Группа крови на плече. А до смерти четыре шага

– В ВГУ создана постоянная группа – проверять помещения генералитета на прослушку. Регулярно, по графику.

– А раньше как было?

– Нерегулярно, при подозрениях. Андрей, – Алидин взял меня за лацкан, – имей в виду. Они не только могут найти жучки, но и поставить. Проверяйся.

Это что же? Цинев будет слышать все наши ахи в спальне?

– Я же не генерал.

– Только на это и надежда, – Виктор Иванович усмехнулся. – Не обосрись, пожалуйста. Ради тебя целого Полякова вытащили из командировки – он несколько лет курировал деятельность разведаппарата ГРУ в Нью-Йорке и Вашингтоне. Будет тебя натаскивать.

И стучать американцам.

– Виктор Иванович, – я постарался успокоить Алидина, – Полякова я сам попросил мне дать. Он же работал начальником секретариата представительства СССР при Военно-штабном комитете ООН. Мне сказали, что я буду подчиняться тамошнему главе секретариата – сэру Энтони Бакли. А Поляков все расклады знает.

– Я читал справку по Бакли. Ярый антисоветчик. Коля… тебе надо съездить в МИД. Поговорить с Громыко. Если дипломаты будут тебя топить, никакой международный антитеррористический отряд у тебя не получится. Пойдут доносы в ЦК. Уже две штуки на тебя лежат.

– Две?..

– Что ты шиковал в отеле «Плаза». Морально разлагался.

Вилорик – сука. Все-таки стуканул.

– И про твои контакты с иностранцами в Ленинграде.

И тут набарабанили! А ведь Захарец обещал!

– Да не бледней ты! По второй мы уже дали объяснительную. Контакты с твоими немцами производились в рамках секретной спецоперации. О чем ты там с ними болтал?

Фу-у. Я прямо перевел дух. О`Тул не всплыла.

– Спасибо, Виктор Иванович! – я достал из кармана данные немцев, рассказал их историю с внучкой.

– И зачем мне просить за них?

– Как зачем? – удивился я тормозам генерала. – Завербовать обратно! Такой крючок. Этот герр катается по всей Европе по вопросам продаж медоборудования – отличное прикрытие. Ну и личный интерес у меня есть.

– Это какой же?

– Эти эндоскопы, о которых он рассказывал… Я подумал, техника развивается, камеры становятся все меньше и меньше. Посмотрите, что с фотоаппаратами происходит. Может, удастся засунуть в световод какую-нибудь миниатюрную камеру и снимать тайком помещение? Вот взяли террористы заложников. А мы не только жучок им впихнули, но и подсмотрели, что у них там внутри да как. Штурмовать намного проще.

Алидин задумался.

– Ладно, давай свою бумажку, закину в ПГУ – Сахаровскому. Должен будет. И ты тоже!

Я активно покивал. Потом спросил:

– А насчет второго доноса? Точнее первого? Думаете, поможет встреча в МИДе?

– Уверен. Андропов договорился: тебя примет заместитель Громыко – Василий Васильевич Кузнецов. Он занимается в МИДе Штатами, постарайся произвести на него впечатление. Хороший человек, да и специалист отличный. Понравишься ему – тогда многие вопросы будут решаться быстрее и без интриг.

* * *

С Поляковым мы познакомились в приемной Ивашутина, пока ждали начала совещания. Круглолицый, кареглазый, с залысинами, в очень хорошем импортном костюме. Сам подсел ко мне, сразу заговорил на английском.

– Ай вонт ту чек йер инглиш.

Уровень языка хочет проверить.

Поговорили. Я специально немного занижал свой английский, делал его более «правильным», школьным. Полковник пробежался по нескольким стандартным темам, спросил мои впечатления о Нью-Йорке.

– Удивлен! – Поляков покачал головой. – Такой хороший язык у армейского спецназовца.

– Я дополнительно занимался. Надо знать язык потенциального противника. Потом по камбоджийской теме готовили.

Я выжидательно посмотрел на полковника.

– Да, мне дали допуск к досье. Операция по «Кобрам» – мое почтение!

Мы еще поболтали о том о сем, я все пытался составить мнение о Полякове. Скользкий он какой-то, в глаза не глядит, постоянно перебирает сандаловые четки.

– Из Бирмы привез… – полковник заметил мой взгляд. – Помогает успокоиться.

Ага, значит, есть насчет чего нервничать. Начальник американского отдела Гурьев обмолвился, что у Полякова в семье трагедия случилась. В Штатах умер его малолетний сын, которому требовалась очень дорогая операция. Неужели Дмитрий из-за этого обозлился на Союз, что стал предателем № 1?

В приемной появился Сахаровский, адъютанты пригласили нас на совещание, которое оказалось посвящено целиком «Грому». Точнее, его международному аналогу. Присутствовали основные действующие лица – Ивашутин, глава внешней разведки, начальники американских отделов в ПГУ и ГРУ – Петров и Гурьев. Ну и мы с Поляковым.

Три часа обсуждали, рядили, даже писали протокол встречи. В нем было все: штатная структура, план обучения и стажировок, в том числе мой личный, приказы о создании новых резидентур. Увы, осетра пришлось урезать – американцы одобрили визы всего для двадцати человек. Десять – для бойцов, еще десять – для обслуживающего персонала.

Фактически речь шла всего об одном отделении отряда. Второе отделение предлагалось набрать из американцев. Два заместителя – один советский, другой тоже штатовец. Отделения возглавляют сержанты, замы в должности лейтенантов. Сержант получает двадцать тысяч в год, лейтенант – полтос. Но на руки выходит сильно меньше – треть налоги. Правда есть всякие льготы, обязательная страховка с полумиллионным покрытием. Все оплачивают американцы.

Пока шло обсуждение, я не отрывал взгляда от Полякова. Он же, к бабке не ходи, сольет всех разведчиков в штатке. Пусть они еще и не утверждены, но это же вопрос недели-другой. Дальше начнется подготовка, чтобы пэгэушники и гэрэушники хотя бы слегка походили на спецназовцев. Обслуживающий персонал – вообще все разведчики. Их американцы просто вышлют и заменят на свой. «Так победим».

Надо что-то решать с Дмитрием Федоровичем. У меня не больше месяца – пара недель, пока отберут кандидатов и Поляков о них узнает. Еще пара недель ему выйти на связь с цэрэушным резидентом в Москве. Заложит какой-нибудь тайничок – и все дело коту под хвост.

Я слушал краем уха дискуссии, сам барабанил пальцами по столу. Слить Полякова гласно я не могу. Тут же спросят, откуда я все знаю. Привет подвалы Лубянки. Негласно заложить предателя в теории можно – бросить какое-нибудь анонимное письмо, но сложно. Начнется внутреннее расследование, вэгэушники тормознут всю тему с международным спецназом.

– А что с этим американским самолетом? – внезапно для себя поинтересовался. – Ну который приземлили на Курилах?

– Дипломаты обмениваются нотами, – буркнул Ивашутин.

– Но там все не накроется медным тазом?

– Возьми и пошли телеграмму своему Гуверу! – вспылил генерал. – Откуда я знаю?!

* * *

После совместного совещания пошли в кабинет к Полякову, составлять конкретный план занятий. Слежка и контрслежка, специальное оборудование, еще занятия по английскому и еще десяток предметов. Слава богу, удалось отбояриться от физподготовки – пообещал поддерживать форму на базе «Грома».

Полковник все быстро печатал на машинке, сразу оформляя в служебные документы и раскладывая по папочкам.

– Мне тоже тут понадобится свой кабинет, – решил закинуть удочку я. – Судя по плану занятий, бывать тут придется часто.

Примерно половина предметов будет на базе ГРУ, еще половина – ПГУ.

– Можешь моим пользоваться. Ключ я тебе оформлю… – Поляков почесал лысину. – Но сейф, извини, сам попроси у Гурьева. Думаю, не откажут. С положениями о секретности иди знакомиться, будем подписочки новые оформлять.

Опять пошла бюрократия. Пока расписывался, рассматривал кабинет. Два стола, сейф, портреты основоположников. Несколько шкафов с книгами. И много цветов. На подоконниках, аж две пальмы на полу в кадках.

– Очень люблю природу, – признался полковник, заметив мой взгляд. Поднял трубку телефона, начал обзванивать и договариваться с преподавателями. А у меня кое-что замаячило в голове. Раз можно пользоваться кабинетом, то…

Внезапно на ум пришли строчки из песни «Крылатые качели»:

                        …Позабыто все на свете,                        Сердце замерло в груди:                        Только небо, только ветер,                        Только радость впереди!..

Последние две строфы я даже пропел вслух.

– Прости, что? – Поляков оторвался от писанины.

– Я говорю: только радость впереди. Да?

– Иначе зачем строить коммунизм? – пожал плечами полковник.

Порушили гребаные поляковы всю нашу «радость впереди». Ну ничего. Теперь я знаю, что делать.

* * *

Закончив с Поляковым, поехал в МИД.

Кузнецов оказался на месте, произвел на меня самое приятное впечатление. С ходу предложил кофейку, не чинясь сел напротив за столиком для переговоров. А то любят у нас начальники показывать, кто в доме хозяин – вначале в приемной насидишься, потом на цырлах держат возле рабочего стола. У дипломата оказалось очень умное лицо, внимательные глаза. С таким можно работать.

– Американцы прислали предложение по базированию Лайтинга.

– Молнии?

– Да, так предложено назвать отряд.

Я хмыкнул.

– Это такая шутка? Был «Гром» – стал «Молния»?

– Вам не нравится название?

– Отряду потребуются свои символы, шевроны… Молнию на форме носили эсэсовцы.

Кузнецов задумался, потом позвал на помощь своих сотрудников из американского отдела. Мы устроили мозговой штурм. Нужно было броское и уникальное название на английском, к которому легко было бы сделать всю сопутку – погоны, петлицы, шевроны… Может быть даже флаг.

Всякую флористику – типа дубов – я сразу отмел. Геральдические животные тоже надоели, да и штатовский орел совсем не возбуждал советских дипломатов. Всякие звезды – это было всем очевидно – заблокируют американцы.

– Нужно что-то универсальное, что понравится всем… – Кузнецов протер свои очки, нацепил их и внимательно посмотрел на нас. – Давайте, я жду!

– Я недавно был в Нью-Йорке. Символ ООН – Земля… – на меня сошло озарение. – На карте мира с полярной проекцией. Отряд нужно назвать «Земля». Неофициально «земляне». Символ, кроме планеты, оливковая ветвь. Как у ООН. Только не голубая, а зеленая. И никто не дернется.

Предложение всем понравилось. А у меня в голове заиграло: «И снится нам не рокот космодрома…».

Кузнецов отправил сотрудников составлять депешу нашему представителю в ООН, после чего достал из сейфа папочку. А в ней была уже совсем конкретика по отряду. Под базу американцы предлагали отдать форт Хэнкок, что в Нью-Джерси.

– Там сейчас пункт снабжения зенитными ракетами, но с появлением межконтинентальных баллистических ракет часть системы противовоздушной обороны Штатов утратила свое значение. В том числе форт Хэнкок. Ракетный пункт расформировывают, базу отдают под… хм, «землян».

Мы посмотрели на карту, которую Кузнецов вытащил из ящика стола. Местечко называлось Sandy Hook – Песчаный Крючок. Вдается сей малюсенький полуостров в залив, омывающий Нью-Йорк, и смотрит прямо на Кони-Айленд.

– Будешь просыпаться и видеть статую Свободы, – пошутил зам Громыко.

– Век бы ее не видать. Что хоть выторговали за отряд у американцев? – поинтересовался я. – Поделитесь секретом.

– Американцы дали добро на мирный договор с Японией. Не будут ставить палки в колеса. Уже сформирована делегация – летим на острова договариваться о деталях. Торговое сотрудничество и так далее.

Я посмотрел на карту, что висела на стене. Там, в отличие от настольной, было видно южное полушарие. Нашел Курильские острова. Хотел что-то сказать, но промолчал. Надеюсь, у дипломатов хватит мозгов не сдавать с таким трудом полученные территории. Причем не во Вторую мировую, а еще раньше – во времена похода казаков, плаваний Крузенштерна…

– Только совместное освоение… – правильно понял мой взгляд Кузнецов. – Без передачи суверенитета. В декларации 1956 года не прописано, как именно мы передаем Хабомаи и Шикотан. Рыболовство по квотам, советские пограничники остаются.

– Ну, значит, все не зря… – я облегченно вздохнул. В международной политике только сделай шаг назад – заставят пятиться и пятиться.

Мы попрощались с Кузнецовым, я вышел из здания МИДа на Смоленскую площадь. Вдохнул горячий московский воздух. Опять жарит не по-детски. Город нагрелся, каменные здания легко отдают жар на улицы.

– Вы?!

Передо мной остановилась статная блондинка с пухлыми губами и голубыми глазами. Я увидел темные корни волос – похоже, все-таки крашеная. Легкое белое платье с пояском, туфельки. Ой, ямочки на щеках и улыбка такая – вот прям лучшего друга встретила. Приглядевшись, я понял, что уже вышла из студенческого возраста – вокруг глаз были морщинки. Лет тридцать.

– Да, это я, ваш тайный воздыхатель. Вы получили букет красных роз от меня на прошлой неделе?

– Я получила больше! Намного больше.

Больная, что ли? Мимо нас проехала поливальная машина, которая разбрызгивала вверх воду. Мокрая взвесь принесла легкое облегчение от жары.

– Я получила жизнь собственного ребенка!

Точно – больная. Я нацепил солнцезащитные очки. Сделал один шаг к «Волге». Потом второй.

– Постойте!

Женщина схватила меня за руку, крепко сжала ладонь.

– Вы меня не узнаете?

Что-то знакомое было в чертах лица. Или в фигуре?

Вдруг блондинка кинулась обниматься. Ее крупная грудь впечаталась в меня, я погрузился в облако ароматных духов.

– Да что происходит-то?!

– Вы два месяца назад спасли моего сына! – женщина отстранилась, вытерла слезы в углу глаз. – Миша упал на пути в метро, сломал ногу. Только вы отважились прыгнуть вниз.

Вот это номер!

– Я вас разыскивала по всей Москве! Достала фамилию из милицейского протокола, сделала запросы через знакомых. Даже одного родственника из Комитета подключила. И ничего! Такая распространенная фамилия…

– Так тот пионер…

– Это мой сын. Я вам бесконечно благодарна!

Моя рука опять оказалась в захвате.

– Ах да. Я Мария Тихомирова. Работаю в МИДе переводчицей.

Правильно говорят, что Москва – это большая деревня.

– Все это замечательно, но мне пора.

Не хватало еще новых доносов про моральный облик Орлова.

– Исключено! – твердо, по слогам, произнесла Тихомирова. – Я вас так долго искала и теперь не отпущу!

Глава 5

Идти с Машей в ресторан, да еще в обед, было совсем не с руки. Это не Питер, это Москва – тут еще быстрее настучат. Через час будет знать Алидин, через два – Яна. Что еще хуже всего ЦК, вместе взятого.

Поэтому я повел Тихомирову туда, где стукачей не ожидалось. Как и очередей. Ну кто в обед ходит в кафе-мороженое? Молодежь в школах да в институтах. Обычные люди на работе.

– Тебя не будут искать в МИДе? – поинтересовался я, провожая переводчицу к столику возле окна. Не сказать, что кафе пустое. Почти все столики заняты.

Я взял классический «Космос» с шоколадом. Маша – «Планету». Тоже целиком шоколадную и с сиропом. У Тихомировой из вазочки торчали какие-то рога из печенек.

– Я на дополнительном обучении сейчас, считай свободный график.

Мороженки мне явно не хватит – желудок заурчал, требуя что-то посерьезнее. Ничего, в столовой СпецНИИ наверстаю. Я там теперь собирался стать постоянным гостем. Пора было решать проблемку Полякова.

– …ты меня совсем не слушаешь? – Маша постучала ложечкой по вазочке.

Тихомирова согласилась перейти на «ты». После бурных обнимашек сближение шло стахановскими темпами. Судя по блестящим глазкам, игре с прядью волос, Машенька была не прочь познакомиться и ближе. Нет, может – не постель, но точно ресторан вечерком. Отблагодарить спасителя.

– Слушаю, слушаю. Значит, сын у бабушки в деревне, лечит ногу.

– Да, гипс через неделю снимают.

Маша щебетала, рассказывая про себя – в разводе, своя квартира, в МИДе ценят, часто отпускают в загранки, правда в социалистические страны. Трижды была в Болгарии, дважды в Чехословакии, помогала товарищам на переговорах с буржуями.

– Так ты переводчица с английского.

– Да, Мориса Тереза закончила, опыт почти десять лет!

– Мне бы преподаватель пригодился, – сориентировался я. – Подтянуть инглиш.

– Ой, я могу! У меня и учебники есть, и аудиокурсы.

Я смотрел на изящные коленки Тихомировой, которые едва прикрывало платьице, и размышлял. Кобеляж в Питере мне сошел с рук. Пока. Натуру не поменяешь. Сколько не раскаивайся перед Яной – это просто вопрос времени, кому я задеру юбку следующей. Замужней Калиновской? Вообще случайной девке? И все это кончится глобальным залетом – с разборками в парткоме, в семье, а может даже и в семьях… Нужно упорядочить процесс, сделать его безопасным, контролируемым. И я не про предохранение. Это само собой. Нужна легенда-прикрытие. Занятия английским – подходят.

На изменах в основном залетают из-за невнимательности. Опытные – дарят любовнице и жене одинаковые духи, перед возвращением домой тщательно проверяют себя у зеркала. Нет ли засосов, помады, волос… Никогда нельзя водить любовницу домой – тут у Тихомировой есть большой плюс. Своя собственная квартира. Что еще? Внимательные соседи. Да, эти могут стукнуть. В тот же МИД. Небось дом у Маши ведомственный. Это минус.

– …Что ты так меня внимательно рассматриваешь? – блондинка покраснела, нервно поправила воротник платья.

– По два рубля за академический час будет достаточно?

– Наверное… А для чего тебе нужен английский. И какой сейчас уровень?

Я объяснил про заграничную командировку, договорился прийти на тестовое занятие. Маша записала мне на бумажке свой адрес, домашний телефон. Я дал служебный, городской. Но предупредил, что работа секретная, могу надолго пропадать и не отвечать. Судя по взглядам, которые на меня бросала Тихомирова, это ее завело.

* * *

Всю следующую неделю, попивая йодную настойку, я окучивал СпецНИИ. Можно сказать, прописался там. Сразу после занятий в ПГУ ехал на Каширку. Там обедал. Шел в тир, отстреливал разные виды насадок на «Скорпионы». Общался со слесарями, потом пил кофе с Равилем. Короче, всячески старался стать своим, чтобы никто мне не удивлялся.

Вечером ехал в ГРУ, слушал лекции Полякова. Даже конспектировал в специальную прошитую секретную тетрадь «перед прочтением съесть».

И так раз за разом. Ситуация с отрядом подвисла – американцы требовали срочно выдать им курильский самолет с военными, наши требовали извинений, ответа на предложения МИДа по «Земле» не было. Также я не форсировал ситуацию с Тихомировой. Пусть созреет. Если женщина видит, что ты в ней сильно заинтересован, начинает вилять хвостом, испытывать мужчину. «Я не такая, я жду трамвая» – давай, утрой усилия. Мне передавали в дивизии, что звонила какая-то Мария, но я как раз в это время был в СпецНИИ, проверял режим охраны. На входе и выходе проверяли пропуска, записывали всех в специальный журнал. Просили открыть сумки. А вот багажники машин – не трогали. Все, что мне потребовалось – это попросить Равиля о пропуске для въезда на территорию и дождаться, пока раздолбай по фамилии Паршин свалит на обед из лабы, не заперев дверь.

Слава Аллаху, что до эпохи вездесущих видеокамер еще лет тридцать. Я просканировал пустой коридор, проник в лабораторию. Нацепил перчатки, респиратор. Сразу начал перебирать свинцовые контейнеры. Искал вариант с небольшой пластинкой. И нашел! А Федя говорил, что тут нет урана. Правда на приклеенной бумажке был указано «об». Обедненный? Никто же сюда обогащенный не привезет… Радиация была указан в радах, а не в рентгенах. Триста единиц. Черт его знает, что это значит. Много, мало?

Увы, особого выбора не было. Я взял то, что мне подходило по размеру, засунул контейнер в сумку. Снял защиту, глубоко вздохнув, спокойно вышел из лаборатории. Пусто!

Сумку сразу закинул в багажник, после чего пошел обедать. Как ни в чем не бывало сел за стол к Феде. Паршин был фанатом нарождающегося тяжелого рока – слушал группы The Kinks, Cream… Какой-то родственник привозил ему пластинки из-за бугра.

– Битлы – это прошлый век, – рассуждал лаборант, размахивая вилкой, – хотя и у них есть «тяжелая» песня. Helter Skelter. Но мир идет в сторону стилей, где главную роль играют бас-гитары и ударные инструменты.

Я кивал, поддакивал, а после того, как доел суп со вторым, быстро попрощался и свалил в ГРУ.

Тут же вообще был дебильный режим охраны. Входящих вообще не досматривали, выходящих – выборочно, облавами. Обычно запалить проверку на выходе можно было легко, просто постояв перед КПП, потрепавшись со знакомыми. Если на проходной – несколько человек охраны или патрульные, могут проверить сумку. Ну а если один-двое – смело тащи, что хочешь.

Я спокойно пронес контейнер на территорию, поднялся на этаж. Сегодня у Полякова был выходной – кабинет пустовал. Осталось только запереться, нацепить защиту. Вскрыть трубку телефона, достать пинцетом пластину из контейнера и поместить ее под мембрану. Тщательно закрепить изолентой. После чего все закрыть, протереть тряпочкой. Проверить телефон звонком с поста на этаже. Все работает, звонок идет, ничего не сломалось.

Добро пожаловать в ад, Дмитрий Федорович.

* * *

Контейнер, который мне должен был еще пригодиться, спрятал в лесу перед дивизией. Тряпку, пинцет и защиту выкинул в реку. Вода смоет радиоактивные частицы. Сам тоже тщательно помылся в отрядном душе, закинулся еще йодом. Проверился счетчиком Гейгера, который был в комнате химзащиты дивизии. Эта комната вообще не закрывалась – ну кого интересуют противогазы да старые ОЗК? Я был почти чист, фонило совсем немного. Дозу, конечно, хапнул, но надеюсь, в пределах нормы. На всякий случай остался ночевать в дивизии. Яна опять будет недовольна, но тут лучше перебдеть.

Уже на следующий день названивал Полякову на работу по «Алтаю». Ничего секретного – некоторые обороты в английском языке, которые я заставил долго объяснять мне полковника. Чем, похоже, его выбесил – прощался он весьма холодно. Ну ничего, скоро урановая пластинка тебя подогреет. А я помогу. Новыми звоночками. Главное, чтобы не забывал перекладывать трубочку от уха к уху. Так сказать, варился со всех сторон.

Появляться в нашем общем кабинете я не собирался. Назначил на начало июля учения «Грома». Один день – марш-бросок двадцатку. Следующий день – стрелковые соревнования. Потом штурмовка в «полигонном доме». Плюс отработка змеек, учеба по разминированию муляжей. Прикинул так. Неделю буду названивать Полякову на работу – потом посмотрю на его состояние. Если оно ухудшидся, сниму пластину и верну в лабораторию. Был шанс, что Федя спалит отсутствие одного контейнера, но я оценил риск как приемлемый. Уже слишком большим раздолбаем был Паршин. Сообщи об одном косяке руководству – вскроются еще три.

* * *

После марш-броска, наконец, позвонил Тихомировой. Мол, когда первое занятие, у меня тут вопросы по сложным деепричастным оборотам… И сразу получил приглашение с адресом. Опять тщательно помылся, выпил йода. От настойки мутило, но куда деваться? С волками жить – радионуклидами светиться. Впрочем, счетчик Гейгера показывал уже обычный фон. Ничего криминального.

Уточнять деепричастные обороты поехал на Устьинскую набережную. Маша жила в старом, еще дореволюционном доме с видом на Яузу. Высокие потолки, специальная комната для прислуги… Кучеряво обитали буржуи – ясно чего их свергли в семнадцатом. На серванте стояли фотографии. Пожилая семейная пара, лысый мужчина в костюме с густыми бровями а-ля Брежнев, курносый паренек. Последнего я знал. Пионер из метро.

– За какие же заслуги тебе выдали такие хоромы? – я продолжил ходить по комнатам. Лепнина, люстры их хрусталя…

– Выдали мужу. – Переводчица покраснела. – Он занимал в МИДе большую должность, был чрезвычайным и полномочным послом.

– И где же этот чрезвычайный человек? Он не заявится сюда в самый разгар… э… занятий? Со всеми полномочиями?

Маша неопределенно хмыкнула, разложила на столе учебники, тетради.

– Виктор умер в прошлом году. Инфаркт. Ему было пятьдесят восемь.

Тут уже я тяжело вздохнул. Все не так у нас пошло. Разговор про смерть близких, Тихомирова сразу «закрылась» – скрестила ноги, схватила руки в замок. А ведь так хорошо начиналось. Маша на входе поцеловала меня в щечку, взяла за руку, показывать квартиру. В столовой я обнаружил накрытый стол – закуски, салаты, вино.

И одета была моя учительница весьма вольно. Мини-юбка, чулки, укороченный жакет. Явно иностранный – у нас такой и в 200-й секции ГУМа не купишь. Осталось лишь только сделать пару шагов навстречу, бокал вина, то-се…

Но нет, чую теперь на поле выпустили играть команду «Динамо». Мы скучно проходили деепричастные обороты, потом Маша вдарила по пословицам и поговоркам. Их я практически не знал, а в разговорной речи они часто встречаются. В итоге целый час я мог разглядывать учительницу, а вот потрогать, увы.

– На этом все… – Тихомирова заколебалась. – У меня готов обед и…

– С удовольствием.

Я быстро покидал тетрадки и учебники в сумку, прошел на кухню. Взял бутылку «Саперави». Сейчас ускорим процесс. Поискал взглядом штопор.