Ульрик

Мы, драконы, существа мудрые, гордые и могущественные. И живём мы пусть не вечно, но очень, очень долго, поэтому друзей у нас нет. И, если ты внимательно читал ваши человеческие сказки, то знаешь, что могущество всегда даётся не просто так, что за него всегда приходится чем-нибудь платить, потому что во всём должно сохраняться равновесие. Драконам досталось целых три условия…

Мы не имеем права солгать или не дать честного ответа на прямой вопрос, который невозможно истолковать превратно. Это условие вынуждает очень быстро думать, взвешивать каждое слово и находить альтернативные варианты трактовки там, где их, казалось бы, нет. То есть, если вопрос можно понять неправильно, его нужно понять неправильно.

Мы можем принять от кого-то помощь, но не имеем права просить о ней, что учит нас доверять (хотя это очень сложно) и ценить чужое бескорыстие. И, последнее, нам нельзя есть шпинат… – Ульрик не смог удержаться от смеха.

– А почему шпинат?

– Нипочему. По преданию, этот пункт добавили, чтобы мудрые драконы не забывали, что не всегда и не во всём нужно искать логику. Иногда её просто нет.

Пару минут и Ульрик, и дракон задумчиво молчали, каждый размышлял о своём.

Первым не выдержал Ульрик, его распирало любопытство.

– А что будет, если нарушить одно из правил? – на морде дракона отразилось сначала замешательство, а потом задумчивость.

– Этого никто не знает, мальчик. Никому из драконов никогда не приходило в голову нарушать эти условия…

– Может быть, шпинат нельзя, потому что у вас на него аллергия? Или шпинат для вас ядовит? Тогда всё, что угодно, может быть – покроетесь коростой, будете чихать, чесаться, потом распухнете, не сможете дышать, посинеете и умрёте, – выдав всё, что он когда-либо слышал об аллергии, Ульрик затих и с опаской взглянул на дракона. У дракона нервно дёргался правый глаз, вокруг которого радостно подрагивали длинные серебристые чешуйки…

– Давай мы поговорим о шпинате в другой раз, хорошо? – угрожающе процедил, не раскрывая клюва, дракон и выдохнул облачко дыма, – А сейчас пока вернёмся к делам насущным… Так вот, у меня в спине, между крыльев, прямо напротив сердца, засел наконечник копья. Вытащить самостоятельно я его не могу, он находится в том единственном месте, куда я не достаю ни лапами, ни клювом, да даже если бы и достал – толку мало, он зазубренный и его нельзя вытащить, только вырезать. И просить о помощи не стал бы, даже если бы мог. Догадываешься, почему?

– Чтобы ни у кого не возникло соблазна протолкнуть наконечник до сердца? – предположил Ульрик.

– Кхм… Ты слишком хорошо думаешь, маленький человек. Когда-нибудь это может стать для тебя проблемой, если ты не поймешь, что некоторыми догадками лучше ни с кем не делиться. Даже, если они правильные. Особенно, если правильные. И, да, действительно, слишком многие предпочли бы убить дракона, вместо того, чтобы спасать.

– А это правда, что драконы умеют принимать человеческое обличье? Ведь вы могли бы стать человеком и, не зная, кто вы на самом деле, вам помог бы любой встречный. Ну, или хотя бы отвёл к врачу…

– Про человеческий облик – правда. Но я, кажется, слишком рано начал хвалить твои умственные способности, человеческий ребёнок… посмотри на копьё, тебе должно быть видно его с того места, где ты сидишь. Скажи мне, что ты видишь?

– Ну, вижу обломок древка и самое основание наконечника…

– А ты видишь, какого оно размера?

– Ой, – только и смог сказать Ульрик. Копьё было большим. Нет, оно было огромным…

– Вот тебе и ой. А теперь представь себе человека, пронзённого таким копьём. Я даже превращения не переживу, а если вдруг переживу, то окажусь нанизан на это копьё, как бабочка на булавку. Мне обязательно нужно извлечь его в моей драконьей ипостаси.

– А если получится его вынуть, рана долго будет заживать? – дракон издал какой-то рокочущий звук, который Ульрик решил принять за смех.

– Колотые, резаные и стреляные раны заживают сразу, если внутри не осталось металла. Рана закроется в ту же секунду, как будет извлечен наконечник.

– Получается, что и порталы закроются тогда же? А если вы вдруг умрёте, они тоже закроются? – Ульрик привык рассуждать вслух, и ровно в тот момент, когда слова вылетели из его рта, он пожалел об этой своей привычке. Глаза дракона опасно сощурились, а из ноздрей выползла тонкая струйка тёмного дыма.

– Ты опять прав, человек.

– Ульрик. Меня зовут Ульрик, – Ульрику вдруг показалось важным, чтобы дракон обращался к нему по имени. – И я могу вам помочь, если хотите. И если не боитесь, – струйка дыма стала темнее, больше, и в ней появились искорки…

– Не боюсь. Опасаюсь. И правильно делаю, что опасаюсь, между прочим. Но ты единственный на моей памяти человек, которому я, кажется, могу доверить свою жизнь. Именно поэтому ты смог живым взобраться на эту скалу.

Я тебя ждал.

Глава 9

– И вы туда же! – вспылил Ульрик, – вы что тут все, сговорились? Карл с Лёкой ждали, Маха ждала, вы теперь ещё – все сидят, ждут и знают, когда я появлюсь и где, и только я ничего об этом не знаю. Я вам что, кукла на ниточках? Моё будущее – оно вообще моё или чьё? – дракон дождался, пока из Ульрика не выветрился праведный гнев, потом прикрыл глаза, склонил голову набок и осторожно спросил:

– Прежде чем мы продолжим… скажи мне, пожалуйста, Ульрик… Почему ты всё время обращаешься ко мне так, будто меня несколько? Или ты видишь здесь ещё и других драконов?

– …?

– Пойми, если я собираюсь воспользоваться так благородно предложенной тобой помощью, – а я собираюсь – то мне необходимо быть уверенным в том, что ты абсолютно здоров. Психически, – Ульрик от возмущения на секунду потерял дар речи.

– Да вы что себе позволяете?

– Ну, вот, опять, – с удовлетворением констатировал дракон.

– Ааа, так вот оно что, – на раскрасневшемся от возмущения лице Ульрика появилось подобие улыбки, – у вас разве не принято к старшим, самым мудрым и уважаемым, обращаться во множественном числе?

– Честно говоря, у нас – не принято. Но это хорошая традиция. Ты можешь продолжать обращаться ко мне, как ко многим драконам, человеческий ребёнок, – выражение удовольствия на морде дракона было трудно с чем-либо спутать. – Конечно, если того требуют ваши обычаи и тебе так удобнее, – поспешно добавил он.

– Так вот, будущее… Сложные ты вопросы задаёшь, мальчик. Будущее неопределённо и предопределено.

– Как? – перебил Ульрик, – ведь так же нельзя, чтобы одновременно…

– Ну, смотри. Ты сидишь на камне и ничего не делаешь, твоё будущее неопределённо – одновременно существуют все возможные варианты того, что может случиться… и, в то же время ни одного – так как ты ещё не сделал выбор. В ту секунду, когда ты выберешь из всех тот единственный вариант, которому будешь следовать, будущее определится.

– Хорошо, допустим. А если я сижу на камне, ничего не делаю, ни о чём не думаю, а мне на голову из ниоткуда падает кирпич? – морда дракона приняла страдальческое выражение.

– Я уже говорил тебе, что ты слишком быстро думаешь? Так вот, слышал когда-нибудь про взаимодействие систем? О том, что система не способна осознать сама себя, но её способна осознать надсистема, – Ульрик нахмурился, в младших классах такого точно не проходили. А потом его осенило:

– Бабушка говорит, что сидя в кастрюле, супа не сваришь – это о том же?

– Благословенна будь твоя бабушка! Да, это именно о том. Так вот, когда ты, бездельник, сидишь на камне, твоё будущее может быть неопределённым с твоей точки зрения, и в то же время совершенно определённым с точки зрения надсистемы, которая метит в тебя кирпичом, – Ульрик зябко поёжился, ему не понравилась идея, что где-то есть надсистема, которая кидает в людей кирпичами.

– Похоже, что это всё как-то за уши притянуто. Вроде бы и логично, а вроде бы и неправильно как-то. Вы это точно-точно знаете?

– Точно-точно вообще никто ничего не знает. Мы все сидим в кастрюле, выражаясь языком твоей бабушки, и видим, что вокруг происходит что-то. И пытаемся это что-то объяснить самим себе хоть как-нибудь… Но так как точного, истинного знания у нас нет, мы строим догадки, и эти догадки оправдываем опытом – если что-то раз от раза происходит одинаково, то мы принимаем за правило, что оно так происходило, происходит и будет происходить всегда.

– А зачем?

– Чтобы не было так страшно жить. Людям очень страшно жить в мире, в котором нет ничего постоянного, они всегда ищут, за что бы зацепиться.

– А моя бабушка всегда в таких случаях рассказывает мне про индейку, которую хозяин целый год каждый день кормит, холит и лелеет, а под новый год делает из неё жаркое. И кажется мне, что все эти знания, которые основываются на опыте, в один прекрасный день могут вполне себе разделить судьбу той индейки…

– Я очень, очень хочу познакомиться с твоей бабушкой, её кулинарная мудрость, применённая к законам мироздания, просто потрясает. Ты уверен, что она у тебя не дракон?

– Не очень, – буркнул Ульрик, – вполне может быть, что и дракон. Не удивлюсь, если и так. Но мы отвлеклись. Если вы хотите, чтобы я достал наконечник, вы должны рассказать мне, как. Я всё-таки не хирург. Да и крови боюсь.

– Крови можешь не бояться, с ней проблем не будет.

– Почему это?

– У меня внутри не такая кровь, как у тебя, – жидкий огонь. Поэтому проблемы у нас безусловно будут, но совсем не те, о которых ты думаешь.

– А почему же тогда наконечник не прогорел, раз у вас огонь внутри? – Ульрик вспомнил консервные банки, которые они с папой жгли в костре, когда ходили летом в поход.

– Не удивляйся, у нас охотники на драконов, да и просто искатели удачи – народ технически подкованный, такие мастера работают, такие сплавы придумывают, так железо закаляют – любо-дорого смотреть.

– Поняяятно, – протянул Ульрик, – так каких проблем мне ждать?

– Ну, во-первых, ранили меня давно, очень велик шанс, что организм попытался зарастить рану вместе с лезвием. Если так, то тебе будет трудно его извлечь, шкура-то у меня плотная, и сильный взрослый человек с правильным оружием не сразу бы справился, а ты, уж извини, не взрослый, не сильный, да и оружия у тебя нет. Во-вторых, лезвие наконечника зазубренное, а я понятия не имею, какой величины у него крючья и насколько они прочные. Иногда часть крючьев специально делают хрупкими, чтобы они обламывались и оставались в ране. Вот если они останутся внутри, их будет очень сложно достать. Поэтому нам придётся вырезать наконечник осторожно, захватывая кожу не точно вокруг лезвия, а с изрядным запасом. Ну, и крылья повредить не хотелось бы. Драконы существа летающие, а я с этим ранением и так уже слишком долго пешком хожу.

– Ну, хорошо, предположим, нашли мы оружие, начали вырезать, а из раны – огонь. И что мне с ним делать? – дракон нахмурился.

– Знаю. Нам нужны перчатки…

– Да какие ж перчатки такое выдержат?

– Перчатки из кожи дракона выдержат… – поначалу Ульрик остолбенел, для него это прозвучало примерно так же, как если бы дракон предложил использовать перчатки из человечьей кожи, потом пожал плечами и о чём-то глубоко задумался. Он подошёл вплотную к дракону, погладил его шею, зачем-то поскрёб её ногтем, попробовал отогнуть чешуйку…

– Что-то я на вас лишней кожи не вижу… Можно, конечно, попробовать из крыльев выкроить, а ну вдруг они потом не заживут? – теперь уже Катуш воззрился на Ульрика в немом ужасе, а Ульрик, не заметив его взгляда, задумчиво продолжал, – Или, может быть, вы линяете? Ну, как змея. Тогда может где-то лишняя кожа и завалялась, можно сшить… Хотя нет, какая ж вы змея, вы скорее ящерица… Или ящерицы тоже линяют?

Катуш сравнения с ящерицей совершенно не оценил, в глазу его зажёгся хищный красный огонёк, а дым из ноздрей и клюва прорезали тонкие язычки пламени, чуть не подпалившие Ульрику шевелюру.

– Давай договоримся, мой-возможно-друг, – очень тихо и очень внятно произнёс дракон, – что ты никогда, слышишь, никогда не будешь даже думать о том, чтобы что-нибудь из меня выкроить. Хорошо?

– Но как, вы же сами сказали…

– Я сказал, что нам понадобятся перчатки из кожи дракона. Но я абсолютно точно не имел в виду, что их нужно вырезать из меня. Пойдём.

Ульрик попытался встать, но тело изо всех сил протестовало – ноги казались такими тяжёлыми, словно были целиком отлиты из чугуна, всё, каждая мышца, каждая связочка и косточка – всё болело и решительно отказывалось повиноваться. Ульрик издал почти неслышный стон. Но дракон ко всему прочему обладал ещё и прекрасным слухом. Хмыкнув, он просто пересадил Ульрика с кончика хвоста себе на шею, ближе к голове, и велел держаться.

Глава 10

– Драконы – древнейшие существа, мы существовали всегда. И почти столько же времени существовали охотники на драконов – это древнейшая профессия, – дракон странно покосился на Ульрика. – Ну, одна из…

– Но в самом начале людей же ещё не было?

– Верно, людей не было. Но были другие. А потом ещё одни. И ещё. И все они охотились на драконов. Когда всё только начиналось, драконы жили на равнине и занимались торговлей. Сильные, выносливые, умные, способные быстро преодолевать гигантские расстояния, мы добывали то, что больше никто не мог добыть – всё самое дорогое, ценное и редкое, всё принадлежало нам. Из-за того, что срок жизни дракона несоизмеримо больше, чем у любого из тех, с кем велась торговля, мы держали цену на самые интересные находки – могли ждать и никуда не торопились. Страсть к собирательству и нежная любовь к золоту не давали драконам транжирить нажитое.

Правда, иногда мы давали другим в долг… под совсем махонький скромный процент…

Работный люд, купцы или мануфактурщики редко обращались к нам за помощью – с них и взять-то было практически нечего, – самыми приятными заёмщиками были государства и те, кто этими государствами управляет. Дела шли хорошо, оч-чень хорошо. Ходко шли дела, – Катуш мечтательно закатил глаза и прищёлкнул длинным чёрным языком. – Богатства накапливались, множились и вызывали жгучую зависть тех, кто не был так же умён и предприимчив, как мы. На драконов началась охота. Сначала это были одиночки, случайные ловцы удачи, потом целые города начали объединяться с целью немножко облегчить драконий кошелёк. Ведь, согласись, быть должным – это неприятно, а отдавать своё, кровное, неприятно вдвойне. Есть у вас поговорка «Берёшь чужое и ненадолго, а отдавать будешь – своё и навсегда»? Ну, вот, жители равнин решили пойти по лёгкому пути – убрать источник своего дискомфорта. То есть нас.

На равнинах стало опасно.

Драконы ушли в неприступные горы, перенесли туда все богатства, а вниз стали спускаться только в экстренных случаях – если до нас вдруг доходил слух о какой-нибудь необыкновенной вещице. Разговор, больше похожий на монолог, явно доставлял дракону огромное удовольствие, речь его была размеренной, тягучей, плавной, ритмом соразмерной с драконьей поступью, и если бы не было так интересно слушать и так неудобно сидеть, Ульрик, которого совсем разморило, наверняка бы уснул.

Сначала Ульрику представлялось, что езда на драконе окажется сродни езде на лошади – сел и едь. Но сидеть у дракона на загривке, держась за холку, без попоны и седла было мучительно – острые чешуйки гривы резали ладони, пришлось съехать немножко ниже и сидеть, пригнувшись к самой шее и обхватив её обеими руками. От страданий это не избавляло, так как длинные чешуйки венчали хребет по всей длине ящера, постепенно теряя в размере по мере приближения к кончику хвоста… Так что Ульрику досталась самая колючая часть.

– Когда мы ушли с равнин, о нас поначалу почти забыли. Таинственность, обособленность и обладание несметными сокровищами постепенно сделали существование драконов сказкой, преданием, а самих драконов – злобными тварями, поедающими плоть, глумящихся над теми, кто попал им в лапы – мы стали теми, кем пугают детей по ночам.

Наш образ постепенно искажали, понемногу лишали его всех хороших черт, взамен щедро награждая чертами неприятными, угрожающими. Если бы мы говорили о людях, я бы сказал, что нас "расчеловечивали", отбирая всё то хорошее, что ассоциируется со словом "человечность", делали из нас диких, безжалостных, кровожадных чудовищ. А так как мы не люди, нас, считай, раздраконивали…

Вот скажи, похож я на чудовище? – вдруг обернувшись прямо на ходу, обратился к Ульрику дракон.

– Не знаю, – честно признался Ульрик, – я ещё не понял. Пока вы молчали, были очень похожи, а как начали разговаривать – вроде и ничего.

– Ну и на том спасибо… Так вот, со временем, одолеть дракона и забрать его богатства – стало считаться не убийством и грабежом, коими это по сути и является, а просто таки героическим деянием, подвигом. Об убийцах драконов слагались саги, пелись песни… Желающих прославиться и разбогатеть развелось значительно больше, чем, собственно, драконов. Во много раз больше. Коротко живущие плодятся быстро и не ценят жизни – их слишком много, они даже не знают друг друга по именам.

– А вы что же, знаете всех драконов по именам?

– Естественно, – дракон нахмурился, чешуйчатые брови грозно встопорщились, – нас мало. Сейчас даже твоей коротенькой памяти хватило бы, чтобы запомнить всех. Ты намерен слушать или так и будешь меня всё время перебивать?

Ульрик уверил дракона, что он слушает очень внимательно и больше перебивать не будет. Хотя, честно говоря, перебивать очень хотелось. Узкий чешуйчатый гребень, на котором восседал Ульрик, при каждом драконьем шаге немилосердно колол Ульрику зад, – а попытавшись поёрзать и устроиться поудобнее, он только вогнал пару особенно острых и тонких чешуек глубоко под кожу, попросить же Катуш остановиться – стеснялся. Поэтому он тихо надеялся, что для очередного объяснения дракон всё-таки решит остановиться, а Ульрик сможет наконец слезть с драконьей спины.

– Как-то так получилось, что мы не сумели вовремя осознать масштаб развернувшейся против нас военной кампании, не смогли вовремя объединиться и дать отпор, – продолжил дракон, – образовать своё государство где-нибудь высоко в горах в конце концов. Нашей проблемой оказалось то, о чём мы всегда думали как о своём преимуществе – нам нравилось владеть, но не править. Нам нравилось быть свободными и ни от кого не зависеть. Хотя со всеми нашими возможностями мы с легкостью могли возглавить все равнинные государства, защитить себя. Мы могли владеть миром. А в результате мы – всего лишь несколько жалких одиночек, рассеянных по горным пещерам и чахнущих над своими сокровищами, боясь выйти на свет.

То, что мы живём очень долго, сыграло с нами злую шутку. Вы, люди, и такие, как вы – те, чей век действительно всего лишь век, и это в самом лучшем случае, вы переиграли нас. Потому что вы ничего не знаете, ничего не помните, для вас всегда всё новое, неизвестное, непонятное.

Вы не просто ходите по граблям – вы танцуете танго с завязанными глазами в тёмной комнате, выложенной граблями от стены до стены. И для вас все эти грабли – разные, а не одни и те же. Получить по лбу синими, а потом получить по тому же лбу красными – это совершенно разные вещи. Принципиально разные. Потому что вы не в состоянии учиться, делать выводы, запоминать, чтобы потом узнавать когда-то виденное.

Каждое ваше следующее поколение уже с детства отдано в секцию танцев, а родители и прародители заботливо выкладывают для него граблями бальную залу. Вы не успеваете ни к чему привыкнуть, ни во что врасти – и поэтому всё время меняетесь, приспосабливаетесь на ходу, изобретаете заново банальные вещи, получаете одни и те же кризисы и катастрофы, чтобы потом доблестно выдумывать выход из них. Каждый раз новый. Но точно такой же, как и старый. И те, которые были до него… – Ульрик не очень понял как в одном рассказе оказались люди, грабли и танцы, но решил на всякий случай помалкивать, чтобы не расстраивать и так уже изрядно расстроенного собственными воспоминаниями дракона.

Мы, драконы, всё знающие и всё видевшие, мы перестали удивляться, перестали подстраиваться, решили, что мы – незыблемы, и мир вертится вокруг нас, что река времени будет огибать нас, как камень, лежащий по центру стремнины. А река пробила себе другое русло, и мы вдруг оказались на берегу. И даже не заметили этого. Мы не поняли, что вы – то изменение в мире, которого мы не сможем пережить. Мы, как сказал один ваш мудрец, думали, что всё проходит, – и это пройдёт. Что вы – пройдёте.

А вы плодились, как кролики, как мушки, которые заводятся в тарелке с мытым виноградом, как саранча. Вы заполонили всё – и срок вашей жизни просто перестал иметь какое-либо значение. В какой-то момент вас стало слишком много, а нас – слишком мало. Мы смеялись, когда впервые увидели вас. И мы плакали, когда наконец-то разглядели. Но было уже поздно. Поздно для нас.

Ну да ладно, не будем о грустном. Мы пришли.

Катуш остановился у входа в пещеру. Это не было величественной аркой, которую Ульрик рисовал в воображении, представляя себе жилище дракона, – это был скорее лаз, нора, длинный тёмный туннель, уходящий в толщу скалы. Ульрик, мечтавший скорее спешиться, тем не менее сначала задал вопрос, который жёг ему язык.

– А отчего вы не ушли – не в горы, а совсем отсюда? Вы умеете создавать порталы, умеете создавать миры, вы же могли уйти в любой момент и куда угодно – уйти со всеми богатствами…

– Мы не ушли, потому что это – наш дом.

Дракон коротко клацнул клювом, обозначая, что этот вопрос он совершенно не намерен обсуждать.

Глава 11

– А что мы тут хотим найти? – Ульрик потерянно обводил взглядом огромную пещеру, стены которой терялись где-то в темноте. Пещера дракона оказалась похожа на лавку безумного старьёвщика, в которой наверняка можно было найти что угодно, но было совершенно непонятно, где и как искать. Горы золотых монет мирно соседствовали с грудами ветоши, сломанной мебели, ворохами цветастых тканей и россыпями драгоценностей. Самую большую кучу золота венчал чей-то изрядно потрёпанный башмак, из стоявшего посреди пещеры гигантского камина, искусно выложенного причудливо расписанной плиткой, торчали кочерга, костыль и красный кружевной зонтик. Рядом валялся кокетливый нежно-розовый дамский чепчик, отделанный по краю рюшами. Из-под рюш ехидно скалился чей-то, очень древний на вид череп.

Дракон ушёл в самый дальний угол пещеры и деловито рылся там, периодически что-то выуживая из огромной кучи хлама и внимательно это что-то разглядывая. Некоторые предметы после осмотра были небрежно отброшены в сторону, а некоторые, видимо представлявшие из себя какую-то ценность, аккуратно складывались рядом в небольшую кучку. Дракон был явно полностью поглощён поисками, так что Ульрик решил пока побродить по пещере и как следует осмотреться, но не успел сделать и пары шагов, как услышал в голове злобное:

– Стой там! Стой и не шевелись! – Ульрик хмыкнул, пожал плечами, но на всякий случай остановился. – И не вздумай ничего здесь трогать!!!

– А почему? Я же не украду ничего, просто посмотрю поближе…

– Ну, смотри, смотри… только вот та милая вещица, которую ты нацелился «посмотреть поближе», да, вот та черепушка в кружавчиках – она, например, вполне может тебе руку оттяпать, а может и похуже чего. Коростой покроешься, – дракон явно вспомнил эпизод с аллергией и решил отыграться, – или превратишься во что-нибудь малосимпатичное. И весь этот жуткий хлам, который тут валяется повсюду – это не просто старьё, это старьё магическое. Кое-что я знаю, как работает, а по поводу большинства вещей могу только гадать – на меня магия не действует, я сам её порождение, а на других проверять как-то жалко.

– Хорошо-хорошо, я понял, стою на месте и ничего не трогаю… – Ульрик покорно замер, дракон кивнул и вернулся к разгребанию горы барахла в дальнем углу. – А что ищем-то?

– Ты – ничего не ищешь. А я тоже уже нашёл всё, что надо, – довольный дракон вынырнул из-за завалов, таща в пасти небольшой тюк.

***

В тюке оказался залатанный, видавший виды плащ, на котором там и сям виднелись крохотные заплатки, половинка сломанных ножниц и здоровенные щипцы. Ульрик когда-то видел похожие у бабушки, – та по-старинке кипятила на плите в огромном алюминиевом жбане постельное бельё и время от времени ворочала его деревянными щипцами в локоть длиной. Только эти щипцы, в отличие от бабушкиных, были металлическими.

– Так, хорошо, и что я со всем этим богатством должен делать? – Ульрик скептически осмотрел находки и никакого практического применения им придумать не смог. Ну, разве что, в них тоже есть какая-нибудь магия…

– Как что? Это же очевидно!

– Вам, может быть, и очевидно, а мне пока не очень…

– Смотри, мы имеем плащ из кожи дракона, ножницы из металла, который способен её резать, и щипцы! – радостно резюмировал дракон. Ульрик вздохнул.

– Катуш, вы не забывайте, пожалуйста, что вы – мудрый дракон, который имеет дело с обычным человеческим ребёнком. У меня не всегда получается поспевать за вашей мыслью, – дракон расплылся в зубастой улыбке, от которой даже у самого стойкого человека мог бы запросто случиться сердечный приступ. Ульрик же уже немного привык и не реагировал.