Концерт Патриции Каас. 5. Жизнь продолжается. Недалеко от Москвы, продолжение

– Но кто все это сделал? – нервно спросил министр. – Там нет никаких следов!

– Какая разница – кто сделал. Мало что ли было актов расправы с чиновниками, когда не было никаких следов? Кстати, там в подвале есть еще один склад оружия, который ваши сотрудники не нашли.

– Сколько же точек они планировали?

– Четырнадцать точек единовременно и еще пять точек через час. Взрывов планировалось шесть, тринадцать мест вооруженного нападения – постреляли, навели панику и скрылись. Вооруженные акции были заранее срепетированы. Например, одна из акций должна была выглядеть так: джип с милицейскими мигалками обстреливает публику около редакции газеты «Известия», отходит к Ленкому через Настасьинский переулок, затем джип выскакивает на Страстной бульвар – на пешеходную дорожку на середине бульвара – и со стрельбой несется к Петровке. А затем тихо уходит по Петровке, то есть теперь по улице Каретный ряд. Вооружение – четыре пулемета, восемь автоматов, четыре «Мухи», гранаты, дымовые шашки.

– А где другой склад оружия там в подвале?

– Простучите стенки – там есть проемы из покрашенного гипсокартона.

– Анатолий Иванович, а откуда получены сведения о готовящихся террористических актах?

– Сведения агентурные, Владимир Владимирович.

– И кто организовал уничтожение руководства и личного состава боевых групп?

– Для уничтожения использованы спецсредства, и я имею к этому отношение …

– Руководство грузинской диаспоры еще не жаловалось на акты геноцида?

– По моим сведениям собираются сегодня. И к вам, и на телевидение.

– Дайте им посмотреть начало заседания и покажите ксерокопии решения. И подготовьте этот материал для телевидения, но выпускать его только в самом крайнем случае по моему указанию.

– Слушаюсь.

– А что делать с возбужденными уголовными делами? Последнее время количество тяжких преступлений с человеческими жертвами резко пошло вверх, и подавляющее большинство этих дел не поддаются раскрытию. Генерал Свиридов получает наши сводки и оказывает нам неоценимую помощь в раскрытии некоторых дел по своим агентурным данным, но все равно показатели раскрываемости ухудшаются.

– Вы не можете раскрыть именно тяжкие преступления?

– Да. Много случаев, когда преступник не оставляет абсолютно никаких следов, а способ расправы над жертвой исключает наличие свидетелей. Или наоборот – есть масса свидетелей, что к жертве никто не приближался.

– Анатолий Иванович, нельзя помочь следствию в этих случаях?

– Я думаю, что есть категория «глухарей», которыми даже не следует заниматься. Это расправы над преступниками, которые хорошо известны обществу, но которых не в силах осудить правосудие. Или наказания им назначаются смехотворные. Я могу помочь следствию выявить такие случаи. Вроде тех, которые мы только что наблюдали в видеозаписи.

– Но что делать с такими случаями?

– Закройте с подходящими формулировками. Сколько человек погибло?

– Всего погибло восемьдесят три человека. Из них восемь от остановки сердца.

– Это так, Анатолий Иванович?

– Да, эти цифры соответствуют действительности. Но при осуществлении их планов жертв было бы много: несколько сотен убитых и много раненых. Экспертная оценка дает суммарную величину пострадавших около тысячи человек.

– Анатолий Иванович, еще один вопрос … Ваши агентурные данные точны, но почему другие службы многого не замечают?

– Можно начать с того, что более половины проживающих в ведомственных общежитиях Москвы к этим ведомствам никакого отношения не имеют. А там не только нелегалы-гостарбайтеры. Половина чеченской диаспоры там проживает … А агентуры у наших спецслужб там нет.

– Надеюсь, войсковую операцию в Чечне вы отменили?

– По просьбе генерала Свиридова мы отложили эту операцию. Но отказываться от возмездия …

– Думаю, на ближайшие две недели думать о такой операции не следует.

– Слушаюсь.

– На этом и порешим. Благодарю вас, Анатолий Иванович. И не стесняйтесь, докладывайте мне лично.

БАНДГРУППА

Группа вышла с базы во второй половине дня – в защитной одежде, в полном вооружении, с радиостанциями и гранатометами, с боезапасом в рюкзаках. Главарь шел первым – дорога была хорошо разведана, проходила по территории, где не было блокпостов и подвижных групп.

Команды передавались на гортанном кавказском наречии.

Свиридов узнал о пути бандгруппы случайно, но уже невидимый завис в коконе чуть позади группы и чуть выше по склону.

Цепочка вооруженных до зубов боевиков спокойно шла вверх по склону, прикрытая с обоих сторон деревьями, оставаясь невидимой для авиаразведки.

Свиридов устроился поудобнее, взвел затвор пулемета.

Длинная очередь – звуков выстрела слышно не было – протянулась сперва в голову колонны и не прерываясь стала смещаться вниз по склону. Неслышная очередь не сразу дошла до сознания расстреливаемых, но куда направить свой ответный огонь было непонятно. Поэтому они стали стрелять во все стороны и падать, сраженные бесконечной очередью.

Свиридов перестал стрелять, когда кончилась лента в пулемете.

Потом спустился пониже и достал длинноствольный «Арми», и дважды менял патроны в барабане. Затем он вышел из виртуальности и забрал все карты, бумаги и документы. Подумал, и забрал у всех личное оружие – в основном это были «Стечкины» и «Беретты».

Еще раз оглядев напоследок цепочку трупов он по рации сообщил координаты – голос, который слышал дежурный на блокпосту, прерывался и был плохо различим.

Это не вызывало удивления – здесь, в горах, связь вообще работала ненадежно …

ПОМОГИ МНЕ

– Анатоль … Анатоль … Это Лиззи … Ты мне нужен …

Свиридов уловил этот призыв и почувствовал сильнейшее волнение немолодого человека, а уже потом немолодой и очень сильной женщины.

– Тонечка, я отлучусь на некоторое время, – без такого извинения Свиридов уже давно не исчезал независимо от причины.

Лизи сидела, закутанная в огромный белый шарф, вжавшись в угол огромного красного дивана. Перед ней на низком столике стояла большая квадратная бутылка, еще несколько разноцветных бутылок, чашка со льдом.

– И тебе не жарко?

Свиридов в спортивной форме – в трусах и в майке – с полотенцем в руках уселся напротив.

– Привет, Анатоль. Спасибо … Мне так плохо …

Свиридов встал, дотронулся до ледяного лба женщины.

– Ладно, сейчас я тебя вылечу… Только душ приму …

Из душа Свиридов вышел в белоснежном халате хозяйки.

– Иди сюда, – он поднял женщину и стал вытирать ей лицо и короткие волосы белым шарфом.

Женщина закрыла глаза и прижалась к Свиридову, роняя шарф на пол.

Ее гибкое обнаженное черное тело исчезло под халатом Свиридова и замерло.

Она обняла его и прижалась к нему.

– Оказывается, даже такое невинное объятие может быть так приятно …

Свиридов похвалили себя за предусмотрительность – трусы он не снял.

Он сел на диван и поудобнее устроил у себя на коленях обнаженную негритянку, укутывая ее полами халата.

Она обхватила Свиридова за шею и положила голову ему на плечо.

Он поудобнее пристроил ноги женщины, поглаживая их, и при этом он внушал своей партнерше чисто платонические чувства – удовольствия от прикосновений, от ласк, от тепла его тела и полное отсутствие физиологического влечения.

– Как хорошо с тобой. Ты так чувствуешь меня, мое тело … У тебя были негритянки?

– Нет, Лиззи. У меня никогда ничего не было с негритянками, если ты имеешь в виду цвет кожи. А не состояние души.

– А состояние души – важнее? Поэтому я не нахожу удовлетворения … Мужчины, женщины, транссексуалы …

– Значит, ни один из этих партнеров не нашел в тебе души.

Свиридов провел руками по плечам, лопаткам и талии Лиззи, внушая ей невероятную и всепоглощающею близость. Женщина ответила ему не менее обволакивающей лаской без малейших признаков эротизма.

Свиридов слушал ее негромкие слова и путешествовал по ее информационному полю, удивляясь многообразию событий в ее жизни и железному стремлению к успеху везде и всегда.

И понял, откуда произошла устойчивая физиологическая неудовлетворенность у этой привлекательной женщины.

Чтобы Лиззи не заснула Свиридов внушил ей бодрость и повышенное внимание к словам обнимающего ее мужчины. А потом перешел к активному внушению.

– Подожди, я принесу выпить. Не возражаешь?

Она встала и пошла к столу с бутылками, и Свиридов отметил, что несмотря на возраст тело женщины не утратило привлекательности.

Возвращаясь обратно она спросила.

– Ну, как ты меня находишь? Как, меня еще можно трахнуть?

Она двигалась не спеша и абсолютно спокойно, как будто на ней было что либо одето.

– Ты в большом порядке, Лиззи, – и Свиридов показал ей большой палец, а затем воспользовался жаргонным словечком из ее студенческих лет.

Лиззи уселась обратно, частично прикрылась халатом – она не стеснялась, просто так было удобнее налила им выпить.

Усилия Свиридова не пропадали даром: во-первых, женщина не проявляла никаких сексуальных поползновений, хотя и поглаживала его с удовольствием и отпускала комплименты, а во-вторых, он внушил ей все, что посчитал нужным.

И уходя от нее в ванную Свиридов ласково поцеловал Лиззи.

И исчез.

И она восприняла это почти как нечто само собой разумеющееся …

ГРИША

УСПЕХИ у ВАСИЛЕВСКОГО

В студии Василевского Гриша обычно появлялся тогда, когда намечалось семинарское занятие, так беспокоящее студентов. И Генрих Савельевич быстро понял это, и не особенно досаждал вопросами Гришу. Но зато в тех случаях, когда на вопрос Василевского никто не мог толком ответить, он вызывал Гришу.

– Ребята, и долго мне за вас отдуваться? – спрашивал Гриша после семинара.

– Ты же у нас вундеркинд! – без злости отшучивались ребята, а девушки интересовались когда он позовет их позировать.

Гриша как мог отбивался, а в ответ мальчики интересовались, когда же наконец Гриша покажет им свою красавицу жену в живом виде …

Все студенты понемногу подрабатывали – кто где смог пристроиться, и иногда предлагали Грише. Гриша долго отнекивался, потом ссылался на большую загруженность в студии Грекова, но наконец не выдержал и принес пару иностранных журналов со своими рисунками.

Василевский оценил эти рисунки как весьма приличные.

А у остальных студентов иностранные журналы вызвали зависть – и творческую и финансовую.

– Конечно, съездил в Австрию, завоевал третье место … Назаключал договоров!

– Кто хочет поехать на этот конкурс на будущий год – помогу. Помогу отобрать работы, составить резюме. Но если нечего выставлять, то … извините. Ничем помочь не смогу.

– Ну, что вы, ребята? Чем Гриша виноват, что талантлив? Вон Федька тоже весь в шоколаде – какой контракт заключил, пальчики оближешь. Да еще с подстилкой …

Тут чуть не случилась драка, потому что неизвестно было, что к чему было приложением – то ли женщина к контракту, то ли контракт к женщине …

А Гриша рисовал много.

Постепенно вырисовывались иллюстрации к книгам. Сложности возникали с двумя совершенно различными сериями рисунков к одной и той же книге. К оригиналу Гриша рисовал одни рисунки, а к переводу – другие. И когда он выкладывал их в два отдельных ряда, становилось видно различие автора в подходе к иллюстрациям.

Гриша порой сам не мог объяснить причины, почему у него так получается.

– Знаешь, Гриша, я бы показала твои рисунки Антипову. Да, да, именно ВВ! Он не только блестяще владеет английским, но вдобавок обладает неплохим вкусом. По крайней мере мне так кажется …

Тоня для начала посоветовалась с Маргаритой Антиповой. Та пришла вечером и долго смотрела Гришины рисунки.

– Гриша, я слышала … я знаю, что ты художник. У нас дома висит портрет Карена твоей работы. Но это … Я не смогла прочесть так быстро перевод, он не особенно хорош … Но оригинал я знаю. И твои иллюстрации к оригиналу прекрасны. Такие рисунки мог бы нарисовать англичанин, живущий где-нибудь вдали от Лондона, в небольшом городке …

– А что касается второй серии рисунков, – после длительной паузы продолжила Маргарита Семеновна, – то это совсем другая история … Рисунки хороши, и, наверное, отражают переведенный текст …

Когда Уля вернулась в гостиную, покормив Верочку, то все говорили по английски.

Уля погрустнела, но это первой поняла Антипова.

– Все, полиглоты! Говорить по русски!

Уля благодарно улыбнулась гостье.

А еще она уловила особый взгляд Гриши, которым он смотрел на гостью – обычно это предшествовало появлению нового рисунка …

УСПЕХИ в СТУДИИ ГРЕКОВА

В студии военных художников имени Грекова Грише поручили рисовать молодых офицеров, отличившихся по службе. При этом имелись в виду не успехи в строевой и политический подготовке, а успехи при исполнении специальных заданий.

Немалую роль в этом допуске для Гриши к секретным материалам играла фамилия отца, хотя это невидимая протекция чуть не сыграла отрицательную роль в выездах Гриши за рубеж.

А пока Гриша знакомился с молодыми ребятами со свежими, новенькими орденами на груди, и рисовал их портреты.

Но Грише было мало этих парадных портеров, и с разрешения начальства молодые ребята рассказывали Грише о себе, о своих женах, о своих друзьях, о своих родителях. И тогда неожиданно появлялись рисунки, которым удивлялись эти ребята – вплоть до боевых эпизодов, о которых они не рассказывали. Или рассказывали?

Но чаще это были вполне добрые бытовые зарисовки, ценные только для тех, чью память они оживляли.

И Гришу благодарили и ценили именно за эти рисунки.

Еще на пюпитре Гриши уже несколько дней находился незаконченный рисунок – это был портрет Даниила Дубинина, но не простой портрет, а особенный. Гриша даже воспользовался особой техникой – он накладывал на рисунок прозрачную кальку, и на ней пытался …

ТУСОВКА с ХУДОЖНИКАМИ

Молодые художники старательно приглашали Гришу на свои вечеринки.

Наконец он согласился, и они с Улей пришли на такую вечеринку. Или тусовку, как это теперь называлось.

На вечеринке было достаточно женщин, но Уля все равно произвела впечатление даже у той части мужской аудитории, которая не видела ее на рисунках Гриши.

С желающими познакомиться с ней не было отбоя, ее стали приглашать танцевать, но Уля шла танцевать неохотно. Отказываясь от предлагаемых бокалов с вином она улыбалась и говорила «Я кормящая мать!».

Градусы у публики повышались, от внимания Гриши не ускользнули скрытые передачи крохотных пакетиков, танцы становились все быстрее и раскованнее.

– Гриша, может быть уйдем? Мне все это не очень нравится.

– Хорошо. Давай станцуем еще разок и пойдем.

Они пошли танцевать и сразу выделились из общей кутерьмы – они танцевали друг с другом, тесно обнявшись, а не каждый сам по себе.

Тут в их танец вмешался разбитной и немало выпивший парень.

– Нечего со своей женой танцевать! Дай и другим …

Он буквально выхватил Улю из рук Гриши, облапил ее и попытался заставить ее танцевать, плотно прижимая к себе.

Гриша не успел вмешаться, как этот парень, захваченный Улей за руку, резко повернулся вокруг своей оси и кувыркнулся на пол.

– Отдохни! – брезгливо сказала Уля. – Пойдем отсюда.

– Извини, Улечка! Я не знал, что у них такая пьянь …

– Да не бери в голову, Гриша. И как ты сюда ходишь?

– Я в первый раз. Меня усиленно приглашали, и обязательно с тобой.

– Это называется богема, да? С наркотиками, доступными девками? И тебе это нравится?

– Нет, Улечка, мне это совсем не нравится. Даже как объект для рисунков …

ПОРТРЕТ ДУБИНИНА

Этот портрет первой увидела Уля и долго не могла оторваться.

– Гриша, это надо Маше показать … Я позову ее?

Маша забежала к вечеру. Она поболтала с Улей и потом подошла к Грише.

– Уля сказала …

– На, посмотри.

Маша ойкнула и долго молча смотрела, и тоже долго не могла оторваться.

– Гришка, подари?

– Бери. Для вас с Даном нарисовано …

Маша расцеловала Гришу и убежала, унося портрет.

Она его выложила перед Даном.

И они оба долго молча смотрели – лицо Дана на портрете было суровым, а перед ним в виде какой-то дымки чадили подбитые БТР’ы, вздымались фонтаны взрывов, грудились автоматы и пулеметы и детально, до мельчайших подробностей, выписанная «лимонка» без кольца на переднем плане.

– Это Гриша нарисовал? Какой … какой молодец! Пойду, поблагодарю его.

Портрет одобрили все обитатели квартиры, и вскоре этот портрет в рамке уже висел в комнате Маши и Дана на самом видном месте.

А другой точно такой же портрет разместился на стенде в студии Грекова, и там он назывался «Мой друг».

Когда для осмотра выставки было приглашено начальство, то авторы выставленных работ приглашали оригиналы, и Гриша попросил приехать Даниила Дубинина, и не просто приехать, но приехать в форме и с женой.

И Дубинины приехали, и почти сразу стали центром собравшейся в зале толпы.

Для этого сразу оказалось несколько причин.

Во-первых, Дан один был в парадной форме и со всеми наградами, а их у него оказалось немало.

Во-вторых его под руку держала эффектная молодая женщина, а редкие подружки других офицеров по сравнению с Машей проигрывали.

И в-третьих портрет Дана произвел сильнейшее впечатление как на зрителей, так и на начальство.

Поэтому Гриша тоже оказался в центре вернисажа …

ДРЕЙЗЕР

Густав Дрейзер не забывал Гришу, и несколько раз в месяц Гриша получал через Владика пространные послания из Вены.

А почта регулярно доставляла печатную продукцию с рисунками Гриши, а редакции не забывали перечислять ему гонорар.

И то, и другое было приятно.

В свою очередь Гриша отсылал в редакции свои отсканированные рисунки, и ждал их опубликования.

И этого ждала Уля – может быть даже больше, чем Гриша.

Ее не особенно трогали суммы переводов, ей куда большее удовольствие доставляли страницы глянцевых зарубежных журналов с рисунками Гриши.

Этим она откровенно гордилась, и аккуратно собирала все появляющиеся публикации. А затем они вдвоем с Тоней перелистывали эти подборки, и радовались.

Гриша часто работал дома, в их с отцом кабинете. И как бы он ни был занят, он всегда находил минутку, чтобы навестить Улю и Верочку – на гулянье или дома во время кормления, и помочь Уле. Он с удовольствием пеленал Верочку и она улыбалась отцу, а отец развешивал выстиранное белье и гладил пеленки.

– Ты что, Уля? – оглядывался на нее Гриша.

– Смотрю, как ты гладишь …

– Милая наша мама! Ты представить себе не можешь, как мне это приятно. Правда, Верочка?

А вечером начиналось тихое соревнование – кто будет купать Верочку? Конечно, первенство Ули никто не пытался оспаривать, но дальше шло настоящее соревнование! И выигравший торжественно совершал ритуал ежедневного омовения, которое так нравилось маленькой.

А в папке рисунков маленькой дочки прибавлялись рисунки радостно барахтающейся девочки, забавляющейся плавающими игрушками …

ДАФФИ

Иногда приходили весточки от Даффи. Как правило это были цветные миниатюры, очень четкие, лаконичные и удивительно емкие по смыслу. Распечатанные на хорошем цветном принтере эти миниатюры украшали кабинет мужчин, и служили своеобразными учебными пособиями для Гриши.

А еще Даффи в таких же лаконичных кратких посланиях сообщал о своих работах и интересовался успехами свого молодого коллеги.

И Гриша посылал ему свои работы.

Даффи в своих письмах подробно оценивал работы Гриши, давал советы и приглашал в гости.

Но пока еще Гриша не собирался на север Европы, несмотря на все красоты присланных ему открыток …

ВСПОМНИМ

– Кого позовем?

– Марго. Больше некого.

– Позвони, пригласи Марго с Кареном.

– Мама Тоня, а в честь чего собираемся?

– В память деда Васи и мамы Гали. Ты не возражаешь?

– Что вы! Они же для меня …

К вечеру за столом в квартире Свиридовых собрались только свои – Маргарита Антипова со своим мужем Кареном Варданяном, Гриша с Улей и Верочкой, и Тоня с Толей Свиридовы.

Рядом на тумбочке стояли портреты Василия Васильевича и Галины Игнатьевны Галиных. Эти портреты Гриша нарисовал несколько лет назад, и Василий Васильевич, рассказывая жене о портретах, удивлялся – как это Грише удалось нарисовать их такими молодыми.

Перед портретами стояли стопочки, накрытые кусочками черного хлеба.

Помянули стариков.

– Я тут всего один из непосвященных … – начал Карен.

– Ты лишнего-то не болтай! У нас за столом случайных людей не бывает!

– И не только потому, – добавила Тоня, – Не только потому, что Марго уже приготовилась защищать тебя …

Антипова покачала пальцем.

– Нечего качать на меня пальчиком. Ты стал редко бывать у нас, а раньше бывал частенько. И Толю звал «гран батоно» …

– Теперь я его называю просто – командир. Я мало знал стариков …

– Дольше всех …

– И лучше всех!

– И лучше всех их знали мы …

Антипова чуть-чуть замялась и даже сделала движение в сторону Тони.

– Лучше всех их знали мы с … мы с Тоней. Василий Васильевич нас готовил к заброске …

И стало тихо-тихо. И все перестали жевать. И все, особенно Карен и Уля, уставились на Антипову и на Тоню.

– Толя, я думаю – теперь можно?

– Думаю, да. Тем более, все свои.

– Мы с Марго вместе учились в разведшколе. Попали туда разными путями …

– Меня взяли за блестящее знание английского и немецкого языков и за умение драться с мальчишками …

– А у меня был репрессированы родители … Отец – был разведчиком, с которым был близко знаком один из руководителей управления …

– И последний год деда Вася работал только с нами двоими, готовя нас …

– И именно в это время мы с Толей познакомились …

– Мы тогда виделись всего три раза, да, Тонечка?

– Да, милый. И на всю жизнь …

– А нас для акклиматизации забросили … Ну, не важно, в Европу … Мы там погуляли, совершили глупость …

– А потом нас на некоторое время вернули домой. Тут мы с Толей …

– Поженились. Но не расписались …

– Нас ведь готовили для работы в паре, а вернули из-за того, что что-то не получалось.

– И нас разлучили. Потом Марго работала с Антиповым в виде супружеской пары …

– А тебя забросили одну, без прикрытия, как блуждающего форварда …

– Зато меня опекал Владимир Альбертович лично …

– Мне кроме супружеских обязанностей и научных интриг ничего не грозило, а тебе пришлось и пострелять, и побегать, и под подозрение попасть …

– Ладно, Марго, что вспоминать старое …

– Нет, Верочка, дорогая, вспоминать надо. Обязательно! Вспоминая старое дороже ценишь новое! За вас, милые мои и дорогие девочки!

Свиридов обошел стол, чокнулся с Тоней, поцеловал ее, вернулся к Антиповой.

– Ваше здоровье!

Уля вино не пила, а Верочка наблюдала за всем из своей домашней коляски – плетенки. Она очень любила эту свою плетеную «комнату» – у нее там были игрушки, подушечка, куда она ложилась отдохнуть и даже одеяльце, которым она сама пыталась укрываться.

– Обе наши девочки совершили героические поступки, и это без всяких скидок. То, что натворила Марго, трудно переоценить. Ведь с ее чуть-чуть «неправильной» работы с незаметными математическими ошибками вся работа у наших заклятых друзей пошла не в ту степь. Ей богу! Сам видел! А не сотвори Марго этого, что бы было?

– Эка невидаль … ну, ошиблась, бывает …

– Не придуривайся! Я помню твою лекцию, когда ты вернулась и рассказала нам о своих «ошибках». Такие ошибки дорогого стоят!

– Зато мне не пришлось бегать и стрелять …

– Конечно, Верочке … то есть Тонечке пришлось действовать без научных и математических ошибок … Но зато какой модельер получился! А пострелять … Иногда приходится и пострелять …

Свиридов что-то вспомнил, но его опередила Тоня.

– Тогда, в тренировочном лагере …

– Ты не рассказывала.

– После того, как здесь разобрались в причинах того провала, меня выпустили из-под охраны, – Тоня чему-то улыбнулась и они переглянулись с Анатолием. – Меня направили в тренировочный лагерь. Вместе с Толей, чтобы не болтался без дела.

– Это без какого такого дела? – ехидно спросила Антипова.

– Ладно тебе. Его там пытались приспособить для спарринга, но это плохо получалось …

– Я их там всех бил нещадно …

– Но зато мы могли убегать в лес … – мечтательно произнесла Тоня.

– А после этого лагеря меня уже стали считать своим и не только стали посылать в командировки для стажировки, но и привлекать к некоторым операциям. А поскольку я стрелял лучше других, да еще мог одним ударом убить человека, то …