Дьявол и Город Крови: Там избы ждут на курьих ножках

Манька не горевала по мертвым людям, и когда мучение закончилось, испытала невероятное облегчение. Избы гордо вышагивали следом, куда бы она не шла, будто боялись потерять ее из вида, но как бы она не пыталась проехать в них, избы ни в какую не желали становиться транспортными средствами.

К превеликой радости, как только последний труп был похоронен, закончился первый железный каравай, и, наконец-то, подошвы железной обуви обносилась так, что стала видна ступня, а посох стал таким коротким, что не доставал не только до земли, но и до колена. Она переобулась в новое, завязала старые башмаки и остаток посоха в узелок, и собралась уже избавиться от него, но Дьявол ее остановил, заявив, что так можно и от целого башмака избавиться, и если она не хочет, чтобы оно снова оказалось на ней, то должна сносить и изглодать его полностью. Перемолол оставшееся железо в порошок, как железо разбойников, и примял к следующему караваю, который сразу увеличился на четверть.

Манька не обрадовалась, но все же Дьяволу была благодарна. Порошок не ломал зубы, и елся легко, но после страшно болел живот. Опилки втыкались во все внутренности, всасываясь в организм острыми иглами. Зато укатанный в каравай порошок рыхлил остальное железо и после по краям кусался крупными крошками.

Наконец, обновленная и отдохнувшая, выспавшись вволю, Манька отправилась перебирать старухины пожитки. В сундуках было много чего интересного. Прожила старуха жизнь долгую, и насобирала бессчетное множество вещей, которые в наше время ни за какие деньги не купишь. Были там красивые сервизы с царскими вензелями, золотые и серебряные украшения, ковры ручной работы, и ткани, и красивая сабля в золотых ножнах, украшенная драгоценными каменьями, которую Манька заприметила сразу и положила сверху, чтобы полюбоваться ею, когда освободится, и многие другие вещи, назначение которых не понимала. А еще больше вещей в ее руках рассыпалась прахом, поеденное молью, проржавевшее насквозь и просто за ветхостью.

– Надо, Манька, тебе такую? – простодушно поинтересовался Дьявол, когда она открыла сундук и первым делом начала рассматривать саблю.

– Красивая, – кивнула Манька, поглаживая ее. Даже взгляд от такой красоты было трудно отвести. – Хороша, наверно, в деле, – размечталась она, махнув ею перед собой. Это, поди, не посохом махать. Такой Дьявола можно и ранить.

– Мань, – обратился к ней Дьявол таким тоном, который Маньке сразу не понравился, но в последнее время он часто раздражался, когда натыкался на могилу или возвращался неизвестно из каких краев. – Возьми-ка ты эту сабельку да подойди к дереву, – предложил он. – Представь, что дерево – это ты сама, то есть не ты, а Манька, и воткни в него сабельку…

В простодушии своем Манька так и сделала. Хотелось проверить ее на остроту и прочность. Сабля вошла в дерево, как нож в подтаявшее масло, по самую рукоять, и она вскрикнула, схватившись за горло, рухнув на землю от внезапно сдавившей ее боли.

– Помоги! – прохрипела она, катаясь по земле ужом, не в силах больше вымолвить ни слова. Глаза застил туман, крупные, как градины слезы покатились из глаз.

Смех Дьявола был унизительным: не собиралась она ничего присвоить, посмотреть только, первый раз держала в руках такую ценную вещь, и впервые видела вблизи драгоценные каменья, о которых только слышала, но сейчас она даже обидеться на него не могла. Сабля, воткнутая в дерево, оказалась обычным железом, и ржавая, но крепкая.

Дьявол лишь руками развел:

– Нужная вещь тогда нужная, когда знаешь, для чего она нужная!

Если бы он еще слезу выдавил, она бы не удивилась. Роняя горькие крупные слезы, Манька пересилила боль, поднялась на ноги, схватилась за эфес и потянула на себя. Но сабля застряла прочно, и когда дергала ее, боль внутри нее зашевелилась и начала пульсировать, пробивая токами все ее тело.

Ей стало страшно.

Наконец, Дьявол сжалился, подошел, похлопал саблю.

– То, что хорошо для нечисти, для человека – смерть. Утром за здравие, вечером за упокой. Алчность – худший грех, именно он заставляет людей бежать за вампиром, да только око видит, а зуб неймет. Не для того вампир становится вампиром, чтобы и человек жил так же.

– Откуда мне знать, какой от нее вред? – выдохнула Манька, оправдываясь.

– Тогда, может быть, привяжешь камень на шею и прыгнешь в реку, а я помогу руки связать для чистоты эксперимента? – предложил Дьявол. – Посмотрим, будут ли от этого какой-то вред! Впрочем, есть места, откуда прыгнуть никому бы не помешало! Ладно, что с тебя взять… – вдоволь насладившись Манькиным раскаянием в алчности, сжалился он. —Обороти дерево в Помазанницу, делов-то!

Манька сосредоточилась, представив вместо дерева Помазанницу, схватилась за эфес и потянула на себя. Сабля вышла легко – вылетела, да так, что она не удержалась, свалилась на спину и кубарем прокатилась по земле.

Боль сразу же прошла, будто ее не было.

– Надо уничтожить эту саблю! – брезгливо предложила она, понимая, что этой саблей только человека можно убить. Слава Богу, что Баба Яга не надоумилась ее использовать…

– Надо, – согласился Дьявол. – Но не убьется она просто так, не простая это сабелька!

– Такую даже в землю нельзя зарыть, вдруг ее откопают, – с сомнением произнесла она.

Дьявол помахал саблей в воздухе, но и так Манька чувствовала в себе ее вибрацию.

– Мозги подключи, – Дьявол, вдруг стал серьезным. – Встретится тебе нечисть, я буду на ее стороне, и нет у меня для тебя другого, а только такая боль, которую показал народу Корееву.

Манька обиделась, почувствовав, как игла снова вошла в сердце. Помазанница у Дьявола продолжала оставаться в фаворе, как будто не похоронила она только что сотни невинных жертв его любимой нечисти. Ее благородный поступок открыть двери к сердцу Дьявола не мог – не было у него сердца.

Она задумалась, разглядывая саблю. Сабля казалась тяжелой, давила руку.

Под золото, но железная. Съесть ее, что ли?

И сразу же отказалась от затеи – сабля к ней не приставала, не шла за нею. И оставить такую штуку нельзя: прячь, не прячь, рано или поздно кто-нибудь найдет, а убивать ею можно на расстоянии. Древние вампиры следили за каждым шагом, и, возможно, уже летит весть к Помазаннице, что она легко убивается саблей, доложив, где она спрятана, а она даже всех свойств ее не знала.

«Ну и дела!» – подумала Манька, почти с ненавистью. Добытая из дерева сабля снова выглядела такой, будто сделана из чистого золота. Блестела в руке, а камни, украшающее эфес и ножны, слепили глаза. Попади она в руки человеку, рука бы у него не поднялась уничтожить такую красоту, и пошел бы к нечисти выменять на нужные ему вещи, еду, одежду – вот и вернулась бы сабля к нечисти, а он бы и до порога не дошел, потеряв все, на что ее обменял.

Значит, легко ее было привести в негодность…

Перво-наперво, полила ее живой водой. Эксперимент удался. Золото сошло, сабля стала железной, ржавой. Посыпала землей, и сразу заметила, что земля железо разъедает. Железная пыль стала грязью, отлетая коростами. Внутри сабли осталась тонкая игла, доходившая до конца лезвия.

– Это драконий шип, – объяснил Дьявол. – Он у него на шее растет. Дракон – ни рыба, ни мясо, а заколдованный им человек становится ему в пищу. Когда шип направлен на человека, древние вампиры захватывают тело – человек становится одержимым и уже не способен себя контролировать. Но с тобой они не справились, – похвалил он.

– Поэтому люди дракона приветствовали, а не помнят?

Дьявол кивнул.

Манька сунула шип в неугасимый огонь. С минуту ничего не происходило, и вдруг шип начал плавиться, истаивая, золотыми бусинками. Гордая, она повернулась к Дьяволу, но он неопределенно пожал плечами и хмыкнул, вернувшись к сундукам. Похвалы от Дьявола можно было не ждать. Она уже сомневалась, что он вообще способен опуститься до человека и радоваться его радостям. В масштабах вселенной ее радость у Дьявола ни в одном глазу не отразилась. Поменяй она орбиты, он и то вряд ли заметит.

Ну и не надо! Манька поплелась за Дьяволом. Но скрыть радости не могла. Это было ликование во славу себя, так что Дьявол вроде как бы ни при чем. Она с сожалением подумала, что радоваться о себе самой тоже неплохо, но с кем-то – все же приятнее.

Среди вещей Бабы Яги нашлось много диковинных вещей, были тут и тарелка-шпион, и шапка разведчика, и скатерть сытого врага, и много еще чего, но испытывать их действие на себе Манька не рискнула. Дьявол посоветовал прежде испытать культурное наследие нечистой силы живой водой, огнем неугасимого дерева и землей, особенно то, которое казалось соблазнительным. А еще заметил, что диковинки тем опаснее, чем меньше она знает их назначение. Жизнь у старухи была не только долгая, но и поганая, и, отнимая жизни, она совершенствовала свое мастерство, собирая вещицы, которые помогали ей справиться с человеком. Но лучше разобраться, ведь не только вражеские изобретения старуха копила, но прятала от людей достояние человеческое: живую воду, которая для нечисти смерть, а для нее оказалась лекарственным средством от всех хворей, или те же неугасимые поленья. Наверное, и среди вещей были такие, которые человек придумывал с любовью.

Манька с доводами Дьявола сразу же согласилась, и над каждой вещью долго ломала голову, пытаясь разобраться.

– От скатерти один соблазн… Вот иду я, – рассудила она, – и жую железные караваи, и обрела землю, обрела тебя, Дьявол. А была бы у меня скатерть-самобранка, окружали бы меня люди жадные и до чужого завистливые. Интересно, а откуда на скатерти еда берется? – не желая с ней расставаться, поинтересовалась она у Дьявола.

– Если в одном месте не убудет, в другом не прибудет! – ответил он уверенно. – Мало разве людей еду готовят? Ворует! Скатерть в сундуке лежала, не в ходу была у Бабы Яги, а Баба Яга не дура. Если бы с нее пить-есть можно было, неужто бы не пила и не ела? А если к врагам попадет, враз нагонят, перекусывая на ходу. Это нечисти все с неба падает, а для человека только сыр в мышеловке бывает бесплатным. У тебя еще два железных каравая не съедены.

– А какой подвох? – не унималась Манька, встряхнув скатерть и расстелив на земле. И сразу наполнилась скатерть-самобранка богатой снедью, и вином, и заморскими фруктами.

– Смотри: кубки дорогие, вся посуда злато-серебро, на каждом кубке корона царская, икорка красная и черная, осетрина и поросенок в сметане с яблоками… Богатого человека обидела или вампира разорила? Склоняюсь к первому, но не исключаю второе. Первое, таких царей, чтобы человеком был, уже нет, тогда скатерть во временном пространстве шутки шутит, и получается: прахом она тебя кормит! – Дьявол встряхнул скатерть, и еда исчезла. – Думаешь, в животе у тебя кроме земли что-то останется, если еда нарисованная или в прошлом стыренная? Это вампиру прах съедобен, а у человека силу отнимет. Если второе, то вампиры могут и яду подсыпать. На чужой каравай роток не разевай.

– Сам бы поел с нее и понял, как она работает, – возмутилась Манька.

– Это ты к чему? Травиться мне предлагаешь или Богу Нечисти с руки нечисти вкусить? Как мне ее потом судить? – поперхнулся Дьявол, оскорбленный ее предложением до глубины сознания.

– Понять! – уперлась Манька, свернув скатерть. – Может, я хорошую вещь изведу, а потом раскаиваться придется! Сам же потом варваром назовешь!

– Всегда будешь! – уверенно ответил Дьявол. – Где ты еще такую найдешь? Каждый раз, как железный каравай в руки возьмешь, будешь жалеть о ней. А найдет на тебя чирей, не спрашивай потом, откуда взялся! Полено и вода нерукотворные, а скатерть – рукотворная, и еду свою с чужого стола берет! Откуда знать, кто этот стол готовит?

Манька тяжело вздохнула и поняла, не было у нее скатерти и не будет. Расстелила ее над костром, и сразу заметила, как со скатерти сошла краска, а сгорела она не сразу, сначала расплавившись, как драконий шип.

– Вот видишь! – пристыдил Дьявол. – Скатерть из драконьей шерсти соткана! С нее только вампиру есть или оборотню, а человек внутренности лишится!

– Резонно! – согласилась она, помирившись с Дьяволом.

В огонь отправились сапоги-скороходы из драконьей кожи. У врага ноги и без того были скорые – но предсказуемо, а в сапогах уже непредсказуемо. Блюдечко с голубой каемочкой, по которому катилось золотое наливное яблочко, и все царство-государство как на ладони просматривалось.

Все, да не все!

Блюдечко ни в какую не пожелало показать Благодетельницу и ее дворец. Не блюдечко, а настоящий шпионский жучок избирательной направленности. Не желало оно признавать существование вампиров, в упор их не видело, а ее сразу срисовало, да еще такой жуткой уродиной. Накаливание блюдечка над огнем выявило, что сделано оно было из когтя дракона. Сначала разошлось на три отполированные части, ровно подогнанные друг к другу, и только потом расплавились. И шапка-невидимка, наверное, тоже была сделана из драконьей кожи и шерсти. Враг мог стоять за спиной, а она бы не увидела, а к нечисти, по мнению Дьявола, с такой лучше не соваться, нюх у оборотней, которые вампиров охраняли, почти как у волка, шапкой-невидимкой их не проведешь. Отправила Манька в землю часы, которые могли на один час в радиусе километра обездвижить всякое живое существо из крови и плоти. Так и прятаться не надо: пришли, забили насмерть и ушли. Вампиры так и делали: обездвиживали и пили кровь, а после человек ничего не мог вспомнить.

Манька вдруг поняла, что именно часами остановили время, когда она потеряла сознание. Очнулась, времени вроде мало прошло, думала обед, а пришла домой – ахнула, давно уж вечер поздний!

И невиданной красоты диадема, украшенная всякими камнями самоцветными. Эта вещица оказалась опаснее меча и прочих безделиц. Манька видела, что у некоторых покойников ровненько срезана черепная коробка. Стоило взять диадему в руку, хирургический инструмент сразу начал вибрировать, из основания выступили острые зубцы, и он все пытался поворотиться вокруг оси. Он на раз вскрывал человеку прикрытое костью серое и белое вещество, где хранилась полезная и не очень информация.

Обручальные перстень с печатью льва и кольцо поменьше на внутренней стороне с шипами. Кольца Маньке показались удивительно знакомыми, будто она носила такое. Палец вдруг отозвался болью. Манька попыталась вспомнить, но на ум ничего не пришло, и все же она на всякий случай взяла это на заметку.

Абсолютно бесполезное для нее зеркальце, которое твердило замученным голосом, что нет на свете красивее и желаннее девушки по имени мечта, и что живет та девушка в высоком тереме в палатах белокаменных.

Манька сразу поняла, что это не о ней. «На кой черт такое зеркало, в которое не посмотреться?!» – подумала она, кидая его в костер.

И вдруг зеркало стало ругаться мужским голосом, открывая в ней кучу мерзости из неблаговидных поступков. И пока не сгорело, она стояла на вытяжку, руки по швам, хлопала глазами, слушая о себе правду. Расслабиться она смогла, только когда зеркало треснуло сразу в нескольких местах и тоже начало плавиться, оставив вместо себя много черного пепла, который еще долго чадил и летал над поляной.

В огонь отправился ковер-самолет. Он стоял в углу на чердаке, перевязанный подарочной перевязью. Был у этого ковра порядковый номер и опознавательный знак, с управлением пилот-автомат.

Когда очередь дошла до трех других ковров, вышитых шелковыми и шерстяными нитками, местами изъеденных молью, с которых краска почти сошла, серых и с кровью, Дьявол неожиданно вмешался, заметив на одном ковре интересные похождения некой девушки, обутой в железные башмаки и с котомкой за спиной.

– Не находишь сходства? – он расстелил ковры на земле.

Маньку сравнение не растрогало, и она напомнила Дьяволу, что ничто на земле не вечно, и отмыть их уже, наверное, никто не сможет. И ткнула в место на ковре, где девушка кланяется старухе-горбунье, которая подает ей то самое блюдечко, гребень, и какой-то клубок.

– Я упустила свой шанс, ни Бабы Яги нет, ни зеркальца, ни блюдечка… – она залезла в сундук, вытаскивая ворох вещей. – Где этот гребень?.. А, вот он! – вытащила она вещицу из белой кости с тремя бриллиантами и одним изумрудом. – Думаешь, вампир Благодетельницу на меня поменяет, если я его на этот гребень выменяю? Тут еще веретено есть, украшенное не хуже сабли… – она потрогала острый конец и отдернула руку, когда веретено дрогнуло, пытаясь ее уколоть. – Не думаю, что найдется принц, чтобы меня в этом лесу разбудить! Разве что Благодетельница соблазнится всеми этими побрякушками.

– Зачем ей соблазняться, они и так ей принадлежат, – засмеялся Дьявол. – Баба Яга ее мать, и все, что у Бабы Яги – ее наследство. Вот уж я посмеюсь, когда она предъявит тебе счет за порчу ее имущества!

Манька закусила губу. Получалось, что она опять разоряла Благодетельницу. Волосы встали дыбом. По какому-то роковому стечению обстоятельств, чтобы она ни делала, все во вред той, к которой с мирными намерениями шла.

Заметив ее бледность, Дьявол рассмеялся.

– Я тебе удивляюсь! Ты бедствуешь в ее поисках, и перепугалась насмерть, когда представился шанс поворотить обстоятельства, чтобы она тебя искала. А тебя не удивляет, что Баба Яга хранила столько всего, о чем люди только в сказках слыхали? Истории обычно умалчивают, о чем могла бы поведать сама Баба Яга. Как она до такой жизни докатилась, как людоедом стала.

– Удивляет, но Бабы Яги нет.

– Попробуй по коврам разобрать, что там на них напечатано. Вдруг это одна из тех историй? Никогда нельзя упускать шанс заглянуть в рукопись, если она попала в твои руки. Учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий пророк, до смерти напугавший всех Благодетелей. Ну, хотя бы для того, чтобы не повторить судьбу Бабы Яги. Ведь как-то она докатилась до такой жизни.

– Ладно, уговорил, – нехотя согласилась Манька.

Облив ковры пенной водой, долго шоркала щеткой, пока рисунки не стали читабельными. И увидела, что на каждом ковре была рассказана история.

Первую историю она знала, вот только «жили долго и счастливо», несомненно, к истории приложил народ. Девушка встретила старуху-горбунью, низко ей поклонилась, и дала та девушке блюдечко с голубой каемочкой, гребешок, цены немалой, зеркальце, клубок перед нею бросила. И пришла девушка во дворец, и положила глаз на доброго молодца, который в первой части полетел от нее израненный, обронив по дороге перо. Но он ее или не узнал, или видеть не пожелал, а только посмотрел холодным взглядом и выставил из дворца, потому что все, что у него было, принадлежало Благодетельнице: расставаться с материальным благополучием в его планы явно не входило. На этом история первого ковра закончилась.

На втором ковре та же девушка идет по белому свету, роняя слезы, а вокруг всякая нечисть увивается и козни ей строит. И приходит она в место, где горит неугасимое полено, избы вокруг колодца ходят, еще Дракон, прикованный к столбу железному – маленький, голодный и злой. И заключают они с той девушкой договор: он помогает ей убить Благодетельницу и ее благоверного, а она за это избавляет его от соседства с поленьями и в колодец плюнет, чтобы Дракон мог воды испить и силушку себе вернуть. Девушка с радостью соглашается: плюет в колодец и прячет полено в печи одной из изб.

– Наверное, это было там, где я колодец вернула в естественное состояние, – предположила Манька. – Только там народ часто бывает, поэтому она в другое место перебралась. Мне другое интересно, почему Дракон оказался изгоем? Разве он не должен Благодетельницу охранять?

– Ну, бывает такое, что вампир на вампира поднимается, здоровая конкуренция – двигатель прогресса. И тот побеждает, чьи драконы сильнее.

На третьем ковре вдруг снова появляется добрый молодец, не забытый героиней ковровой трагедии, чтобы упросить ее уговорить дракона послужить ему и Благодетельнице, которая в это время наблюдает за избушкой на курьих ножках со своею свитой из кустов. Но девушка оказывается не так проста: раздевает она добра-молодца, прикладывает к его сердцу крест, а потом еще для надежности протыкает осиновым колом, выносит мертвое его тело и бросает под ноги Благодетельнице, которой ничего не остается, как с этим телом убраться восвояси. А на последнем рисунке, в углу, эта же девушка ткет ковер, роняя горькие слезы.

– Это баба Яга о себе поплакалась? – разочарованно выдавила Манька.

– Теперь ты знаешь, откуда взялся огонь неугасимый и избы на курьих ногах.

– Не знаю, – не согласилась она. – То есть знаю только, откуда Баба Яга узнала про вампиров и железо, но откуда взялось полено и изба? И дракон вызывает много вопросов. Что за зверь такой, что все части тела ядовиты и против человека настроены?

– Ну, тогда еще много об этом было литературных произведений. Посидела, подумала и решила, что лучше вампиром стать, но душу-то сгубила и не вернешь уже, чтобы сгубить, как положено. И стала она по белу свету собирать разные безделицы и налаживать контакты с нужными Благодетелями…

– Да уж, в народной памяти Баба Яга именно такой персонаж – и хороший, и плохой. Половина говорит одно, половина другое. Не буду портить ей репутацию, – решила Манька, свернула все три ковра и бросила их в огонь.

– На тебя добра не напасешься! – проворчал Дьявол. – Откуда добру взяться, если у тебя копеечка к копеечке не прикладывается?! Не было бы вампира, так и произведений искусства не осталось бы. Взять икону Йесиной Матушки. Столько лет хранят ее в подземелье, за пуленепробиваемым стеклом, при температуре и влажности, которая даже от дыхания кодируется, а попади она в твои руки, пропал бы шедевр!

– Эта та икона, на которую все помолились и Золотой Орден повернул вспять?

– Она самая…

– Странная история… Почему же в другое время вороги иконы не пугались? От крепостнического рабства икона не бунтовала, и против греха оказалась бессильна.

Дьявол рассмеялся.

– Это сейчас принято думать, что Золотой Орден славил Пророка, но тогда его мало кто знал. На что Ордену нести просвещение, если просвещение уже состоялось? Коленопреклоненный народ, признавший Спасителя Йесю, был явным тому доказательством. И как вампиру не чтить икону, которая вывела его в люди?

– Меня эти ковры в люди не выводят, – отрезала Манька, бросая ковры в огонь.

Ступу с метлой избы прежде в щепу разбили сами, по очереди на ней потоптавшись. Но ящик с инструментами, которые враз сделали Маньке скамейку и стол, и новую кровать, и всякие кухонные шкафчики, да так умело, будто лучшие мастера трудились, отправить в костер не дали. И как увидела она, что стоило избе квохнуть, инструмент сам собой уложил себя в ящик и полетел через чердачное оконце в избу, сразу догадалась, что набор «умелые руки» Бабе Яге не принадлежал, а прикладывался к избам.

После этого она начала еще и с избами советоваться. Подобрали избы ткацкий станок, и прялку, и кухонные принадлежности: поддоны для выпечки, ножи и чугунки, и глиняные горшки, и сами сундуки, украшенные такой же резьбой, как колодцы с живой водой. Никто инструменту и прочим умным вещам не обрадовался больше, чем она: в жизни могла больше не искать ни слесаря, ни плотника, ни прочий рабочий люд, который переводил ее материалы и путем сделать ничего не хотел. И вскоре все это ей очень пригодилось.

– А что с избушками делать? – спросила она, когда со всем разобрались.

Она оглянулась и заметила, что избы встряхнулись, поднялись на ноги и тоже засобирались. И тут была ее земля. Ветви неугасимых поленьев пустили корни, обогрели землю, но как-то по-осеннему, нерадостно, пятнами, не трогая могилы.

– До Неизведанных Гор, может, и проводят, так нам же веселей, – ответил Дьявол. – Избушки от Бабы Яги независимые были, плененные просто, так что ты для них избавительница от тяжкого рабства. А в лесу они не пропадут, они тут все стежки-дорожки знают, как свои куриные три пальца. Они к полену привязаны, и теперь, когда поленья в земле проросли, избы одной ногой на моем поле пасутся, – Дьявол посмотрел в небо, которое было на удивление ясным. – Скоро полнолуние начнется, а мы еще из леса не вышли, – он с тревогой покачал головой. – Нам бы до гор добраться, там бы мы затерялись, а тут пропадем… – сразу после Нового года и пропадем!

– А что, полнолуние? – Манька беззаботно пожала плечами, но напряглась. Если Дьявол озаботился полнолунием, наверное, была причина, но как-то пережили то, которое только-только закончилось.

– Ты пока трупы хоронила, бегал тут оборотень, все чего-то вынюхивал. Думаешь, избам было интересно смотреть, как ты испражняешься? Это они тебя от опасного зверя прикрывали. Был тут недолго, ушел быстро. Зверем он за неделю до человеческого жилья доберется, и сразу сообщит, что Матушка Ее Величества не углядела за избами, украли их, с цепи спустили. Кинутся к Бабе Яге, а ее нет. И сразу подумают, что с нею что-то нехорошее приключилось. Отправят сюда отряды оборотней. Понятно, что с оружием, освобождать пленных, вертать назад украденное.