Черная птица. Трилогия. Книга первая

Миша очень любил наблюдать за проходящими железнодорожными составами, поэтому часто приходил на один из подобных скалистых обрывов и часами сидел там один, любуясь природой, слушая пение птиц и стук колес проходящих поездов. Он очень любил запах мазута, распространявшийся от деревянных шпал, и ту огромную, несокрушимую энергию, которая двигала большой и тяжелый железнодорожный состав. Он питался этой энергией, она накрывала его с головой, вызывая необычные ощущения в его маленьком, детском теле. Миша часто пересчитывал вагоны, при этом он почему-то всегда твердо знал, что в них везут. Возможно, он просто мечтал или фантазировал, но в его голове всегда появлялись разноцветные картинки: вот в этом везут бумагу, в огромных таких рулонах, в этом – ящики с металлическими консервами, в этом – какие-то части для техники. Обычный состав всегда насчитывал от пятидесяти семи до шестидесяти двух вагонов, но очень часто встречались сцепные составы, которые тащили за собой три или четыре электровоза. Эти могли состоять и из ста десяти вагонов. Наблюдения показали, что средний интервал между движением поездов составляет шесть-восемь минут. «Неплохо, – подумал тогда Миша, – успею подняться на достаточную высоту, чтобы не потащило воздухом».

– Мишаня, – крик одного из друзей, которого звали Аюр, вывел Мишу из оцепенения, – товарняк прошел, давай.

Миша с тревогой посмотрел по сторонам, потом поднял взгляд вверх и увидел на фоне голубого неба физиономию брата, смотрящего на него. И он полез. Цепляясь маленькими, но сильными пальцами, начал быстро взбираться вверх. Зацеп, переставить ногу, еще зацеп, не глядя, нащупать опору для другой ноги, подтянуться вверх, и опять зацеп. Высота скалы в этом месте была около двадцати метров, из которых он успел подняться уже примерно метров на семь. И тут произошло непредвиденное. Почувствовав опасность, Миша повернул голову вправо: поезда еще не было видно, но он точно знал, что тот едет. И не просто едет – летит.

«Пассажирский, – мелькнуло в голове у Миши. – Этот сейчас сорвет меня». Ему стало страшно, он начал быстрее подниматься вверх и вдруг увидел их. Несколько фиолетовых цветков росли в трещине скалы буквально в полутора метрах справа от него.

«Ну нет, – пронеслось у него в голове, – не для того я сюда лез. Пропущу поезд и сорву их». И в этот момент сквозь нарастающий стук колес быстро приближающего пассажирского поезда он услышал пронзительные крики птицы. Задрав голову, Миша увидел кружащую прямо над собой большую птицу, похожую на ястреба или орла. Огромная птица черного цвета, описывая неровные круги, беспокойно смотрела на мальчика, оглашая окрестности надрывными, тревожными звуками.

«Не переживай. Все будет хорошо», – мысленно поблагодарил ее Миша и изо всей силы прижался к скале, пытаясь стать с ней единым целым.

Удар гонимого поездом воздуха был сокрушительным, все вокруг закрутилось, поднимая тучи песка и пыли. Тысячи мелких камешков впились в тело мальчика, обжигая его нестерпимой болью и страхом. Через минуту, показавшуюся Мише целой вечностью, все резко стихло, и поезд помчался дальше, оглашая пространство между сопками ревом и стуком колес. Миша открыл глаза, и неожиданно ослепительная синева неба наполнила его непонятным и не осознаваемым пока им чувством радости жизни. Спокойным и уверенным движением он сместился по скале вправо, аккуратно, под самые корешки сорвал четыре заветных цветка, засунул их в карман шорт и через несколько минут вылез на вершину скалистого утеса.

Миша целыми днями, с утра и до позднего вечера, проводил время на улице. На день рождения, еще в мае, бабушка с дедушкой подарили ему велосипед «Школьник» красивого синего цвета с блестящим металлическим звонком на руле. О, как был рад этому подарку Миша. Велосипед позволял ему перемещаться по поселку с невероятной скоростью, и к тому же у его двоюродного брата Саши точно такой же, но красного цвета уже был. На одном велосипеде они возили друг друга на багажнике по очереди, что было крайне тяжело, поскольку улицы Хилка, располагавшегося в узком пространстве между несколькими сопками, представляли собой одни сплошные подъемы и спуски. Теперь же, на двух велосипедах, мальчишки могли со скоростью молнии перемещаться по всему поселку. С утра они могли быть на речке. Переехав по бревенчатому деревянному мосту на остров, омываемый со всех сторон быстрой и холодной речкой Хилок, они купались и загорали, ловили палками раков и, насобирав с половину ведра или больше, уходили на дальний конец острова, разжигали костер и тут же их варили. В обед их могли видеть сидящими на огромных валунах сопки под названием Крестовуха, нависающей над железнодорожной станцией. Там, с высоты, они обозревали окрестности – бесконечную череду сопок, уходящих во все стороны далеко за горизонт. Мальчишки любовались пронзительно-синим небом и наблюдали за парящими птицами. Еще они рассматривали поезда, и Миша рассказывал веселому и всегда смеющемуся брату, в каком вагоне, по его мнению, что перевозится. Так ему казалось, и он либо угадывал это, либо фантазировал, пока однажды эти его догадки не получили подтверждение.

Заехав как-то раз в обед к бабушке Саше на работу на товарную станцию, Саня остановил велосипед и спросил Мишу:

– Миш, а что в этих? – и он показал пальцем на три товарных вагона, одиноко стоящих в тупике запасного пути.

Миша посмотрел на вагоны, прищурился и не колеблясь выпалил:

– Там носки, – и, подумав несколько секунд, добавил: – И трусы.

Саша рассмеялся во весь голос:

– Ну ты даешь, трусы!

Походив по станции, они не без труда нашли бабушку Александру, и, получив пакетик заветных шоколадных конфет, Саша, размазывая шоколад по губам, спросил ее:

– Тетя Саша, а что вон в тех трех вагонах, которые в тупике стоят?

Мишина бабушка вдруг неожиданно строго посмотрела на него и серьезным голосом ответила:

– А тебе-то чего? Там военный груз, так-то.

Саша заулыбался во весь рот, насмешливо глядя на брата, но бабушка неожиданно добавила:

– Солдатское исподнее там.

Тут уже не выдержал и захохотал Миша, глядя на удивленное Сашино лицо.

Вечером братья могли заехать к кому-нибудь из друзей – мальчику или девочке – в гости. Особенно когда, убегавшись за день, они начинали испытывать жуткий голод. Их всегда и везде кормили, очень скромно, в основном картошкой с соленьями, но не отказывали никогда и нигде. Здесь было так принято всегда. Очень любили мальчишки заезжать в гости к своей знакомой девочке Лене Шобухиной. Отец Лены, которого они, впрочем, никогда не видели, был командиром подводной лодки, и семья их жила чуть лучше других. Дома у них был даже цветной телевизор «Рубин», который мама Лены включала по вечерам. Дети втроем залазили с ногами на старый кожаный диван и, укрывшись красным шерстяным пледом, терпеливо ждали этого момента. Мама Лены заваривала им крутым кипятком в железных эмалированных кружках кедровые орехи и ставила их, подстелив старую газету, на резной журнальный столик перед диваном. Когда скорлупа орехов распаривалась и делалась мягкой, она сливала из кружек воду и давала ребятам в руки. Затем включала телевизор и садилась рядом. О, как же это было божественно! Дети с удивлением и неописуемым восторгом смотрели в экран, не забывая при этом уплетать орехи, разгрызая мягкую, распаренную скорлупу зубами.

Было у мальчишек и еще несколько любимых развлечений. Одним из них был спуск на велосипедах по самой длинной Комсомольской улице, разделяющей поселок на две почти равные части. Ребята заезжали на самый ее верх и затем неслись вниз, под уклон, с бешеной скоростью, доезжая при этом до самого железнодорожного вокзала. Также братья любили, открыв специально изогнутым гвоздем ржавый замок решетки дождевого коллектора, погонять на велосипедах по круглым бетонным трубам дождеприемной системы поселка. Трубы эти были не менее двух метров в диаметре и пролегали под землей, спускаясь от центральной части Хилка к речке. Настоящего их назначения, у кого бы мальчишки ни спрашивали, никто не знал. Возможно, они предназначались для отвода воды, стекающей с сопок в поселок при сильных ливнях, а возможно – для скрытного перемещения чего-либо. Построены они были еще до войны, и гипотезы об их предназначении высказывались в поселке разные.

Было у братьев и еще одно занятие, о котором не знал и не догадывался никто из взрослых. Кладбище поселка, расположенное за речкой, постоянно подмывалось ее водами, и ближайшие к ней могилы постепенно разрушались, обнажая из земли гробы и останки умерших. Все это разносилось водой по берегу и оседало там. Мальчишки любили побродить вдоль реки и посмотреть на содержимое могил. Кости умерших и черепа они никогда не трогали, но иногда находили старинные монеты и предметы одежды: пряжки ремней, пуговицы – и простенькие ювелирные украшения. Эта часть кладбища имела захоронения восемнадцатого – девятнадцатого веков, и именно от реки в свое время людей и начали хоронить.

Однажды в один из таких дней Саша окликнул брата:

– Миша, смотри, что тут! – и поднял над головой полуистлевший предмет яйцевидной формы.

Подойдя ближе, Миша мгновенно стал серьезным.

– Положи это назад, – медленно сказал он, – это бубен шамана, да еще и захороненный; его нельзя брать, он живой, ты накличешь беду.

Саша тут же бросил бубен в то место, где он лежал, но Миша успел рассмотреть его. Диаметром чуть меньше метра, в длинной своей части бубен был обтянут почерневшей, но хорошо сохранившейся шкурой. Деревянная обечайка его в одном месте была сломана, но само дерево за многие годы не истлело. «Наверное, лиственница», – подумал Миша и вдруг почувствовал, как волосы на затылке у него встали дыбом и все тело покрылось мурашками и затряслось.

– Пойдем, – быстро крикнул он брату, – нам нужно уйти отсюда!

Были у мальчишек и другие интересные развлечения, но среди них имелось одно наиболее любимое. Иногда бабушка Миши позволяла им прийти на закрытую территорию товарной станции, куда в отстойник заезжал военный эшелон. В отстойнике военные пополняли запасы провизии, вагоны заправлялись водой и углем, солдаты стирали одежду и отдыхали. Эшелон этот в реальном смысле никогда не был большим и обычно состоял из нескольких сцепленных вместе вагонов, от двух до пяти. Он мог простоять один день, а мог и неделю, затем его прицепляли к какому-нибудь составу, двигающемуся в нужном военному командованию направлении, и солдаты продолжали свой долгий путь к новому месту службы. Территория, где отстаивались вагоны, была закрытой, и военные, за исключением офицеров, никогда не выходили в поселок. На второй или третий день им всегда становилось скучно, и появлявшиеся вдруг из ниоткуда мальчишки доставляли солдатам огромную радость и веселье.

Братья любили проводить время в компании военных. Тут было интересно и смешно, и, самое главное, как же вкусно их там всегда кормили. Именно здесь Миша в первый раз в своей жизни узнал, что сгущенку вкуснее всего пить прямо из банки. Здоровенный усатый солдат в тельняшке в самый их первый визит в военный отстойник достал из рюкзака красивый, с черной рукояткой солдатский нож и, легким движением пробив крышку металлический банки, с улыбкой протянул ее Мише.

– Держи, – сказал он, – такой вкусной никогда и нигде не поешь.

Вкус той сгущенки Миша запомнил! Ничего вкуснее в своей жизни он действительно никогда не пробовал!

Солдаты, да и офицеры, всегда очень дружелюбно и по-отечески относились к мальчишкам. В один из таких дней Миша почувствовал такое тепло в груди и огромное уважение к этим сильным, добрым, всегда веселым и улыбающимся людям, что всерьез задумался о том, чтобы тоже стать военным. Вечером, сказав об этом деду, Миша увидел вмиг погрустневшее лицо дедушки и почувствовал огромную печаль и страх за внука.

– Это хорошее стремление, внук, но я думаю, что ты, с твоим умом и природными талантами, сможешь принести нашей Родине гораздо большую пользу.

– Какую? – с интересом тут же спросил Миша.

– Я пока не могу тебе сказать, – дед на минуту задумался, – я этого не знаю. Но когда твое время придет, ты обязательно все поймешь и поступишь правильно.

Все основное время Миша был предоставлен сам себе. Бабушка и дедушка его особенно не опекали и не контролировали, за исключением одного очень важного момента. С самого своего первого дня приезда в Хилок, ежедневно, с трех до пяти часов дня, Миша должен был находиться дома и заниматься с дедом чтением, математикой и русским языком. Дед Николай безумно любил читать, и в доме, в котором они жили, в самой большой его комнате всю самую длинную стену от пола до потолка занимали стеллажи с книгами. Их тут было, наверное, не менее полутысячи. Здесь было почти все, что можно было купить, и даже намного больше. В первые свои дни, приехав в Хилок, маленький Миша не обратил на книги абсолютно никакого внимания. Но уже через год он смотрел на них с уважением и почтением.

– Дед, ну какие же они толстые – это же всю жизнь их читать можно, и то не успеешь, – с испугом сказал тогда Миша.

– Всю жизнь и нужно читать, и каждый день, – ответил дед, усаживая внука на колени.

– Понимаешь, Миша, вот ты ешь еду, картошку например. Это пища для твоего желудка. Так?

Миша кивнул.

– А книги – это такая же пища для твоего ума. Если ты не будешь читать, твой ум умрет без этой пищи, и ты будешь таким же, как основная масса людей.

– Каким? – Миша внимательно посмотрел в глаза деду, взяв своими маленькими ладошками его большую и шершавую руку.

– Глупым, – спокойно ответил дед Николай.

– Я научу тебя читать, и не просто читать, а читать в три раза быстрее всех. Есть такая наука – скорочтение. Меня после революции один добрый человек научил. Маленький я тогда тоже был, ну чуть постарше, чем ты. Так ведь тогда читать вообще никто не умел. Ко мне и взрослые потом приходили бумаги разные почитать. Я ведь тогда газеты им вслух даже читал. Собирались в сельсовете всей деревней, когда свежие из города привозили, и я сидел часами их читал. И обучился. А как, ты думаешь, я все эти книги прочел? Я тебя, внук, этому обучу, но запомни: каждый день с трех до пяти ты должен быть дома, где бы ты ни был, даже если умер или утонул, – дед захохотал, глядя в расширенные от ужаса глаза внука.

– Дед, а с трех до пяти – это как? – еле прошептал Миша.

– А вот с изучения времени мы и начнем.

То ли Миша был очень способным, то ли дед Николай был хорошим учителем, но Мишино обучение продвигалось гигантскими темпами. На изучение цифр и времени ушла всего неделя. Еще месяц понадобился для изучения алфавита и чтения по слогам. Параллельно занимались математикой. На четвертый месяц Миша уже уверенно читал, и не простые предложения из букваря или детских книжек, а колонки из газет. Читал про съезды коммунистической партии и удои молока, про выпуск тракторов и успехи сельского хозяйства. Математика давалась ему так же легко, как и чтение. Дед научил его сложению и вычитанию, умножению и делению. К концу первого года своей жизни в Забайкалье Миша занялся сложением и умножением сложных чисел. Выглядело это довольно комично. Дед называл внуку два сложных числа, и Миша, закрыв глаза на несколько секунд, называл ответ. Дед записывал его химическим карандашом на краешке прочитанный газеты. Затем бабушка Александра, быстро двигая костяшками больших бухгалтерских счетов, проверяла ответ. И вот что было очень интересно – Миша никогда не ошибался. Ну почти никогда.

На второй год приступили к изучению скорочтения, и, освоив его за пару месяцев, Миша начал буквально глотать книги. «Молодая гвардия», «Бронзовая птица», «Дерсу Узала», «Красные дьяволята», «Тимур и его команда» и многие другие книги были прочитаны Мишей за первые полгода, но не все было так гладко.

Однажды, в один из летних дней, Миша, заигравшись с друзьями, забыл про время и на занятия к деду не пришел. Возвращаясь вечером домой и надеясь объяснить ему, почему все так вышло, Миша вошел через калитку во двор и, обогнув угол дома, в один прыжок оказался на крыльце. Входная дверь в дом почему-то была закрыта. Тревога мгновенно наполнила его, но тем не менее Миша набрался смелости и громко постучал. Никто не отреагировал. Он постучал еще раз, и дверь резко распахнулась. На пороге стоял дед. В одной руке он держал коричневый солдатский ремень с блестящей пряжкой, на которой сияла пятиконечная звезда, в другой руке у него был глиняный кувшин. Возникла немая пауза, показавшаяся Мише целой вечностью.

– Деда, послушай, – начал он робко, но дед Николай перебил его:

– Я взял за тебя ответственность на себя, и я ее несу, но ты нарушаешь условия нашего договора. Сначала я хотел отодрать тебя ремнем как сидорову козу, но, поскольку ты уже человек достаточно взрослый и способен взять на себя ответственность, я дам тебе выбор.

Дед сделал многозначительную паузу.

– Либо я отдеру тебя этим самым ремнем быстро, но больно, либо ты два дня живешь на чердаке. Да, там холодно, но там есть сено. Еды ты не заслужил, но воду я тебе дам. – С этими словами дед Николай выставил вперед руку с кувшином. – Итак, что ты выберешь?

От вида ремня у Миши сперло дыхание и ноги сделались ватными и непослушными. Его еще никто и никогда не порол, поэтому сам факт этого унизительного действия показался ему невозможным. Но два дня на чердаке без еды, света и внимания бабушки – это тоже было достаточно суровым наказанием.

– Хорошо, – Миша, подумав лишь несколько секунд, протянул руку к кувшину с водой. – Я больше не буду опаздывать.

Взяв из рук деда кувшин, Миша поднялся по деревянной лестнице, пристроенной к стене дома слева от крыльца, и оказался на чердаке. Пахло сеном. «А что, – Миша огляделся по сторонам, – не так уж и плохо. Тем более что я на самом деле виноват. Поживу пока здесь». Забравшись в дальний правый угол чердака, он улегся на сено и закрыл глаза. Было холодно. Не успел Миша зарыться в сено, как услышал, что по лестнице на чердак кто-то поднимается. Глаза мальчика уже привыкли к темноте, и, когда в дверном проеме лестницы появилась бабушка, Миша сразу же узнал ее и облегченно вздохнул.

– Бабушка!

– Здравствуй, милый, – бабушка Саша обняла внука, поцеловала в макушку и только затем тихим голосом продолжила: – Дед любит тебя, но он хочет сделать из тебя человека. Человека с большой буквы. Не обижайся на него, потерпи. Я принесла тебе фонарь и хлеб.

Обнимая внука, она положила перед ним механический армейский фонарь и половину буханки ржаного хлеба, завернутого в газету.

Этот урок Миша запомнил надолго. Впредь, опаздывая на свои с дедом занятия, Миша стремглав летел домой, не обращай внимания на уговоры друзей и свои желания.

Глава седьмая

01 сентября 1979 г.

Забайкальский край,

поселок Хилок

С сентября Миша пошел учиться в начальную школу. Местная поселковая школа была единственной на весь район, поэтому в нее ходили дети, живущие на расстоянии до пятидесяти километров от Хилка. Детей близлежащих деревень и поселений собирал ученический поезд, точнее даже два, которые так и назывались: «Ученик один» и «Ученик два». Один из поездов собирал детей в направлении от Хилка на Читу, второй – от Хилка в сторону Иркутска. Сами поезда представляли собой два стареньких пассажирских сидячих вагона, прицепленных к тепловозу. Каждое раннее утро поезда забирали маленьких учеников и прибывали на железнодорожный вокзал станции Хилок, откуда дети вереницей тянулись к школе. После окончания уроков, в два часа дня, поезда забирали детей с вокзала и отправлялся в обратный путь, делая остановки в каждом маленьком населенном пункте. Так продолжалось ежедневно, за исключением выходных, в течение всего учебного года.

В первый учебный день дед Николай, начистив до блеска свои офицерские сапоги и надев свой лучший костюм, взял внука за руку и собственноручно отвел на праздничную линейку. Идя с Мишей по улице, он, высокий и крепкий еще мужик, с гордостью поглядывал по сторонам на прохожих, здороваясь при этом с многочисленными знакомыми. В поселке его хорошо знали, и пользовался он у всех безоговорочным уважением.

Серое, свежевыкрашенное снаружи, одноэтажное деревянное здание школы располагалось в самом центре Хилка. Подойдя ближе, Миша прочитал написанную над входом огромными красными буквами надпись: «Учиться, учиться и учиться». Справа от входа на стене висел большой плакат, на котором был изображен серьезный мужчина со строительным мастерком в руке, и внизу был написано: «Чтобы строить – надо знать, чтобы знать – надо учиться». Территория школы была достаточно большой. С левой стороны здания в ряд располагались деревянные туалеты с большими буквами «М» и «Ж», написанными краской на дверях. Их Миша насчитал двенадцать штук. Слева и справа от входа в школу имелись клумбы с цветами, отгороженные невысоким деревянным штакетником. С правой стороны здания находился сарай с дровами, рядом с которым лежала огромная куча еще не расколотого кругляка. За школой располагалось небольшое футбольное поле с деревянными воротами, сделанными из толстых жердин. Сама территория была довольно ухоженной и произвела на Мишу хорошее впечатление.

Рядом с входом в школу стояли дети, причесанные и скромно одетые, за руки их держали мамы и папы. Никто из детей не играл, не бегал и не прыгал, лица у всех были очень серьезные, под стать важному моменту – первый раз в первый класс. Подойдя к толпе родителей и будущих школьников, дед Николай присел на корточки перед Мишей и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Послушай меня. Ты знаешь и умеешь в тысячу раз больше, чем эти дети. Ты молодец, но гордиться этим не нужно. Просто так и должно быть. Будь скромным, спокойным и внимательным. Не хвались своими знаниями, просто учись. Слушай учителя и выполняй задания. Все уроки ты будешь делать сам – это твоя обязанность. Проверять я тебя никогда не буду, но, если что, спрошу по всей строгости. А теперь иди. И помни, мы с бабушкой любим тебя и очень тобой гордимся.

Дед поднялся на ноги и, украдкой смахнув скупую слезу со щеки, зашагал домой.

В этом учебном году в школе было сформировано три первых класса по двадцать восемь человек в каждом. Миша попал в класс «Б». Сами классы были довольны большими и имели выходы в одно в два раза большее по размеру помещение, которое называли гостевой. В этой комнате по периметру стояли деревянные стулья и большой стол, на котором располагались два огромных алюминиевых бака с питьевой водой. К ручке каждого из них на длинной металлической цепочке была приделана алюминиевая кружка. Желающие попить подходили и черпали этой кружкой воду из бачка. В классе позади парт располагалась большая кирпичная печь, которую зимой топили дровами.

На первом же уроке молодая классная руководительница Мария Алексеевна рассказала ребятам о пользе знаний и наступлении нового, важного этапа в их жизни и затем спросила:

– Ребята, поднимите, пожалуйста, руку, кто из вас умеет читать.

Руки подняли трое.

– Хорошо, – сказала она, – а кто умеет писать?

Тут руку поднял только Михаил. Молодая учительница с улыбкой посмотрела на него и, окинув ребят спокойным взглядом, произнесла:

– Что же, в добрый путь, друзья!

Учиться Мише нравилось. Программа давалась ему легко и свободно. Когда в один из последующих дней Мария Алексеевна попросила его почитать на время, Миша показал результат в сто пятьдесят слов.

– Это феноменально! – удивленно изрекла она. – Кто тебя учил?

– Дедушка, – ответил Миша, смущаясь.

«Я могу еще быстрее», – хотел добавить он, но промолчал.

– Будешь мне помогать на уроках объяснять чтение ребятам? – с улыбкой спросила она.

– Хорошо, – и с этими словами Миша погрустнел.

В классе Обогаева ребята не приняли, посчитав за городского умника. Его это, впрочем, никак не тронуло, поскольку друзей Миша заводить не собирался и вообще больше любил проводить время в одиночестве.

Он исправно выполнял домашние задания и отвечал на уроках. От прописи букв его Мария Алексеевна освободила и украдкой, чтобы не слышали другие ребята, попросила Мишу вместо рисования палочек и крючков писать маленькие сочинения на различные темы. Их Миша мог выбирать сам. После уроков иногда Мария Алексеевна просила его остаться, и они, бывало, подолгу разговаривали, обсуждая написанное. Все в школе нравилось Мише, кроме одной вещи. Каждый день после первого или второго урока всех учеников класса выстраивали в очередь в гостевой комнате, и Мария Алексеевна, черпая металлической ложкой из большой стеклянной банки рыбий жир, поочередно давала его детям. Какой же противный он был, но Миша терпеливо его глотал и никак не проявлял своего недовольства. «Говорят, что он полезен», – думал он, наблюдая за тем, как очередного его одноклассника вырвало на пол. Но, пожалуй, это было единственное, что осложняло его школьную жизнь.