Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи

– Вот смотрю на них, и понимаю, вроде телепаты, космос освоили, нечета нам, а хуже нас, – философски подметил Ян. – Чем больше у цивилизации знаний, тем меньше его у народа. Все знают про железо, а откуда берется, не додумались поинтересоваться. Про радио знаем, про телевиденье, гуманоиды голограммные компы, вон, вспоминают, а с чем едят, как работает, никто толком сказать не может. И так куда ни плюнь! Мы не стали знать больше, мы знаем меньше – предки наши по земле ходили, а мы нахватались всего по верхушкам. Даже ведь и оставит после себя нечего.

– Да ладно тебе! Продумаем! Не, надо в город идти, самое время, – твердо решил Макс. – Зря время теряем. Кто мог подумать, что тут не лето совсем, а зима? Ребята! – вдруг вскинулся он, с незадачливостью уставившись на свои загнутые пальцы. – Новый год на носу! Мы ровно полгода здесь!

– Точно-точно! – разрешился от задумчивости Никола, возбужденно махнув руками. – Когда мы сюда пришли? В конце июня? Июль, август – по лесу шатались. Две недели гнались за динами, еще три месяца балду гоняли, потом бомбу нашли… – он покрутил руками, подсчитывая на пальцах. – Две недели прошло, как мы ее в шахте спрятали.

– Отчего это балду? – не согласился Ян, удовлетворенно взглянув на деревню с неуклюжими каменными хижинами. Сотни лет простоят, и ничего с ними не станет. Но сейчас в домах было пекло. А навесы и времянки из пальмовых листьев, бамбука и хвоща на солнце высохли. Деревню оградили частоколом и рвом, чтобы не заползали змеи. – Быт налажен… Вон, даже дома из камня построили.

– У нас цемент непрочный, первый дождь – и нас этими камнями накроет, как медным тазом, – криво поморщился Никола, взваливая на себя внушительных размеров мешок с тяжелыми кокосовыми орехами. – Честное слово, Кир, когда поднимемся хотя бы до цемента, дадим тебе звание «Отец Народа» и сделаем почетным гражданином.

– И закатаем в памятник, – рассмеялся Ян.

– Я-то вообще во всем этом ни бум-бум, простой русский крестьянин, – пожалел Макс, возглавляющий пеший строй. – По техникуму техник-электрик. А вы, – обратился он к Яну и Николе, – чем в миру занимались?

Ян пожал плечами.

– Таксовал. Нет, профессия, конечно, есть, инженер компьютерных сетей, но здесь моя профессия без пользы.

– Может быть, в далеком будущем пригодится еще. Будущее, знаешь ли, не за горами… – успокоил его Кирилл, обрывая на ходу орехи с голых ветвей орешника, сбросившего пожелтевшие листья.

– А я на заводе работал, пока не уволили, – рассказал Никола. – Москвичи по дешевке выкупили. Сначала зарплату урезали, потом сокращения начались, а потом вообще закрыли, распродав имущество. А у нас там работать больше негде. Еще шахта была, но ее закрыли еще раньше. У нас что-то типа поселка.

– А на своем заводе чем занимался? – поинтересовался Макс. – Нам теперь все пригодиться.

– Детали строгали, какие закажут. А потом сказали: дорого! Далеко! Сказали – сельским хозяйством занимайтесь, мы вам кредит сто тысяч дадим!

Никола и Макс загоготали.

– А че вы ржете? Мало? – спросил Ян.

– Камаз, чтобы зерно или сено вывезти с поля – дешевле двух миллионов не купишь, комбайн – десять миллионов, трактор – три миллиона – он дороже камаза стоит, плуг, сеялка, культиватор – им цены нет, свои давно не производят, – объяснил Макс, тыча под нос Яна загнутые пальцы. – Скотный двор, сама скотина, чтобы польза была, а не та, которая ради забавы, горючее, удобрения, какие-никакие пестициды и гербициды. Предположим, все это есть. Обработать таким комплектом можно до ста гектар. Урожай, нормальный урожай – двадцать центнеров с гектара, если зерно сортовое. Закуп тонны – шесть тысяч. Сто умножаем на двенадцать тысяч – миллион двести тысяч. Через год вся эта техника начнет сыпаться. Окупаемости никакой.

– Ну так, мясо, молоко…

– А смысл? За что горб ломаешь? Когда цены поднимутся, как на сахар – вчетверо, тогда посмотрим. А деревянную соху пусть правительство само за собой таскает. Мы не рабы – рабы не мы. Оно нас в три погибели гнет, а когда мы ему про горючее, про кирпич, про металл, он нам что отвечает? У нас демократия! Свободный рынок!

– Нам-то что до них? – рассмеялся Кирилл. – И пусть будет свободным и голодным, глядишь, одни олигархи останутся, остальные вымрут. Мы тут, они там, и мы тут, как сыр в масле.

– Да как-то обидно, поимели нас, – расстроился Макс. – А случись завтра война, будут жрать друг друга – тыла нет, ничему не научились.

– Избавь нас от угрызений совести, мы тут ни при чем, – осадил Кирилл. – Народу, по-моему, тоже по барабану. Он тихо сам собою…

Наконец, добрались до водопада. Горная река, слагаясь из множества мелких ручьев где-то на вершине тающего ледника, пробивая себе путь под скалами и через пещеры, вымывая непрочные породы. Воды сначала собирались в подножии, в огромной чаше пресноводного озера – возле этого озера визжали, пищали, рычали, мычали все птицы и животные, нуждающиеся в пресной воде. Дальше, рассекая надвое по границе живописной долины и непроходимых джунглей, река прокладывала путь к морю, наполняя водой голубую лагуну. Рыбы в ней плавало столько, что ее ловили голыми руками, особенно во время отлива. На сыром илистом дне между наростами местной растительности оставалась не только рыба, ракушки и прочая водная живность, но и заросли морской травы, затянувшие прибрежные воды. Моря или океана – это пока выяснить не удалось. И кто только не жевал ее с утра до ночи! И динозавры, и жвачные млекопитающие, и морские коровы, и птицы всех мастей и видов, и ракушки, прилипшие к мясистым сочным листьям.

Весь мир сошел с ума, когда избавлялся от такого богатства. Если дины собирались в лагуну, все женщины дружно вышагивали за ними, чтобы запастись солью и поискать в раковинах жемчужины. Иные были величиной с кулак, а створки раковин годились на блюдо. Сами же моллюски имели вкус превосходный. А к ракам и крабам даже подойти было страшно – мутировавшие в гигантов, они сами могли напасть на кого угодно, если зазеваешься. Некоторые достигали полутора метров, не считая клешней. И не дай бог наступить на ската или кистеперую рыбу с мощной челюстью, которые часто запутывались в траве, или того же морского ежа, с ядовитыми иглами.

Изнывающие от жары ленивые люди и, против правил, полуживые дины с открытыми пастями, позволяя мухам летать между зубами, валялись на берегу, даже не подняв головы, когда Кирилл, Ян и Макс подошли к честной компании. Кто-то лежал в воде, остужая тело, погружая временами голову, чтобы и она охладилась, кто-то закопался во влажный песок, кто-то спрятался от солнечных лучей за камнями.

– Нет, Кир, твой градусник не врет, – наконец, избавился Макс от сомнений. – Я еще никогда динов такими не видел.

– Эй, народ, кто готовить будет? Голодными останемся.

Нард ответил ленивым молчанием, отмахиваясь от Макса, как от назойливой мухи.

– Я по дороге орехами перекусил… Смотрите, даже сырная плесень засохла, пыль одна… Мартюши из своих домиков повылазили… – Кирилл поднял пару улиток, разглядывая аппетитные по запаху, но какие-то вялые сморщенные тельца, случайно раздавив скорлупу.

– Это не пыль, это споры. Разлетятся, а к зиме снова нарастет. А мартюши, наверное, высохли. Вон, сухая косточка внутри. Давай в воду бросим, посмотрим, оживет или нет?

– Надо бы как-то новый год отметить…

– Ты для начала их с места сдвинь.

– Эй, народ! Я говорит буду, – Макс встал на выступе скалы, примыкающей к водопаду, позволяя воде себя обливать. – Ночью прохладнее будет, надо идти в город. До зимы надо успеть. Дожди начнутся, мы здесь до следующего лета застрянем. А зимой нас тут смоет к чертовой матери. Мы по лесу пойдем, там прохладней.

– Куда, куда? – уточнил Яма Муди, возлежащий в тенечке на сырых камнях, поросших мхом, то и дело посматривая на Орели. Ей одной солнце и жара были нипочем; разморенная, чуть ли не просвечивая, она распласталась на скале в солнечных пекельных лучах, единственная, получающая от жары удовольствие.

– «К чертовой матери» – выражение такое есть, «иди туда, не знаю куда, от меня подальше», – объяснил Никола, бесцеремонно хватая и оттаскивая за ноги двух с половиной метров гиганта. При своей худобе, Яма Муди был не слишком тяжелый, но со стороны выглядело зрелищно. – Я тут лежал, это мое место! – возмутился он, приподнимаясь.

– Вот уже и территориальные конфликты начинаются! – подняла голову Златка, переживая за Кирилла, который попытался сунуться к Горгулю и Горгуле и нарвался на кулак внушительных размеров.

– Эй, крокодилы! Не надо по лицу хвостом! Вы мне яйца отдавили! – возопил Гром, когда два дина дошли до берега и внезапно с разбегу, как это делали все прочие народности, решили окунуться с разбега, не заметив его в прибрежной глине.

Прозвучали редкие насмешки.

– Народ! Вы оглохли? Ночью надо выходит! Днем сдохнем! – продолжил митинговать Макс.

– Ладно, заберу мои вещи, как зайдет солнце. Я иду с тобой, – успокоил его Сеня Белый из воды.

– Снежный человек – раз, кто еще? – грозно вопросил Макс.

– Все идут, отвали! – прорычал один из динов. – Там на всех просторах пращуры резвятся. Сожрут ведь без нас.

– А ты че, бестолочь, за всех отвечаешь? – возмутился Валидол. – Я бы остался. Там, наверное, не прохладнее, чем здесь. Тут море, горы, а там сейчас, скорее всего, пустыня под таким солнцем. А зимой замерзнем.

– Кстати, обрати внимание, ящер – я щер. Щербатый, с зубами, с пастью, но разумный, личность, «Я», – издал дин смешок, показывая все зубы. – ПраЩер, ну или, как вы произносите, пращур. Мы твои далекие предки – щербатые, с зубами, с пастью, и разумные. Это мы вас учили и в люди вывели, обезьяны лысые! У вас на словах одно, а в животе другое. У тебя, например, страх, когда вспоминаешь, что сама дорога туда и обратно месяца на два потянет. И другие так же думают. Но я решил, лень и страх нельзя поощрять.

– Глаза боятся, ноги идут, – решительно заявил Макс. – Народ, вечером выступаем, а пока – всем спать, сил набираться!

– Нужен им твой поход, – рассмеялся Кирилл. – Им бы день пережить, да ночи дождаться!

Когда солнце скрылось за крайней горой, внезапно жизнь возобновилась. Кто-то вспомнил, что за весь день у него не было во рту ни крошки. Кто-то перебрался в лагерь, собирая вещи. Кто-то уже был готов, внезапно вспомнив, радуясь, что два дня проведут в холодной пещере, правда, без света. Но дины и Сеня Белый прекрасно видели и в ультрафиолетовом излучении, и в инфракрасном, а Эльф видел ауру. Так что для них любая тьма была ясным денем. На всякий случай запаслись водой, едой, факелами, сожалея, что не родился еще тот человек, который вырвал бы горящее сердце и повел за собой, и при этом не умер. Несколько дней в пещере уже никому не казались ужасными, особенно после того, как в одном из ответвлений нашлась, наконец, глубокая шахта, в которую сбросили установку.

Путь до пещеры не занял и полтора часа. Светила полная луна, ночь была на удивление светлой. Но пока шли, внезапно налетел порывистый ветер, и в низине вдруг началась паника. А через полчаса небо от края до края разрезала молния, как будто дав какой-то условный сигнал. Все живое вдруг зашевелилось, карабкаясь по склонам вверх, или быстро переплывая реку и скрываясь в джунглях, которые полегли под ветром, как высокая трава.

– Однако, шторм начинается, – тревожно заметил кто-то. Все сразу заторопились.

– Если начнется дождь, нас смоет вниз, нам тут даже спрятаться негде.

– А мы почти пришли, – обрадовались впереди, посветив факелом остальным.

Прощались с уютной и такой родной долиной внизу со слезами на глазах. Здесь был Рай – и они оставляли его – надолго или нет, никто сказать не мог.

– Мы не были изгнаны, мы сами уходим, – пошутил Гоблин, ощутив необыкновенное чувство, когда свет молний, играя и пересекаясь, осветил ее и долго полыхал, словно давая им получше рассмотреть, то что твориться внизу.

– Смоет яйца, – заволновались дины, высматривая места кладки.

– Не, не смоет, – уверенно высказал мнение Эльф, внезапно рассмотрев долину по-своему. – До них волнам не добраться, а для потоков приготовлены обходные пути. Они тут миллионы лет яйца откладывали, опыт нажит. Зато черепашки безопасно доберутся до моря. Они еще позавчера начинали выползать из песка, а сегодня весь день на них идет охота.

– Вот она, расплата за невинную кровь, – высказался кто-то из женщин.

– Ну чего стоим-то? – одумался Яма Муди. – Вперед!

– Вы знаете, в пещерах вообще-то опасно, – вспомнила Ядвига, повернувшись ко входу лицом.

– Если здесь был берег моря, то сама пещера образовалась рекой, которая хорошенько промыла ее, – успокоили всех дины. – Где-то там лежит материк, который поднимал эти горы, а потом разошелся с этой плитой. Пещера была рекой в разломе, а после сверху ее накрыло лавой. Потолки ее из массивного гранита, а под ногами песок и галька. Там, на той стороне все еще болото, а раньше было огромное озеро, из которого вода текла сюда.

– А куда же девалась река? – полюбопытствовали зелененькие.

– Да кто ж ее знает! – рассмеялся дин. – Пробила себе новое русло.

– Будем рисовать карты, разберемся, – пожал плечами Мальв.

Свое имя-кличку Мальв получил сокращенно от «Мальвина». Длинные голубовато-белые волосы с синими прядями и голубая кожа рассматривались в качестве основного признака. С темноволосой и златокожей Златой, как это ни странно, одного с ним вида, они были полными противоположностями не только во внешности, но и в характерах. Златка всегда деятельная, остроумная, заводила в женском коллективе, а Мальв сам по себе, вел созерцательный образ жизни, подолгу бывая в одиночестве. Сначала, когда его замечали сидящим на самой высокой скале, пытались растормошить и привлечь к общественным работам, но спустя время, после того как он не изменил себе, от него отступились, предоставив самому себе. Пожалуй, даже, как Гоблина Яшу, перестали замечать. Но когда установилась жара, он, наконец, слез со своей скалы, оказавшись обычным нормальным парнем, внезапно проявляя интерес и к земному, иногда напоминая всем, словно бы упрекая, что за всеми делами забыл, когда в последний раз медитировал. И раздражался, если внезапно появлялась возможность посидеть на старом месте, а к нему уже привыкли и опять проявляли внимание.

Однажды Златку принародно спросили, как она умудряется вести хозяйство, кормить мужа, забираясь к нему на скалу, и при этом всегда быть довольной и счастливой, на что она отвечала: «Я всегда могу с ним поговорить, мы же телепаты! А то, что он видит – вижу и я. Мы всегда позволяем мужчине обращаться к Богу, познавая его в сравнении и в наблюдениях, а когда он отвечает – я это чувствую, мы как бы оба прославились. Мы ж не женаты еще, он и торопится познать Закон. А в еде он неприхотливый, – махнула она. – Что приготовлю, то и ест».

Пересчитались, на всякий случай, страхуясь веревками. Насчитали четырнадцать человеческо-гуманоидных пар, пять пар динов и трое – вечный соблазн для женского пола и украшение для мужчин. Особенно Гоблин, которого каждый видел, как хотел.

Многие уже зевали, пытаясь договориться и остаться на ночь, чтобы выдвинуться в поход с утра.

Макс и дины оказались непреклонными.

– Вы целый день спали! – разошелся Макс не на шутку.

– А если зима наступит раньше, чем мы вернемся? – не сбрасывая со счетов непостоянство климата, грозно прицыкнули дины.

– Если мы так будем пререкаться, и за год не доберемся, – поддержал Макса и динов Кирилл. – Нам надо туда, а потом еще обратно, и не с пустыми руками, нагруженные пойдем. Так что, каждый день на счету.

– Вы хоть дорогу-то помните? – поинтересовался Болид у Ма5кса и Кирилла. – А то у вас память, как темная ночь, не разбудить.

– У нас карта есть, нам только до того района добраться, – обнадежил всех Макс.

– Ну, тогда, чего мы ждем? – ввернул кто-то, первым скрывшись в темноте.

Путь до города занял, занял два месяца. Могли бы быстрее, но на крутом склоне вдруг обвалилась земля, и половина группы, в основном дины, скатилась вниз на острые скалы. Все остались живы, но раненых было много. Пришлось задержаться на неделю. Зеленые не отходили от больных, растрачивая свою зелень, которая, оказывается, приводила в чувство и динов. Впрочем, их раны и так затягивались быстро. На второй день никто из больных уже не заговаривал о смерти и не прощался с жизнью, и даже шутили.

Дальше двигались осторожно, предпочитая не рисковать.

Дины были правы, все те животные, которые ушли из долины, по неведомым тропам перебрались на эту сторону гор. Леса кишели зверьем, объедающем молодые побеги здешней растительности, прореживая джунгли, и обжиравшимся друг другом. Здесь было прохладнее, чем в чаше. Жарко, но дул ветер, прогоняя жару. И все же многие деревья сбросили листья, а трава пожухла.

– Значит, где-то там дальше горы заканчиваются, не по пещере же они мигрировали, – сделал предположение Кирилл, наблюдая за животными. – И тянется горная гряда бог знает на сколько километров. Наша долина не вместила бы и сотую долю всех этих парнокопытных и хищников. В прошлый раз их было в десять раз меньше.

– Надо полагать, – согласились с ним.

– Если горы поднимались плитой, то они могут иметь протяженность, как у нас в Перу. Надо бы организовать экспедицию, – предложил Никола.

– Для начала изобретем бумагу, карандаши и ручки, потом приручим животных, на которых можно летать и ездить, вот после и организуем экспедицию, – наотрез отказалось большинство.

Многие зверели оттого, что ноги были стерты в кровь. Грымз, Горгуль, Гром, Болид и Сеня Белый вообще шли босиком, поделившись обувью с теми, кто босиком не мог. Про обувь как-то не подумали. Лапти, сплетенные неумело, уже на следующий день приходили в негодность. И когда, наконец, вдруг открылся холм и столбы в виде вышек, Машка вскрикнула, показывая вперед себя пальцем.

– Мы пришли! Мы пришли! – женская часть начала визжать и бросилась обниматься, испытав невероятный подъем.

Мужская часть молча топала вперед, посматривая на женскую свысока и снисходительно, но и она прибавила шаг, предвкушая еду, безопасную постель, и все то, о чем рассказывали Кирилл, Макс и Маша.

Но сам город поразил воображение даже динов, когда открылся взору. Огромные дома, со множеством колонн и статуй, утопая в цветах и зелени, встретили их не просто тишиной, а смехом и радостью открытых улиц и гуляющих по нему людей и инопланетян.

– Мне что, сниться? Ущипните меня за ухо? – эхом прозвучал голос Кирилла, который разевал рот так же, как остальные.

– Стойте, мы же спим и видим сон… Макс, ты же говорил, он мертв…

– Я не знал, я, правда, не знал, что тут… Мы где, в прошлом, или в будущем?

– Ой, Кирилл, там наша дверь… – Машка ткнула в зеркала, установленные в ряд перед городом.

До зеркал бежали почти бегом, остановившись напротив дверей, в радостно-возбужденном состоянии.

– Над нами издевались? Или мы сами лоханулись? – уставился на зеркала Макс, пытаясь сообразить, чтобы это все значило.

– Пока не проглочу хоть одного гада из центра, не поверю, – взревели один из динов, топтавшиеся на месте.

– Может, кого-то оставим сторожить зеркала? – на всякий случай подсказал Рум. – А то унесут, как в прошлый раз.

– Ну, еще не хватало, чтобы мы тут потерялись! – тряхнув головой, не иначе, все еще считая город наваждением, проговорила Лейла, отпуская руку Румины.

– А мы их с собой прихватим, – предложила Горгуля. – Пусть только попробуют! Ребята, берите мое, оно выходит в такую комнату, в которой таких зеркал тысячи три…

– И наше… И наше… – прозвучало с нескольких мест.

– Может, это такая прикоюха, типа, выживем-не-выживем? – раздражаясь, чего с ним уже давно не было, рассвирепел Макс.

– Да ладно, брось! – остановили его, испытывая те же чувства. – Не плохо же провели время.

– А меня сразу в армию заберут, когда я домой вернусь, – вспомнил Кирилл, упав духом. – Зря поверил коту. Если увижу, я ему уши надеру и хвост оторву, а лучше кастрирую!

– Нет, надо разобраться, что у меня дома, в конце концов, произошло, – вдруг словно бы очнулся Ян. – Я им кто? Меня чуть из квартиры не выписали, похоронить собирались.

– Нам зла на них держать не стоит, – остановила его Ядвига. – Ян, это мое лучшее время и с тобой, и со всеми вами. Ребята, я вас никогда не забуду!

Ядвига вдруг зарыдала, по щекам ее потекли слезы.

– Да мы все не забудем! – Яма Муди, обнимая Орели, достал из ее кармана носовой платок, подавая Ядвиге. – Ну, скоро вы там? – бросил он динам, которые под чутким руководством Златы пытались вынуть из земли зеркало.

– Не выходит, – пожаловался один из динов, оставшийся в стороне. – Крепко сидит. Боимся, сломаем.

– Да бросьте вы его, – рассмеялся Никола. – Ну, уберут, будем жить дальше. Надо же, я завтра собирался тут как следует поживиться.

– Мы все собирались, – угрюмо произнес пришибленный многолюдностью города Болид. – Ну а вы, зелень, чего молчите?

Четверо зелененьких пожали плечами, продолжая рассматривать город.

– Там флаг Семиречинской академии… – один из них ткнул в тот самый дворец, до которого Кирилла, Макса и Машку проводили Стражи и шаровые молнии.

– Ну что мы стоим-то, рты раззявили… Пошли, что ли? – перекосило Эльфа. – Я буду бесконечно рад, если вернусь домой, и не расстроюсь, если останусь тут. Я привык!

– А я вот смотрел на вас на всех, и понимаю теперь, как высоко может лететь человек, даже если он не птица, – рассудил Мальв, подбирая свой рюкзак. – Можно рассуждать о Законе, а можно видеть его, чувствовать, как проникает во все сферы бытия.

– Да бросьте вы эту дверь! – пренебрежительно скривился Макс, заметив, что дины все еще пытаются вырвать зеркало из земли. – Нам ясно дали понять: вот вам дверь, а вот порог! Стыжусь ли я себя, когда в груди моей огонь горит отверстый? О нет, я в гневе нахожу мучителям мученья, которые воздвигну сам…

– Макс, на тебя вдохновение нашло? – рассмеялся Гоблин. – Не раздавит? Идите за мной, студенты! Я ваш куратор. Поздравляю, вы все зачислены в Семиречинскую академию. А те, которые не радовались и не печалились вместе с вами, вернулись домой много раньше.

– Гоблин, ты че, с дуба пал? – хохотнули в толпе.

– А я разве похож на обычное существо? – Гоблин вдруг изменился, и Кирилл узнал в нем профессора, который встретил их в зеркальной зале. А спустя какое-то время, когда пришел в себя, заметил, что и другие испытали те же чувства.

– Но зачем же вы… Какого…

– Ребята, девчата… У нас не простая академия. Мы оплот, мы надежда Творца, который обращается к нам, дает нам знания, испытывает нас. Мы представители своего народа, и зачастую именно мы решаем судьбы мира. Что же, вы совсем не понимаете, что многому научились за это время? Вы, движимые любопытством, исследовали целый мир! Познали языки многих народов, представителями которого являетесь, наладили взаимоотношения, проявляли чудеса храбрости, бросаясь на помощь друзьям. Решили множество задач, которые всегда могут встретиться на вашем пути – и каждый из вас выявил пробелы в своих знаниях. Конечно, мы могли бы читать вам лекции, но тогда любой из вас мучился бы сомнениями, размышляя не над живой практикой, а над мертвой теорией. Чужие миры таят много опасностей, вы всегда можете погибнуть. Не на страх должны опираться, а на мудрость. Я рад, что вы все будете учиться в моей группе. Я рад, что вы все избавились от сомнений и полюбили Семиречье, как свой дом. Да, здесь много миров, но все они похожи между собой, и для всех для них вы теперь Хранители. Многие его покинут, когда закончится обучение – но вы понесете Семиречье в своем сердце.

– Мы, право слово…

Никто не пошевелился, рассматривая Гоблина в образе профессора во все глаза.

– Я, разумеется, преподнес вам сюрприз? – с ехидцей поинтересовался он.

– А как же скелеты? Столбы эти…

Кирилл мгновенно вспомнил те моменты, когда Гоблин вдруг надолго исчезал, но никто про него не вспоминал и не искал. А когда появлялся, обязательно случалось что-то такое, отчего и жизнь становилась интереснее, и место в пространстве начинал занимать. Насторожился он лишь единожды, когда тот, в один миг, успел вытащить пятерых ребят, когда те провалились в пропасть, переместившись к месту трагедии бог знает откуда. Как он это сделал, не понял никто, а сам он объяснить не смог.

– Ну! – развел куратор руками. – Это самое простое, что мы могли для вас сделать. Страшная правда, которая на многих планетах единственное, что вы найдете. Таких миров, как Земля, множество. Люди, отказываясь от Закона, не могут подойти к концу иначе. И только вы можете дать им свободу, когда они будут к ней готовы.

– Но как же…

– Нельзя сделать народ свободным через насилие.

– И… А…

– А теперь мне нужно уйти, а вы проследуйте в тот дом, – махнул он рукой, указав на здание, гордо возвышавшееся на одной из террас. – Занимайте комнаты, какие пожелаете. Это ваш дом на ближайшие десять лет. И вот еще что, – Гоблин – теперь уже снова Гоблин, рассмеялся, – не забудьте предохраняться. До третьего курса ни-ни! Мы располагаем детским садом, но кормящая мать должна быть рядом, а нам предстоит еще многое повидать. Впереди у вас весенние каникулы, которые вы пропустили, далее полтора месяца экзамены, месяц летней практики и два месяца летних каникул. Те, кто живет далеко, могут продолжить обучение, сдавая экзамены досрочно, чтобы успеть добраться до дому и вернуться, когда начнутся каникулы. На будущий год мы познакомимся еще ближе с вашей историей, а после займемся экономикой.