Я криминальный репортер. Криминальные очерки и репортажи разных лет

В этом месте повествования хотелось сказать об обитателях исправительного учреждения и роли, которая им была уготована во встречах с нами. Если не считать довольно мимолетных контактов где-то в столовой или санчасти («Не клиника в Хьюстоне, но довольно приличная санчасть», – как ее охарактеризовал здешний медик), везде – в столовой, в школе, в местном СПТУ с его производственными классами – нас встречали пустые помещения. Лишь где-то в окошках маячили потихоньку рассматривавшие нас лица в форменных кепочках, с легким скрипом затворялись при нашем подходе щели на встречных дверях – и лишь в восьмом отряде, где нам запланировали посещение жилого блока, удалось с полчаса поговорить с теми, кто то ли случайно оказался здесь при обходе, то ли намеренно был оставлен для разговора с нами.

Это был очень странный разговор, показывающий как настороженность хозяев (офицеров в защитной форме было раза в два больше, чем наших собеседников в черной) – так и неподготовленность нас, журналистов, к таким контактам. Боюсь, в глазах осужденных мы выглядели не вполне нормальными.

– Ну, скажите, – вопрошал один из нашей корреспондентской артели, мучая двух стриженых парней с напряженными лицами, – вот если бы вы сейчас очутились в ресторане и могли отведать любое блюдо, вы бы чего заказали?

Парни таращили глаза и потели от пристального внимания окружавшего нас начальства. В углу этой «казармы», между рядами двухъярусных коек, атакованный радиожурналисткой с микрофоном, высокий и тоже стриженый осужденный, видный малый, говорил очень правильные и красивые слова об осознании, своих планах на будущее. То ли он был эмоциональней других, то ли его вообще не смущали обступившие его офицеры – говорил он хорошо. Но я посмотрел, с каким лицом стоит на заднем плане один очень заскучавший «абориген» – и никаких интервью брать не стал. В конце концов я по армии знал, что у ребят в казарме клещами не вытянешь каких-то откровений, если тебе в рот смотрят отцы-командиры…

…Я потом еще раз сделал попытку заговорить с осужденным в одном из коридоров – но в тот момент, когда он намекнул на какие-то перемены у них в житухе, появился и включился в беседу очень внимательный майор, и мы еще минут пятнадцать все вместе поговорили о ничего не значащих предметах.

4.

К концу нашей поездки я окончательно убедился, что наша вольная журналистская бригада довольно быстро откатилась от осужденного контингента и 80—90% всех интервью берет у администрации и тех, кто надежно опекает нас. Конечно, это вовсе не означает, что нас очень ограничивали – попросила же наша единственная женщина-радиожурналистка поговорить с несколькими осужденными с глазу на глаз – и ей позволили удовлетворить любопытство. Я даже обнаглел и попросил показать нам штрафной изолятор – тот знаменитый ШИЗО, о котором столько теперь пишут в газетах.

Сопровождавшие нашу группу лица из администрации, правда, от такой просьбы чуть не поперхнулись, но, подумав, пустили нас и в ШИЗО.

Камера, в которую мы ввалились шумной толпой, была, конечно, не санаторием: несвежий воздух, угол для естественных надобностей, днем откидные нары накрепко пристегнуты к стене. Шесть ее нынешних обитателей в униформе с надписью «ШИЗО» встретили гостей строем у стены.

– За что сюда попали? – спрашиваю у крайнего.

– Отказ от хозработ.

– А вы? Вы?

– За драку…

– Я – за деньги.

– Я тоже за отказ от хозработ…

– А что, такие уж они тяжелые, эти хозработы, раз уже второй из вас от них отказывается?

– Да не в этом дело. Они просто хотели заставить, чтобы я унижался, мёл…

Парень замолкает, видно, больше не собираясь говорить лишнего, когда тут собралось полкамеры народу, да и остальные не склонны откровенничать: кто-то даже делает вид, что не понимает, за что попал в ШИЗО. Тут, конечно, ничего не разберешь лихим кавалерийским наскоком – у осужденных в зоне свои особые взаимоотношения, в которые постороннего не запустят – и поэтому, уже видно, дальше этого разговор не пойдет. Конечно, в этой колонии проще: отбывают срок только осужденные по первому разу, нет силы рецидивистов, «воров в законе», но все же у жизни за колючей проволокой очень много специфичного, скрытого от постороннего глаза – и в нее не войдешь так быстро, как вошли мы через зарешеченные двери в зону…

Вот почему все журналистские силы обрушиваются на подполковника В. В. Лузана – Владимир Владимирович на этой работе 32 года, ему есть что рассказать. Тем более что от прямых вопросов он не уходит.

– Правда, что обстановка в колониях сегодня сродни «дедовщине» в армейской среде?

– Явления, подобного «дедовщине», в нашем учреждении нет. И поверьте, что если среди осужденных кто и в «авторитете», то уж не за длительность срока отбывания здесь, а совсем за другие качества.

– А в азартные игры они играют?

– Мы не даем. В нашей колонии не водится азартных игр, нет пьянства, наркомании, токсикомании, педерастии…

– А вы уверены, что все это не делается в тайне от администрации?

Вопросы, вопросы…

Возле автобуса идут последние приготовления к отъезду, договаривают недоговоренное, два майора дружно возмущены нашумевшей огоньковской статьей:

– Если в какой колонии позволили «беспредел», то в этом целиком вина администрации. Разве можно было допускать, чтобы «паханы» по углам группировались!

Я слушаю и прощаюсь. Можно подумать, что у них самих в ИТК тишь и гладь…

5.

Уже на обратном пути в Уфу, когда автобус мчал по темной дороге мимо голых полей со стогами сена, глупый мотивчик, услышанный чуть не в детстве, вертелся в голове:

Что мы знаем о тех, кому еще предстоит вернуться? Какие процессы происходят с ними в ИТК, с какими надеждами и думами они возвращаются из подобных учреждений, которые – как метко подметил один из наших собеседников – являются своеобразным, хоть и искаженным срезом общества…

Открытый разговор о местах лишения свободы и о людях, отбывающих здесь, в последнее время вскрыл массу накопившихся проблем – от экономики колоний до морального климата в них. Готовы ли мы к такому откровенному разговору, которого требует время?

Мне думается, что пока не очень – это чувствуется и в некоторой осторожности, с которой нас встречает МВД БАССР, да и мы, журналисты – что греха таить – не все настроились на обстоятельный разговор: даже в этой поездке кто-то торопился «галопом по европам» обежать зону, чтобы успеть в Уфу к вечерней телепередаче.

И все же состоявшуюся поездку журналистов трудно недооценить – она подобна первой ласточке на пути демократизации и честного обсуждения проблем… И важно, чтобы на этом пути были и другие шаги, более основательные и смелые. Наверное, в этом начале и есть все значение поездки журналистов, состоявшейся на днях…

– Вернулся я из лагеря домой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Дачу мэра Уфы.

2

«А ты Ленина видел?» – классическая фраза из фильмов и спектаклей про большевиков.

3

Виктор Журавлев, руководитель пресс-службы МВД Башкирии, в дальнейшем первый редактор газеты «Версия» и гендиректор ИА «Башинформ».