Мельница времени

– Вовеки здравствовать тебе, псарь! – громко произнес Клык. – Гляди, кого я с собой привел! Та самая, которая детей Берендеев спасла!

И, тихо рассмеявшись, шепотом обратился к девочке со словами:

– Вот ведь правильно говорят, что нет худа без добра. Если б тогда тебя Ягини у нас не отбили, ты бы к Берендеям не попала и их бы не выручила.

«Если бы не попала, Яжа с Оземом наверняка там не появились», – подумала Катя, но решила не возражать.

Псарь поднялся и гостеприимно распахнул руки.

– Ах, ты ж, радость какая! – воскликнул он. – Ну, проходи, проходи, присаживайся. Поведай подробно, как все было. Послушаю с удовольствием.

Девочка вопросительно взглянула на воина. Тот смутился, но потом все же выдавил:

– Не взыщи, псарь, что беседа не получится. Гостья наша торопится больно. Только и зашла, чтобы дань уважения тебе отдать. Следующим разом, когда у нас будет, тогда уж непременно погостит и все расскажет.

– Эх, вы, молодежь! – покачал головой псарь. – Все вам «в другой раз» да «после». Того не ведаете, что ничего не бывает потом. Бывает либо сейчас, либо никогда. Ну, да ладно. Понимаю, дело – прежде всего. Я и сам такой.

Судя по ласковому, почти отеческому тону его голоса он, к радости Кати, не обиделся. Тем не менее, она все же чувствовала некоторую неловкость, поэтому сказала:

– Я с удовольствием побуду с вами, но, если можно, совсем немножечко. А то мне действительно бежать надо.

– Вот и ладно! – с довольным видом произнес хозяин. – Проходи, угощайся. Только близко не садись. Я себя чувствую неважно, неровен час заразишься.

– Простудились? – сочувственно спросила девочка, усаживаясь поодаль.

– Хуже, – отвечал собеседник. – Лишь зима наступила, одна из трясавиц, Гнетуха, в покои проникла. Как, ума не приложу. Уж и окна не отворяем, и двери не распахиваем. А вот ведь протекла-таки. И повадилась каждую ночь в одрицу мою, опочивальню, значит, являться. Как навалится, как придавит! Да при этом еще лохмотьями своими неистово трясет. А они у нее сплошь в каких-то звездах тягостных и полосах удушливых. После этого грудь ломит, кашель колотит, из жара в холод бросает. Не сплю совсем, измаялся! Одна надежда, что весна придет. Морозы спадут, она и уберется восвояси. Вот только хватит ли сил до оттепели дотянуть? Стар я уже.

Он тяжело вздохнул, еще больше сгорбился и умолк.

– Неужели на нее управы никакой нет?! – воскликнула Катя.

– Да чего только не пробовали, – покачал головой псарь. – И травы всяческие по стенам развешивали, и дымами редчайших кореньев постель окуривали, и заговоры во множестве произносили. Ничего не помогло!

– Да-а, – задумчиво протянула девочка и машинально забарабанила пальцами по столу, – вот незадача-то.

Тут ее взгляд упал на собственное запястье, и она сразу оживилась. Поднявшись, девочка проворно подошла к псарю и протянула снятую с руки витую нить.

– Вот, наденьте, – произнесла она. – Вдруг поможет?

– Человеческий науз?! – удивленно округлил глаза собеседник. – А разве можно передавать его другим, да еще тем, кто из чужого народа?!

– Думаю, что можно, – заверила Катя. – Если от чистого сердца это делать. Тогда оберегающие силы, которые человек для себя в него собирал сразу другому служить начнут.

Будто в подтверждение ее слов науз тут же обвился вокруг руки псаря и затянулся надежным узелком. Лишь только это произошло, как сверху из одрицы понеслись жуткие звуки. Там что-то загрохотало, точно некто, охваченный безумством, опрокинул мебель, заскрежетало зубами, протяжно завыло и принялось шарахаться, сотрясая стены. Псарь от неожиданности вздрогнул, а Клык предупредительно выхватил из ножен саблю.

– Быстро наверх! – скомандовал псарь. – Окна – нараспашку!

Воин подхватился и, гулко стуча сапогами, опрометью бросился по лестнице на второй этаж. Вскоре в опочивальне протяжно заскрипели петли, часто захлопали створки окон, и вой, постепенно удаляясь, пропал.

– Все в порядке, государь! – раздался бодрый голос вновь появившегося в гриднице Клыка. – Убралась Гнетуха!

Псарь с облегчением откинулся на высокую спинку своего стула. Казалось, что ему стало значительно лучше: расправились плечи, восстановилось ровное дыхание.

– Вот это, да! – только и мог вымолвить он. – Не ожидал, что так получится! – И, обратившись к Кате, произнес: – Даже не знаю, как благодарить тебя, спасительница!

– Да никак не надо, не беспокойтесь, – ответила девочка, а потом добавила: – Если можно, я побегу тогда, ладно?

– Что ж у тебя за дело такое неотложное, коли до утра остаться не позволяет? – всплеснул руками хозяин. – Ну, да ладно, неволить не могу. Решила идти, иди. Только, чур, уговор: возьмешь с собой провожатых. Одну не отпущу – ночь на дворе скоро.

Катя решила не тратить драгоценные остатки времени на споры и возражения, поэтому согласилась.

– Только пусть они на расстоянии идут, – попросила она. – А то у них доспехи громко бряцают, мне помешать могут.

– Хорошо, хорошо, – закивал головой псарь, – как прикажешь. Коли надо, беззвучными тенями за тобой следовать будут. – И обратился к Клыку: – Ну-ка, покличь свой разъезд!

Тот развернулся и поспешил к парадной двери, за которой и скрылся. Пока ожидали его возвращения хозяин, не в силах унять радостное волнение, расхаживал по зале взад и вперед, с довольным видом потирал руки и неустанно повторял:

– Нет, ну это надо же! Как получилось-то, а?! Ни заговоры не помогли, ни травы, ни коренья! Разве что вода из верховий чудодейственного течения принесенная Гнетуху немного угомонила. Да и то ненадолго, пока не высохла. Но чтобы так разом, да еще через стены …! До сих пор поверить не могу!

Заслышав про воду, Катя насторожилась.

– А вы ее что, из реки взяли, не из источника? – спросила она.

– Н-ну да, – чуть запнувшись, неохотно ответил псарь.

Казалось, он корил себя за допущенную оплошность, вызванную наступившим после постигших его страданий благодушием. Девочка подошла к нему и, пристально глядя, спросила в упор:

– Скажите, это течение звучит как-то по-особенному?!

Тот в смущении ответ глаза и тихо произнес:

– Не обессудь, милая, за то, что взамен твоему делу доброму ничего тебе не отвечу. Потому как это – тайна великая. В нашем роду она передается многие поколения из уст в уста от отца к сыну, наследующему власть. Даже самые близкие родственники, самые надежные сподвижники в нее не посвящены!

– Да как вы не понимаете! – воскликнула Катя. – Может, это как раз то течение, исток которого мне Совет постановил найти!

– Сове-ет?! Тебе-е?! – опешил псарь и в изумлении опустился на подвернувшийся стул.

– Да, мне, – в волнении произнесла девочка, – больше, как оказалось, некому! Времени же осталось всего ничего, считанные часы, потому что праздники на исходе! Если не доберусь, все пропало! Нечисть навсегда на земле поселится, житья никому не даст! Тогда уж одной Гнетухой дело не обойдется, остальные лихорадки-трясавицы явятся и не только они! Будут злобствовать денно и нощно! Вот Совет меня и направил!

Псарь на минуту замер, словно постарался осмыслить тот кошмар, который грозит всех постигнуть, а потом сказал:

– Это меняет дело. Спрашивай.

– То течение как-то необычно звучит? – повторила Катя.

– Пожалуй, нет, – медленно, будто напряженно вспоминая, ответил повелитель. – Своим острым слухом я, по крайней мере, ничего не различил. Да и отец с дедом подобного не рассказывали. А вот пахнет оно очень даже необычно. Точно свежестью какой-то неземной, которая волнами накатывает, точно каждую секунду вновь нарождается. У нас в роду считается, что вода из него многие напасти победить способна. Я ею трижды в жизни пользовался. Только всегда почему-то она не очень-то помогала, – и вздохнул.

– Она и не могла помочь, – уверенно промолвила девочка, – потому что не для того предназначена. Вернее, не вода, а то, что в ней таится. То, что для вас запахи издает, для меня звуками особенными переливается, а для всего мира жизнью предстает.

– Ох, и мудрено же ты говоришь, девонька, ох, и мудрено! – закачал головой псарь. – Может, пояснишь, что к чему?

– Давайте потом, если можно, – попросила Катя. – Пока мы с вами беседы ведем, время, как вода сквозь пальцы, утекает. А мне еще до русла добраться надо, чтобы убедиться, то оно или нет.

– Да что тут добираться! – воскликнул хозяин. – Всего-то с мыса спуститься, излучину пересечь да в речушку, что аккурат напротив нас находится войти!

– Так близко! – обрадовалась девочка. – Тогда я побежала, ладно? Кстати, у вас ничего острого нет, чтобы лед расковырять? А то сквозь него почти ничего не слышно.

– Э-э, так ты до утра не управишься, больно его покров толстый, – махнул рукой собеседник. – Сейчас мы кое-что получше придумаем, погоди.

В это время парадная дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Клык. Едва он раскрыл рот, чтобы доложить о готовности разъезда к отправке, как псарь прервал его словами:

– Сопровождение отменяется, гулянья откладываются! Передай, через минуту всем собраться на берегу! Каждому захватить поленья, кто, сколько унести сможет! Все, выполняй!

Воин удивленно захлопал глазами, но с расспросами и уточнениями подступать не решился, а развернулся и в мгновение ока исчез. Буквально тут же на улице возникли оживленные голоса и звуки многочисленных шагов. Все они потекли в сторону реки. Псарь накинул теплый, подбитый дорогим собольим мехом, длиннополый кафтан и двинулся к выходу. Катя поспешила за ним.

На крутом берегу, нависавшем над излучиной, собралась толпа народа. Казалось, здесь были все до единого: и стар, и млад. Руки мужчин едва обхватывали такие огромные охапки поленьев, что, казалось, их и поднять-то не под силу, не то, что нести. У женщин они тоже были, но размером поменьше. Даже ребятня сообразно возрасту и силам явилась с ношей: кто – с поленцем, кто – с веточками и берестой для розжига.

– Продвиньтесь в устье саженей на сто, зажгите костры, плавьте лед! – распорядился псарь.

Народ скатился с косогора, пересек реку и устремился в приток. Не прошло и нескольких минут, как речушку перегородили плотно примыкающие друг к другу дровяные кладки. В нескольких местах громко щелкнули кресала и своими обжигающими искрами запалили приготовленные фитили. Их тлеющие язычки, как молодцеватые парни на гулянье, задорно помигивая, принялись обхаживать девственно белую бересту. Та, будучи не в силах устоять перед их напором зарделась, зашлась багровым пламенем и пустилась в буйный перепляс, увлекая за собой степенные поленья. Псарь с Катей подошли к собравшимся.

Костры жарко пылали, с треском разрывая начавшую сгущаться темноту. От их ярких всполохов она металась встревоженными тенями, в панике пытаясь найти подходящее укрытие. На миг девочке показалось, что вместе с ней, корчась от нестерпимого света из стороны в сторону, точно ослепленные, шарахаются мрачные силуэты наполнявших ее невообразимо отвратительных тварей.

Катя не сводила взора с костров.

«Скорей бы прогорели, лед растопили! Чем ближе к окончанию праздников, тем нечисти будет больше появляться! Вон уже сейчас начинает сбиваться, часа своего ждет!», – с нетерпением думала она.

Наконец, в воздухе разнеслось громкое шипение, костры дрогнули и начали медленно оседать.

– В стороны, в стороны, сейчас хлынет! – раздались отовсюду предупредительные возгласы.

Толпа проворно подалась на берег. Лишь только собравшиеся отбежали на безопасное расстояние, как к небу взметнули клубы обильного пара, и костры, рассыпая во все стороны искры, погрузились в образовавшуюся промоину. Освобожденная от ледяных оков вода ударила пенным фонтаном и помчалась к устью. Народ оживленно загомонил.

– Ти-и-хо-о! – рявкнул псарь и обратился к Кате: – Вслушивайся, девонька, вслушивайся внимательно!

Та приблизилась к руслу и насторожилась. В первые мгновения до ее слуха долетало лишь бурление и клокотание стремительного потока. Но вскоре его напор спал, угомонился, и … возникли долгожданные звуки!

– Журчит, журчит! – прерывающимся от волнения голосом воскликнула девочка.

Псарь повел настороженным ухом, но, судя по всему, ничего особенного не расслышал. Тогда он блаженно втянул ноздрями воздух, закивал головой и сказал:

– Опять той же свежестью запахло.

Катя радостно затрясла его руку и выдохнула:

– Ой, спасибо вам большое! Я пошла.

И она собралась, было, двинуться вперед, как псарь остановил ее.

– Не дело тебе одной идти. Сказал же, без сопровождения не отпущу.

Он повернулся к Клыку и промолвил:

– Возьми с полдюжины воинов и следуй за нами.

А потом обратился к собравшимся:

– Благодарю за подмогу! Теперь отправляйтесь праздновать. Мой дом стороной не обходите, там уже столы накрыты. Гуляйте, веселитесь. Скоро назад буду, присоединюсь.

Восторженная толпа дружно повалила к терему повелителя. А Катя в сопровождении отряда Песьеголовцев отправилась в противоположную сторону.

Некоторое время, чтобы миновать широко разлившиеся воды они шли по берегу, увязая до колен в пышном снегу. Затем спустились в русло и сноровисто двинулись по льду. Под ногами лишь шелестела укрывавшая его толщу легкая пороша, других звуков не возникало. Несмотря на то, что теперь, как представлялось, можно было бы беспрепятственно двигаться по реке до конца, девочка испытывала беспокойство. Вдруг окажется, что дальше появятся притоки. Тогда определить верное направление вряд ли удастся – растопить лед будет нечем, дрова-то все кончились. Искренне желая развеять свои сомнения она, взглянув на псаря, поинтересовалась:

– Не знаете, там дальше ничего больше в речку не впадает?

– До того места, куда доходил, притоков не было. А что после, не ведаю, – сказал тот.

– Разве вы не к самым истокам добирались? – спросила Катя.

– Нет, – он отрицательно покачал головой, – только до Белого камня. Дальше заказано. – И пояснил: – В стародавние времена, которые и не упомнишь, враждовал наш народ с людьми. Долго это длилось. То мы на них набеги устраивали, то они – на нас. Сколько горя было, сколько людей пало, не перечесть! И вот однажды, намаявшись и настрадавшись, решили наши правители этому конец положить на веки вечные. Взяли и сотворили мир, ну, замирились, значит. А в подтверждение его нерушимости на границе между землями знак особый установили. Теперь никто дальше него зайти не смеет, чтобы данную предками клятву не нарушить.

– Так, значит, вы со мной не до конца пойдете? – погрустнела девочка, которая к тому времени стала привыкать к присутствию воинов, что добавляло ей чувство защищенности.

– Не обессудь, милая, – вздохнул, поникнув головой, псарь. – И так сердце изболелось от дум тяжких, что тебя одну оставить придется. Да только ни шага за камень сделать не вправе, иначе память о предках оскверню.

– Да ничего, ничего, – начала успокаивать его Катя, – оттуда до нужного места, наверное, недалеко останется, вмиг добегу.

Хотя, если говорить честно, ощущала она себя не очень комфортно. Во-первых, наверное, потому, что кругом окончательно пала тьма. Русло и заснеженные берега едва виднелись, поскольку небо затянулось плотными тучами, полностью скрывшими свет луны и звезд. Во-вторых, поднялся ветер, который принялся гнать навстречу вьющуюся многочисленными злыми змейками колючую поземку. Та, постепенно набирая силу, катилась отовсюду, со льда реки и с откосов, возвышавшихся над руслом берегов. В-третьих, в темноте снова стали угадываться сонмы мрачных, дергающихся в дикой разнузданной пляске мрачных теней.

Впереди на правом берегу из круговерти мечущихся снежинок начало проглядывать нечто монументальное. Подойдя ближе, девочка увидела царящую над рекой глыбу известняка, схожую по форме с пирамидой. На каждой из ее плоскостей было вытесано изображение шестилучевого коловрата. Катя замедлила шаг и задержалась на нем взглядом.

«Удивительно, – невольно подумалось ей, – прямо, как к родному городу подошла. И камень такой раньше в его окрестностях добывали, и знак символом ему служил».

И тут же мысленно улыбнулась: вот выдумала! Да какой там город! В таких несусветных далях, куда она забралась, его, наверное, еще и в помине не было. А известковый камень и знак испокон века и в других местах существовал.

Поравнявшись с камнем, воины остановились. Псарь еще раз тяжело вздохнул и промолвил:

– Все, дальше – ни шага, прости!

– Спасибо, что проводили, – стараясь выглядеть бодрой, сказала девочка. – Возвращайтесь. А то вас там уже заждались.

– И тебе спасибо за помощь, очень ты меня выручила, – поклонился псарь. – Вот, науз свой забери.

Он отвернул рукав кафтана и принялся развязывать узелок. Но тот никак не поддавался. Катя, понаблюдав за его тщетными усилиями некоторое время, прикрыла своей ладошкой его запястье и произнесла:

– Пусть у вас останется. Если не хочет распутываться, значит, решил, что он вам нужнее.

После этого девочка развернулась и поспешила вперед. Она уже отошла на приличное расстояние, а за спиной все слышался преисполненный теплотой голос псаря, который неустанно повторял:

– В добрый путь, девонька, в добрый путь, милая!

Глава XII

Необычная мельница, замерзающее время и праздничный пирог

Встречный ветер все более усиливался и будто из вредности заглушал напутственные слова. В конце концов, они перестали доноситься, сменившись тоскливым завыванием студеных потоков. Но в душе девочки наперекор всему эти оберегающие звуки продолжали слышаться, придавая ей сил и мужества.

«Путь будет добрым! Обязательно! А иначе и быть не может!», – в такт шагам бодро стучало ее сердце.

Вдруг откуда-то послышались гулкие раскаты, словно кто-то колотил молотом о железный лист: бум-м, бум-м, бум-м. Ветер на миг замер, а потом вновь набросился, но уже неистовей. Как огромным помелом, он смахивал с сугробов верхние слои снега и, тут же подхватив на лету, закручивал и возносил их стремительными спиралями. Те беспорядочно носились вдоль и поперек движения девочки, во что бы то ни стало, пытаясь сбить ее с пути. Но она продолжала упорно следовать дальше. Не в силах совладать с ней одни вихри, полностью обессилев, осыпались рыхлым покровом, уступая место другим, яростным и энергичным. С каждым шагом идти становилось все тяжелее, поскольку ноги начали вязнуть в пребывающем снегу.

Неожиданно Кате показалось, будто окружающая темнота сгустилась еще больше от возникшей сверху тени. Она вскинула голову и увидела силуэт, который находился как раз над ней. Это был взлохмаченный тощий старик, сквозь разодранные одежды которого проступало отталкивающе бледное тело. Он, выпучив глаза, завис в воздухе, словно в ожидании приказа. Тут где-то невдалеке прозвучала короткая и неразборчивая команда, которую отдал противный голос, показавшийся девочке знакомым. Но сообразить, кому он принадлежит, она не успела – старик сорвался с места и принялся нарезать в воздухе неистовые круги. От этого сверху сразу же низверглась пелена острого, как осколки стекла, града. Катя, прикрываясь вскинутыми руками, что было сил, бросилась вперед, стараясь, как можно скорее, миновать коварный шквал.

«Все понятно, – на бегу подумала она. – Это – злюка Позвизд. То по поднебесью в сопровождении бурь носится, то градом старается все поломать и разрушить».

Из-за разыгравшейся непогоды вокруг почти ничего не было видно. Наклонив голову и пристально вглядываясь под ноги, чтобы не оступиться, девочка бежала так быстро, как только могла. И совершенно не заметила, как перед ней возникло нечто. Скорее чисто интуитивно, чем осознанно в последний момент она вильнула в сторону и в замешательстве замерла. В нескольких шагах спиной к ней нетерпеливо, словно изведясь в ожидании, топтался невысокий крепкий старикашка в белых портах и рубахе. В порывах ветра неопрятные волосы его непокрытой головы трепались из стороны в сторону, а длинная борода закручивалась то с одной стороны туловища, то с другой.

Ничего более подробно девочке разглядеть не удалось, потому что в воздухе раздался тот же гнусный голос. Старик мгновенно подхватился, вскинул небольшую, но тяжелую булаву, которую до того держал на плече, и принялся охаживать ею осыпавшиеся градины. От ударов они мгновенно смерзались, превратившись в нагромождение, набегавших друг на друга, ледяных торосов. Пока тот в сладостном злорадстве создавал труднопреодолимую преграду, Катя осторожно бочком, поминутно оглядываясь, двинулась дальше.

«Совсем нехорошо, – размышляла она по пути. – Теперь еще и лютый Зимник объявился. Этот, где ни пройдет, такую стужу напускает, только держись!».

Вскоре и старик, и ледяные наплывы остались позади, и девочка снова пошла быстрее. Правда, теперь она старалась соблюдать осторожность – мало ли кто из нечисти еще на пути встретится. Науза-то при ней уже нет!

Лишь только она об этом подумала, как отвратительный голос отрывисто каркнул в третий раз, и впереди возникла высокая фигура. Даже сквозь пургу Катя разглядела, что та, неспешно приближаясь, внимательно поводила головой по сторонам, точно выискивала кого-то. Ее руки были широко раскинуты в стороны, как при игре в жмурки: только кто подвернется, сразу же вцепится. Девочка решила не рисковать и, поспешно отбежав в сторону, укрылась за небольшим сугробом. Вскоре мрачное создание, окидывая леденящим взором все окрест, проплыло мимо буквально в паре шагов от нее.

Провожая взглядом удаляющийся силуэт, Катя с облегчением вздохнула: хорошо, что спрятаться догадалась. С таким вообще шутки плохи! Потому что это – жуткий Карачун, самый жестокий из зимних духов. Ни одного встречного мимо не пропустит: сдавит в своих объятиях, проморозит насквозь и жизни лишит.

Девочка выбралась из укрытия и поспешила дальше. В висках частым пульсом стучала только одна мысль: время на исходе, время на исходе, время на исходе! А ну, как коварный план нечисти удастся, и оно остановится! Тогда все хорошее закончится?! Совсем?! Ни весна не наступит, ни капель не зазвенит, ни проталинки не проклюнутся! Птицы петь перестанут, листва – зеленеть, солнце – щедрым теплом одаривать! Б-р-р! От таких дум ей стало еще холоднее.

Тут по полям и косогорам опять покатился гнетущий гул. Бум-м, бум-м, бум-м слышалось отовсюду. Следом за ним снова возник визгливый голос. Правда, на этот раз произносимые им слова прозвучали вполне отчетливо.

– Сильнее заковывай, сильнее! Все и вся! – с истеричными нотками звучал он откуда-то из темноты. – Мороза наддай, мороза!

Расслышав тональности голоса, Катя, наконец, поняла, кому он принадлежал. Озему!

– Разве в облачную погоду настоящий мороз дашь? – донесся в ответ сварливый голос Деда Трескуна. – Небо вон сплошь затянуто.

– Эй, Позвизд! – тут же завопил Озем. – Хватит градом развлекаться, времени совсем не осталось! Запрягай живо свои бури и ураганы, тучи разгоняй!

Шелест рушившейся сверху ледяной крупы разом прекратился. Вместо него что-то взвыло, взревело и понеслось вверх. Под напором буйных ветров плотная облачность дрогнула и, будто спасаясь бегством, поспешно подалась в стороны. Не прошло и минуты, как небосклон прояснился.

Его по-зимнему черный бархат был сплошь усеян звездами, которые выглядели кристалликами льда. В центре с царственным видом распласталась луна. Окутанная морозным ореолом, она светила так ярко, что девочка после долгого пребывания в темноте и снежной круговерти остановилась и ненадолго зажмурилась.

Когда она снова открыла глаза, то увидела завораживающую картину. Все окрест было белым-бело. Снега, укутавшие землю и реку, переливчато искрились в лунном сиянии. Стоявшие по берегам ветлы отбрасывали пронзительные узорчатые тени, а их кроны бугрились шапками пышного покрова. Кругом стояла изумительная звенящая тишина. На короткий миг девочке даже почудилось, что ни беспроглядной темени, ни пурги, ни зловещих теней вовсе и не было. А была лишь только эта упоительная зимняя благодать, которой она не раз любовалась сквозь окна уютного и пронизанного теплом бабушкиного дома.

Бум-м, бум-м, бум-м – выводя ее из радужных воспоминаний, вновь покатилось по-над берегом. От ударов ледяного молота Трескуна холод резко усилился. Катя встрепенулась и поспешила дальше. Но не успела сделать и полдюжины шагов, как была вынуждена замереть. Под ее ногами промороженный снег захрустел так, что, казалось, звуки шагов были слышны за версты вокруг. Она настороженно огляделась. Нет, все вроде бы продолжало оставаться по-прежнему. Ни Озем из-за сугроба не выскочил, ни Трескун не набросился. Понимая, что время неумолимо истекает, и праздники вот-вот закончатся, девочка бросилась вперед во всю прыть. И только сейчас заметила, что берега значительно сблизились, превратив речку в речушку.

«Значит, скоро исток», – решила Катя и, собравшись с силами, побежала быстрее.

Заснеженное русло, плавно вильнув из стороны в сторону, принялось загибаться резкой излучиной. Следуя им, девочка обогнула мыс берега и тут же невдалеке перед собой увидела какое-то сооружение. Но разглядеть его более подробно не было никакой возможности, потому что нависшая за ним луна светила прямо в глаза и превращала его в неразборчивую высокую тень. Желая понять, что это такое Катя приблизилась.