скачать книгу бесплатно
– До свидания! Спасибо за подарок! – и, не дождавшись ответа, он по-мальчишески скоро рванул к месту концерта. Старик не проводил его взглядом, лишь направил лицо в ту сторону, где только что был мальчик. Некоторое время он просто молча сидел, а затем тихо, почти про себя промолвил:
– Давай, Лешка… Алексей, до встречи.
8
Мальчик возник перед родителями как-то сразу, почти мгновенно. Стоял, запыхавшийся, одновременно виноватый и взбудораженный.
– Ты где был?!
Лешка видел, что родители всерьез рассержены и решил вывалить всё разом.
– Мам, пап, я рядом был, во-о-он за теми деревьями, меня дедушка позвал, ветеран, он слепой, по-моему, он меня спрашивал, а потом медаль подарил – вот! – и он протянул на ладони серебряный кружок.
– Мы что тебе говорили про то, что к чужим подходить нельзя? Ты знаешь, какие сейчас негодяи бывают? – завелась мать.
Отец уже немного успокоился, взял из руки сына медаль и, присмотревшись к ней, присвистнул.
– Сынок, а где тот дедушка, что тебе ее подарил?
Мать недовольно посмотрела на мужа – он явно ломал ее планы преподать сыну урок. Лешка же, напротив, обрадовался, что отец не присоединился к головомойке.
– Вон там, пап. За деревьями, там скамейка незаметная, он на ней сидел. По-моему, он слепой был.
– Пойдем к нему сходим, может, он по ошибке тебе эту медаль дал, может, другую хотел, это очень ценная штука.
– Да у него только одна и была, – удивился Лешка.
– Всё равно пойдем, – отец увидел недовольное лицо супруги, шепнул ей что-то на ухо, но это слабо помогло. «Мы быстро», – сказал он одними губами и пошел за сыном.
Мальчик бегом и вприпрыжку достиг того места, где он встретил старика. Но там никого не было. Скамейка стояла пустая.
– Как же он так быстро ушел, он же с тросточкой был и слепой… – Лешка искренне недоумевал.
– Сынок, а точно ветеран был, ты не придумываешь? Может, ты ее сам нашел, в траве, или еще где?
– Да нет, точно, точно был!
Они подошли ближе к скамье. Ничего, никаких следов. Мальчик начал шарить глазами по округе, выбежал на дорогу, ни сзади, ни спереди никого не было – но не мог же он так быстро уйти!
Прошло несколько минут. Сколько они ни искали – вокруг было пусто, ни души. Вскоре отец сказал, что пора возвращаться к матери. По его лицу Лешка понял, что он по-прежнему подозревает, что не было никакого ветерана, что он всё это выдумал, нафантазировал. Ему почти до слез было обидно за такие отцовские мысли… Но что он мог поделать с глупыми взрослыми!
9
Впереди был еще целый вечер. Праздничный концерт, салют. Лешка по-детски искренне восхищался всем, что происходило вокруг, и этим очень радовал родителей. Но они не знали, что из головы его никак не желал уходить тот старик. Что раз за разом в памяти возникал момент, когда старик вдруг помрачнел во время их краткой беседы. Мальчик очень чутко уловил то настроение и никак не мог понять, что вызвало у него печаль? Ответа у Лешки не было.
Когда в небе стали с оглушительным грохотом рваться заряды салюта, отец снова посадил сына себе на плечи. Народу вокруг было опять очень много, словно не река уже, а людское море разлилось на главной набережной города – такое огромное, что нельзя было увидеть его краев.
Яркие разноцветные огни, похожие на гигантские одуванчики, разлетались во все стороны в черном майском небе, улетали куда-то ввысь и в стороны, туда, где их было уже не догнать глазами. Лешка восхищенно смотрел – это был первый в его жизни настоящий салют. Странно, но в этот момент он почему-то случайно нащупал в кармане холодный металлический диск. Медаль. В голове пронеслись слова «она тебе, внучек, в жизни пригодится» и тут же унеслись куда-то, совсем как разноцветные огни в небе. Лешка почти и не заметил этих слов.
После была долгая дорога домой в переполненном людьми автобусе. Мальчик сильно устал и клевал носом, держась за поручень. За окном проносился ночной город – смутные силуэты и огни мелькали в темноте, бежали куда-то и кружили голову. Властная сонливость топила сознание, мешала реальность с загадочными образами.
Лешка видел в темном окне Волгу – но приглядывался и понимал, что вместо воды в ней миллионы людей, и все они идут куда-то, уверенно и неспешно. Он видел парящую в небе «Родину-мать» – она будто оторвалась совсем от своего пьедестала и теперь устремилась вся ввысь, туда, где летели во все стороны манящие искры салюта… Видел строй марширующих солдат, но не тех нарядных с иголочки, что были на параде, а других, в простых гимнастёрках, тулупах, шинелях. Видел он и одинокого старика-ветерана. Старик молчал и задумчиво смотрел из окна на Лешку своими белесыми глазами. Он казался мальчику таким же вечным изваянием, как и сотканные из камня и бетона хозяева Мамаева кургана…
Лешка совсем уже раскис и грозил упасть. Кто-то из сидевших взрослых поднялся, и клевавшего носом мальчика посадили. Он задремал. Вскоре семья была дома. Отец на руках осторожно принес сына в его комнату, положил на кровать, и Лешка спал крепким и здоровым детским сном.
Тот день оставил глубокий след в податливой памяти мальчика. Он стал частью его самого, поселился где-то глубоко внутри, как селятся там герои любимых книг и мультфильмов. Оказалась там и странная встреча с задумчивым, загадочным ветераном. Осталась в памяти немым, саднящим вопросом. На него Лешке еще только предстояло дать ответ.
2018
***
Лето. Старый, скрипучий бабушкин дом. Мать привезла меня и сестру гостить тут, пока в квартире родители делают ремонт (к тому же немного отдыхают от нас). На улице стоит жара, и в просторных, окрашенных в белую известь комнатах душно. Слабый ветерок колышет легкие занавески, висящие вместо распахнутых настежь дверей. Мы с сестрой играем со старым проигрывателем.
Куча пластинок, но я, шестилетний упрямец, хочу слушать одну и ту же песню. Сестре, что старше на пару лет, это надоело, и она изводит меня, не дает ее ставить. Она смеется, я обижаюсь, капризничаю – но сестра забавляется еще больше. Наконец я прибегаю к запрещенному приему – резко срываюсь с места и бегу на кухню – жаловаться бабушке. Сестра, не ожидав такой прыти и подлости, не успевает пресечь мой маневр – и вот я уже с широченными глазами докладываю бабушке о сестриных безобразиях. Бабушка стоит у стола, месит тесто. Она с улыбкой журит преступницу, но та уже сама, надув щёки, идет ставить пластинку. Я еще не вернулся в зал, но мне уже стыдно перед сестрой за свой донос, и я выдумываю, как бы помириться. По дому, потрескивая, звучит проигрыватель.
«Я тебе, конечно, верю,
Разве могут быть сомненья?
Я и сам всё это видел —
Это наш с тобой секрет,
Наш с тобою секрет!»
Вечером, когда за огороды валилось спать ярко-красное июльское солнце, и на поселок наконец опускалась прохлада, мы – я, сестра и бабушка – пили сладкий чай с пирогами. Дневные обиды были забыты. Бабушка рассказывала что-то, а у нас, налупившихся угощения, уже слипались глаза. Не помню, как уснул, помню лишь, что очнулся уже ночью в кровати. Спать не хотелось. Стараясь не скрипеть половицами, я вышел во двор.
Стояла поразительно тихая летняя ночь. Ярко светила луна, и совсем не пугала прогулка среди молчаливых деревьев и грядок. Я осторожно бродил по двору, с замиранием сердца разглядывая всё вокруг, наблюдал тени, силуэты и образы, но ничего не боялся. Я истово верил, что мир прекрасен, добр и чист, и нет в нем врагов. Удивительно хорошо было на душе…
2014
В метель
1
Одно время мне нередко приходилось ездить из родного Волгограда в небольшой областной городок Котово. Путь лежал на север вдоль Волги, до Камышина, а затем трасса поворачивала на запад. Всего на дорогу уходило часа четыре. Я выезжал обычно вечером, в пять. К девяти приезжал на место, а утром принимался за дела. История, которой я хочу поделиться, произошла как раз в одну из таких поездок.
Стояла ранняя пасмурная весна. Хоть март и не радовал нас солнцем, но было уже довольно тепло, и снег, укутавший город, таял на глазах. Изредка зима еще напоминала о себе буйной, но скоротечной пургой да колючими ночными морозами. Но это случалось нечасто.
Согласно привычному уже порядку я приехал на автовокзал к четырем часам дня. Зал ожидания полнился людьми – впереди были выходные, те студенты и рабочие, что родом из области, стремились попасть домой. Автобус уходил только через час, и я спокойно встал в очередь за билетом. От нечего делать глазел по сторонам, рассматривая людей. Народ в область ехал по преимуществу небогатый, все в простых шапках, куртках и ботинках, за спинами объемные спортивные сумки и рюкзаки. Мое внимание привлекла одна женщина лет сорока, стоявшая в соседней очереди. На ней была дорогая кожаная дубленка, блестящие, словно только что начищенные, зимние сапоги. Женщина была красива, но выглядела очень уж строго, даже сурово. Я такими всегда представлял себе школьных директрис вне учебного заведения. «Директриса» сильно нервничала. Она переминалась с ноги на ногу, с тревогой посматривала на окошко кассы и, поджав губы, следила за табло отправлений. Женщина была налегке, с одной только черной сумочкой, которую то и дело перекладывала из одной руки в другую. Периодически она порывалась сказать что-то стоящему впереди угрюмому усатому мужчине, но, видно, не решалась, будто побаиваясь его. Наконец отважилась:
– Простите, пожалуйста… Скажите, сколько мест в уходящем автобусе? На табло не написано просто, количество свободных в продаже и…
– Все влезем, – не повернувшись, буркнул в густые усы мужик.
– Ясно, спасибо, – видно было, что ответ не принес даме особого облегчения, и она продолжила нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
Мест действительно хватило всем. В рейс выходил старенький уже здоровенный «Икарус». В половине пятого он подкатил на площадку перед вокзалом. Купив билет, я подкрепился дешевым пирожком с сомнительным содержимым и направился к автобусу. Долговязый водитель потягивал зажатую в зубах сигарету, хмурился и проверял у входящих билеты. Он периодически посматривал на небо, затянутое серой пеленой облаков, и явно был чем-то недоволен.
– Прогноз плохой. Метель обещают, – сказал он как бы и никому, просто в воздух.
Будто в подтверждение его слов с неба сорвались несколько снежинок и закружились над подходившими последними пассажирами.
– Ладно… все зашли? Кто еще? Отправляемся! – водитель бросил в урну окурок, сплюнул и уселся за баранку. Приятно заурчал мотор, и машина слегка задрожала. Двери закрылись, и мы поехали.
2
Город с его серыми громадинами остался позади. В окне замелькали небольшие пригородные домишки, но скоро пропали и они. До самого горизонта развернулась бескрайняя ровная степь. Снег, поначалу срывавшийся невесомыми редкими хлопьями, теперь летел наискось, гонимый гуляющим по степи ветром. Снега было много.
Однообразный пейзаж за окном нагонял сон. Прислонившись головой к прохладному стеклу, я задремал. Не помню, что снилось, какая-то мутная ерунда, которую и не вспомнишь при пробуждении. Периодически я выныривал из забытья, глядел мутным взором в окно, а затем вновь проваливался в сновидение. Между тем, снег за окном шел всё сильнее. Когда на равнину начали опускаться угрюмые сумерки, он валил уже сплошной стеной.
Окончательно пробудился я от громкого разговора за моей спиной. Автобус стоял, свет в салоне был потушен, горела лишь одна лампочка перед водителем. В темном проходе мелькали чьи-то фигуры, светили экраны мобильников. Я не сразу пришел в себя, с минуту тупо наблюдал и слушал окружающее, ничего не понимая. Разбудивший меня спор разгорелся с новой силой.
– Вы набирали МЧС? И что? Что говорят?
– Сказали, что все в курсе, мол, работаем, ждите. Так, отбрехались… А вообще, говорят, Антиповка в Камышинском районе, звоните дальше туда.
– И Вы звонили?
– А как же. Говорят, Антиповка в Дубовском районе, звоните туда… А дальше, ну в общем то же самое.
– Дармоеды! Хоть сказали, когда, когда приедут?
– Нет… Говорят, все в курсе, вся трасса встала. Ждите, расчистят, поедете.
– Да сколько ж ждать!
– А хрен его знает…
Наконец до меня дошло. Разыгралась метель, дорогу замело, и движение на дороге встало. Я слыхал о таких ситуациях, хотя сам ни разу не попадал в подобный переплет. Посмотрел на часы – восемь вечера, уже должны быть в Камышине…
– Долго мы уже стоим? – спросил я у говорунов позади меня.
– Да час уже точно.
– Понял.
Дело было глухо. В надежде узнать ситуацию получше я пошел по темному проходу к водителю.
– Здрасьте, а долго будем стоять, не знаете?
– О, еще один. Да я-то откуда знаю?! Пока не расчистят, не поедем, – водитель был явно на взводе.
– Ясно. Да я не паникую, не спешу особо. А что, затюкали, смотрю, вас?
– Конечно! Дамочка вон только отцепилась. «Что» да «когда», «принять меры», «к кому обратиться». Я тебе что, Шойгу? Бери телефон да звони! Сижу тут такой же, как вы, – бурчал шофер. Я почему-то сразу понял, что он говорит о той самой нервной женщине, что была на вокзале.
– Ну а так, по прошлому опыту, попадали уже в метель, наверное?
– Не знаю, может, скоро тронемся, а может, полночи прокукуем. Всякое бывает. Один раз я до утра стоял. Вон, свет уже выключил, обогрев потише сделал, соляру буду экономить.
Я направился обратно к своему месту. В полутьме салона вдруг увидел освещенное экраном мобильника уже знакомое взволнованное лицо. Дама с вокзала звонила куда-то, чего-то допытывалась. Из трубки доносился возмущенный голос диспетчера: «Женщина, я вам в сотый раз повторяю, техника выехала, она будет чистить всю трассу, вы что, думаете, вы одна там сидите! Потерпите!»
Началось томительное ожидание. Шли минуты, часы, однако ничего не происходило, только периодически вспыхивали среди пассажиров пространные разговоры, всё более отдававшие легкой паникой. За окном словно мешалась какая-то темная серая каша – стремительно несущийся по степи снег. Слышно было, как воет снаружи ветер.
Небольшая группка пассажиров, человек пять, столпилась у дверей. Собирались выйти покурить. Я накинул куртку и рюкзак, присоединился к ним – подышать воздухом.
На улице нас тут же схватила в объятия бушующая метель. Ноги провалились в глубокий свежий снег, ветер противно засвистел в ушах, ударил в лицо, бросил за шиворот пригоршню ледяной крупы. Оказалось, что наш автобус был зажат в длинной колонне, скопившейся на трассе. Голова и хвост ее терялись где-то в снежном мареве.
Мы быстро оббежали автобус, встали с подветренной стороны. Тут было гораздо тише. Народ закуривал, молча пыхтел табаком, о чем-то перекидывался острым словцом. Я заметил среди вышедших на улицу и нервную женщину. Она не курила, стояла чуть поодаль и размышляла о чем-то, нахмурившись и глядя в снег. Вдруг едва заметно кивнула сама себе, будто приняла какое-то решение. Женщина подошла к курильщикам, среди которых затесался и я, чтобы сказать что-то. Но вдруг растерялась. Видно, не знала, как обратиться, то ли «друзья», то ли «мужики». Я догадался, что она не привыкла разговаривать так вот, по-простому, с незнакомыми людьми. «Точно, какая-нибудь начальница», – подумал я. Наконец, дама отважилась.
– Слушайте, мужчины, давайте сходим к голове колонны, может, там что-то знают?
– А что там могут знать? – недоверчиво спросил один полный дядька в еще более полнившей его куртке.
– Ничего там не скажут, – протянул другой, стоявший рядом, и добавил, – Только в ботинки снега наберем. Да автобус свой потом найди, все фары повырубали.
– Ну, можно хотя бы попробовать. Всё же лучше, чем сидеть тут… – женщина взволнованно смотрела на нас в надежде на поддержку, но курильщики отнекивались и отмалчивались.
Она постояла немного в неловком ожидании, затем словно обиженно промолвила:
– Ладно… я тогда сама… я пойду, – и, повернувшись, действительно побрела в глубоком снегу в ту сторону, где терялась в темноте голова колонны. Мне стало обидно за нее. И правда ведь, это лучше, чем бесплодно ждать. Впереди могут знать больше. Да и равнодушие мужиков разозлило. Я нагнал ее:
– Давайте я с Вами.
Она удивленно повернулась ко мне, в тревожных глазах засветилась благодарность:
– Спасибо…
Мы брели в снегу, близко прижавшись к машинам с подветренной стороны. Где кончалась дорога и начиналась степь, в которой снегу было, наверное, уже по пояс – было неясно. Сильный ледяной ветер дул сбоку, с востока. Он нес с собой бесконечные потоки белых хлопьев, бил ими в борта и стёкла машин, создавал причудливой формы сугробы, а всем, что уносилось далее, засеивал степь.
Пройдя, наверное, метров около ста, мы увидели истинную причину такого большого затора. Здоровенный длинный автобус развернуло на трассе, и он съехал носом в кювет. Бампер и передние колёса полностью погрузились в глубокий снег, середина и задняя часть машины перегородили трассу. С наветренной стороны у автобуса скопился уже немалый сугроб, доходивший чуть не до окон. Свет в автобусе не горел, но мы догадались, что причина не в отсутствии пассажиров. Просто экономят топливо.
Это сильно усложняло дело. Расчистить дорогу – это одно. А вытащить такую махину из кювета – совсем другое. Я обернулся, хотел спросить, что будем делать дальше. Но промолчал – взгляд уткнулся в искаженное отчаянием лицо женщины. Увидев, что я смотрю на нее, она тут же попыталась принять привычный деловой вид, но получилось это неважно. Я в первый раз только тогда подумал, что у нее, верно, стряслось что-то серьезное.
– Давайте всё же спросим кого-нибудь, – сказала она, и я еле услышал ее сквозь вой ветра. Мы подошли к первой после развернутого автобуса машине. Ей оказалась новенькая маршрутка, мест на двадцать пять. В ней было так же темно, будто она стояла пустая. Женщина постучала в окно со стороны водителя. Никто не открыл. Она забарабанила сильнее. Наконец, дверь отворилась, и оттуда высунулся шофер с помятым заспанным лицом.
– Что? – он хмурился, морщил лицо от холодного ветра и залетавшего в салон снега.
– Слушайте, вы не в курсе, когда восстановится движение… – неуверенно начала женщина.
– Чего? Вы что, ослепли? Какое движение! Да тут трактор нужен. Ложитесь спать! – мужик был явно недоволен, что его разбудили и заставляют отвечать на глупые, по его мнению, вопросы.
– Ну, а трактор, его вызвали? В смысле, службы же уже едут, или нужно самой позвонить, или…
– Женщина, вы что, не понимаете? Какие службы? Вы тут что, начальник автоколонны? – мужик явно перебарщивал с норовом. Я хотел уже вмешаться, но она сама оборвала разговор.
– Ясно! – надрывно крикнула она ему в лицо и захлопнула дверь. За секунду я вновь увидел резкую смену чувств на ее лице. Поджатые губы, раздутые ноздри, затем лицо исказилось отчаянием, потом снова поджатые, почти белые губы.
