Друг 3

– Мне хочется.

И вдруг из уст Акулины получил совсем не ожидаемый ответ: – Хочется, перехочется, я через простыню чувствую в тебе мужчину, думаешь, мне легко, но я взяла себя в руки, от воздержания ещё, никто не умирал. Женись, тогда в любое время, хоть ложкой, сколько твоей душе угодно, а сейчас, слезь, пожалуйста, с меня. Извини, что я обнажилась, привыкла, чтобы ничто не стесняло моё тело, и не смогла уснуть в нижнем белье. Только уснула и тут вижу тебя во сне. Проснулась, а ты всерьёз забрался на меня. Надеялась два часа поспать, и проснуться раньше тебя, а оно вон, как получилось. Давай немного поспим, и ты проводишь меня домой.

Её слова, как ведро холодной воды, охладили меня, и вернули с небес на землю. Я лег рядом, и долго лежал, обдумывая, свой поступок и впервые за всю свою жизнь мне стало стыдно за него. Акулина повернулась ко мне спиной, и уснула, как ни в чем не бывало. Я тоже уснул, но гораздо позже. В шесть часов утра, уже одетая Акулина разбудила меня, и я проводил её домой, оказывается, они жили у Лениных знакомых. С Виктором я встретился только вечером, когда он пришел с работы. Он с укором сказал мне, что ему досталось из-за запаха духов Лены, который он всё же принёс в дом Вали. И ему пришлось рассказать Вале всю правду. Она весь вечер дулась на моего друга, но не рискнула прогнать, уложила рядом в свою пастель.

Глава 2. Четвёртый курс. Седьмой семестр.

Акулина ещё неделю жила в Гомеле, мы тайно от Лены встречались с ней сразу после обеда, потому что работу в тресте она уже формально завершила, и собирала данные о работе треста и его управлениях, она сейчас проходила практику на инженера-экономиста. Удостоверение штукатура-маляра третьего разряда трест ей уже оформил три недели тому назад. Посодействовал этому прораб Петрович. Акулина не захотела работать на стройке. Она рассказала Петровичу, что штукатурит, красит хорошо, отец научил, когда гараж делали в возрасте двенадцать лет. Дачу мы отделали с отцом тоже вдвоём, когда я училась в девятом классе. Поэтому Петрович оформил её временно нормировщицей себе на участок, и оставил сидеть в тресте, подальше от уголовников, которых сам боялся. Лена уже начала сдавать нормы на штукатура маляра в своём управлении, и приходила на квартиру после работы с запахом краски. Она сразу залазила в ванну, и сидела в ней около часа, удаляла с себя ненавистный ей запах краски. Когда подруги вечером встречались, Лена просила Акулину организовать ей встречу с Виктором. Та говорила ей, правду, что Виктор не заходит сейчас к ней, у него с Петровичем, очень много работы. Они завершают сдачу объекта, и приезжают к тресту после восьми грязные и усталые. Тем более что у тебя не хватило выдержки, и ты организовала ту встречу в кофе, чем окончательно скомпрометировала меня в глазах Виктора. Мне стыдно к нему подойти, а так я сейчас придумала бы, как тебе познакомить с ним. Давай дальше сама, ты знакома, тем более говоришь, что целовалась с ним. Лена дулась на Акулину, и на следующий день опять донимала её, а та жаловалась мне, и просила, чтобы я ещё раз поговорил с Виктором об их встрече. И вот я снова начинаю нервировать Виктора своими девицами:

– Ну, ты брат даёшь, влюбил в себя такую красивую девушку Лену за один час. Давай рассказывай, что ты с ней такое сделал, что она каждый день донимает Акулину, чтобы она организовала встречу с тобой.

– Ничего я с ней не делал, просто проводил домой, как ты просил. По дороге она просила рассказать о моей семье. Я что мог, рассказал. Она спросила, что я собираюсь делать после окончания института. Я сказал, что меня направят куда-нибудь по распределению, а так как я военнообязанный, то меня сразу призовут на год в армию, где я должен буду отдать долг Родине. Тут Лена сказала, что отец у неё большая шишка в Бресте, и он может организовать мою службу на таможне, куда простые смертные не попадают, и мы там будем с ней встречаться. Я сказал, спасибо, что сам о себе позабочусь, не люблю быть кому-то должен, как Бог даст, так и будет, честно отслужу. Лена всю дорогу болтала со мной, не закрывала свой ротик. Когда я подвёл её к ступеням подъезда, она неожиданно быстро повернулась ко мне лицом, обняла за шею, поцеловала в губы и убежала. Крикнула на ходу:

«Это тебя за то, что я лишила тебя поцелуя Акулины, она умышленно проиграла бы тебе партию. Я, как и ты, не люблю ходить в должниках. Уже поздно не провожай меня, пожалуйста».

Поле этого, я быстро уехал к Вале. По дороге подумал о её поведении. Ненормальная, какая – то, её поведение похоже на поведение фанатички,– окончил свой рассказ Виктор.

– Ты самое главное мне не рассказал, как её поцелуй?

Спросил я, желая сгладить наш разговор, потому что после такого рассказа просить Виктора ещё раз о встрече было бесполезно.

– Я, толком, и не понял, почувствовал только её тяжёлую мясистую грудь без бюстгальтера, да сначала лёгкое, щекотное прикосновение её бородавки, прежде, чем её влажные губы коснулись моих губ.

Так отозвался Виктор о поцелуе Лены, и попросил больше не приставать к нему со своими девицами. Он понял, что я не сбросил со счетов и Лену, и от греха подальше, ушёл в холл смотреть вечерний выпуск новостей.

Целую неделю я встречался с Акулиной, старался замолить свои грехи, по её поведению я чувствовал, что она простила меня. За день до отъезда мы распрощались, боясь вызвать подозрение у Лены, обменялись адресами, и договорились писать друг другу «до востребования» на Главпочтамт. Девчонки уехали, я с головой окунулся в учёбу. Виктор сдал свой объект на три дня позже, как я проводил девиц и тоже занялся учёбой.

Программа в семестре была тяжёлая, приходилось много чертить. Сдать шесть курсовых работ. Когда мы были в Ленинграде, последнюю фотоплёнку Виктор купил цветную, и отснял её. В основном на ней были достопримечательности Ленинграда, но были и групповые фотографии ребят. Фотографии на обычной плёнке, Виктор сделал во время каникул, и щедро дарил ребятам вторые экземпляры по их просьбе. Цветные фото тогда у нас не делали. Хорошо, что в Ленинграде Виктор не пожалел денег на цветные реактивы, для проявления пленки и бумаги, их было около десятка. Бумагу он тоже купил, две пачки. Все реактивы и бумага были импортные, с Европейских соцстран, в СССР их ещё не делали. Инструкции были на иностранных языках, и у нас не было времени их переводить. Боясь испортить пленку, Виктор отложил эту работу до лучших времён. И вот сегодня Валера Ермашов привёз от отца статью, переведённую с какого-то иностранного журнала, в ней рассказывалось, как проявлять цветные плёнки, печатать фотографии, и вслух прочитал нам. Виктор четыре часа только проявлял плёнку, и оставил сушиться её в лаборатории до утра. На завтра был выходной. Валя уехала в деревню, и Виктор загорелся желанием напечатать цветные фотографии. Он сказал:

– Это, как вы понимаете процесс долгий и опасный, нужно четко по времени менять реактивы. Каждый реактив проявляет только свой цвет, у нас семь цветов радуги их надо проявлять в определённой последовательности, а потом еще фотографии надо закрепить. Поэтому я прошу вас быть моими помощниками. Один я с этим делом не справлюсь. Желательно иметь три респиратора, три пинцета и три пары резиновых перчаток до шестнадцати часов. В это время мы сразу пообедаем, поужинаем, и уйдем в лабораторию до утра. Ели вы согласны, то начинаем искать нужные вещи сейчас.

Мы с радостью согласились, желая получить первые в институте цветные фотографии. Начали искать те предметы, которые предложил Виктор. Он сам тоже не сидел без дела. Сразу почему-то навестил Грелку, потом собрал все свои ванночки, катки, разложил нужные реактивы, и как смог причитал несколько инструкций, которые намного отличались от их описания в статье. Виктор решил пользоваться реактивами не по журналу, а по описанию в инструкции. После того, как мы отобедали, в комнату к нам пришла Грелка, она сшила нам марлевые повязки для защиты органов дыхания. Две из них она сделала по какой-то медицинской инструкции, зашила вату, пропитанную каким-то раствором. В третью она зашила чистую вату, такую маску для себя просил Виктор. Виктор проверил принесённые нами респираторы, перчатки, пинцеты и даже два противогаза, которые Валера принёс из дома. И сделал вслух своё умозаключение:

– Противогазы хорошие и фильтры у них новые, но в них через десять минут запотеют стёкла, и вы не сможете в них работать. Респираторы так себе, польза от них небольшая, но в них тяжело дышится, почти, как в противогазе. Один пинцет пойдёт, хотя и медицинский, а второй нет, он для маникюра и оба вы взяли у девочек, поленились съездить в магазин, куда я говорил. У меня пинцет есть, вот сами и будете работать этими пинцетами. Перчатки слишком толстые, вы тоже не сможете в них работать, я же вам говорил медицинские не стерильные надо брать, они уже были в потреблении, и стоят на порядок дешевле, чем вам назвали цену. Я сам уже работал без перчаток, когда проявлял фотоплёнку, у меня нет аллергии на эти новые реагенты в реактивах, только руки сильно разъедает, ничего придётся потерпеть. Я возьму себе только марлевую повязку. Получается, что у меня всё есть. Вы возьмите эти повязки, в них я думаю, вам будет удобнее. Все остальное по своему усмотрению.

Потом он отблагодарил Грелку, и мы пошли в лабораторию. Виктор зарядил плёнку в фотоувеличитель, положил на рабочий стол чистый лист чертёжной бумаги малого формата, навёл резкость. На бумаге появилась абракадабра негатива цветной плёнки. При сильном увеличении проектируемая картинка разрывалась на мелкие хлопья. Виктор, положил обратной стороной, лист фотобумаги на рабочий стол, и отрегулировал резкость в фотоувеличители. Проекция кадра из плёнки получилась на пять миллиметров меньше по всему периметру фотобумаги. Работали мы при красном свете фонаря. Тут Виктор надел на рот и нос свою марлевую повязку, я с Валерой сразу надели противогазы и мы начали растворять реактивов в семи ванночках. В восьмую ванночку Виктор уже раньше налил воду. В девятой был налит закрепитель, в десятой снова была налита вода. Ванночки были расставлены по пять штук в два ряда на кухонном столике, его мы принесли с общей кухни. Слева, сверху от нас, в первом ряду, Виктор в ванночке растворил содержимое пакета с первым проявителем. Когда в первом ряду счёт закончился на пятой ванночке стола, он вернулся на нижний ряд, и начал с первой ванночки слева от нас. В отдельных пакетах было ещё вложено по несколько маленьких пакетиков. Когда Виктор добавлял их в раствор к основной массе пакета, то происходила химическая реакция. В результате её, в воздухе маленькой лаборатории, размером два с половиной на два метра выделялись разные газы. В это время Виктор отворачивал голову назад. Мы с Валерой наблюдали всё это через стёкла противогаза с большим интересом, и совершенно не чувствовали ни каких запахов, кроме запаха собственного пота. Наконец, растворы готовы. Виктор сел на своё рабочее место у увеличителя, засек время и отпечатывал первую фотографию. Затем он взял кончиком своего пинцета за уголок фотографии, поднялся со стула, и прошелся с ней по всем ванночкам, промывая её после каждого растворителя цвета в небольшом тазике с водой, стоящем между нами на столе ниже двух рядов ванночек. В каждой ванночке Виктор держал фотографию то количество минут, которое необходимо было по инструкции. Когда была готова первая фотография, Виктор посмотрел на часы, прошло двадцать минут, и он озвучил для нас время. Дальше он сказал:

– Сейчас вы буде работать, как автоматы, только не забывайте промывать фотографию после каждого реактива. Ты Григорий будешь брать фотографии с первой ванночки, и промывать их в тазике с водой, за тем опускать их в следующий проявитель, и выдерживать не меньше, чем нужно для каждого проявителя время. Оно написано у вас на бумаге против каждой ванночки. Твои первые пять ванночек. После пятой ванночки ты промываешь фотографию в тазике с водой и кладёшь в шестую ванночку. На этом твоя миссия заканчивается. Ты Валера дальше проявляешь фотографии в двух ванночках, то есть в оставшихся двух реактивах. Фотографии могут накапливаться только промытые в чистой воде после закрепителя. Здесь вы на них не обращаете никакого внимания. Главное выдерживать нужное время в реактивах. Тебе Валера будет легче. Время в закрепителе передерживать не желательно. После того, как я отпечатаю все фотографии, я приду к вам на помощь. Покидать комнату без моего разрешения нельзя, а то засветите фотобумагу. Фото в ванночках должно оставаться лицевой стороной вниз. Брать фотографии только пинцетами за их уголки.

После своего инструктажа, Виктор заставил нас два раза повторить сказанное им. Мы попросили у Виктора посмотреть сделанную нами первую фотографию. На что он ответил:

– Лучше не надо, она лежит в последней ванночке с водой.

Пока Виктор настраивал объектив фотоувеличителя под следующую фотографию, я взял пинцетом, фотографию и поднёс её к красному фонарю. Она была в цвете, в ней, как через пелену угадывалось Адмиралтейство и какая-то группа людей перед ним.

– Почему нет резкости? – Спросил я Виктора.

– Резкость похуже, чем у простых фотографий, но зато в цвете, это просто запотели стёкла у противогаза, – ответил Виктор.

Я взял полотенце, и стал протирать стёкла. Виктор засмеялся, когда посмотрел на меня. Тогда он сказал, что стекла запотели изнутри. Я снял противогаз, в котором тяжело было дышать. Резкий запах химии ударил мне в нос, от которого я чуть не задохнулся. Я задержал дыхание, и надел респиратор. Протер платком вспотевшее под резиной лицо и рассмотрел неплохую фотографию, на которой были видны лица наших ребят. Валера, глядя на меня, тоже снял противогаз и надел почему-то марлевую повязку, как Виктор. Тут Виктор начал наполнять фотографиями ванночку, и работа у нас закипела. Фотографии, регулярно поступали в первую ванночку, правда, иногда они совсем переставали туда поступать, когда Виктор старался подобрать резкость на фотографию, неудачно снятую кем-то из ребят. Он иногда и нам давал фотоаппарат, чтобы и себя, запечатлеть для истории. Мне в респираторе, вскоре, стало тяжело дышать, и я последовал примеру Валеры, надел марлевую повязку с пропитанной в ней ватой.

Через несколько часов непрерывной работы Виктор сказал, что скоро будет час перерыва. Он закрыл оставшуюся бумагу, и подключился к нам на помощь. Вот все фотографии лежат в воде. Виктор выгоняет нас в коридор, сливает воду с ванночки с готовыми фотографиями, и забирает их с собой вместе с ванночкой и катком. Раньше в комнате, переоборудованной под лабораторию, была кладовка, поэтому в ней не было окна. Было два часа ночи в коридоре не души. Виктор не выключает красный фонарь и оставляет дверь лаборатории открытой настежь. Вот мы в масках спускаемся на наш этаж, и идём по коридору к себе в комнату. В комнате Виктор достал из шкафа электроглянцеватель и включил его в сеть. Потом вынул из него глянцевые пластины, накатал на них валиком фотографии, и вставил их обратно в слабо нагретый прибор. Затем он снял марлевую повязку с лица, и повесил сушиться на спинку кровати. Мы с Валерой последовали примеру Виктора. Резкий приток свежего воздуха к моим лёгким вызвал у меня головокружение, помутнение в голове, и я опустился на кровать. Когда я пришёл в норму, то увидел, что Валера лежит на полу, и Виктор водит ваткой с нашатырём перед его носом. Оказывается, когда Валера на мгновение позже меня снял с себя маску, то грохнулся на пол, и потерял сознание. Когда Виктор привёл Валеру в чувства, он велел ему лежать на полу, положил под голову две подушки. Затем он поднял его повязку, лежащую на полу, поднёс к носу, понюхал. Потом догадался в чем дело, сказал:

– Вот эскулапы чёртовы, что их защитные лекарства с парнем сделали!?

Сразу убежал из комнаты, и вернулся вскоре с заспанной Грелкой. В руках у той был тонометр. Она замерила у нас давление и сказала, что самое низкое у Валеры, потом у меня, а у Виктора повышенное. Потом она сходила к себе в комнату нашла, инструкцию препарата, в котором была смочена вата. В ней было написано, что вату через два часа после её применения надо, менять. И прочитала побочные эффекты, которые вызывает препарат. В них значились головокружение, и кратковременная потеря сознания. Я промолчал, что у меня закружилась голова, потому что Виктору и так досталось от Грелки, за нас, что мы пробыли в повязках такое длительное время. Грелка ушла, забрав с собой две повязки. Мы сели за стол выпили горячего чая, с хорошей чаевой заваркой. Она нашлась у Валерия, маленький пакетик индийского чая со слонами. Виктор отказался пить чёрный чай, сославшись на то, что у него и так давление повысилось. Он налил себе грамм сто пятьдесят водки, медленно выпил её, закусил бутербродом с докторской колбасой. Затем он заменил очередные фотографии на пластинах, просмотрел первые высохшие фотографии и отобрал себе две фотографии с собственной персоной. Эта была фотография у Медного всадника и фотография на Пискарёвском кладбище. После отдыха у нас прибавилось сил, хотя была глубокая ночь. Виктор велел нам сушить фотографии, и один ушел в лабораторию, взяв с собой досушенную, переложенную им сверх глянцевателя марлевую повязку. Вернулся он через три часа, совершенно усталый. Принёс очередную ванночку с фотографиями, забрал свою плёнку и сказал:

– Еле доделал. Куда-то ушли все силы. Уберитесь сами в лаборатории, и ключи отдайте коменданту. Всё наше заберите. Что-то меня мутит. Не тот путь выбрали технологи в изготовлении реактивов для цветного фото. Так они погубят всех фотографов. В будущем надо объединить оптиков, физиков и математиков, что бы уйти от изготовления цветных фотографий таким способом, от химии надо уходить.

Тут Виктора начало тошнить, он еле смог добежал до балкона, через холл. Его начало рвать. Виктор старался направить рвотные массы вниз на траву, для этого он перегибался через ограждение балкона. Я оставил с ним Валеру, чтобы тот придерживал его, боялся, что Виктор нечаянно улетит вниз, и побежал за Грелкой. Та уже не спала. Она набросила на себя халат, взяла упаковку таблеток активированного угля, и побежала вслед за мной. Когда мы прибежали на балкон, все внутренности Виктора продолжало выворачивать наружу. В его желудке уже ничего не было, выходило немного жидкости с жёлчью. Виктор выбился из сил, он никак не мог остановить рвотный рефлекс.

– Давайте быстро сюда чайник с тёплой водой. Это он надышался парами реактивов, у него все вредные вещества оказались в лёгких. Сейчас кровь их разносит по всему организму, отравляя его мозг, и тот посылает реакцию на отравление. Мои марлевые повязки с лекарством спасли вас от подобной экзекуции.

Прокомментировала Грелка причину рвоты. Когда мы принесли воду, Грелка начала совать Виктору по одной угольной таблетке в рот, после каждой заставляла выпивать беднягу по стакану теплой воды. После третьего стакана его вырвало одной водой последний раз. А грелка продолжала совать ему в рот таблетки уже по две штуки, и заставляла пить воду. После прекращения рвоты красный вид лица Виктора медленно начал белеть. Он сам прошёл в санблок к умывальнику, умылся, затем отметился в туалете по малой нужде. Вернулся в комнату, лег на кровать, и сразу уснул. Лицо Виктора сильно побелело.

– У него упало давление, через несколько часов он начнет сильно кашлять, так что не пугайтесь, купите ещё три упаковки активированного угля и давайте ему пить таблетку со стаканом теплой воды. Купите несколько пакетов молока и поите его, вместо еды, с кусочком ржаного хлеба, – закончила наставления Грелка, и ушла в свою комнату.

Виктор проспал до вечера. Правда, он начал кашлять ещё во сне. За это время мы успели немного поспать, потом убрались в лаборатории, и отдали ключ коменданту. Принесли и поставили вымытые ванночки, валики и другие приспособления, наверх наших шкафов. Я написал Валере список продуктов, которые срочно надо было купить, и он ушёл в гастроном. Я досушил фотографии, и выбрал себе лучшую из них, где мы втроём Виктор, я и Валера стоим у Ростральной колонны. Виктор проснулся, и сильно кашлял всю ночь, не давая нам спать. На третий день он перестал кашлять совсем, и неделю ещё восстанавливался пока пришёл в нормальную форму. Вот так нелегко ему дались эти цветные фотографии. За то мы хвастались ими целый год, показывая собеседникам свою работу, когда нам не верили. Выиграли не один спор на этом. Я тогда подумал, что нас от болезни спасло то, что когда Виктор растворял реактивы, мы с Валерой были в противогазах, а ему позволила допечатать фотографии выпитая водка.

Через две недели после начала занятий в комнату к нам явился Кудрявцев Василий и Олейник Алексей. Василий сообщил, что девочку окрестили, и назвали Раисой. Он привёз нам свои солёные грибы зеленки, урожай прошлого года, литр самодельной анисовой водки, разные мясные деликатесы, сделанные его мамой. Потом мы отметили рождение дочери, и официальную регистрацию их брака с Таисией в загсе. Дома они скромно отметили это событие в узком семейном кругу без торжеств. Утром Василий выписался из нашей комнаты, на его место прописался Алексей. Он официально восстановился в группу вместо Василия, и сейчас будет жить в нашей комнате и займёт пустующую койку Василия. Василий устроился тренером по баскетболу в юношескую спортивную школу города Светлогорск. Алексей и Василий, оказалось, входят в состав областной команды по баскетболу, тем более играют в одной связке. Раз в неделю у них совместные тренировки, и Василия через спорт комитет обязали приезжать на них.

На следующий день Алексей переехал в нашу комнату. Мы с головой окунулись в учебный процесс. Даже «Блудный кот Дима» вернулся в свою комнату. Так назвал Диму Алексей при встрече, наслышанный о его похождениях, и с его лёгкой руки эта кличка прижилась. Я два раза в неделю посещал секцию бокса. Виктор с Валерой секцию борьбы. Алексей через день играл в баскетбол за разные команды. То за сборную факультета, то за сборную института, то за сборную области. Родители Алексея жили в городе, и он часто уходил ночевать к ним. Виктора по привычке дёргали на разные спортивные мероприятия: кросс, футбол, ручной мяч, шахматы. Дима изменился, начал ходит в зал на гимнастику. В комнату вернулось спокойствие и размерная студенческая жизнь. Вечерами Виктор и Валера пропадали, даже не приходили ночевать. Валера продолжил встречаться с Ларисой, и иногда мне рассказывал о своих встречах. Я переписывался с Акулиной. Виктор знал об этом, и не подходил ко мне, в момент получения, мной писем, боясь, что я его втяну в очередную историю со своими девицами. Он иногда подрабатывал, делал курсовые работы заочникам и вечерникам, иногда замещал бабу Клаву в садике на дежурстве, по её просьбе. Их роман с Валей видать разгорелся с новой силою. Они уже не могли друг без друга, я часто встречал их вместе в разных местах города, и мне приходилось делать вид, что я их не заметил. Я не хотел смущать своего друга и Валю. Так продолжалось до ноября месяца.

Тогда нас пригласили в городской спортивный дворец, на баскетбольный матч, между Витебской и Гомельской областью. Мы увидели красивый баскетбол. Связка Василия с Алексеем хорошо смотрелась. Наша область выиграла в упорной борьбе, с перевесом всего в четыре очка. Мы с Виктором довольные шли домой по одной из улиц города, обсуждали по дороге матч. Как в половине метра за нами, упал тяжелый горшок с землей и цветами, и разбился об асфальт тротуара. Сзади нас шли молодой парень с девчонкой, которая заорала от страха, хотя горшок упал в семи метрах перед ними. Две бабули, шедшие за ними медленным, прогулочным шагом, мы их ещё обогнали, подошли к нам, и сказали, что это на нас было совершено покушение. Но откуда? Они ждали третью свою подругу, и смотрели вверх на её балкон, на пятом этаже. Окна в доме были закрыты. Горшок, по их мнению, летел, откуда – то с крыши рядом с её балконом.

Оказывается, шедший нам на встречу стройный высокий парень, в начале этого дома, по счастливой случайности оказался из органов. Он за это время не убежал, как мне вначале показалось от страха во двор, а успел забежать по бетонным ступеням лестницы на чердак, ближнего к нему подъезда. Он был закрыт на замок. Тогда он, быстро, по металлической лестнице, закрепленной на стене чердака, поднялся в будку на плоскую крышу дома. Под лестницей было просыпано немного чёрной земли. Когда парень поднимался, то через открытую дверь в будке выхода на крышу, он слышал шаги убегающих ребят. Когда парень оказался на крыше, то она уже была безлюдна. Злоумышленники убежали через будку последнего от него подъезда. Парень увидел два цветочных горшка кем-то вынесенных на крышу, они стояли у первой будки. Затем он определил, откуда был сброшен первый горшок, по просыпанной земле, у ограждения из арматуры. Парень вышел через последний от него подъезд и подошел к толпе народа, которую возглавлял офицер в милицейской форме. Он велел нам не расходиться, и опрашивал всех видевших падение горшка. Их оказалось больше десятка. К нему подбежал парень с крыши, показал удостоверение в красной обложке, рассказал кратко о проделанной им работе и велел тому быстро вызвать наряд милиции с собакой. Сам забрал у него ручку и блокнот, стал записывать показания свидетелей. В толпе пошли разговоры, что в их районе это не первый случай, что так свой протест выражают евреи, потому что им наложили запрет на выезд в Израиль. Виктору надоело слушать всякие сплетни, и он сказал мне: