Мельница времени

Звери грустно опустили головы, а небольшая серая мышка не выдержала и даже всхлипнула.

– Что ж, делать нечего, – сокрушенно вымолвил медведь. – Была надежда, что хоть кто-то нашей беде поможет. Да, видно, никому с Трескуном не совладать. Придется с насиженного места уходить, в другой лес подаваться, где он не властвует.

– Ага, – пискнула мышка, – ждут нас там, как же! Своих едоков полно, а тут мы еще!

– Поплачемся, попросимся, – печально сказал медведь, – глядишь и пустят. А что делать-то?

– Если уговорам не поддается, напугать его надо, как следует, чтобы ушел! – заявила мышка тоненьким голоском и решительно напрягла хвостик.

– Вот и напугай, – хмыкнула лиса, – ты у нас, ух, какая грозная! – и облизнулась.

– Да хватит тебе! – одернул ее медведь. – Не до того сейчас! – И добавил: Как пугать-то, коли он не боится никого?

Он задумался и поскреб когтистой лапой нос. Катя машинально уловила это движение, и тут ее осенило!

– Постойте! – крикнула девочка. – Сейчас кое-что попробуем!

И она от души почесала затылок.

– Ну и чего ты меня в эту холодину зазвала? – послышался над ее ухом знакомый сварливый голос. – Не дело после теплой кухни сразу на мороз выскакивать. Так и простудиться недолго.

– Дзяд, миленький, хорошенький, не сердись, выручай! – зачастила Катя. – Скажи, чего Трескун боится?

– Вестимо, чего, – ответил тот, – тепла боится. Недаром зимой печи пышут, ему к домам подобраться не дают.

– Вот ты даешь! – всплеснула руками девочка. – Они, – кивнула она на зверей, – печь, что ли должны соорудить и топить до тех пор, пока жар по всему лесу не пойдет?! А что-то другое придумать можно?

– Можно, – невозмутимо промолвил Дзяд. – Если бы правильно спросила, я бы по-другому ответил. Он всего пуще «кого» боится, Снежевиночку.

– А это кто? – не поняла Катя.

– Девчушка такая невеликая, с тебя, пожалуй, будет. Ее некоторые еще Снегуркой или Снегурочкой называют.

– Да как же такое быть может, – удивилась Катя, – чтобы он внучку свою боялся?

– Тю, – присвистнул Дзяд, – какая ж она внучка?! Снежевиночка – супротивница его. Лишь только появляется, все понимают: скоро проталинки проклюнутся, ручейки побегут, капель зазвенит. Одним словом, весна наступит. Девонька эта идет себе по лесам, по лугам, песенку веселую напевает. Рядом птицы летят, щебетом ей вторят. Трескун, как такое заслышит, сразу отступать начинает. Так и гонит его Снежевиночка до края земли, пока он в свой колодец не спрячется.

– Ты хочешь сказать …, – задумчиво протянула девочка.

– Ну да! – воскликнул собеседник. – Мнится, ты на эту роль вполне подойдешь.

– Ой, – обрадовалась Катя, – спасибо тебе огромное за совет мудрый!

– Я же говорил, мы для того и существуем, чтобы домочадцев выручать, – ответил голос и добавил: – Ежели больше от меня ничего не требуется, тогда я обратно полетел.

– Ты только лети, пожалуйста, не быстро, – сказала Катя, – чтобы на морозе не продуло. А то простудишься еще.

– Спасибо, что душой за меня радеешь, – благодарно промолвил Дзяд и с легким шелестом растаял в воздухе.

– Так, – обращаясь к зверям, бодро произнесла девочка, настроение которой значительно улучшилось, – кто Снежевиночку видел?

– Да мы ее почитай каждый год зрим, – ответил медведь.

– Тогда наряжайте меня так, чтобы я на нее похожей стала, – сказала Катя.

Звери незамедлительно принялись за дело. Белки, зайцы, лисы и даже волки отщипнули от себя по клочку шерсти, чтобы сделать меховую опушку вокруг спортивной шапочки, а также по рукавам и подолу Катиной куртки. Правда, оторочка получилась не белая, как положено, но ничего не попишешь: что оказалось под рукой, из того и сделали. Тут уж выбирать не приходится. Медведь острыми когтями аккуратно срезал с березы узенькие длинные полоски коры. Еноты помяли их сноровистыми лапами, а барсуки ловко свили ажурным плетением. Получилась пышная девичья коса. Скоро все было готово.

Медведь, как заправский художник, отошел на пару шагов назад, склонил чуть набок голову и с прищуром оглядел коллективное творение.

– А что, очень даже похоже, – удовлетворенно произнес он.

Остальные согласно закивали.

– Тогда я пошла, – сказала Катя, обращаясь к зверям. – Вы здесь оставайтесь, чтобы Трескун подвох не заподозрил. Пусть со мной только птицы летят.

– А петь обязательно придется? – озабоченно спросил один из дроздов. – Мы – птицы перелетные, только в теплое время поем. На холоде нам непривычно. Вдруг горло поморозим?

– Ну, – развел лапы медведь, – тут выбирать не приходится. Вы уж расстарайтесь на общее благо.

На том и порешили. Девочка развернулась и в сопровождении стаи птиц вновь двинулась вглубь леса. Вскоре впереди показалась та самая ель. И только тут Катя сообразила, что не знает, какую песню надо петь. Ни у Дзяда, ни у медведя она об этом спросить не догадалась. Интересоваться же сейчас у птиц тоже было не с руки – уж очень они близко к Трескуну подошли. Начнут хором объяснять, такой гвалт поднимется, все дело насмарку пойдет.

«Ладно, – мысленно махнула рукой девочка, – не до слов теперь. Главное, чтобы мотив какой-нибудь веселый был».

Она вобрала побольше воздуха и запела первое, пришедшее на ум, музыкальную заставку из замечательного мультипликационного альманаха времен детства родителей «Веселая карусель»: «Ла-ла-ла, ла-ла-ла, начинаем рассказ …». Птицы прислушались к мелодии, уловили, а потом и подхватили ее. В насквозь промерзшей морозной тиши разом возникли радостные жизнеутверждающие звуки, которые росли и крепли с каждой секундой. Дробясь о стволы и ветви деревьев на отдельные нотки, они переливчатыми мерцающими искорками катились все дальше и дальше. Заледеневшие листья принялись раскачиваться в такт музыке и издавать легкое позвякивание, напоминающее дружную весеннюю капель.

Заслышав пение, Трескун затрясся от злобы. Не могло такого быть, ведь он только что явился! Кто посмел разыгрывать повелителя зимы?! Старик взметнул тяжелый, отливающей ледяной томительностью молот и грозно обернулся. Но представшая взору картина заставила его оторопеть.

Вдалеке, неуклонно приближаясь, между деревьев беззаботно скакала та самая противная девчонка, которая каждый год не дает ему покоя. И совладать с которой нет никаких сил!

Крупная дрожь вновь пронизала тело Трескуна. Но теперь это была не злоба, а охвативший все его существо страх. Он втянул голову в плечи, сгорбился, будто осевший под лучами солнца мартовский снег и бросился наутек. Но даже на бегу старика колотило так, что из растрепанной шевелюры начал сыпаться обильный снег. Воздушные вихри, пронизывающие дыры зипуна, закручивали его и горстями кидали из стороны в сторону, как во время жестокой вьюги, засыпая все окрест пышными сугробами. В густом, тянущемся за Трескуном белом сумбурном шлейфе смутно угадывались двенадцать мрачных, мчащихся следом силуэтов.

Видя такое поспешное отступление противника, Катя воодушевилась и припустилась вдогонку. Обрадованные птицы не отставали и заливались на все голоса. Особенно старался тот дрозд, который опасался простудить горло.

Так они бежали какое-то время, пока не достигли опушки. У крайних деревьев девочка остановилась. Преследовать Трескуна в чистом поле, где все было видно, как на ладони, она не решилась, чтобы не раскрылся подвох. Широко стелившийся снежный бурун, за которым все еще летели птицы, катился далеко впереди, пока, наконец, не канул за горизонт. Катя на всякий случай пропела еще пару раз и умолкла, переводя дыхание. Скоро ей показалось, что спину начало пригревать. Она обернулась.

Глава XI

Сокрушительный ледоход, избавление от Лихорадки и пограничный камень

В лучах вновь проглянувшего жаркого летнего солнца лес преображался прямо на глазах. Оттаивающая листва принялась истекать сначала обильными каплями, затем исходить благодатной испариной, а потом просыхать и расправляться. С другого края леса доносились ликующие вопли звериного люда. Казалось, что в общем хоре громче всех восторженно голосила маленькая серая мышка.

Катя решила не возвращаться. Если вернуться, звери в благодарность будут уговаривать остаться погостить. Времени же для этого совсем не было, и так, сколько на изгнание Трескуна потратила. А отказываться от искреннего приглашения неловко, обидятся. Поэтому самое правильное – продолжить путь. И она двинулась в сторону луга. В ее душе вешним потоком бурлила искренняя радость: день прошел не зря, такое дело сделала!

А вот согласитесь, хорошо, когда в течение дня добрый поступок удается совершить. Кого-то поддержать, ободрить; кому-то помочь, просто улыбнуться, наконец. Пусть он всего один, этот поступок. Чаще и не надо. Ведь даже солнце, своим теплом и светом творящее самое большое на земле благо, за день пересекает небосклон лишь единожды.

Девочка вышла из леса и в нерешительности замерла. Обильные снега, оставленные отступавшим в панике Трескуном, так быстро растаяли, что промерзшая земля, как ни старалась, не могла полностью впитать такое количество влаги. Поэтому простиравшаяся вокруг ровная поверхность была сплошь покрыта растекшимися лужами. Шлепать по ним не доставляло никакого удовольствия. Она еще немного постояла, раздумывая, а потом пошла вдоль кромки деревьев, где скрытая тенью почва пока оставалась твердой. Скоро стало понятно, что опушка, неуклонно заворачивая, ведет прямиком к реке.

Прошло всего ничего, как вблизи крайних деревьев и впрямь возник берег. Но когда Катя взглянула на него, ее постигло разочарование. К нижнему его краю стекло столько талой воды, что двигаться вдоль русла не представлялось возможным. Там образовалась такая сочная грязь, что лишь ступишь, сразу увязнешь по щиколотку, а то и по колено. Она остановилась и прислушалась, но знакомого журчания, к сожалению, не уловила.

«Эх, как бы ухитриться и ближе к воде подойти?», – промелькнула мысль.

Тут невдалеке девочка увидела старую поваленную сосну, которая своей высохшей кроной стелилась над рекой. Соблюдая все меры предосторожности, крепко держась за ветви, она пробралась до конца ствола, наклонилась и … не поверила своим глазам! Русло было сковано толстенным слоем льда! Сквозь его прозрачную поверхность было хорошо видно, как у самого дна, вяло поводя плавниками, замерли сонные рыбки и рыбины. Пышные водоросли напряженно застыли, словно течение прекратилось совсем. От реки исходила все та же тишина.

Катя почувствовала растущее беспокойство. Дальше-то что делать, нужный приток, в который потом свернуть следует, как определить?! В сложившейся ситуации ей представилось единственно верным не что иное, как пойти по льду реки. Оттуда куда вероятнее можно будет звуки уловить. Берегом следовать невозможно, потому что грязь непролазная кругом. А отдаляться от него вообще смысла не имеет.

Девочка без труда спустилась с дерева вниз, благо было невысоко – ветви почти касались поверхности льда. Удивительно, но, несмотря на навалившееся тепло, он почти совсем не таял. Его зеркальная поверхность отражала падающие солнечные лучи, не давая им возможность растопить ее так скоро, как снег на лугу.

«С одной стороны, лед реку сковал и журчание приглушил. С другой, по нему двигаться можно. Пока растает, я уже много пройти смогу», – подумала Катя и поспешила вперед, стараясь держаться берега.

Кругом раскинулся ослепительно сверкавший на солнце речной простор. Ледяная поверхность веяла прохладой, так что жарко не было. Поэтому девочка двигалась бодрым шагом. Хотя, сказать по правде, ноги на прозрачной глади все же немного разъезжались и вынуждали ее делать дополнительные усилия. Но вскоре она сообразила и, толкаясь попеременно, то одной ногой, то другой, весело заскользила по льду.

«Жаль, коньков нет, – мысленно вздохнула Катя, – а то бы я, ух, полетела!».

Но и без них было куда как хорошо: и быстро, и без прежнего напряжения. Мчишься, как вздумается, и тебя никто не оговаривает.

Ей сразу вспомнились зимние улочки родного города, седые от мороза тротуары с прямыми, как стрела, языками ледяных дорожек, накатанных безудержной от восторга детворой. Почти все без исключения взрослые, стараясь не наступать на них, почему-то хмурятся и постоянно делают замечания: дескать, пройти невозможно. Странные они все-таки, эти дяди и тети, будто недавно сами такое же не вытворяли. Или их так время изменило?

Время, время, время – застучало частым пульсом в голове девочки. Сколько его у нее осталось? Много ли, мало? Может, замедлив свое течение и почти перестав журчать, оно дает шанс добраться до Истока? Или скованное коварным льдом замерло навсегда, полностью исключив возможность достичь долгожданной цели?

Отвлекшись от своих мыслей, Катя вдруг с удивлением осознала, что окружающий пейзаж значительно изменился. Небо начало затягиваться грозными снежными облаками. Прибрежные заросли густо покрылись инеем, по льду побежала белая поземка. А вдалеке берега и вовсе утонули в глубоких сугробах. Она недоуменно захлопала глазами и затрясла головой, желая освободиться от привидевшегося морока. Но все оставалось по-прежнему. Девочка никак не могла понять, что же произошло, но, наконец, кажется, догадалась. Здесь снова раскинулись владения Трескуна. Она же его в отличие от Снежевиночки за Край Земли в бездонный колодец не изгнала, только из леса выпроводила. Он отступил сколько-то, а потом, когда пение прекратилось, успокоился и остался царствовать.

«Ну ладно, – убеждала себя Катя, – по крайней мере, лед не растает. Просто надо будет к притокам внимательнее присматриваться и прислушиваться».

Именно в этот момент на противоположной стороне показались заросли камыша, довольно глубоко врезающиеся в берег. Было очень похоже на то, что там мог находиться приток. Девочка, не раздумывая, двинулась в том направлении.

Но только лишь она миновала середину реки, как за ее спиной раздался противный, как зубовный скрежет, звук. Девочка резко обернулась. Было видно, как вдалеке река встала высоким мрачным горбом, внутри которого на миг смутно мелькнуло что-то разноцветное: то ли какие-то непонятные огоньки, то ли драгоценные камни. Катя вгляделась в возникший холм и обмерла. Оказалось, это так неимоверно вздыбился покрывавший реку лед.

Находящиеся на вершине хребта льдины стали сползать вниз и обрушиваться на распростертый внизу прозрачный покров. Тот сначала пытался сопротивляться такой тяжести, но потом не выдержал и, лопнув с громким хрустом, пошел извилистыми трещинами. Их частая паутина стремительно двинулась в сторону девочки. Не успела она опомниться, как слева и справа от нее на льду начали образовываться глубокие щели, которые к тому же с каждой секундой неумолимо расширялись. Понимая, что через короткое время она будет отрезана от берегов, Катя попыталась перепрыгнуть через ближайшую трещину. К счастью, это ей удалось. Потом собралась с силами и преодолела следующую. Но перед очередным разломом она была вынуждена остановиться – расстояние между его краями оказалось слишком велико. К тому же начавшая проступать из него вода делала поверхность льда еще более скользкой.

Девочка была так поглощена происходящим, что не сразу расслышала разносящийся вдоль реки цокот копыт. Она вскинула глаза. Над камышом показалось с полдюжины … взлохмаченных собачьих голов! Один из всадников, окинув взором русло, громко оповестил остальных:

– Смотрите, там наш детеныш в опасности!

Катя даже не успела сообразить, почему ее так назвали, как другой наездник, резко осадив коня, проворно соскочил на землю и бросился к речной кромке. В его руках была длинная смотанная веревка. Он ловко бросил один конец девочке и крикнул:

– Хватайся крепче и ногами упрись! Как только дерну, подпрыгни, как можно выше! Готова?!

Девочка согласно кивнула. Воин мощно рванул бечеву, и увлекаемая ею девочка, вовремя оттолкнувшись, вмиг оказалась на берегу. Пробежав по инерции несколько шагов, она слету ткнулась лицом в широкую грудь спасителя. Тот ласково обнял ее и принялся успокаивающе поглаживать по спине.

В этот момент освобожденная от оков вода принялась с шумом вырываться из трещин, вздыматься вспененными валами и яростно биться о нагромождение льдин, рассыпая вокруг тучи холодных брызг. Щербатые прозрачные пласты в возмущении вставали на дыбы, а затем всей тяжестью плашмя обрушивались вниз, будто старались прихлопнуть и унять разбушевавшиеся волны. На реке начало твориться что-то невообразимое.

Воин предусмотрительно отвел девочку подальше от кромки воды. Вдруг он настороженно закрутил головой, стал шумно принюхиваться, а затем удивленно воскликнул:

– Какой от тебя странный запах исходит, дитя! Пахнет зайцем, белкой, барсуком и … даже волком! Постой, а что это у тебя на голове за неразбериха такая?!

И он принялся перебирать клочья шерсти, так и оставшиеся на шапочке Кати с тех пор, когда звери обрядили ее Снежевиночкой.

«Ой, они издалека меня из-за шапки за свою приняли!», – сообразила она.

Песьеголовец отпрянул и, крепко держа девочку за плечи, с изумлением воззрился на нее.

– Она – не нашего племени, – растерянно пробормотал он. – Это же … юная змейка!

Катя вскинула глаза. Перед ней высился Клык.

– Да какая я вам змейка! – запротестовала уже порядком пришедшая в себя девочка. – Вы же в горах у Босоркуна видели, что у меня не хвост, а ноги! Вот они, с тех пор никуда не делись! – и она попеременно согнула колени. – Я – девочка, меня Катя зовут!

– Катя? – задумчиво переспросил Клык. – Подожди, это не о тебе ли Берендеи весть разнесли?

Девочка, не зная, что ответить, лишь пожала плечами.

– Ну как же! – продолжил воин потеплевшим голосом. – Старшина Михайло все соседние народы оповестил, что ты их детей от чар Озема избавила. Только потом от провожатых почему-то отказалась. Вот он и просил всех, кому на пути встретишься, за твое добро тебе всяческое содействие оказывать.

Катя зарделась от удовольствия. Приятно все-таки, когда ты не думаешь, не гадаешь, а о тебе добрая молва идет.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Вот вы просьбу дяди Михайло и выполнили, меня из беды выручили. Теперь дальше пойду.

– А куда путь держишь? – спросил Клык.

– Туда, – указала девочка рукой вдоль реки.

– Так нам – в ту же сторону! – оживился Песьеголовец. – Мы тебя подвезем.

Девочка несколько смутилась: больно скоро он тон переменил, не уловка ли это? Воин, точно уловив ее настроение, искренне произнес:

– Да ты не бойся! Кто Озему – враг, тот нам – друг! А лучше давай погостить заедешь на часок, другой. Отогреешься, горяченького перекусишь. Ты, поди, голодная.

В этот момент Катя и впрямь почувствовала, что хочет есть и согласилась. Клык вскочил на коня, затем подхватил Катю и усадил ее впереди себя.

– Подремли, если хочешь, пока ехать будем, – сказал он и запахнул девочку меховыми полами своего походного кафтана.

Потом для верности обхватил ее одной рукой, другой легонько тронул поводья, и конь плавно двинулся с места. Внутри этого мягкого импровизированного укрытия Катя вдруг почувствовала себя защищенной. Казалось, что напряжение, подспудно царившее в душе на протяжении всего пути, ушло и уступило место успокоенности. К тому же тело Клыка так сильно грело, что девочка даже ощутила некое подобие комфорта. Уже смежив веки и погружаясь в сладостную дрему, она подумала:

«Получается, Песьеголовцы во многом с собаками схожи. И температура тела у них выше, чем у людей, и вполне добрые, если их не злить и не дразнить».

С этими мыслями она и заснула. Кони шли резвой иноходью, ровно и без ощутимых толчков, поэтому ничто не выводило Катю из того блаженного состояния, в которое она погрузилась. Так прошло какое-то время, не короткое, но, судя по всему, и не долгое. Потому что, когда девочка открыла глаза, было еще довольно светло.

Перед путниками на вдающемся мысом в реку берегу высился занесенный снегом земляной вал с крутыми склонами, внешнюю часть которого ограничивал глубокий ров. Вершина вала щетинилась прочным частоколом, который надежно опоясывал укрывшееся за ним городище. Было видно, как изнутри к небу тянулись многочисленные, будто замершие дымки, которые обычно бывают лишь в морозные безветренные зимы. Катя подалась вперед и высунулась наружу. Щеки тут же начало щипать и покалывать стылым звенящим воздухом.

«Вот ведь как Трескун не на шутку разошелся! – внутренне возмутилась она. – Наверное, изгнание из леса компенсирует. Еще и время его не наступило, а он уже свирепствует так, словно зима – в самом разгаре».

Девочка окинула взором раскинувшиеся вокруг глубокие снега и застыла от удивления. Видневшийся вдали лес тянул вверх голые, совершенно лишенные листьев ветви.

«Ничего не понимаю! – затрясла она головой. – Только что ведь на том берегу лето было! Неужели, пока спала, снова какую-то черту пересекла?!».

Желая проверить свое предположение, Катя тут же обратилась к Клыку с вопросом.

– И давно у вас морозы? – спросила она.

– Да, почитай, с конца Груденя, – ответил тот. – Правда, весь Студень снег валил, погода мягче сделалась. А в последнюю неделю снова холода нагрянули, да еще какие! Чуешь?! Вот уж и солнце на лето поворотилось, а мороз крепчает, будто все насквозь пронять хочет!

Девочка отказывалась верить услышанному. Получалось, что здесь и впрямь зима в самом разгаре! Морозы, как и положено, начались в конце ноября, в декабре выдались обильные снегопады. День начал удлиняться, значит, период зимнего солнцестояния уже прошел. Так сейчас начало января, что ли?! Охватившее ее волнение никак не давало сообразить, когда же она вышла из дома и сколько дней была в пути.

Клык вздохнул, выпустил при этом густое облако пара и промолвил:

– И как сегодня народ гулять будет?!

– Гулять в такую холодину? Зачем? – не поняла девочка.

– Так ведь по случаю последнего дня праздников! Завтра ж – семик Просиня, забыла разве?! – воскликнул собеседник.

«Ох, ты! – обомлела Катя. – Седьмое января настает! Время-то как быстро пролетело! Значит, у меня в запасе всего несколько часов осталось?! Какое уж тут «погостить»! Изо всех сил бежать надо, Исток искать!».

От мыслей о том, что вот-вот все закончится, и темные силы навсегда останутся в этом мире, у нее внутри все похолодело и зашлось мелкой нервной дрожью. Словно туда коварно пробрался жестокий Трескун, с леденящими объятиями которого не могло справиться даже пышущее жаром тело Клыка.

В это время процессия через распахнувшиеся ворота въехала внутрь. Катя проворно откинула полы кафтана, которыми она была укрыта и собралась, было, соскочить с коня, как ее остановил оклик.

– Ты куда?! – ахнул Клык.

– Не до празднеств мне сейчас, спешить надо, времени совсем нет! – скороговоркой выпалила девочка.

– Э-э, не дело это, – возразил собеседник. – Псарю уж, поди, доложили, какая гостья к нам пожаловала. Уйдешь, не поклонившись, неуважение выкажешь. Он, как от Берендеев весть получил, все познакомиться с тобой мечтает. Хоть на минутку загляни. Порядок соблюдешь, поздороваешься, тогда и идти можешь.

Понимая, что своим неожиданным уходом она и вправду кого-то обидит, Катя согласилась.

– Хорошо, – кивнула она, – только недолго, пожалуйста. – И, желая уточнить, спросила: – А как ты правителя вашего назвал?

– Псарь, – повторил Клык. – Тот, кто псами управляет, как царь – людьми.

Несмотря на царящее в душе беспокойство, девочка, пока ехали, с любопытством поглядывала по сторонам. Они пересекали довольно просторную площадь, вокруг которой сгрудились аккуратные двухэтажные домики, сложенные из крепких сосновых бревен. В каждом приветливым светом мерцали зажженные лучины, которые через оконца окрашивали пышные сугробы теплыми отблесками пылающего пламени. В воздухе витал густой дух только что вынутой из печей свежей сдобы. Внутренние подоконники домиков и впрямь утопали в изобилии разложенной на них румяной праздничной выпечки. Чего там только не было! На аппетитные кружки блинков и оладьев набегали извилистые кудели пряженцев, больше известных нам под названием «хворост». Меж них пыхали жаром присканцы, маленькие лепешечки, тесто для которых набиралось размером «в одну ложку». То тут, то там пышными боками круглились вертуны, пухленики, бабки и битки.

Перехватив взгляд Кати Клык пояснил:

– Вишь, следуя традиции, разложили Трескуна задобрить, чтобы мороз поубавил.

– Ага, дождешься от этого вредины, как же! – сварливо пробормотала девочка.

Тут путники достигли большого терема, по стенам и окнам украшенного богатой резьбой. У крыльца они спешились и по широким ступеням поднялись к парадному входу. Сразу за дверью им предстала просторная зала, гридница. Вся она была уставлена столами, ломившимися от яств. Однако пока трапезная была пуста. Наверное, гости ожидались к более позднему времени. Лишь в ее дальнем от двери краю за главным столом виднелась одинокая слегка ссутулившаяся фигура, голова которой очень напоминала любимого Домара.