Вечный Страж: Хроники Нефритового Сердца

И другая, самая малая и самая хитрая, устремилась вслед за Ло Фэном. Она не стала преследовать его вплотную – его ярость могла почуять неладное. Вместо того она влилась в тень от его доспехов, стала ею, обретя способность видеть и слышать лишь то, что происходило в его непосредственном присутствии.

Он не был наивен. Он помнил времена, когда мироздание было диким и жестоким полем битвы титанов. Он помнил, каково это – вырывать победу когтями и зубами, а не указом. Эта "усталость" была лишь очередной, самой изощренной маской. Маской, под которой скрывался расчетливый охотник, заманивавший свою добычу в ловушку самоуверенности. Он хотел развеять свою скуку, сдержать свои эмоции в себе. Но на Небесах – это, более не представлялось возможным.

Он позволил себе вздохнуть, и вздох этот был полон притворной печали, которую должны были уловить все оставленные им «Уши».

– Простите меня, старые друзья, – прошептал он так, чтобы донеслось до всех. – Я должен это сделать. Ради вас же. Ради всего сущего.

И затем он шагнул с моста в бездну, ведущую в мир смертных. Нефритовый оберег «Байюэ» на его шее вспыхнул, и его божественная сущность окончательно скрылась под завесой смертного облика.

Но теперь, покидая Небеса, он чувствовал себя не правителем, отправляющимся в изгнание, и не стратегом, затевающим сложную игру. Он ощущал себя странником, вышедшим за ворота родного, но давно опустевшего дома. Ворота захлопнулись с тихим, окончательным стуком, и перед ним расстилалась не дорога, а ровная, серая равнина бессмысленности.

Изначально, в самый миг этого решения, там были эмоции. Тонкая, как лезвие, горечь от осознания предательства, знакомого до боли. Скользкое, холодное удовлетворение охотника, выпускающего капкан. Даже призрачная, почти детская обида – чувство, которое он давно запретил себе испытывать.

Но теперь, сделав шаг в бездну, ведущую в мир смертных, он оставил все это позади, вместе с сияющими шпилями Небес. Эмоции сгорели в одно мгновение, как бумажный фонарик, поглощенный ночью. И на их месте не пришло ничего. Ничего.

Он шёл, и внутри него была не скорбь, не гнев, не решимость. Была лишь обширная, звонкая пустота. Пустота старого колодца, из которого ушла вода. Пустота тронного зала после того, как разошлись все подданные и смолкли все эхо. Он был моральным сосудом, из которого выплеснули всё содержимое, и теперь этот сосуд гудел тихим, безжизненным звуком собственных стенок, отзываясь на шаги по дороге, которой не было конца.

А на Небесах, в тени колонны, Ло Фэн, чувствуя мнимое облегчение от ухода учителя, сжал в кулаке осколок «Зеркала Шепчущей Бездны».

– Ищи, учитель, – прошипел он в пространство, не ведая, что его тень внимательно слушает. – Ищи свою чистоту. А я… я буду ждать здесь и готовить тебе достойную… встречу.

Он не знал, что его слова уже долетели до того, кому были предназначены, и были встречены ледяным, безмолвным удовлетворением существа, чье прошлое было покрыто мраком, а милосердие – лишь тактическим ходом в игре, длящейся целые эпохи.

В последний миг, прежде чем мир смертных обнял его, он позволил маске усталого правителя спать. На его лике, обращенном к уходящим Небесам, на миг проступило иное выражение – холодное, безжалостное любопытство творца, наблюдающего за муравейником, который он сам и возвел. В глазах его, лишенных теперь божественного сияния, вспыхнули и погасли искры первозданного хаоса.

Затем облик его окончательно сомкнулся вокруг него, и он стал тем, кем желал казаться: странствующим совершенствующимся с проницательным, но человеческим взором.

Вэй понимал, что любое активное использование его сил в мире смертных, будет подобно вспышке маяка. Привлекая внимание, подвергая лишнюю заинтересованность его персоной.

А на Небесах тем временем началось.

Едва эхо его шага затихло в бездне, в Тронном Чертоге произошло незримое изменение. Воздух, всегда трепетно внимавший воле Шэнь Вэя, замер в недоуменной пустоте. И в эту пустоту тут же хлынули иные вибрации.

Оставленный им «Ухо Бездны», сокрытое в самом троне, жадно впитывало все.

Первой в опустевший чертог на цыпочках вошла Чжишуй. Она обвела взглядом зал, и на ее устах играла тонкая, торжествующая улыбка. Ее пальцы, тонкие и быстрые, как иглы, провели по резным опорам священного трона, будто проверяя, не осталось ли там тепла. – Наконец-то, – прошептала она, и глас ее был сладким ядом. – Простор для более… гибких решений. Великий Император устал, а мы… мы должны проявить инициативу. Приготовься, старина, – обратилась она к пустоте, но «Ухо» знало – она говорила с своим отражением в полированном полу, с собственной алчностью. – Скоро твой законный владелец сменится.

«Ухо», сокрытое в тени Ло Фэна, донесло иное. Бог Возмездия стоял в своей обители, «Нефритовом Реву», и взирал на осколок «Зеркала». Лик его был искажен не просто яростью, а лихорадочной решимостью. – Слышишь ли? Он ушел, – шипел он темной поверхности. – Начинай. Готовь Врата. Я сделаю свое дело. Он увидит лишь грязь и отребье. Его надежда умрет, прежде чем он сделает и десяти шагов по той земле. А ты вернешь мне ее!

В Зале Совета тем временем кипели уже не споры, а откровенный дележ.

– Без его сдерживающей длани клановые распри вспыхнут с новой силой! – гремел Лэй Цзюнь, Бог Неукротимого Пламени, Небесный Маршал и Громовержец, и его колесница из пламени, стоявшая прямо на ослепительном полу, метала искры, оставляя на вечном нефрите чёрные, дымящиеся ожоги. Его голос был гулом подземного толчка. – Я триста лет удерживал границу у Врат Вихрей! Я знаю, о чём говорю! Хаос не дремлет. И пока мы тут разглагольствуем, он уже стучит копытом в наши врата! Нужна твёрдая рука, а не комитет болтунов!

– Именно поэтому мы должны упредить хаос, а не поддаваться ему, поддавшись панике! – парировала Цзинь Хуа, Богиня Просвещённого Порядка, Хранительница Скрижалей и Протокола, и её светозарные волосы, словно живые, сами сплелись в сложное, мерцающее подобие диадемы. Каждый её жест был выверен, как танец, а глаза холодны, как зимние звёзды. – Сила без структуры – это и есть тот самый хаос, которого ты так боишься, Лэй Цзюнь. Ты хочешь заменить один гром на другой? Нам нужны не новые длани, а новые скрижали. Временный регентский совет. Из достойнейших. Разумеется, – она чуть склонила голову, и её волосы-короны вспыхнули ярче, – учитывая мой опыт и незамутнённость связями с кланами, я готова взять на себя бремя ведения летописи этих… переходных времён. И, разумеется, внешних сношений. Кто, как не я, сможет составить послания, достойные памяти о нём?

– Регентский совет? – фыркнула птица Фэнхуан, Фэнъи, с её потускневшим за последние дни оперением. Она сидела на высокой жердочке из сандалового дерева, и в её глазах, обычно задумчивых, плескалась тревога. – Чтобы вы разодрали Небеса на куски за неделю, пряча ножи за спинами и улыбками? Я видела во сне… – она замолчала, её перья взъерошились. – Я видела тени, пляшущие на разбитом троне. И слышала… смех. Тихий, холодный, идущий со всех сторон сразу.

– Твои сны, милая вещунья, останутся при тебе, – лениво, с наслаждением оборвал её Шуй Шэн, Бог Искривлённых Отражений, Владыка Спиральных Токов и Мастер Сделок, развалившись на ложе из облаков. Он небрежно погрузил руку в серебристую гриву спящего рядом цилиня, и тот во сне пробормотал что-то похожее на раскат грома. – Кошмары – дурное пищеварение. Всем нам сейчас нелегко. – Он отхлебнул из кубка нектар, что пах… выцветшими воспоминаниями о лучших временах. – А по мне, так все вы слишком усердствуете. Дайте ему уйти. Дaйте Великому Отшельнику найти то, что он так страстно ищет среди пыли. Усталость, озарение, новую игрушку – не важно. А мы… – его губы растянулись в усталой, циничной улыбке, – мы посмотрим, что из этого выйдет. Иногда самые интересные цветы расцветают именно тогда, когда садовник отвернулся. Или когда его вовсе нет.

– Интересные цветы? Или ядовитые сорняки, которые заглушат все посевы? – Раздался новый голос, сухой и методичный, как стук счётов. В арку вошёл Лао Цзюнь, Хранитель Небесной Кузницы. Его длинная, седая борода была перепачкана сажей и искрами звёздной пыли, а в руках он сжимал не посох, а увесистый молот из тёмного металла. – Ты говоришь, как дилетант, Шуй Шэн. В кузнице, когда убираешь огонь из горна, металл не «расцветает». Он остывает. Искажается. И становится хрупким. Что мы будем делать, если он остынет настолько, что враги постучатся не в Врата Вихрей, а в эти самые нефритовые двери?

– О, присоединился и кузнец-паникёр! – Цзинь Хуа бросила на старика взгляд, полный снисходительности. – Мы говорим о государственном устройстве, Лао Цзюнь, а не о ковке мечей. У нас ещё есть армия. У нас есть стражи. Или ты предлагаешь нам всем взяться за молоты? Может, и трон выкуем новый, пока старый не остыл?

– Армия без единого полководца – это толпа, – проворчал Лэй Гун, но без прежней оглушительной силы. Даже пламя его колесницы будто потускнело. – А стражи… они смотрят на нас. И видят это. – Он широким жестом обвёл зал, полный скрытой вражды. – Кто они будут защищать? Твои свитки, Цзинь Хуа? Твои винные погреба, Шуй Шэн? Или твои сны, Фэнъи?

– Они будут защищать Небеса, – с ледяной чёткостью вклинилась новая фигура. В зал, не скрываясь, вошла Чжишуй, Богиня Забвения и Тихих Токов Времени, Хранительница Реки Леты. Её белоснежные одежды были безупречны, а взгляд, обычно скользящий по поверхности вещей, сейчас впивался в каждого, словно буравчик. – Потому что Небеса – это не трон и не личность. Это идея. Порядок. И этот порядок должен быть сохранён любой ценой. Если для этого потребуется… временная реорганизация управления, так тому и быть. Я предлагаю не совет, а Чрезвычайный Комитет по Сохранению Основ. С четкими полномочиями и абсолютной ответственностью. – Она не стала говорить, кто возглавит этот комитет. В её тоне это и так было очевидно.

– Абсолютная ответственность перед кем, сестрица? – Шуй Шэн приподнял бровь, явно получая удовольствие от игры. – Перед тобой? Перед нашим общим благом, которое ты так ясно видишь? Мне это напоминает старую притчу о лисе, предложившей себя пастухом для курятника.

– Лучше лиса, знающая вкус курятины и потому способная её защитить, чем пьяный пастух, уснувший на посту! – парировала Чжишуй, и в её голосе впервые прозвучали стальные нотки.

В углу зала, почти невидимая в тени высокой колонны, стояла Сяо Мэн, юная богиня мимолётных грёз и росы. Она не произнесла ни слова, лишь смотрела большими, испуганными глазами на этих могучих небожителей, которые с такой лёгкостью делили небо, как будто оно было пирогом. Ей хотелось спрятаться, раствориться, как её утренний туман. Раньше она приносила сюда сны о будущих урожаях и детском смехе. Теперь ей снились только треснувшие колокола и падающие звёзды.

– Спорить можно вечно, – снова взял слово Лао Цзюнь, ударив молотом о ладонь. Звук был негромким, но весомым, заставившим всех на миг замолчать. – Но у кузнеца есть дело. Пока вы тут делите власть, основы мироздания не держатся на красивых словах. Они держатся на законах. На тех самых, что он выковал в самом начале. И эти законы… – старик нахмурился, прислушиваясь к чему-то, что было слышно только ему, – …они начинают фонить. Как металл под слишком сильной нагрузкой. Делайте что хотите с советом или комитетом. Но кто-то должен следить за тем, чтобы свод не рухнул нам на головы, пока мы решаем, кто будет сидеть в кресле под ним.

Он развернулся и тяжёлой походкой удалился, оставив после себя тягостное молчание. Его слова висели в воздухе, холодные и неоспоримые, как предупреждение о надвигающемся шторме. И в этом молчании алчность, страх и амбиции каждого присутствующего зазвучали ещё громче.

– Фонить? – переспросил Шуй Шэн, делая глоток из кубка. – Уважаемый Лао Цзюнь, может, это просто у вас в кузнице сквозняк? Или ваши легендарные «молоты судьбы» наконец заработали тиннитус от собственного же звона? Я, например, слышу лишь божественную симфонию… возможностей.

– Симфонию дурного тона и скрипа неподмазанных амбиций, – проворчал Лэй Гун, но колесница его, словно смутившись, выпустила особенно громко потрескивающую искру, которая шлёпнулась прямо перед Цзинь Хуа. Та отпрыгнула с грацией рассерженной кошки.

– Лэй Гун! Мои ритуальные сандалии! Они из шёлка лунных пауков, вытканного за триста лет! Ты их опалишь!

– Возможно, это знак, сестрица, – лениво заметил Шуй Шэн. – Луна и пламя – плохие соседи. Как, впрочем, и некоторые из нас.

– Не смей сравнивать моё культурное наследие с этим… этим пылающим тараканом! – фыркнула Цзинь Хуа, пытаясь стереть сажу с носка сандалии кончиком шлейфа.

– Таракан?! – рявкнул Лэй Гун, и пламя колесницы взметнулось к потолку, опалив роспись с изображением «Создания Вод». – Я – буря, сметающая врагов! Я – молния в руке порядка! Я…

– …очень горячий, и от меня сильно пахнет гарью, – закончила с сарказмом за него Фэнъи, нервно поправляя перо. – И ты мешаешь, перебил меня. Во сне я как раз подошла к интересному месту – там была крыса в короне из сыра, которая…

– Клянусь раскалённой наковальней! – прогремел уже из коридора голос Лао Цзюня. – Если вы ещё раз спалите мою фреску с благословением водных духов, я выкую вам всех по медному горшку на голову! И будете вы заседать, как садовые гномы!

Чжишуй стояла, сохраняя ледяное спокойствие, но её глаз начал едва заметно подрагивать.

– Если мы не прекратим этот… цирк, – произнесла она с убийственной вежливостью, – то нам понадобится не регентский совет, а главный клоун и укротитель для некоторых присутствующих.

– О, я бы с удовольствием взял на себя роль укротителя, – тут же вызвался Шуй Шэн, игриво щёлкая пальцами. Над его ладонью возник крошечный, плюшевый на вид лев, который жалобно мяукнул. – Смотрите, уже приручил одного.

– Это не лев, ты его так раскормил, что он похож плюшевую перебитую игрушку! – не выдержала Сяо Мэн, юная богиня росы, и тут же зажала рот ладошкой, покраснев от собственной дерзости.

Все на миг замолчали, глядя на неё. Потом Шуй Шэн рассмеялся.

– Наконец-то голос разума! Она права. Мы все здесь ведём себя как дети, оставленные без присмотра с ящиком божественных игрушек. Может, просто сыграем в кости, кому достанется трон? Будет честнее.

– В кости?! – взвилась Цзинь Хуа. – Это же полное отсутствие эстетики и протокола! Если уж на то пошло, то только тайное голосование позолоченными жетонами с предварительной подачей заявок в три экземплярах!

– А я предлагаю испытание боем! – проревел Лэй Гун. – Кто устоит в пламени моей колесницы…

– …тот и получит ожоги третьей степени и право заполнять бесконечные отчёты для Цзинь Хуа, – с грустной улыбкой закончила Фэнъи. – Я видела этот исход. Во сне. Он тоже был очень скучным.

Чжишуй закрыла глаза, делая глубокий, явно очищающий разум вдох. Когда она открыла их, в них был лишь стальной блеск.

– Предлагаю перейти к голосованию по моему предложению о Чрезвычайном Комитете, – произнесла она, и её голос перерезал суету, как лезвие. – Все, кто против, могут присоединиться к Шуй Шэну и его… подушке.

Наступила пауза. Даже Лэй Гун заворчал что-то невнятное, но пламя его колесницы поутихло. Цирк, возможно, и не закончился, но главные клоуны на миг притихли, почуяв, что клоунда может смениться чем-то куда менее весёлым.

И сквозь весь этот шум, сквозь шепоты, интриги и откровенные призывы к узурпации, «Ухо», оставленное у старика Лао Цзюня, донесло тихое, усталое бормотание посланное Владыке: – Ох, старый друг… во что ты ввергаешь их? Глупцы. Не видят, что ты все так же держишь их за горло. Просто твоя длань стала незримой. Береги себя там, внизу. И… да простит тебя Дао за ту тьму, что ты в себе носишь.

Все эти голоса, все эти помыслы и заговоры текли единой рекой прямо в сознание Шэнь Вэя, уже ступившего на пыльную дорогу в мире смертных. Он шел, с виду – простой странник, всматривающийся в даль. Но внутри него бушевал холодный, безжалостный смех того, кто он был на самом деле.

Они уже начинали. Уже делили его шкуру. Уже хоронили его. Совершенно не понимая, что он не ушел. Он наблюдает. Владыка понимал, что его сущность и разум, разделена на части и иногда не помешается в его человеческом обличии, в который он сам себя и заточил.

И первый же его шаг по земле людей подтвердил его правоту. Он увидел двух торговцев, с ожесточением дерущихся у дороги из-за медной монеты. Увидел жадность в их глазах, готовность раздавить друг друга из-за сущей безделицы.

На его лике появилась маска милосердной печали. Внутри же – лишь ледяное удовлетворение.

Продолжайте, – подумал он, обращаясь и к смертным, и к небожителям, слушая их через оставленные «Уши». – Показывайте мне свою истинную суть. И ты, мой старый друг Ло Фэн, готовь свою ловушку. Веди меня. Я последую за тобой. Прямиком в самое сердце того ада, что ты для меня уготовил.

И тогда… тогда ты увидишь, что такое истинная Бездна.

Охота началась. Но ни пушная дичь, ни поджидающие ее в засаде хищники даже не подозревали, что самый главный охотник уже здесь, среди них. И он смотрел на них обоими ликами – милосердного спасителя и древнего, беспощадного существа из тьмы, что была старше самого мироздания.

Глава 1: Пыль и Шепот

Солнце мира смертных было иным – желтым, навязчивым и беспощадным. Оно не ласкало, а жгло спину через простую холщовую робу. Пыль, поднятая его собственными стопами, оседала на одежде и на губах, горькая и грубая на вкус после кристальной чистоты Небес.

Шэнь Вэй шел уже несколько часов, измеряя время биением своего замедленного, но все еще могучего сердца. Пейзаж вокруг был убогим: выжженные поля, чахлые рощицы, редкие глинобитные домишки. Нищета. Упадок. Он видел это и раньше, с высоты, но тогда это казалось абстракцией. Теперь же это был запах, вкус, тактильное ощущение.

Его божественное сознание, ограниченное теперь телом, все еще простиралось дальше человеческого. Он чувствовал мелкие, жалкие ауры людей – вспышки гнева, уныния, редкие искорки радости, мгновенно гасимые грузом забот. Он слышал их мысли – не слова, а общий гул: «голодно», «холодно», «боюсь».

И сквозь этот гул, словно ядовитый ручей, пробивался направляющий импульс. Тот самый, что исходил от Ло Фэна через «Зеркало Шепчущей Бездны». Импульс вел его, мягко подталкивая, подсовывая на пути именно те картины, что должны были убить в нем последнюю надежду.

Вот на обочине сидит старик с пустым взором, и Шэнь Вэй чувствует, как жизнь медленно покидает его – не от болезни, а от полного равнодушия родни, бросившей его умирать. Картина, подстроенная? Возможно. Но реальная.

Вот группа подвыпивших деревенских парней издевается над хромым мальчишкой. Их ауры полны тупой жестокости и страха оказаться на его месте.

Смотри, учитель, – словно шептал знакомый голос в его сознании, маскируясь под его собственные мысли. Смотри на творения свои. Разве это не прах? Разве это не тлен?

Шэнь Вэй смотрел. Лицо его сохраняло выражение спокойной, скорбной мудрости. Внутри же он лишь констатировал факты. Да. Именно так все и устроено. Как он и предполагал.

Он подошел к колодцу на окраине бедной деревушки, чтобы зачерпнуть воды. Несколько местных женщин, тут же замолчали, с подозрением косясь на незнакомца. Их мысли были подобны щитам: «Чужой!», «Не украл бы чего», «Уйти бы поскорее».

И в этот момент его «Ухо», прилепленное к Ло Фэну, донесло новый отрывок. Его бывший генерал в своей небесной обители отрабатывал очередной «учебный» удар своим легендарным топором. И в ярости, вложенной в удар, в его мысленном рыке, проскользнуло нечто большее, чем просто гнев.

…должен поспешить! Мо Цзюнь жаждет действий! Он говорит, что печать на Вратах ослабевает сама по себе… что ее разрушает нечто извне… Что-то древнее…

Шэнь Вэй замер на мгновение с ковшом воды у губ. Что-то древнее? Мысль его работала молниеносно. Мо Цзюнь, Князь Демонов, был стар. Но не настолько, чтобы помнить нечто древнее самих основ мироздания.

Значит, Ло Фэня или обманывают, или… или он наткнулся на нечто, чего не понимает сам. На силу, которую не контролирует ни он, ни его демонический покровитель.

Интересно.

Маска на лице Шэнь Вэя оставалась непроницаемой. Он отпил воды, поблагодарил женщин кивком и двинулся дальше, следуя за ядовитым импульсом Ло Фэна. Но теперь в его глазах, помимо притворной печали и скрытого холодного любопытства, появилась новая искра – азарт охотника, учуявшего не просто дичь, а неведомого, опасного зверя.

Он шел по пыльной дороге, ведомый предателем, окруженный людской низостью. А в ушах его звучали шепоты о «древнем» и «печати», что разрушается сама по себе.

Охота только что стала гораздо интереснее.

Пройдя через деревню, Шень Вэй увидел, покосившийся от времени указатель, его тянуло туда вглубь этих просторов.

Тишина заброшенной деревни была оглушительной. Она давила, гуще и тяжелее, чем шум Небесного Совета. Шэнь Вэй стоял, завороженный противоречием: эта точка на карте мира смертных была специально выбрана Ло Фэном, чтобы явить ему квинтэссенцию зла и отчаяния. И вместо этого она явила ему… это.

Юношу.

Его спина, прямая даже в скорби, казалась хрупкой под грубым холщовым одеянием. Запачканные землей пальцы с нежностью, не уместной в этом месте смерти, поправляли увядший полевой цветок на могильном холмике. Его аура, чистейший родник в соленом океане, пенилась тихой печалью, но не горечью.

Линь Бао. Имя пришло в сознание Шэнь Вэя само собой, прочитанное в вибрациях его души. Малое Сокровище. Ирония судьбы была изощренной.

Внутри него бушевала война. Древний, холодный разум, помнивший рождение и гибель галактик, уже анализировал ситуацию: Уязвимость. Идеальная мишень. Его боль – инструмент. Его чистота – приманка. Ло Фэн прав в своем безумии – она не выживет.

Но другая часть его, та, что он давно запрятал в самую глубь, смотрела на юношу и видела не инструмент. Она видела… отражение. Отражение той искры, что горела «до» всего того, как он надел маску Императора и погрузился в ледяной сон вечности.

Вспомнилось: Первый хаос. Ещё не разделённая сущность. Битва с исполинами тьмы, чьи тела были сплетены из тени и голода. Он тогда не был Императором. Он был Молчаливым Клином – острием, что рассекало беспорядок. Он не правил – он просто резал, очищал, уничтожал все, что угрожало хрупкому равновесию мироздания. В его руках тогда был не нефритовый скипетр, а коготь самого первого Повелителя Бездны, обращенный против его же творений. И он не чувствовал ни усталости, ни сомнений. Лишь яростную, ликующую потребность творить порядок.

Это воспоминание, дикое и кровавое, вспыхнуло и погасло за мгновение. Оно было столь же острым, сколь и чуждым. Оно причиняло боль. Сравнить ту яростную простоту с тем, во что он превратился сейчас…

Шэнь Вэй сделал шаг вперед, и сухая ветка хрустнула у него под ногой. Звук в давящей тишине прозвучал как выстрел.

Линь Бао вздрогнул и обернулся. И Шэнь Вэй увидел его лицо.

Прекрасное. Не женственной красотой, но чистотой линий и ясностью, исходящей изнутри. Глаза, цвета темного меда, были полны слез, но не были опустошены. Его силуэт напомнил что-то забытое, далекое.

Взгляд Линь Бао скользнул по фигуре незнакомца. Он увидел не седовласого старца или умудренного мужа. Перед ним стоял юноша, казавшийся его ровесником, может лишь на два-три года старше. Черты его лица были утонченными и совершенными, кожа – бледной и чистой, словно у знатного отпрыска, никогда не знавшего тяжелого труда. Одежды его, хотя и простые, сидели на ним с необъяснимым изяществом. Длинные черные волосы были собраны в небрежный хвост, и несколько прядей выбивались, обрамляя лицо, на котором читалась… не скорбь, а какая-то отстраненная, почти детская растерянность, странно сочетающаяся с глубиной взгляда.

– Ты… ты заблудился? – тихо спросил Линь Бао, его голос был хриплым от слез, но мелодичным. В его глазах не было страха, лишь удивление и тень той же растерянности. Он не видел перед собой учителя или наставника. Он видел такого же, как он, потерянного юношу.

Этот простой вопрос обезоружил Шэнь Вэя. Он тысячелетия не был для кого-то «ты». Он был «Ваше Величество», «Пресветлый», «Великий Император». Это обращение, простое и человеческое, проникло сквозь все его защиты.

Вспомнилось:

Двор Небесного Императора. Тысячи бессмертных, простирающихся ниц. Гул молитв, сливающихся в единый оглушительный гимн его величию. Он восседает на троне из «Сердцевины Бездны», и каждый его вздох – закон, каждое движение – история. Он – ось мироздания. И он невыразимо, до тошноты одинок. Никто не видит его. Все видят лишь титул, силу, символ. Он – идея, а не человек. Не существо.