Павлу Ивлеву от лица партийной организации университета. Они мне по телефону пару абзацев зачитали, и мне уже хватило… А там вся она такая… И это они сказали, что им филькину грамоту прислали, и я, когда узнал, про кого идёт речь, тоже сразу же возмутился… С какого вдруг перепугу вы отправили такую вот писанину на одного из лучших студентов, что у нас в университете учится, и еще аж в целый МИД? Вы бы ещё в КГБ такую же писульку отправили, ума бы вам хватило. Хотя что это я говорю, вы ещё возьмёте и воспримете это как дельный совет, в силу отсутствия элементарного соображения.

– Но я… Я не хотел, – забормотал Фадеев несчастным голосом.

– Не хотели вы, Анатолий Николаевич, судя по всему, со здравым смыслом дружить, когда эту вещь учудили…

В общем, так. Из МИД настоятельно просили отправить им те документы, что были представлены на заседание, на котором Ивлева рекомендовали в кандидаты в партии, включая рекомендации, данные поручителями. При этом меня особо попросили лично проконтролировать этот процесс.

Давайте так, чтобы у вас не было времени ни на какое новое опасное бумаготворчество: быстренько находите эти документы, и через двадцать минут чтобы были у меня с ними. Не появитесь в этот срок – я сам к вам приду.

И на будущее, Анатолий Николаевич: с такой самодеятельностью, пожалуйста, завязывайте. Не забывайте, что вы парторг, а не хозяин на территории МГУ. На любом партийном мероприятии, что мы проводим здесь, у вас всего лишь роль секретаря, а не господа бога, как вы, наверное, себе вообразили, раз чужие судьбы решили решать таким вот образом.

Не понимаете каких-то вопросов – консультируйтесь с ректоратом. Там у нас все члены партии сидят, если вы вдруг позабыли. Что, разве был случай, когда я трубку не снимал, когда вы мне звонили? А не чувствуете в себе силы и дальше достойно представлять партийную организацию Московского государственного университета, так подайте в отставку с этой позиции. Пусть этим займётся кто-то, кто будет иметь представление о престиже МГУ – университета номер один в Советском Союзе. Вы меня поняли?

– Да, Вячеслав Викторович. – пробормотал вконец уничтоженный Фадеев. Так жестко Лукин с ним никогда раньше не разговаривал…

Положив трубку, он тут же взял со стола личное дело Ивлева. Идти в соседнюю комнату, где у него стояли шкафы со всеми личными делами коммунистов и кандидатов в члены КПСС МГУ, не было необходимости: как он его взял тогда, после того, как пришёл запрос из МИД, так с тех пор и держал его у себя на столе.

Эх, надо было всё же попытаться заменить поданную характеристику в МИД на другую… Сослаться на какую-нибудь дуру-секретаршу, которая всё перепутала и не ту фамилию в шаблон вставила. Может быть, и прокатило бы, – горестно подумал он.

А теперь получается, что и Громыко, про которого он был уверен, что тот стремится поставить Ивлева на место, вовсе ни к чему такому не стремится, а просто собирает объективную информацию. Раз уж он недоволен полученной характеристикой…

Но какая же сволочь, интересно, настучала, что эта характеристика недостоверна? Впрочем, он понятия не имел, что и как происходит на внутренней кухне МИД, так что никаких догадок по этому поводу у него не было. Всплыли разве что те же самые фамилии Гусева и Гавриловой, что уже напакостили ему вместе или по отдельности – тут уже и не поймёшь теперь. Неужто у кого-то из них есть выход на такой уровень в МИД? Да нет, вряд ли. Был бы, они бы уже в каком-нибудь зарубежном посольстве на лакомой должности сидели бы…

***

Куба, Гавана

Фидель глубоко затянулся сигарой и посмотрел на часы «Rolex» на запястье. И без подсказки помощника он вспомнил, что пора звонить в Москву, разбираться по тому делу с молодым парнем из СССР. Забудешь тут, учитывая, что Рауль снова звонил буквально час назад. Волновался, чтобы он дров не нарубил. Очень уговаривал не звонить сразу Брежневу, попытаться вначале решить проблему на более низких уровнях. Мол, если позвонишь Леониду Ильичу, так потом на тебя Громыко будет сильно обижаться, что ему влетело от генсека, а он всё же член Политбюро, и министр иностранных дел…

Забота брата его тронула, Рауль всегда так старается, чтобы было как лучше для него и для народа, – с теплотой подумал он. А потом велел помощнику:

– Переводчика сюда, и приступим!

Два звонка у него сегодня, сначала в редакцию газеты «Труд», а потом и Громыко…

***

Москва, редакция газеты «Труд»

Главный редактор газеты «Труд» Ландер безмятежно сидел на своём стуле, привычно закинув ноги на стол. Погода сегодня на удивление была солнечной, каких-то особых, серьёзных проблем на горизонте вроде бы не было, а это уже для главного редактора такой крупной газеты, как «Труд», прекрасный повод для хорошего настроения.

В приёмной зазвонил телефон, а спустя минуту в его кабинет ворвалась растерянная секретарша.

– Генрих Маркович, там это… с Кубы… Это…

Вот он вообще не понял, почему секретарша выглядит такой растерянной, что в словах путается…

– Что, кто-то с Кубы звонит? – сказал он небрежно, надеясь ее растормошить. – Ивлев, небось, извиниться решился, чтобы не погнал его из редакции поганой метлой? Ну так не поможет…

– Нет, Генрих Маркович, звонили из канцелярии лидера Кубы Фиделя Кастро. – наконец пришла в себя секретарша и заговорила по делу. –Спрашивали, сможете ли вы через минуту с ним переговорить?

С грохотом уронив ноги со стола на пол, главный редактор изумлённо вытаращился на секретаршу.

– Какой такой Фидель Кастро? Тот самый Фидель Кастро?

– Насколько я понимаю, тот самый, какой ещё может быть кубинский лидер, кроме Фиделя Кастро? – растерянно пролепетала секретарша. – Так вас соединять или сказать, что вас нету?

– Какой нету, дура! Если я не отвечу, он перезвонит министру культуры, а то и вовсе в ЦК Демичеву… И потом следующие пару лет будут они надо мной издеваться, спрашивая, куда это я подевался с рабочего места, когда мне Фидель Кастро позвонил. И опять же неизвестно, что он ему наговорит раздражённо из-за того, что я не ответил. Соединяй, конечно.

Секретарша тут же умчалась обратно в приёмную.

– Но что же ему от меня надо вообще? – растерянно сказал он вслед секретарше…

Сколько он ни работал в центральных СМИ, ни разу не слышал, чтобы иностранные лидеры напрямую редакторам газет звонили. Министрам там, членам Политбюро – про такое он слышал. Но главным редакторам…

Секунд через двадцать селектор приглашающе пискнул, и Ландер, глубоко вдохнув и выдохнув, схватил трубку.

– Товарищ Ландер, – услышал он. – Я переводчик Хуан Рамирес, буду вам переводить речь нашего кубинского лидера. Постарайтесь говорить громче и чётче, чтобы я мог точно перевести ему ваши слова. Международная связь, к сожалению, бывает не очень хорошей.

– Буду говорить громче и чётче, – покорно пообещал Ландер.

В трубке загрохотали раскаты знакомого сочного голоса, который что-то вещал на испанском. Насколько догадался Ландер, Фидель, видимо, расхаживал по комнате, потому что звук то приближался, то отдалялся. Наконец заговорил переводчик:

– Товарищ Ландер, товарищ Кастро приветствует вас и желает вам хорошего дня. Он звонит по поводу проблемы с той беседой, которая у него были с вашим корреспондентом, который в этот момент не был корреспондентом, а был просто отдыхающим на Кубе. И из-за непонимания министерства иностранных дел этой разницы и возникла какая-то проблема, которую лично товарищ Кастро считает абсолютно надуманной.

Переводчик замолк на мгновение, и Ландер решил, что уже пришла его пора что-то сказать, хотя пока что совсем не понимал, что именно нужно говорить. Хотя бы поприветствовать пока Фиделя, в надежде потом сориентироваться в ситуации. … Но сочный голос снова загрохотал, прямо-таки сочась яркими эмоциями оратора, и ему пришлось замолчать, осёкшись на полуслове.

– Товарищ Кастро говорит, что ваша газета очень хороша! И главным образом потому, что в ней печатает свои статьи товарищ Ивлев. И Куба будет поддерживать прекрасные связи с вашей газетой в том случае, если товарищ Ивлев и дальше будет размещать в ней свои прекрасные публикации. Если же товарищ Ивлев по какой-то причине перестанет печататься в вашей газете, то кубинский народ, к сожалению, больше не сможет одобрить наличие корреспондентского пункта газеты «Труд» на территории суверенной Кубы. Также лично ни товарищ Кастро, ни члены его правительства не будут больше давать никаких интервью никаким корреспондентам газеты «Труд». А ещё товарищ Кастро спрашивает, понятно ли всё, что он сказал?

– Да, – коротко ответил предельно удивлённый всем услышанным Ландер.

– В таком случае товарищ Кастро желает вам хорошего трудового дня на благо советского пролетариата и крестьянства. Всего доброго.

– Спасибо! Всего доброго, – поддакнул Ландер, и звонок прервался.

– Вот и поговорили, – пробормотал главный редактор газеты «Труд», бережно положив трубку на рычаг.

Правда, усидеть после всего произошедшего на месте он не смог. Вскочив со стула, забегал по кабинету. Получается, зря он раньше времени списал Ивлева со счёта? Это кто ж так за него перед Фиделем Кастро похлопотал – Захаров или Межуев? Но кто бы знал, что у них такие возможности имеются…

«Эх, похоже, сглупил я, что не позвонил тогда Межуеву, едва всё это началось. Видимо, он и так как-то это узнал и принял меры. Ну и дела!»

А ведь, подумал он, похоже, действительно, лучше бы он не снимал трубку, как секретарша предлагала. Не такая она и дура оказалась… Но кто же знал, что Фидель скажет именно вот это всё? Намного лучше было бы, если бы его лично услышала министр, если бы он вместо него Фурцевой позвонил. А теперь, если позвонить ей и всё это пересказать, пожалуй, министр может подумать, что он белочку словил… Тем более, что она давно над ним подтрунивает, что Ландер многовато закладывает за воротник…

Но и не звонить же никак нельзя. Если Фурцева потом узнает, что Ландер имел переговоры с Фиделем Кастро, о которых не доложил, у него по любому будут огромные неприятности.

«Так вот оно как оказаться в шкуре Ивлева после того разговора с Фиделем? Мой же тоже с МИД не согласован!» – внезапно сообразил Ландер и неожиданно сам для себя расхохотался. Нет, не из-за хорошего настроения, конечно, это была больше нервная реакция. Хоть он и понимал, что ничего ему не будет, он же не рядовой журналист, а целый главный редактор, это совсем другое дело, но сама ситуация все же нервировала…

Или все же звонить надо не Фурцевой, а Демичеву? Нет, похоже, надо звонить обоим… Пусть сами решают, кому из них по принадлежности надо с этим мутным делом разбираться…

Глава 3

Москва, МИД СССР

Селектор щёлкнул, и прозвучал голос секретарши:

– Андрей Андреевич, звонят из канцелярии Фиделя Кастро. Он хочет с вами переговорить в ближайшее время. Какой дать ответ?

– Соединяйте, как позвонит, Оксана Николаевна, – велел Громыко. – Не сказать, чтобы чем-то настолько важным был занят, чтобы тянуть с разговором.

Фидель Кастро вообще был очень активным лидером и часто звонил как себе домой в Советский Союз. И повод для этого у него был самый что ни на есть серьёзный – теснейшие отношения между Гаваной и Москвой.

«Лишь бы не закатил снова длинную речь о том, что мы чрезмерно либеральничаем с американцами и необходимо избавляться от курса на политику уступок Вашингтону», – вздохнул Громыко.

Конечно, у Фиделя в условиях блокады американцами может быть только один курс – на дальнейшее ужесточение политики всех союзников в отношении Вашингтона. Но с чего он вообразил, что это отвечает нашим государственным интересам? Куба, государство, крохотное по всем статьям, очень зависит в своём выживании от поддержки Советского Союза, а его лидер постоянно пытается указывать, как нам проводить свою внешнюю политику…

«Но ведь ничего не поделать, приходится вежливо всё это выслушивать, потому что если это всё на моей стадии не разрешить, то дальше последует звонок уже Брежневу. А Брежнев очень не любит, когда его по одним и тем же вопросам беспокоят, скажет потом иронично: «Ну что, Андрей Андреевич, снова вы с нашим энергичным Фиделем не совладали? Вот что он мне звонил? Лучше бы приехал, поохотился, а не вот эти вот разговоры…».

Андрей Андреевич понимал, что невозможно выполнять свою работу идеально, но всячески стремился к тому, чтобы руководимое им министерство осуществляло свою деятельность близко к идеалу. Он гордился тем, что является министром иностранных дел такого могущественного государства, как СССР, и старался сделать всё возможное для того, чтобы голос Москвы мощно звучал на международной арене.

«Эх, если бы ещё не было у американцев столько прихлебателей, которые за иностранную помощь готовы что угодно для Вашингтона сделать… Но пока что, к сожалению, ситуация именно такова».

В кабинет постучали, и вошёл переводчик с испанского из профильного отдела МИД – Селезнёв Роман Георгиевич. Естественно, разговор с главой другого государства требует опираться не только на его переводчика, который у него, несомненно, будет, но и на своего. Не всегда можно быть уверенным, что чужой переводчик сработает в полной мере грамотно. А цена непонимания друг друга в такого рода переговорах может оказаться очень велика. Не хотелось бы получить конфликт на пустом месте из-за ошибки перевода.

Снова щёлкнул селектор, и секретарша объявила:

– Фидель Кастро на проводе, сейчас начинаем беседу.

Громыко поблагодарил её, и тут же в динамике на весь кабинет зазвучал знакомый голос Фиделя Кастро.

Селезнёв тут же начал переводить, наклонившись поближе к Андрею Андреевичу. А потом, уже когда Громыко будет говорить, он будет помалкивать – работать будет переводчик Фиделя, а он будет отслеживать, правильно ли тот переводит на испанский.

– Андрей Андреевич, добрый день. Как твои дела? – перевёл Селезнёв Фиделя.

– Спасибо, Фидель, как твои дела? У меня всё хорошо.

– Дела в целом неплохо. Спасибо за поддержку, что оказываете Гаване на международной арене. Но есть одна проблема – небольшое недоразумение, которое серьёзно портит взаимопонимание между нами.

– Что же именно? – удивлённо спросил Громыко.

– Мы тут совершенно случайно узнали с Раулем, что у советского гражданина Павла Ивлева, который беседовал с нами на прошлой неделе, из-за этого возникли какие-то проблемы с твоим министерством иностранных дел, Андрей. Сразу хочу сказать, что информация получена не от него, мы смогли раздобыть её своими силами. Но скажу, что меня тревожит ситуация, когда я приглашаю к себе в гости советского гражданина, а потом у него это вызывает проблемы на родине. Скажи, Андрей, мне, как коммунист коммунисту, с чем связана такая странная политика? Наши страны как-то начали отдаляться друг от друга из-за того, что Москва так тесно заигрывает с Вашингтоном? Это какой-то сигнал мне о том, что наши прежние отношения полного союза заканчиваются? Надеюсь, ты сможешь мне разъяснить эту ситуацию, и мне не придётся звонить по этому поводу к дорогому Леониду?

«Чёртов Ивлев», – раздосадованно подумал Громыко. «Вот как он сегодня везде плотно влез – два замминистра за день, а теперь ещё и Фидель Кастро. Это заговор, что ли, какой-то? Не могли же они все случайно в один день на меня обрушиться… Или это сегодня ещё не конец и еще кто-то позвонит или придет за Ивлева вступаться?»

– Дорогой Фидель, – начал Громыко. – Разумеется, ничего не изменилось в отношениях Советского Союза и Кубы, поверь мне. То, чем мы занимаемся с Америкой, – это тактические вопросы. Сам понимаешь, холодная война зашла слишком далеко. Гонка вооружений подрывает нашу экономику. Конечно, нам хочется договориться с американцами хоть о каких-то ограничительных принципах, чтобы снизить уровень этого безумия. Только и всего. Это не означает, что мы снизим поддержку Кубы. Так что этот частный случай нисколько не повлияет на наши отношения. А по этому молодому человеку весь вопрос заключался исключительно в регламентах действия советских журналистов при встречах с иностранными лидерами. Понимаешь, мы не можем позволить, чтобы наши журналисты сами по своему желанию бегали общаться с кем угодно, даже с нашими ближайшими союзниками. В том числе и для того, чтобы они лишний раз не тревожили такого занятого человека, каким являешься ты. Ну и опять же, мы бы с удовольствием предоставили дипломатическую поддержку товарищу Ивлеву во время интервью с тобой, а так он поехал к тебе один…

– Андрей, ну ты постарайся меня понять. – не сдавался Фидель. – Парню восемнадцать лет, он приехал на отдых с семьёй на Кубу. Конечно, мы хотим быть радушными хозяевами и оставить у него наилучшие впечатления о нашей стране. Кроме того, он познакомился в Москве, выполняя редакционное задание, с женой моего брата Рауля Вильмой и, кстати говоря, написал очень хорошую статью по итогам этой встречи в газете «Труд». Вот Вильма и решила сделать ему приятное и организовать во время его пребывания на Кубе две встречи – со мной и с Раулем. И в нашем телеграфном агентстве никто не обратил внимания на то, что он находится в отпуске, и не выполняет никаких официальных обязанностей, поэтому неправильно указали, что он встречался со мной как журналист «Труда». А на самом деле это была просто дружеская встреча с советским журналистом по просьбе Вильмы, не влекущая за собой никаких обязательств, только и всего. Захочет он потом что-то напечатать в своём «Труде», или не захочет, никаких вопросов таких мы вообще не ставили. Так что, поскольку это всего лишь недоразумение, я буду признателен, если этот небольшой инцидент не отразится негативно на карьере молодого человека, и ты сможешь решить этот вопрос на своём уровне.

Сказано вроде как и вежливо, но по опыту министра совершенно однозначно означало, что если Громыко не ответит согласием и, главное, потом не сделает так, как просит Фидель, перестав выдвигать претензии к Ивлеву, то незамедлительно последует атака от Фиделя уже на Брежнева, с тем чтобы он приказал Громыко сделать всё, как он требует.

И Андрей Андреевич прекрасно знал, что Брежнев из-за какого-то пустяка ссориться с Фиделем точно не будет. «Какой такой журналист? – спросит он его, хмуря густые брови. – Почему из-за какого-то парня, с которым Фидель побеседовал полчаса, мы вообще вынуждены поднимать эту тему? Андрей Андреевич, займитесь своей прямой работой, дипломатией, чтобы меня больше никто не тревожил по таким пустякам, хорошо?»

В итоге Громыко, конечно, пришлось заверить Фиделя, что все претензии в адрес молодого человека, которые возникли из-за некоторых злосчастных совпадений, им будут сняты, и с карьерой Ивлева ничего плохого не произойдёт. Так что вопрос урегулирован. Никуда больше и никому звонить абсолютно нет необходимости.

Но Фидель не остановился на этом. А продолжил разговор, который Громыко хотел уже на этом и закончить:

– Ещё, Андрей, попросил бы тебя дать разрешение этому молодому человеку на участие в заседании Совета министров Кубы. Во время беседы с моим братом Раулем он высказал несколько интересных предложений по организации работы кубинского туризма. И наши министры ими заинтересовались, хотят рассмотреть эти вопросы с его участием. Видишь, как я уважительно к тебе отношусь! Раз у вас теперь требуются разрешения для того, чтобы со мной переговорить, то я и прошу этого разрешения…

Это уже, конечно, прозвучало достаточно язвительно. Фидель умел уколоть в разговоре и с удовольствием этим пользовался, как глава независимого государства может себе позволить в отношении министра другого государства…