Полная версия:
Я криминальный репортер. Криминальные очерки и репортажи разных лет
, наверное, надо прервать рассказ, чтобы читатель не подумал, что сейчас начнутся громкие слова о самоотверженности, героизме, бесстрашном выполнении долга… В ЭТОМ МЕСТЕ
В жизни всё проще – не железные люди встретили этот налет, не будем скрывать, что у многих в ту ночь поджилки тряслись от пережитого ужаса. Мне рассказывали, как сдавали нервы, как прыгал в руке микрофон и срывался, дрожал голос у опытного командира экипажа, когда он сообщал «на землю» о нападении, как не по себе было многим людям, далеким от героических дел и риска, ходить под прицелом у озверелых наркоманов, отгонять и подгонять по их команде трап, увозить убитого, принимать раненых. И тем не менее преступники, похвалявшиеся в захваченном салоне: «Мы вдвоем весь ваш аэропорт на лопатки положили!» – просчитались жестоко. Помаленьку и полегоньку аэрофлотовский народ от шока оправился, захваченный наркоманами самолет блокировали сначала своими силами, второй пилот Вячеслав Луценко и стюардессы Лена Жуковская и Сусанна Жабинец (они из Борисполя) вели с бандитами самый настоящий психологический поединок и уговорили отпустить из самолета первую партию пассажиров под предлогом, что это уменьшит полетный вес и расход горючего при полете к границе.
– Мы в это время занимались эвакуацией выпущенных людей, оказывали им помощь. Одну из женщин во время нападения угонщик ударил прикладом, я перевязал ее, несколько раз ходил под самолетом, – вспоминает Геннадий Геннадьевич, который волей случая был направлен в качестве техника на выпуск злополучного рейса №36075 и оставался возле него до конца. – В этой напряженной обстановке, среди крови, люди сразу трезвели, приходили в себя. Помню, когда еще мы до приезда милиции блокировали подход к ТУ-134, с соседней стоянки пришла поглазеть любопытная стюардесса. Я ей говорю, что нельзя, а она только плечиком ведет. И вдруг мимо проехал трап, на котором везли застреленного бандитами человека, – тут уж никакие слова не понадобились: стюардессочку как ветром сдуло…
Да, та ночь была испытанием для многих – замерзшие и мокрые люди были на пределе нервов и сил. «Больше всего меня удивляло тогда, – скажет потом Геннадий Геннадьевич Сафронов, – что в захваченном салоне пассажиры сидели под дулом пулемета, а рядом – вроде бы спокойно – работал аэропорт, взлетали и садились другие самолеты. Это никак не укладывалось в голове, хотя и меня пару раз посылали – авиатехников не хватало – с других стоянок самолеты «вытолкать»… Я еще не знал, что Люся моя находится в кабине захваченного ТУ-134, мне даже мысль такая в голову не приходила… И вдруг в шесть утра, светать уже стало, один из сотрудников спрашивает: «Ну, что там Сафронову? Не выпустили еще?» Я всё понял. Представляете, что я в этот момент почувствовал! С той минуты я от захваченного самолета уже никуда не уходил…
знали – что они оба здесь. Несколько раз он выходил ее смотреть – и она припадала к стеклу кабины лицом и старалась улыбаться, показывая пальцами, что хочется пить – воды у них не было. Он бросился искать – где-то нашли бутылки с минеральной водой, но передать их не было возможности. В кабине самолета стоявший у «глазка», из которого виден салон и пассажиры, второй пилот Луценко в который раз пытался убедить преступников не проливать кровь, отпустить пассажиров, сдаться. Экипаж вел переговоры, оттягивая взлет под предлогом, что сейчас придут ремонтники и «заштопают» продырявленную пулеметными очередями обшивку самолета. «К тому времени-то мы уже приободрились, – рассказывает Людмила Петровна, – ребята из экипажа что-нибудь веселое припоминали, чтобы поддержать меня. Смеялись: «Покажи в окошко твоего-то!» Я показывала им из окна Гену. Они нахваливали: «Ого, какой он у тебя черненький, кучерявый! Погоди, вот выживем – на море отдыхать поедем…» ДА, ТЕПЕРЬ ОНИ ОБА
Выжить было еще непросто: видя, что намеченный ими вылет все откладывается и откладывается, взбешенные налетчики начинали взвинчивать себя истерическими криками, грозились, что начнут расстреливать пассажиров. Стюардессы в салоне, как могли, успокаивали их, подавали кофе, просили за пассажиров, сидевших в полном молчании и оцепенении уже несколько часов.
В девять утра Геннадий залез на фюзеляж самолета и прошагал его из конца в конец – надо было делать вид, что авиатехники всерьез выполняют требования наркоманов и начинают ремонт машины. Его шаги грохотом отдались в салоне. «Это был такой страшный момент, – скажет потом Люся. – Я думала, что наркоманы начнут стрелять – так они тогда напугались и закричали, заслышав над собой шаги. Второй пилот их еле уговорил через дверь, сказал: вы же просили вызвать техника, вот он и пришел…»
В тот момент Геннадий, действительно, был на острие, риск был велик. Но боялся больше за жену, хотя уже не было ночной нервозности. В его техническом домике на стоянке и вокруг самолета, в укрытиях, уже сидели работники милиции, ждали прибытия группы захвата. Было ясно, что часы налетчиков сочтены, шла подготовка к короткому штурму.
сказать читателям, что за свои действия Геннадий Геннадьевич и Людмила Петровна Сафроновы были награждены правительством: он – орденом «Знак Почета», она – медалью «За трудовую доблесть». Когда я попросил посмотреть, Люся достала из шкафа две красные коробочки. Супруги Сафроновы сознались, что еще ни разу не надевали наград – да и вручали им их не прилюдно: в Министерстве гражданской авиации СССР при пустом зале – следствие тогда еще не было закончено, и делу не давали огласки. «Я до сих пор не пойму, почему это орден дали мне, а не Люсе, ведь ей больше досталось, в самолете-то была она, – без всякой рисовки, искренне недоумевает Геннадий. – И, собственно, за что наградили нас – ведь не один же я к самолету ходил, много там было нашего аэродромного народа. Вот Пашу Кузнецова, техника-радиста, не включили в список для награждения – а ведь это он пассажиров от самолета помогал выводить под прицелом у бандитов, встречал людей у трапа, раненого, который потом скончается в санчасти, на руках с поля вынес. Водителя самоходного трапа Морковникова Лешу за ту ночь медалью наградили – а ведь рядом с ним Сергей Бочкарев работал у самолета, Сережа и увозил того погибшего пассажира, о котором я говорил…» НАВЕРНО, НАДО
Меня во время этого разговора как раз больше всего и поразило, что Сафроновы вроде бы и чураются славы, признания – не надо ее им, лишь бы сами живы были да Женька, пацан, скорее рос… Лично мне это глубоко симпатично – и понимая, что каждый из ходивших под прицелом у налетчиков достоин сам по себе газетного очерка, мы все же – в ответ на поступающие просьбы читателей после завершения суда над бандитами сообщить подробности той ночи – выбрали для своего рассказа именно Сафроновых. Наверное, потому, что в их неброском поведении до и после этой истории высвечивается что-то очень типичное для многих наших людей – что-то такое, что чувствуется всеми, но трудно передается на словах…
– болела после всего этого, – словно извиняясь, сказал мне Геннадий Геннадьевич, когда хозяйка в халатике, напоив чаем, вышла после тяжелых воспоминаний из комнаты. – У нее ведь и сейчас нервы от тех переживаний расстроены… ЛЮСЯ ОЧЕНЬ
Те четырнадцать часов в осаде были такими бесконечно долгими – и дорого стоили всей родне. В аэропорту, замирая от каждого сообщения, все эти мучительные часы и минуты ждали Люсю срочно приехавшие из Булгаково ее мать, тетка, два брата… Не находила себе места мать Геннадия Геннадьевича, сидевшая в это время с маленьким Женечкой. Ждали – сначала рассвета, потом освобождения.
…Бандитов взяли штурмом во второй половине дня. Они уже понимали, что проиграли – в последнем загуле требовали у «земли» принести им наркотики, пытались устроить танцы под магнитофон, бились в истерике. В конце концов стюардессы упросили наркоманов освободить пассажиров и сбежали под шумок – теперь заложниками у бандитов оставались только члены экипажа и Люся, запертые в кабине самолета. Перед штурмом мужчины усадили Людмилу Петровну в самое безопасное место, прикрыли ее портфелем с металлическим бортжурналом… Бандиты выдвинули последний ультиматум: если через десять минут не выполните наши требования, то откроем огонь по кабине… Их опередили сотрудники прибывшей группы захвата – застрелив одного из налетчиков, Мацнева, они взяли в короткой схватке второго, С. Ягмуржи. Весть о завершении операции быстро покатилась по аэродрому. На непослушных ногах, зажмурясь, пошла по окровавленному проходу к трапу Сафронова. Кто-то из мужчин подал ей руку…
мне хочется закончить извинением за коллег – отметив самоотверженное поведение стюардесс Е. Жуковской и С. Жабинец и экипажа самолета, они так и не удосужились как следует разобраться – кто же не растерялся и успел затолкать экипаж в кабину, воспользовавшись оплошностью налетчиков. Почему-то дружно посчитали, что это заслуга второго пилота Луценко или кого-то из мужчин. Людмила Петровна, может, и не в обиде за неточность, да только «мелочь» эта спасла самолет и сделала хозяевами положения не бандитов, а экипаж и «землю», так и не давшую наркоманам взлететь с заложниками на борту. Эта «мелочь» давала связь с «землей», вселяла уверенность в осажденных людей, держала самолетный салон под зорким оком – не забудьте, что даже удобный момент для штурма был выбран из кабины. Недаром в своих показаниях на следствии оставшийся в живых налетчик С. Ягмуржи признал: «Самая первая наша оплошность была – это то, что мы не смогли захватить кабину самолета…» ЭТУ ИСТОРИЮ
Вот в этом и цена проявленной Люсей находчивости. Настоящая цена! Так давайте скажем ей спасибо за то, что не растерялась в те горячие секунды, так много означавшие для исхода дела…
УГРОЗЫСК БЬЕТ ТРЕВОГУ!
ПУТЕШЕСТВИЕ В «РУБЛЕВУЮ» ЗОНУ
где ходят с вилами, цепями бьют собак, а Ленин, обобрав своих, прячется от поимки…
1. Убийство по Агате Кристи
Я сидел в Дёме, в местном РОВД, набирая факты для статьи, когда пришел начальник угрозыска М. Г. Каспранов и сказал:
– В саду на днях убийство было в духе Агаты Кристи…
Я встрепенулся:
– Это как?
– А так, – покрепче усаживаясь на стуле, сказал Мунир Галеевич, – что место уединенное, посторонних никого – и труп человека лежит в комнате. Все окружающие налицо, а убийцы нет… Картина, значит, такая: в соседней комнате сестра жены убитого сторожа со своим сожителем ночевали – эти говорят, что не видели, мол, ничего. А жена убитого свое твердит: я покурить ненадолго выходила, а когда вернулась, то уже труп… Словом, сплошные загадки…
– Разгадали?
– А как же. Я практически всю ночь с женой убитого просидел, и только к утру она призналась. Рассказала, как несколько дней подряд они пьянствовали с мужем-сторожем, парнем молодым, он ее якобы оскорблять начал. Она не выдержала, взяла нож и замахнулась, а он, лежа, подзадорил по пьянке: «Ну, давай-давай! Убивай меня…» Она и ударила ножом – точно в сердце, как поросят режут… Потом заметалась, убежала, нож выкинула – не знала, что и предпринять…
Я как раз изучал проблему садов, поэтому взволновался:
– Как вы думаете, это убийство в чем-то закономерно?
Начальник угрозыска задумался:
– Тут, конечно, у женщины какой-то психологический шок вышел. Но, знаете, случайной я всю эту историю не назвал бы. Там, в сторожке коллективного сада, меня поразило количество бутылок от спиртного – и сторож, и жена пили, она не работала. Толком их никто не знал – они даже не из наших мест, по Уфе болтались, никому не нужны… Видно, куда-то приткнуться нужно было, вот и пошел убитый в сторожа, где можно на зиму зацепиться, все же крыша над головой…
– Это типично для садов?
– Еще как! Вы посмотрите, каких случайных людей нанимают товарищества в сторожа – среди них есть даже судимые. Не мудрено, что в садах кражи – мы знаем случаи, когда охранники сами тянут…
Я встал и захлопнул блокнот:
– Всё! Это надо видеть прямо на месте… Коли у вас там такие дела разворачиваются, так поедем завтра прямо в сады!
– Отлично, – одобрил Каспранов. – А я машину дам с оперуполномоченным и участковым, пусть введут в курс дела. Выезд в девять утра…
С этого разговора и началось мое путешествие в «рублевую» зону – впрочем, почему я назвал ее «рублевой», вы узнаете позже…
2. «Шакалье идет», или Почем справедливость по сторожу Коневу…
– Вы мне здесь не курите! – сказал сторож Конев Геннадий Иванович, вытирая рукавом глаза. – Я человек газом травленный на заводе, дыма не выношу…
Дело было в коллективных садах акционерного общества БНХРС неподалеку от пригородной железнодорожной платформы «Санаторная» (председатель товарищества В. Д. Полторацкий). Как я и ожидал, никуда особо далеко от Уфы мы с демскими милиционерами не поехали: их участок – сады от Дёмы до Чишминского района. Снега тут обычно знатные, но пока во многие места еще можно попасть. Вот и «допилили» мы на своем милицейском «уазике» по солнечной погоде до этих садов – и встретили Геннадия Ивановича, поставленного на охрану. Рубежи его невелики, за сторожкой прячутся. Но заслоняет их собой пусть травленный газом, пусть не при здоровье, но все-таки неравнодушный человек.
– Досаждают бродяги, Геннадий Иванович?
– Не то слово, туды-сюды! – крякает он. – С электричек больше тянутся. Мы их уже видим издалека: «Ну, шакалье идет!»
– А что воруют?
– Да что под руку попадет: газовые баллоны, посуду, инструмент, соленья. Давеча одного аж на платформе догнал с ворованным электрорубанком – уже поезда ждал на Уфу. Отнял у него вещь, хозяин потом нашелся…
– Каждый раз отнимать удается?
– Когда как… Иной раз такие лбы попадут здоровущие – не могу же я, отравленный, сладить с такими хвостоплетами… () Мне здесь уже и грудь ломали, и «мочить» собирались. То четверо ввалятся – дай выпить или домов пять спалим… Местным я во-о где! Как-то вперлись в домик. Один вот тут сел, развалился, другой стоит и грозит… А что собака? У этих цепь была: они собаку так звезданули, что заскулела! У меня на окне ножик лежал. Ну, думаю, пырнуть этого, что ли?.. Так их же двое здоровенных, кончают меня и выскочить не успею… Ладно повезло: во двор вышли, успел вилы схватить. Так они топор мой взяли: «Щас „замочим“, туды-сюды!» Потом дубиной по ногам… Правда, обошлось – ушли с моим топором, но ничего не стащили… Приношу извинения за смягчение выражения. Далее и везде лексикон опускается. – Ред.
– Так надо в милицию бежать!
– А что толку! Ну, дадут им суток по пятнадцать, так ведь они потом меня в магазин за хлебом не пустят, караулить начнут. Я насчет ноги зашибленной дежурному в город звонил – он говорит, заявление пиши, езжай на экспертизу… Дык, куда ж я поеду: без меня тут все сопрут или собак удавят! Сейчас на обходы в ночь без вил не выхожу…
– Ружье бы тебе, дядя, – не выдержал видавший виды оперативник из Дёмы. – Ты ружье у председателя сада просил?
– Да чего только я у них не просил – бесполезно! Какое ружье – валенок ни хрена не могут дать, спецовки… Председатель на той неделе контракт привез: подпиши, мол, по контракту работать будешь! Туды-сюды… Мол, пьяным увидим – уволим, три часа тебя на охране нет – тоже уволим. А я ему говорю: ты свое-то все написал, а про мое забыл… Напиши: в какие часы я должен охранять, когда отдых? Где дрова по 12 кубов в год? Ты ведь пять лет меня только объёживаешь: то три куба привезешь, то шесть…
…Мы уже уходили, а Геннадий Иванович, не замечая моего репортерского диктофона, все изливал и изливал душу:
– А недавно говорят, мол, тыщу рублей вычитать будем, если хоть одну будку подломят. Это как можно? Если банк, к примеру, ограбят – так что же, милиция без зарплаты сидит? Или с каких других служб вычитают? Я всю их систему на себе знаю: хотят ни хрена сторожу не платить, а чтобы все в сохранности было…
Возразить нам Коневу было нечего, тем более, что подобное нам говорили в каждом саду. А посему мы дружно сели в «уазик» и поехали к другим героям садовых историй. К ворам…
3. Деньги в печке
и Рубль, давший имя зоне…
На станцию Юматово оперуполномоченный Демского угрозыска В. М. Плотников по надоевшей тропинке вывел к знакомой ему двери:
– Лишь бы достучаться! Спят, наверняка, еще, если ночь пьянствовали…
Он саданул несколько раз в глухую дверь и побежал вокруг избенки достукивать в окошки. А я оглядел двор: на веревке висели вымороженное белье и платья. Вот с такого платья и потянулась цепочка к этой маленькой, но дружной преступной группе, одним из главных героев которой был юркий пацаненок по кличке Рубленыш, или Рубль. От этого Рубля милиция стонала: сын алкоголиков, он прибранное в окрестных садах тащил «в семью». Когда оперативники с одной из потерпевших впервые нагрянули по «рублевому» адресу, та в изумлении показала на мамашу, щеголявшую в украденном желтом платье потерпевшей. Семья кормилась «с садов» – пустые банки наполняли дом. Поскольку ни один прокурор не давал санкции на арест малолетнего, милиция брала с Рубленыша подписку за подпиской, уличая шкета в новых кражах. С февраля, когда папаша Рубля по пьяни порешил супругу ножом, Рубленыш-Толик чаще всего ночует здесь, у Пети…
…За дверью, наконец, гремит засов – мы гурьбой вваливаемся в избу. Среди проснувшихся Рубля нет; уставясь на милицию, сидит на лежанке сонный Петя М—цев, восемнадцати лет, выглядывают лица его сестер и матери, опухшей от сна, со спутанными волосами. Семья, лениво переругиваясь, отходила после «дискотеки». Маленькая Надя, хлопая в ладоши, кричала на котенка:
– Ой, проснулся! Дай…
– Не трожь котенка, сдохнет! Он лапы о печку обжег!
– Да нет, ходит! – Петя за шкурку, как спущенный шарик, поднимает обвисшего жалкого инвалида и ставит на пол. Шатаясь и припадая, котенок ползет в кучу тряпья…
– Ну, что, Петро, с Рубленком в сады опять не ходили? – спросил привыкший к этому быту опер Плотников и, наметанным глазом выловив в куче одежды «вещдок» – проходящую по одной из краж рубашку-«олимпийку», откладывает, чтобы отдать следователю в Дёме.
– Да он у нас уже не ворует, – выкрикивает мать. («С несовершеннолетними пьет», – шепнул участковый).
– Ага. А если ты велела в тот раз ворованные вещи в посадку унести, так уж и ничего не знаешь…
На лице у Пети отразилось уныние: сейчас к возбужденному против него уголовному делу добавляют новые эпизоды. Опять пойдут вопросы про 12 тысяч рублей, которые они своровали в саду и давно пропили, про резиновые сапоги, которые зачем-то взяли из домика и сожгли. Пикантность ситуации заключалась в том, что друзья, ломая домик за домиком по ряду, обчистили большого начальника. Но поскольку Петро и Рубль при галстуках на сессиях не сидят, им это «до лампочки»… 1
– Зачем сапоги-то брали?
– А фиг знает…
– А почему объектом воровства выбираете именно сады?
Петя впервые оживляется от наивности вопроса:
– Так куда здесь еще лазить? Здесь, кроме садов, ничего нет…
И тут опер Плотников врасплох задает главный вопрос, за которым шли:
– Ты Ленина видел? 2
– Нет! – чуть не крестится Петя.
– Где он прячется? В подполье, что ли, ушел?
– Не знаю…
Чтобы читатель не принял это за допрос марксиста, заметим, что Ленин – это кличка двадцатилетнего Владимира Ананьева из д. Жуково Уфимского района, проходящего по делу о воровстве из садовых домиков. И врать Петру нет никакого резона: наглый Ленин провел их с Рубленком, как сосунков, – «опрокинул» (то есть сбыл) на вокзале совместно краденный в садах телевизор и вещи и скрылся, не поделившись с товарищами…
Пока семейка обсуждает с Плотниковым перспективы поимки тезки великого Ильича, я успеваю ввернуть Пете вопрос:
– Слушай, а за что его Лениным зовут? Похож, что ли?
– Да не-е, за привычку. Он как напьется, все думает, как Ленин…
– Я все равно его поймаю, – обещает Плотников.
Мы выходим на свежий воздух, и Плотников рубит рукой вдаль:
– Все сады выше и ниже станции – «Лесная поляна», «Шаморт», «Юбилейный» и другие – все это зона Рубля. Вот шкет: запрятанную водку и деньги в садах он просто нюхом чувствует. Представляешь: те 12 тысяч, что они тогда украли, он у хозяйки в печке нашел – вот аж куда добрался! Я с этой публикой два года занимаюсь: как начинают сады здесь «трещать» – сразу к Рублю и Пете. Это сразу, безошибочно – гарантия 100 процентов…
В глазах его тоска. Я понимаю: видел однажды в суде малолетнего ангелочка, чистившего гараж за гаражом. Когда ему дали условно, сердобольная публика чуть не прослезилась: так жалели мальчика… А он тоже года два угрозыску спать не давал. Сейчас Рублю стукнуло четырнадцать лет, дело на него, наконец, доведут до суда. Но, видно, кончится все комиссией по делам несовершеннолетних…
4. Скоро Новый год…
Две категории «потрошат» нынче сады: местные шайки и бродяги, которые бегут на зимовку в пустые дачи. С учетом удаленности и разбросанности садов (у демцев более 80 товариществ от Кардона до «Пионерской») надеяться лишь на милицию – то же самое, что искать причину возгораний в пожарной команде. А что такое пожар в далеком саду, хорошо рассказал один из выезжавших на ЧП: «Пока оттуда дозвонились да подъехали, спасать было уже нечего. А такая дачка сгорела – все брусья под лак…» За последний год Демским райотделом милиции прекращено более 20 садовых уголовных дел из-за полной бесперспективности: кого искать, если хозяин порой обнаруживает кражу месяцы спустя…
Любопытно, что некоторые из этих бесперспективных дел достались демцам «по наследству». Два года назад Уфимская мэрия решила отнести садовые наделы к городским землям – и охрана садов перешла от пригородной милиции к райотделам Уфы, что не пошло на пользу розыску. Вот мы трясемся на «уазике» с демским участковым милиционером лейтенантом А. Ф. Ксенафонтовым. Андрей Федорович с горечью говорит:
– Трудно здесь работать: территория вокруг садов не наша, люди чужие. Я, например, в Дёме на своем участке всех знаю: у кого спросить, с кем поговорить. А тут деревенские больно не скажут – для них мы не свои. Да и много ли выявишь наездами…
А в деревне живет «свой» участковый, но его кражи в садах теперь не волнуют. Кто-то горько пошутил по этому поводу: «Возьми пару башмаков – и один перебрось через дорогу, отделяющую сад от земель Уфимского района. Так с левым башмаком будет разбираться одна милиция, а с правым – другая».
Плохо, что это касается не только башмаков. Вот у юматовского Пети за кровать задвинута штанга: Петя с Рублем дубасят боксерские груши в местном спортзале. Оперуполномоченный Плотников вздыхает: для понимания обстановки ему бы знать, кого они дубасят, к примеру, в Жуково, но это не его епархия. А тем, кто с Жуково разобраться должен, не положено совать нос в садовые Петины дела. Не думаю, что это разделение Петиных забав во благо правопорядку…
Как ни крути, фигурой номер один на многострадальной садовой землице был и остается сторож – тот самый руганый, битый, привыкший к невниманию начальства… Знаете, кто запрограммировал, что на это место порой идут немощные и случайные, не способные защитить сады? Мы сами. Ну, кого, кроме убитого бесквартирника, могло взять руководство садов на Кардоне, если на зарплату охраннику было выделено шесть тысяч рублей. В саду «Юбилейный» №7 БНЗС мы встретили Ш. С. Касимова, которому щедрой рукой «положили» восьмитысячное содержание. Шамиль Салихович, человек пожилой, начальством был довольный, но все же первым делом спросил нас, где взять газовый пистолет.
– Это дорого, – сказали мы. – Обойдется в несколько ваших пенсий.
– Жизнь дороже, – сказал страж. – Мне бы хоть себя защитить. Я ведь чего могу – только отпугнуть: «Уходи поздорову, добрый человек!» Мне еще наш местный участковый несколько лет назад сказал: «Ты, дед, лучше не лезь – украдут, так это еще не проблема. Вот если убьют тебя – вот проблема будет…»
Под охраной у Шамиля Салиховича 984 участка – садоводов много. Но скажи им, что надо потратиться на защиту сада, – округлят глаза. «Вон какие миллионы на дачи пустили, – показал в дороге Плотников престижный участок обворованных домов, – а на радиосвязь или телефон для сторожа денег не нашли. От этого и идет…» Да, сегодня не назовешь коллектива, где бы решили взять в охрану профессионала с достойной оплатой, со связью, средствами самозащиты, надежными караульными собаками, которые заменили бы садовых шавок. Видно, психологический настрой на деда с традиционными вилами пока еще выше садовых заборов…
