В Авлиду

Прошла всего минута.

– А если правда? Шлюха. Последняя шлюха. Мерзавка. – возмущался во весь голос Менелай.

Только чайки слушают его. Вскоре они отстали. Два дельфина тоже не пожелали внимать столь грязной брани. Хвостами лишь ударили и скрылись.

– Неужели Елена бросила детей? Вот вертихвостка. – голос Менелая разносился далеко над морем. – Я ее прищучу. Научу, как нужно с мужем обращаться. Сразу забудет как смотреть налево.

Через несколько минут ход мыслей поменялся кардинально.

– А может, все не так? Моя Елена ухаживает за детьми, успевает гостям подать на стол, дома все тихо и спокойно как всегда? Вот я дурак. Как можно очернять свою жену? Десять лет в браке – это что-нибудь, да значит. – сам себе доказывал спартанский царь.

Весь путь до дома прошел в сплошных терзаниях. Подъем вверх по Эвроту, против течения он еле пережил.

– Ну что ты будешь делать. Три шага назад, один вперед. – ворчал Менелай, усердно работая единственным веслом. Другое сломалось еще в море, не выдержав напора крепких рук, а может быть, неистовых страстей и смены настроений.

Менелай сам не выдерживал накала своих переживаний. То ревность жгла и застила глаза, то прояснение наступало ненадолго, опять сменяясь ревностью.

– Презренная потаскушка. Курва. Я знал, что рано или поздно… я чувствовал… Чего ей не хватало? Зачем бежать от мужа? Я так ее любил, я обожал ее. – Менелаю представлялось, что все так и было. Как будто у Елены не было причин так гнусно с ним поступить.

В следующий момент совсем другие мысли брали верх.

– Да что я, в самом деле? Это оговор. Конечно, она дома и ждет меня.

Так он добрался до Спарты. Сам не помнил, как это получилось у него. Едва ли не бегом рванулся к дому, сердце отчаянно скачет, прыгает в груди, лицо все красное от напряжения и дышит тяжело спартанский царь. Глаза безумные. Ни жив, ни мертв стоит у двери. Сил набирает для последнего броска.

– Сейчас убью ее. Стерва. Потаскуха.

Решительным рывком распахнуты входные двери. Противный скрип несмазанных петель терзает слух.

– Убью – рычит спартанский царь. И он действительно, готов убить любого.

11. И снова дома

Однако первой попавшейся на глаза в прихожей дома оказывается фигура Тиндарея, тестя Менелая, отца Елены.

– Тиндарей? Ты что здесь делаешь? – удивился Менелай. Оторопел, уставился безумными глазами. И пробурчал – Я ничего не понимаю…

Но Тиндарей ничуть не растерялся:

– Это я у тебя хочу спросить – что у вас случилось?

И, поскольку Менелай молчал, Тиндарей продолжил:

– Мы с Ледой третий день хозяйничаем здесь. Скажи спасибо – твоя дочка прибежала. Вся мокрая от слез. Дня два – никак не меньше одни они сидели – грязные, голодные. Объедки доедали со стола. Вы что? Чем только думаете? Оставили детей одних, сами уехали куда-то. Куда вам так срочно вдруг понадобилось?

Менелай как будто не воспринимал, не слышал слов тестя. Вместо ответа он решительно отодвинул Тиндарея со своего пути, прошел в глубь дома, заметался, разыскивая жену, осматривая каждый закуток, срывая межкомнатные занавески, как будто бы Елена могла забиться в укромный уголок – там спрятаться от мужа. Затем он твердым шагом поспешил на кухню. Там явно кто-то есть. Приглушенный женский голос доносится и дети ему отвечают. Конечно, моя Елена дома. Она на кухне возится с детьми. Как он мог поверить, что она все бросила – мужа, дом, детей…

– Ты что это, Менелай? Разве можно так поступать? – рот открыла Леда, едва Менелай заглянул на кухню.

Она как раз кормила ребятишек. Леда готова была обрушить на зятя потоки брани, но не успела – вовремя вмешался Тиндарей:

– Леда, мы сами разберемся. Принеси ему с дороги чего-нибудь перекусить. Мы будем в зале.

В просторном обеденном зале не осталось и следа от недавнего пиршества. Все Леда убрала, помыла и столы протерла. Менелай устало присел на лавку.

– Менелай, что у вас произошло? – в который раз спросил Тиндарей – Зачем тебе понадобилась сокровищница храма? Сначала твоя дочка прибежала вся в слезах, затем пришли жрецы с претензиями.

– Я сам не понимаю, что случилось. – наконец, ответил Менелай.

Он верил и не верил. Однако факты упрямо говорили – это правда, Менелай. Самая настоящая правда. Пока он так сидел, с остекленевшим взглядом, и вопреки всему искал жену глазами, Тиндарей продолжил разъяснять создавшееся положение:

– Гермиона так плакала, мне к вам пришлось пойти. Взрослых – нет никого. Дети голодные. Объедки на столе. В доме бардак. Что у вас произошло?

Менелай устало тихо молвил:

– Тиндарей, я уезжал на Крит, на похороны. Здесь оставались мои гости, мы пировали. Известие о смерти Катрея пришло внезапно. Мне срочно пришлось уехать, чтобы успеть. Услышь меня – жена и гости остались здесь.

Такое объяснение совсем не устраивало Тиндарея:

– Ты меня не путай, Менелай. Гермиона говорит, что ты приехал, к вечеру опять уехал, и Елена последовала за тобой. Жрецы сказали – в храме забрала все пять талантов золота. Зачем они тебе? Что ты намерен делать?

Вместо ответа Менелай метнулся к сундуку. Увы, казна пуста. Ключ издевательски сверкнул на дне – нет больше накопленных монет, что в тайне от жены он собирал. Богатства след простыл. Тиндарей об этом, конечно же, не знал и ждал ответа.

– Тиндарей, ты сам подумай – усмехнулся Менелай – Елена и одного таланта поднять не сможет. Кто-то ей помог. А, может быть, заставил? Кто-то же тащил такую ношу – целых пять талантов.

Понятно, что жрецы добавили своих соображений о количестве сокровищ храма, но даже три таланта представляют собой непосильную ношу для хрупкой женщины.

– Что ты хочешь этим сказать, Менелай? – напрягся Тиндарей.

Вместо ответа Менелай подозвал дочь.

– Гермиона, поди сюда. Как все случилось? Расскажи. С кем была мама?

Он дочку приобнял, прижал к себе, ласково погладил густые рыженькие волосы дочери – их запах очень был похож на запах прекрасных локонов Елены.

– С Эфрой. – твердо отвечала девочка. – Еще был дядя.

– Что за дядя, Гермиона? – заинтересованно спросил Менелай.

– Может быть, Елену похитили, Менелай? – предположил Тиндарей. – А что? Все может быть.

Менелай продолжил расспрашивать дочь:

– Ты точно помнишь, Гермиона, один был дядя или двое? Они силком тащили маму?

– Нет, он был один и не держал ее. Она сама пошла. Еще сказала…

– Что сказала, Гермиона? – едва ли не в один голос спросили мужчины.

– Она сказала – иди спать, Гермиона. Вот. – отчиталась девочка.

Такой ответ вызвал улыбку. Менелай продолжил выяснять у дочери:

– Как выглядел тот дядя? Пожалуйста, припомни. Это важно.

Гермиона напряглась, старательно сдвинула брови, вспоминая гостя.

– Такой красивый, черноволосый. Красная туника на нем и большой медальон поверх одежды.

– Парис. – ударил по столу кулаком Менелай. – Скотина. Сволочь.

Под звон посуды Тиндарей спросил:

– Кто такой Парис?

– Один мой приятель – уклончиво ответил Менелай.

Получалась неприятная картина. Он сам привел в свой дом врага. Он так был очарован этим парнем, развесил уши и совершенно утратил бдительность. Однако, в голове у Менелая никак не укладывалось, что оказалось – можно называться другом, вместе времени так много провести, вместе спать, есть и пить вино, делить опасности и трудности пути, а в первый подвернувшийся момент устроить такую подлость. Похитить жену друга. Не может быть, чтобы Елена сбежала добровольно.

– Дочка, ты уверена, что маму не уводили силой? Может быть, принудили, связали? – допытывался Менелай.

– Нет – твердо отвечала Гермиона. – Никто ее не держал, не связывал.

– Что ты пристал к ребенку? – возмутился Тиндарей. – Откуда она может знать наверняка. Ей девять лет всего. Мне совершенно ясно, что Елену заставили. Что могло побудить уважаемую всеми замужнюю женщину, царицу Спарты, мать семейства, четверо детей… Нет, Менелай. Не может быть такого.

– Он и храм ограбил. Казна Спарты пуста. Похищение и ограбление на лицо. Это совершенно очевидно. – согласился с тестем Менелай.

Тиндарей излагал свои соображения – практически упреки:

– Ты сам виноват. Мало того, что сам пустил чужих людей в свой дом, еще оставил их со слабой женщиной. Совсем неудивительно, что дом твой обокрали, похитили жену… Какой кошмар. Позор.

– Он другом называл меня. Умолял здесь, в Спарте, провести для него обряд очищения, Парис клялся в вечной дружбе. – пытался оправдаться Менелай.

– А ты развесил уши. – досадовал Тиндарей – Разве можно верить всем подряд?

– Так получилось… – Менелай и сам не мог найти оправдание для себя.

– Получилось… Что ты намерен делать? Еще не поздно организовать погоню, Менелай. – подсказывал зятю Тиндарей.

Менелай печально и как-то обреченно вздохнул:

– Нет, Тиндарей. Какая тут погоня. У Париса пять кораблей. Они уж далеко отсюда.

– Как думаешь – куда он держит путь? В Коринф? В Афины? – не унимался Тиндарей.

– Нет, Тиндарей. Наверняка гораздо дальше. А впрочем, я не знаю.

Однако Тиндарей был явно не согласен:

– Но… надо что-то делать. Так оставлять такую возмутительную выходку нельзя.

– Нельзя конечно. – согласился Менелай. – Тиндарей, я прошу тебя и Леду побыть с детьми. Мне нужно посоветоваться с братом. Прямо сейчас.

Менелай поднялся из-за стола. Что медлить? Платье на нем дорожное, твердое намерение решить вопрос имеется, дети будут под присмотром – что еще нужно? Он оседлал коня и вихрем полетел в сторону Микен.

Едва за Менелаем закрылись двери, как Леда высказала мужу все, что накипело:

– Ты знаешь, я бы тоже убежала от него. Довел семью до нищеты, уехал и пропал. Она, бедняжка, крутилась, как могла. Если бы мы не помогали… Ты видел сам, как ей было тяжело.

Тиндарей был явно не согласен с женой:

– Что ты болтаешь, Леда? Неужели наша дочь по своей воле убежала с каким-то проходимцем? Это значит – навсегда утратить положение, потерять уважение окружающих. Вряд ли Елена не понимала, что делает. Разве что рассудок помутился у нее. Я больше склоняюсь к мысли, что ее силой увели.

12. В Микенах

Ночь застала спартанского царя в пути – еще одна бессонная нервная ночь, однако Менелай об отдыхе не помышлял, то и дело подгонял жеребца, пока под утро знакомые стены Микен не появились на горизонте. С первыми лучами солнца Менелай сбавил скорость и призадумался.

Вчера он не стал рассказывать Тиндарею, что Парис – троянец, чужеземец. Боялся обвинений отца жены, что сам привел в свой дом потенциального врага. Знает Менелай, что ахейцы троянцев недолюбливают, и те с лихвой им платят взаимностью. Он, было, подумал – их знакомство с Парисом оказалось счастливым исключением из правил. Парис был добр к нему, казался искренним и честным. Менелай доверился ему. Парис быстро проникся проблемами спартанца, выручил в нужный момент, помог добраться до дома. Ничто не вызывало подозрений. Как он мог предположить, чем может кончиться такая дружба? Но брату… Брату придется все выложить начистоту. Все, как есть. Во всяком случае так, как сам Менелай представляет себе ситуацию.

У богатого Агамемнона больше возможностей, нежели у Менелая. Особенно, если учесть, что речь пойдет о таких дальних землях и расстояниях, что один Менелай точно не справится. Ладно бы речь шла о соседней деревне. Тогда конечно. Менелай взял бы несколько своих верных людей, съездили бы, набили физиономию этому Парису, и дело с концом. Но Троя – это очень далеко. Сам Менелай только за год смог добраться до этого царства. Помнится тогда загнал коня, поиздержался, натерпелся всяческих лишений… Слишком прихотливый ландшафт, большие расстояния, опять же горы… По морю, оно конечно, ближе. Это понятно. Но Спарта – совсем не морская держава. К тому же замкнутая на самой себе, практически самодостаточная, отрезанная от общения извне самой природой. Увы, но горы защищают не только от ветров. Крайне редко в старый добрый патриархальный жизненный уклад Спарты вторгается другой, соседский мир. Потому и опыта такого нет.

Микены – совсем другое дело. Там жизнь кипит. Там каждый соблюдает свой интерес, пытается с соседями ужиться, проявляет чудеса взаимопонимания. Менелай совсем так не умеет. Помощь в этом деле необходима спартанскому царю. Агамемнон гораздо лучше ориентируется во внешнем мире – постоянно ведет дела с соседними царствами, сотрудничает с разными людьми.

К тому же у Менелая нет средств. Казна пуста, и даже храм ограблен. В Спарте не осталось средств совсем, и все – благодаря Елене.

– Убью ее. Как только доберусь – убью.

С такими мыслями Менелай ворвался в рабочий кабинет своего брата. Изысканный шикарный интерьер достойно дополнял его хозяин – богатый шелк одежд, надменный вид, размеренная речь, уверенные движения – таким Агамемнона знали цари ближайших царств, боялись, учитывали мнение царя Микен, старались лишний раз не раздражать и подчинялись – пусть даже без особого желания.

Умел тот всех соседей поставить в зависимость от Микен, всех данью обложить, заставить действовать в русле его политики. Авторитет царя Микен был широко известен.

– Она сбежала, Агамемнон. Сбежала – весьма эмоционально начал Менелай.

Взгляд умных карих глаз уперся в лицо спартанского царя.

– Спокойно. Кто сбежал? – не понял царь Микен.

– Елена, Агамемнон. – гремел на весь рабочий кабинет, размахивал руками Менелай, и возмущение буквально хлестало через край – Елена сбежала из дома. Бросила детей.

– Елена бросила?… Оставила детей? Ты разобраться сам не можешь что ли? – удивился Агамемнон.

Отношения в семье в ней и должны остаться – так думал Агамемнон. Не стоит выносить грязь за порог.

– Нет, не могу. – громко возмутился Менелай – Позволь, я расскажу.

– Да, поясни, в чем дело. Только не кричи. Пожалуйста, потише.

Не стоит посвящать всех слуг в семейные дела. Агамемнон встал из-за стола, прикрыл дверь кабинета, чтобы звуки не доносились до чужих ушей.

После красочных объяснений Менелая, где преобладали совершенно непечатные слова, Агамемнон задумался. Анализ изложенных событий привел к вполне определенному выводу:

– Я склоняюсь к мысли, что жену твою похитили. Как и казну, как и сокровища храма. Не может женщина вот так – в один момент бросить дом, мужа, маленьких детей, лишиться своего положения. Не может такого быть.

Менелай возразил:

– Я сам так думал. Но женщина на Крите так и сказала – убежала с любовником.

Однако Агамемнон знал, что ответить:

– А ты не слушай кого попало. Откуда она знает? Какой любовник? Ты только что их познакомил, а к вечеру откуда ни возьмись любовь возникла. Так не бывает. Все это бред. Любовь не появляется внезапно. К тому же – Елене есть что терять. Ты это знаешь сам.

– Пусть так. – согласился Менелай – Но… что мне делать?

И озвучил заранее приготовленную просьбу:

– Агамемнон, я хотел тебя просить – нужно собрать дань, нагрянуть к ним войной. Это что такое? Теперь никто не сможет жить спокойно. Повадятся и будут наших женщин воровать все, кому не лень. – все так же возмущенно излагал свои соображения спартанский царь.

Агамемнон прекрасно понял – брат просит взять расходы на себя. Менелай ограблен подчистую каким-то проходимцем, не на что ему устраивать военные походы. А очень хочется. Однако у Агамемнона был свой взгляд на этот счет:

– Тут по другому нужно подойти. Троянец, говоришь? Царский сын? Тогда это международный скандал, никак не меньше. К тому же Троя, насколько мне известно, вполне приличное царство. Во всяком случае, так сказывали старики.

– А мне плевать. Пусть вернут мою жену. Я лично голову сверну Елене. – озвучивал свои желания Менелай.

– За этим она тебе нужна? – усмехнулся Агамемнон. – Это ревность, Менелай. Но ревность – плохое чувство. Быть может, Елена не так уж виновата. Мы исходим от того, что твою жену все-таки похитили. Стоит ли об этом сообщать большому количеству людей? Все над тобой смеяться будут. В глаза и за глаза. Подтрунивать. Судачить меж собой. На всю Элладу разнесется весть, что от моего брата Менелая жена сбежала. Зачем нам это надо?

Аргументы брата не произвели на Менелая ожидаемого впечатления.

– А что нам делать? Сидеть, сложа руки? – спросил Менелай – Еще больше засмеют. Скажут – жена сбежала, а муж – как будто так и надо.

– Менелай, я вот что думаю. Шум поднимать, смешить людей не будем. По крайней мере сейчас. Есть смысл туда поехать. Тихо, мирно отправим за твоей женой посольство. – предложил Агамемнон.

– Посольство? – удивился Менелай такому предложению.

– Да, посольство. Троянского царя попросим по-хорошему вернуть твою жену. – излагал свою мысль Агамемнон. – Ему вряд ли нужна большая ссора между царствами, к тому же из-за бабы. Быть может, он сына призовет к порядку? Возможно, тогда Елену выдадут без боя.

– Не знаю, Агамемнон. А вдруг наоборот – возьмется защищать своего сынка? – предположил Менелай.

– Это вряд ли. Если его сын такой безнравственный балбес, что позволяет себе походя воровать чужих знатных женщин, к тому же матерей семейств, наверняка отец его напротив, человек солидный, без юношеских низменных страстей. Он не может не понимать, чем грозит такая безответственность.

– Ты думаешь? – все так же сомневался Менелай.

Агамемнону пришлось убеждать брата:

– Конечно. По крайней мере, это аморально – похищать чужих жен. Не может быть, чтобы отец одобрил такой поступок сына. – Агамемнон говорил вполне искренне, совершенно позабыв за давностью лет, что именно таким же точно образом он сам обзавелся собственной женой. Как оказалось, время и богатство – все списывают, все из памяти стирают.

– Кто его знает, этого царя, что он там думает… – засомневался Менелай.

– Посмотрим, Менелай. В любом случае я обещаю – если не получится, то сделаю, как просишь ты. Дань соберу – на эти средства снарядим корабли, и выступим в поход.

– Может лучше сразу объявить войну? – нетерпеливо высказался Менелай.

Он оказался в сложном положении – казна пуста, в добавок чума изрядно проредила ряды спартанцев. На что и из кого он будет собирать военный поход? К тому же понадобятся корабли. У Спарты их нет и никогда не было. Одна надежда на брата. Потому и рванул к нему спартанский царь. Агамемнон богат, куча сопредельных царств ему должны, флот для него – не проблема. По сути как Агамемнон скажет, так и будет.

Понятно, что у Менелая руки чешутся, он то и дело сжимает кулаки, и ревность его гложет все сильней. Он рвется в бой. Сам лично шею он свернет Елене, с великим удовольствием убьет наглеца Париса, вернет сокровища с лихвой и всех причастных к похищению накажет. Однако Менелай вынужден сдерживаться, слушать цепочку рассуждений брата, считаться с его мнением. В конце концов, он сам в Микенах просит помощи. А тот, кто просит, должен набраться терпения.

– Надеюсь, воевать не понадобится – отвечает Агамемнон. – Сначала отправим мирное посольство. Там будет видно.

Агамемнон прошелся по кабинету. Он размышлял – кому поручить столь деликатное дело? Сам он поехать не может, в Микенах дел полно; Менелая нельзя отправлять – вместо переговоров он устроит там мордобой – это ясно; кого направить в качестве посла? Не так-то просто найти подходящего человека, а впрочем:

– Есть у меня одна кандидатура. – сказал брату Агамемнон. – Он должен мне. Наверняка ты его знаешь.

– Кто это? – нетерпеливость Менелая вполне понятна. – Кто?

– Диомед. Царь Аргоса.

– Конечно, знаю. – подхватил Менелай. – Один из женихов моей жены. Влюблен был по уши тогда. И клялся, как и все.

– В чем клялся? – удивился Агамемнон. – Рассказывай. Что там за тайные клятвы?

Менелая не нужно просить дважды:

– Никаких тайн не было, Агамемнон. Все об этом знают. Нас Тиндарей заставил всех дать клятву, что каждый придет на выручку избраннику Елены, если случится с ним беда. Чтобы не передрались между собой.

– Он мудро поступил. Каков однако. – оценил задумку Тиндарея Агамемнон. – Сообразил же. Молодец твой тесть.

– То не он придумал. Одиссей. – ответил Менелай. – Он подсказал.

– Что ж. Я не удивлен. Одиссей хитер и изворотлив. Ему есть в кого.– заключил Агамемнон. – Однако, нам это на руку. Значит, говоришь, любил Елену Диомед? Это очень хорошо. Прекрасно. Лучшего посла и желать нельзя. Сегодня же за ним гонца отправлю. А ты пока что хорошенько отдохни. Приди в себя от потрясений. Погости в Микенах.

Резко поднялся с места Агамемнон, давая тем понять, что решение он принял и разговор закончен.

13. Посол

За Диомедом послали сразу. Через день он входил в рабочий кабинет правителя Микен. Агамемнон поспешил ему на встречу.

– Мой добрый друг – приветствовал он Диомеда. – Давно не виделись.

Они по-братски обнялись. Диомед довольно внушительный мужчина лет тридцати, коротко стриженый, с крупными, некрасивыми чертами лица, слыл могучим воином и десять лет назад, и сейчас не растерял свой пыл, а силы с годами только прибавлялись.

– Ты помнишь, как мы под Фивами разбили врага? – напомнил Агамемнон. – Десять лет прошло. Нет, больше. Как быстро бежит время.

– Сколько бы ни прошло, я все прекрасно помню – как вчера. Если бы не ты, меня уж не было на свете. – ответил Диомед. – Ты неприятеля разил с большим искусством. А главное – очень вовремя. Я обязан тебе жизнью, Агамемнон.

Они вновь обнялись. Две чаши полные вина поднялись над столом. Два друга выпили. Было им, что вспомнить. Тогда, под Фивами, кипел кровавый бой, враг ловко теснил Диомеда, отрезая от верных воинов. Отважный противник, закрытый с ног до головы щитом, занес свой меч. То Диомед увидел краем глаза, но увернуться никак не успевал – наседали на него со всех сторон другие воины врага. Агамемнон пришел на выручку, нанес фиванцу рану в правый бок. Тот рухнул на земь, меч выпустил из рук и кровью истекал. А бой кипел, и Агамемнон дал Диомеду несколько секунд отдышаться, сменить позицию. Так вместе они сражались бок о бок, вынудили неприятеля отступить, позорно бежать с поля брани. Оба прекрасно помнили об этом. С тех пор Диомед считает Агамемнона своим спасителем.

– У тебя есть возможность отплатить мне, Диомед.

– Что нужно сделать? Только прикажи. – с готовностью ответил Диомед.

– Что ты. Просить тебя хочу. Отправляйся в Трою. Необходимо посмотреть – что это за страна такая. Верны ли рассказы наших стариков, что там богатств несметных много. – изложил суть просьбы Агамемнон.

– Еще ребенком я слышал эти сказки. Говорили – каждый воин, кто там сражался, вернулся богатым человеком. – подтвердил Диомед.

– Вот это надо выяснить. Воочию увидеть, так сказать. Мне нужны глаза и ум настоящего воина, как у тебя, мой друг.

– Я в твоем распоряжении, Агамемнон. – ответил Диомед.

Царь Микен продолжил:

– Ты должен лично убедиться, Диомед, сам оценить, насколько слухи соответствуют действительности, а так же разобраться на местности, что там к чему.

– Никак поход ты затеваешь? – поинтересовался Диомед.

Агамемнон уклончиво ответил:

– Пока что нет. На всякий случай нужно убедиться – может, то глухая хилая деревня? Вся прежняя слава давно растаяла и превратилась в сказки? Тогда десяток человек легко там справятся. Не нужно войско собирать и тратиться на это.

– Значит, я отправляюсь на разведку? – сообразил Диомед.

– Не только.

Сделал паузу микенский царь. Агамемнон обдумывал как лучше донести до друга скандальное событие в семье родного брата. Но, делать нечего. Агамемнон продолжал:

– У тамошнего царя есть сын, и, судя по всему, большой повеса. Молодой, красивый. Его зовут Парис. Быть может, знаешь такого?

– Нет, впервые слышу. – ответил Диомед. – Это имя мне точно неизвестно. А что он натворил?

– В том-то и дело. Это – вторая часть моей просьбы, Диомед. Очень деликатная. Интимная. Речь идет о чести моей семьи.

Диомед напрягся. Вино отставил. Уставился своими блеклыми глазами на царя Микен.

– Что случилось, Агамемнон?

– Этот парень выкрал жену Менелая. – ответил Агамемнон.

– Елену? Выкрал Елену? Выкрал нашу прекрасную Елену? – пораженный Диомед округлил глаза – Не может быть. – он поперхнулся, вскочил, страшно вращая глазами, стал шумно глотать воздух, на время потеряв дар речи.

Агамемнон похлопал друга меж лопаток, чтобы тот откашлялся, подал воды:

– Сядь, успокойся, выпей.

Диомед опустился на мягкое сиденье, постарался восстановить дыхание. Воспользовавшись этим, Агамемнон продолжил:

– Попутно этот негодяй обобрал до нитки Спарту. Казну обчистил, храм Аполлона тоже.

– Как, ты сказал, его зовут?

– Парис.

– Я сам этого Париса убью, как только встречу. Никто из наших не способен на такое. Никто и подумать не мог такое вытворить. Похитить нашу милую Елену. Он – конченый подлец. Он – грязный негодяй. Мы пылинки с нее сдували. Боготворили. Мы ее любим – все до одного. Похитить самую прекрасную на свете женщину – кем надо быть. – возмущался Диомед.