
Полная версия:
Ткачи пустоты. Книга 1: Искра в пепле
Он почувствовал это сначала по изменившимся взглядам. Завсегдатаи местного импровизированного рынка, который располагался в центре огромной, прогнившей цистерны и где он обычно обменивал свой улов на еду или воду, стали смотреть на него с плохо скрываемым любопытством, едкой завистью и даже легкой опаской. Те, кто раньше едва удостаивал его кивком или презрительным хмыканьем, теперь пытались завязать разговор, ненавязчиво выспрашивая подробности его последней «охоты». Кай отмалчивался, ссылаясь на усталость или отсутствие стоящих находок, но чувствовал, как кольцо внимания вокруг него сжимается, как натягивается невидимая, но осязаемая нить подозрения.
Осколок он теперь постоянно носил при себе, спрятав во внутренний карман куртки, так близко к сердцу, как только возможно. Он все еще слабо светился в темноте, а его пульсация стала глубже, настойчивее, особенно когда Кай был взволнован или напуган. Это было странное, двойственное чувство – Осколок одновременно и успокаивал его своим присутствием, давая необъяснимую уверенность, и был источником постоянной, грызущей тревоги. Он знал, что такая вещь, как магнит, привлечет нежелательное внимание. И не только со стороны обычных стервятников.
И оно не заставило себя ждать.
Первым сигналом, предвестником неизбежной бури, стало появление на его обычной «тропе» – извилистом маршруте среди мусорных гор, который он знал наизусть – нескольких мрачных, гротескно ассимилированных личностей, которых он раньше здесь не встречал. Они не подходили, не заговаривали, не выказывали открытой агрессии. Они просто наблюдали. Издалека. Их ассимиляции – грубые, боевые, с преобладанием зазубренного, плохо обработанного металла, гидравлических поршней и пугающих механических конечностей – не оставляли сомнений в их принадлежности. Это были «Вороны Стали». Охотники Клешни.
Кай похолодел. Холод растекся по его венам, пробирая до самых костей, несмотря на тепло Осколка. Он надеялся, что патруль, с которым он едва не столкнулся на прошлой неделе, не придал значения его присутствию или слишком боялся заходить глубоко в Мертвом Квартале. Но, видимо, слухи добрались до Клешни. Клешня был Ассимилянтом старой закалки, человеком-машиной, рожденным из жестокости и боли Ржавой Ямы. Его правая рука была заменена массивным силовым манипулятором – тремя огромными стальными «пальцами», способными дробить бетон и разрывать металл, словно мокрую тряпку. Он не терпел, когда кто-то утаивал от него добычу на его «территории». А сектор, где Кай нашел Осколок, Клешня определенно считал своим. Его личной жилой.
Напряжение нарастало с каждым часом, с каждым скрипом и вздохом Ямы. Кай старался не подавать виду, продолжая свои обычные вылазки за хламом, но теперь каждый шаг давался ему с трудом. Он постоянно оглядывался, его единственный живой глаз метался по сторонам, а красный имплант хаотично мигал, выдавая его внутреннюю дрожь. Он вздрагивал от любого резкого звука, любой тени, которая казалась слишком длинной или слишком быстрой. Шепот Железа, его верный помощник, его маяк в этом металлическом океане, теперь был приглушен тревогой и навязчивым гулом Осколка, который, казалось, реагировал на его страх, становясь горячее. Его чутье, обычно такое острое, стало притупленным, как затупленный нож.
Он пытался замести следы, менял маршруты, использовал старые, забытые тропы, которые вел только он. Но чувствовал, что петля затягивается, а удавка неумолимо сжимается вокруг его шеи. Однажды вечером, возвращаясь в свой контейнер, он обнаружил, что замок на его импровизированной двери – кусок проржавевшего листового металла, удерживаемого на старой петле – был сломан. Внутри все было перевернуто, перерыто, разбросано. К счастью, Осколок был при нем, всегда при нем. Кто-то явно искал «блестяшку», и этот кто-то был безмерно зол на то, что не нашел ее.
На следующую ночь он не смог уснуть. Каждый скрип, каждый шорох за пределами контейнера, каждый стон прогнившего металла заставлял его вскакивать. Он чувствовал себя загнанным зверем в ловушке. Идти к кому-то за помощью было бессмысленно. В Ржавой Яме каждый был сам за себя, каждый был частью чьей-то добычи. Рассказать о Осколке властям, если таковые вообще существовали за пределами власти банд и силовых групп, означало почти наверняка лишиться его и, возможно, самой жизни или свободы. Он был бы либо препарирован, либо продан.
Утром, когда рыжая пыль за окном едва начала светлеть, окрашивая горизонт в нездоровый багровый цвет, он принял решение. Единственное, что еще оставалось. Он решил бежать. Не из Ржавой Ямы – это было почти невозможно для одиночки без ресурсов, без шаттла, без поддержки. Но хотя бы из этого сектора, попытаться затеряться в дальних, самых заброшенных и опасных уголках свалки, где даже «Вороны» появлялись редко, где хаос был настолько велик, что они просто не рисковали.
Он собрал свои немногочисленные пожитки в старый вещмешок – пару заношенных сменных рубах, немного питательной пасты, универсальный мультитул. Проверил заряд аккумулятора для импланта – тот был почти на нуле, красная лампочка предупреждающе мигала, что добавляло беспокойства. Стиснул зубы. Крепко сжимая Осколок в кармане, чувствуя его пульсацию сквозь ткань, он осторожно выглянул наружу.
Туман из рыжей пыли был гуще обычного, почти осязаемым, как едкая, шершавая вода. Видимость – не более десяти метров. Это было ему на руку.
Он выбрался из контейнера и, пригибаясь, скользнул вдоль стены из прессованного мусора, которая тянулась до самого горизонта. Его целью был старый, полуразрушенный перерабатывающий завод на границе сектора – громадный, изувеченный остов из ржавого металла и растрескавшегося бетона. Там было множество ходов, узких проемов, обвалившихся уровней и скрытых укрытий. Если ему удастся добраться туда незамеченным, у него будет шанс оторваться от преследователей, затеряться, выиграть время.
Он двигался быстро и бесшумно, как тень, словно сам воздух помогал ему. Опыт выживания обострил его чувства до предела, сделав его хищником, а не жертвой. Его ассимиляции, несмотря на их старость, позволяли ему двигаться так, как не мог бы обычный человек. Но сегодня ему не везло. Фортуна, эта ветреная госпожа, отвернулась от него.
Когда до руин завода оставалось не более сотни метров – расстояние, которое в обычной ситуации он преодолел бы за несколько секунд, – он услышал их. Негромкий, но отчетливый лязг металла. Грубые, басовитые голоса. Они были близко. Слишком близко. Неожиданно близко.
Кай метнулся за угол огромного, проржавевшего генератора, который был похож на спящего металлического кита. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук отдается по всей Ржавой Яме, грозя выдать его. Он прислушался. Три, нет, четыре пары тяжелых, размеренных шагов приближались.
«Он где-то здесь, крысеныш, – прорычал знакомый бас, тот самый, что принадлежал Громиле. – Клешня сказал, живым или мертвым, но с блестяшкой. Я чувствую его вонь».
Кай понял, что загнан в угол. Отступать было некуда. За спиной – относительно открытое пространство, не дающее укрытий, а впереди – «Вороны». А он, Кай, всегда избегал прямых столкновений.
Он осторожно заглянул за угол генератора. Трое «Воронов» медленно приближались, сканируя взглядами каждый закоулок, каждый обломок мусора, куда мог бы спрятаться человек. Четвертый, самый массивный, стоял чуть поодаль, перекрывая последний возможный путь к отступлению. Это был сам Клешня. Его оптический сенсор, ярко-красный, как у Кая, но гораздо более новой, угрожающей модели, хищно поблескивал в утреннем тумане, словно голодный глаз чудовища. Силовой манипулятор на его правой руке ритмично сжимался и разжимался, издавая тихий, зловещий скрежет, предвещающий боль и разрушение.
Клешня заметил его почти сразу. Неудивительно – он обладал таким же чудовищным чутьем на добычу, как Кай на механизмы. Ухмылка, обнажившая ряд металлических, заостренных зубов, растянула его грубое, покрытое шрамами, стальное лицо.
«А вот и наша маленькая удачливая мышка, – пророкотал он, делая неторопливый шаг вперед. Его голос был низким и скрипучим, как несмазанный механизм, перемалывающий кости. – Говорят, ты нашел что-то интересное, Кай. Что-то, что по праву принадлежит мне. Моей территории. Нехорошо крысятничать, ой как нехорошо».
Кай почувствовал, как Осколок в кармане стал почти горячим, как раскаленный уголек. Страх сковал его, превращая в ледяную статую, но одновременно с ним поднималась и волна глухого, отчаянного гнева. Он не отдаст Осколок. Никогда.
«Я ничего у тебя не брал, Клешня, – голос Кая дрогнул, но он старался говорить твердо, стараясь не выдать внутреннего состояния. – Я нашел это на ничейной земле. А значит, оно мое».
Клешня расхохотался – сухой, трескучий смех, похожий на звук ломающегося железа. «Ничейная земля? В Ржавой Яме нет ничейной земли, мальчишка. Все, что блестит, принадлежит тем, кто сильнее. А сильнее меня здесь нет, – он ударил своей огромной клешней по земле, выбив фонтан пыли и осколков. – Так что будь умницей, отдай блестяшку, и, может быть, я просто сломаю тебе пару ребер для острастки, а не выпущу кишки и не сделаю из твоего кибернетического мусора новую подставку для ботинок».
Его подручные медленно расходились, сужая круг, окружая Кая. Пути к отступлению не было. Руины завода были так близко, но казались недостижимыми. Он был пойман.
Кай посмотрел на Клешню, на его огромную, стальную клешню, на хищные, искаженные ассимиляциями лица его головорезов. Он знал, что это конец. Для таких, как он, финал всегда был один – смерть в пыли, а его «хлам» расходился по Яме. Но отдавать Осколок… он не мог. Это было уже не просто любопытство или жадность. Это было что-то глубже. Что-то, что он должен был защитить. Чем-то, что стало частью его самого.
Он медленно, почти демонстративно, вытащил Осколок из кармана. Фиолетовый камень тускло, но ощутимо запульсировал в его руке, отбрасывая слабые, зловещие блики на их лица.
«Вот он, – сказал Кай, его голос внезапно обрел странную, нечеловеческую твердость, которую он сам не узнал. – Но вы его не получите».
Клешня перестал ухмыляться. Его красный сенсор сузился до тонкой щели, а мышцы его грубой, ассимилированной челюсти напряглись. Он почувствовал изменение в Кае.
«Очень глупо, мальчишка, – прошипел он, его голос был теперь не скрипучим, а змеиным, полным скрытой угрозы. – Очень. Глупо».
И он сделал еще один шаг вперед, его силовая клешня медленно раскрылась, готовая схватить. Готова раздавить.
Глава 4: Первая Искра
Клешня двинулся первым, его массивная фигура казалась несокрушимой глыбой потемневшего от ржавчины металла и грубой, переделанной плоти. Он шагнул вперед, поднимая свой ужасающий силовой манипулятор, который, казалось, мог поглотить Кая целиком. Его подручные, как стая голодных, чующих запах крови шакалов, последовал за ним, сужая кольцо вокруг загнанного в угол парня. Воздух в тесном проходе старого завода наполнился их тяжелым, механическим дыханием, запахом проржавевшего железа и синтетического масла, исходящим от их грубых, но эффективных ассимиляций.
Кай инстинктивно отступил на шаг, его спина с глухим стуком уперлась в холодную, шершавую стену из потрескавшегося бетона – остатки древнего фундамента. Сердце его колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди и упадет прямо в пыль под ноги бандитам. Паника грозила поглотить его, превратить в дрожащий комок ужаса, но Осколок в руке, теперь уже обжигающе горячий, был как якорь в бушующем море страха, твердый, успокаивающий, требующий действия. Он чувствовал, как энергия течет сквозь него.
«Взять его! – рявкнул Клешня, и двое «Воронов» с металлическими прутьями, похожими на заточенные кости, бросились на Кая, как по команде.
В этот момент сработали инстинкты, отточенные годами жестокого выживания в Яме. Кай увернулся от первого удара – удар, который с громким скрежетом и фейерверком искр высек след из стены там, где только что была его голова. Секунду спустя его ждала бы смерть. Второй «Ворон», низкорослый, но мускулистый, с лезвиями, приваренными к его грубым механическим ногам, замахнулся, целясь Каю в ноги, чтобы подкосить его. Кай подпрыгнул, используя стену как опору для прыжка, и его нога, обутая в тяжелый, видавший виды, усиленный металлической вставкой ботинок, врезалась нападавшему точно в грудь. Тот охнул, словно вышибло воздух из легких, и отлетел на пару шагов, выронив свой заточенный прут.
Это дало Каю лишь мгновение передышки, но не спасение. Третий «Ворон», массивный, с цепью, оканчивающейся тяжелым, зазубренным крюком, уже раскручивал свое смертоносное оружие, издававшее жуткий свист. Кай метнулся в сторону, крюк со свистом пронесся мимо его головы, впившись в стену позади с глухим ударом и царапая его защитный костюм.
Он был быстр, он был ловок, годы копания в мусоре и уходов от преследования научили его невероятной пластичности. Но их было слишком много, и они были сильнее. Физически сильнее, обладая куда более серьезными ассимиляциями. Знание местности, руин этого завода, было его единственным, но таким хрупким преимуществом. Он нырнул в узкий пролом в стене, оказавшись в темном, заваленном мусором, пахнущем сыростью и гнилью коридоре. «Вороны» последовали за ним, их тяжелые шаги гулко отдавались в замкнутом пространстве, приближаясь, как неотвратимый приговор.
Кай бежал, спотыкаясь о невидимые в темноте препятствия, задыхаясь от пыли и животного страха. Он слышал их прерывистое дыхание и ругань за спиной, ощущал, как их тяжелые, неуклюжие тела сотрясают землю. Он знал, что они не отстанут. Они были слишком близко, слишком настойчивы.
Внезапно коридор закончился тупиком – завалом из обрушившихся балок, кусков бетона и оплавленной проводки. Ловушка. У него не было выбора.
Он развернулся, тяжело дыша. «Вороны» уже были здесь, их силуэты едва различимы в полумраке. Красные сенсоры их глаз горели, как угли в темноте. Глаза Клешни пылали безумным, хищным огнем.
«Больше бегать некуда, крысеныш, – прохрипел главарь, его голос был похож на скрежет несмазанной наждачной машины. Его силовая клешня угрожающе щелкнула, издавая механический скрежет, и в воздухе повис едва уловимый запах озона. – Отдавай Осколок, и я обещаю, что твоя смерть будет быстрой. Хотя, ты и так заслужил медленной и мучительной».
Кай прижался спиной к завалу. Его левая рука, с ее усиленными, но поскрипывающими сервоприводами, сжалась в кулак до побелевших костяшек. Имплант в левом глазу отчаянно пытался сфокусироваться в кромешной темноте, выдавая лишь смазанные, искаженные красным цветом образы. Он был ранен – во время короткой схватки один из «Воронов» все же задел его руку обрезком трубы, и теперь по предплечью текла кровь, горячая и липкая, пахнущая солью и металлом. Боль пульсировала, смешиваясь с обжигающим жаром от Осколка, который теперь ощущался как раскаленное ядро.
Отчаяние начало затапливать его. Оно было вязким, как смола, и лишало сил. Он посмотрел на Осколок в своей правой руке. Фиолетовый камень пульсировал все яростнее, словно в нем просыпалась какая-то древняя, могучая сила, рвущаяся наружу. Он не просто светился – он вибрировал, создавая ощущение низкочастотного гула, проникающего в каждую клетку его тела.
«Нет», – прошептал Кай, сам не зная, кому он это говорит – Клешне, своим преследователям, или самому себе, отвергая саму мысль о капитуляции.
«Что ж, ты сам выбрал свой конец, дикарь», – Клешня сделал шаг, его огромная, стальная клешня метнулась вперед, целясь Каю точно в грудь, готовая раздавить его легкие, его сердце, его надежду.
Время, казалось, замедлило свой бег до состояния застывшего льда. Кай видел, как приближаются стальные пальцы, как искажается злобой и торжеством изуродованное лицо Клешни. Он чувствовал холодное, металлическое дыхание смерти, ее неминуемое приближение.
И в этот самый момент, в точке абсолютного отчаяния, когда надежды не осталось ни на волосок, когда все пути к спасению были отрезаны, когда страх должен был парализовать его до самого конца, что-то произошло.
Он не думал. Он не планировал. Он не анализировал. Он просто сжал Осколок так сильно, что костяшки пальцев побелели, а трещали, казалось, не кости, а сама ткань реальности. Вся его воля, весь его страх, все его отчаянное, первобытное желание выжить – все это сконцентрировалось в этом единственном, инстинктивном движении. Его Резонанс, скрытый и неведомый ему доселе, взревел в ответ на бессознательный призыв.
И Осколок ответил. Ответил так, как не отвечал ни разу до этого.
Ярчайшая, слепящая, почти болезненная вспышка фиолетового света вырвалась из камня, озарив темный коридор на долю секунды, заставив тени отпрянуть. Одновременно с этим Кай почувствовал, как некая могучая, неконтролируемая сила хлынула из Осколка через его руку, через все его тело, выплескиваясь наружу. Это было похоже на удар молнии, на взрыв сверхновой звезды, на рождение мира – чистая, неразбавленная энергия, бурлящая и рвущаяся из его самого существа.
Раздался оглушительный хлопок, похожий на разорвавшийся в замкнутом пространстве гранату, от которого заложило уши, а сознание на мгновение покинуло тело. Ударная волна невидимой, но осязаемой энергии отбросила «Воронов» назад, словно кегли, вырванные мощным потоком ветра. Клешня, который был ближе всех к эпицентру, отлетел к противоположной стене с такой силой, что в бетоне образовалась трещина, и с глухим стуком рухнул на груду мусора, обмякший, оглушенный и обездвиженный. Его подручные, застигнутые врасплох этой необъяснимой атакой, попадали друг на друга, беспомощно дергаясь в пыли, дезориентированные и оглушенные. Из их ассимиляций повалил легкий дымок.
Кай и сам едва устоял на ногах. Он чувствовал себя опустошенным, выжатым как лимон, словно из него выкачали всю жизненную силу. В ушах стоял оглушительный гул, перед глазами плясали яркие фиолетовые пятна, словно осколки разрушающейся реальности. Рука, державшая Осколок, онемела и дрожала, а сам Осколок потускнел, его внутреннее свечение почти угасло, превратившись в едва различимый, тусклый пульс.
«Вороны» были в глубоком замешательстве. Те, кто мог стоять, неуверенно поднимались, их глаза, как живые, так и механические, испуганно озирались, пытаясь понять, что произошло. Это было не похоже ни на одно известное им оружие, ни на одну технологию. Это было… что-то другое. Что-то пугающее. Что-то из мира легенд.
Клешня с трудом поднялся на ноги. Его красный оптический сенсор дико вращался, пытаясь сфокусироваться, словно внутренний механизм был поврежден. На его грубом, обычно таком уверенном лице застыло выражение недоумения и… страха? Да, несомненно, это был страх. Он посмотрел на Кая, потом на Осколок в его руке, который теперь выглядел как обычный темный, ничем не примечательный камень.
«Что… что это было?» – прохрипел он, отряхиваясь от пыли, его голос был скрипучим и лишенным привычной самоуверенности. Его ассимилированная рука дрожала.
Кай сам не знал ответа. Он лишь чувствовал, как последние крупицы сил покидают его, но он также ясно видел страх в глазах бандитов. Этот страх был его единственным оружием сейчас. И это придавало ему хрупкие, но необходимые силы.
«Убирайтесь, – прошептал он, его голос был слаб, но в нем слышались новые, стальные нотки, которые он сам не узнал. – Или я сделаю это снова». Он не был уверен, что сможет. Он чувствовал себя абсолютно пустым, его Резерв был на нуле. Но «Вороны» этого не знали. Они видели лишь то, что только что произошло – необъяснимую вспышку, которая раскидала их, как щенков, которая причинила им такую боль, какой они не ожидали от "дикаря".
Клешня колебался. Ярость и жажда мести боролись в нем со страхом и полным непониманием. Он посмотрел на своих людей – некоторые все еще лежали, другие пытались встать, тяжело дыша. Потом снова на Кая, в чьих глазах, казалось, все еще светилось эхо той невероятной силы. В его взгляде читалось обещание мести, которая будет гораздо более страшной.
«Ты еще пожалеешь об этом, щенок, – прошипел он, выплюнув на землю кроваво-ржавую слюну. – Я найду тебя. И тогда… Я доберусь до тебя, когда ты этого совсем не будешь ждать. Я выжму из тебя этот дар».
Он не договорил. Резко развернувшись, он махнул своей искалеченной клешней своим людям: «Уходим! Нам тут не рады!»
«Вороны», спотыкаясь и поддерживая друг друга, поспешно ретировались, их походка была далека от их обычной самоуверенной бравады. Они оставили Кая одного в темном, заваленном мусором коридоре, под скрип остывающего металла и тихий вой ветра.
Как только они скрылись из виду, ноги Кая подкосились. Он сполз по стене, тяжело дыша, чувствуя, как мир вокруг него раскачивается. Рука, державшая Осколок, безвольно упала, а сам камень выскользнул из ослабевших пальцев, но Кай, на последнем издыхании, поймал его прежде, чем он ударился о землю. Он был на грани потери сознания, его тело дрожало от истощения.
Он выжил. Он отогнал Клешню и его банду, с которыми никто не смел спорить. Но какой ценой? Что это была за сила? Что он теперь с собой сделал? И что теперь с ним будет?
Он посмотрел на Осколок, который теперь покоился у него в кармане. Теперь он знал наверняка – это не просто безделушка. Это что-то могущественное. И опасное. И оно, так или иначе, было связано с ним, вплетено в его саму суть.
С трудом поднявшись на ноги, шатаясь от слабости, как пьяный, Кай выбрался из руин завода. Рыжая пыль все так же висела в воздухе, но мир вокруг него, казалось, изменился. Или изменился он сам. Это была новая жизнь, новая угроза, новая цель.
Вдалеке, на самой границе Ржавой Ямы, там, где мусорные горы уступали место серой, безжизненной пустоши, где даже самые отчаянные выживальщики не рисковали появляться, некая фигура, скрытая сложной системой оптической маскировки, зафиксировала внезапный, хоть и короткий, но невероятно чистый всплеск энергии Нуль-Потока. Фигура, высокая и стройная, с едва заметным кристаллическим отблеском под слоем маскировки, на мгновение замерла, ее сенсоры анализировали полученные данные с необычайной скоростью. Затем она беззвучно, словно призрак, двинулась в направлении источника всплеска. Миссия только что получила новый, неожиданный и первостепенный приоритет.
Глава 5: Эхо в Пустоте
Следующие несколько циклов Кай провел в лихорадочном, полубредовом состоянии, зарывшись, словно испуганный червь, в самых глубоких и заброшенных катакомбах под Ржавой Ямой. Это была разветвленная, лабиринтная сеть старых технических туннелей, частично обрушенных, частично затопленных грунтовыми водами, из которых сочилась зеленоватая, вонючая слизь. Здесь, в этих подземных лабиринтах, где воздух был тяжелым, спертым, пахло плесенью, гнилью и чем-то неуловимо металлическим, даже самые отчаянные мусорщики появлялись редко, опасаясь обвалов или затопления. Это было единственное место, где Кай чувствовал себя в относительной безопасности – не только от «Воронов», чье преследование наверняка не заставит себя ждать, но и, что пугало его еще больше, от самого себя.
После той ослепительной вспышки на заводе, той неконтролируемой, первобытной силы, Осколок снова стал холодным и инертным. Он не светился, не вибрировал, не гудел. Кай пытался повторить то, что произошло, снова и снова сжимая его в руке, концентрируясь, взывая к той неведомой, опьяняющей мощи. Он закрывал глаза, пытался очистить разум, представляя себе тот миг, когда сила вырвалась наружу. Но ничего не происходило. Камень оставался просто камнем – красивым, необычным, но безмолвным.
Хуже того, Кай чувствовал себя совершенно опустошенным. Не только физически, хотя и это было ужасно – рана на руке болела и воспалилась, нарывая гнойной язвой, а голод и жажда, усиленные затраченной энергией, стали его постоянными, изнуряющими спутниками. Он был пуст не только телом, но и душой. Но это была другая, более глубокая пустота. Шепот Железа, его верный дар, его единственный козырь в этой жизни, почти полностью умолк. Он больше не «чувствовал» металл, не мог отличить ценную деталь от бесполезного хлама, исправную плату от выгоревшей. Словно та вспышка, тот выброс силы, выжгла в нем что-то важное, какую-то тончайшую связь, оставив лишь гулкую, пугающую тишину там, где раньше звучала мелодия механизмов, а ржавчина казалась живой.
Это было Потоковое Истощение – первая, самая легкая его стадия, но Кай этого не знал. Он знал лишь панику, грызущую изнутри. Что если он навсегда потерял свою единственную полезную способность, свой способ выживания? Что если Осколок, дав ему на мгновение невероятную, неконтролируемую силу, забрал взамен то немногое, что у него было, оставив его голым, беспомощным? Это было несправедливо. Это было похоже на жестокий розыгрыш судьбы.
Он вспоминал обрывки легенд, которые слышал в детстве от просоленных ржавчиной стариков. О «Ткачах», которые могли повелевать энергией, создавать чудеса или разрушать миры. О «колдунах», черпающих силу из Нуль-Потока – слова, которые раньше казались ему пустым звуком, не более чем бредом на закате дня, теперь обретали пугающий, а иногда и заманчивый смысл. Может быть, он – один из них? Или Осколок был ключом к этому? Но как им пользоваться? И что это за сила, которая так легко вырвалась из-под контроля, как дикий зверь, и так же легко исчезла, оставив лишь опустошение?