
Полная версия:
Пособие для влюбленного некроманта
Я стиснул зубы, пытаясь не выдать своих истинных чувств. Её золотистые волосы, подсвеченные магическим туманом, словно сияли изнутри, а в глазах плясали озорные искорки. Эта девчонка была как весенний ветер – живая, яркая, совершенно не вписывающаяся в мою размеренную жизнь. Её платье, хоть и простое, но идеально сидящее по фигуре, казалось сотканным из лунного света.
Прекрасна.
Невыносимо, оскорбительно прекрасна.
– Мисс Брайтбрук, – начал я, цепляясь за остатки самообладания. – Вы…
Она повернулась, и блёстки на её щеках вспыхнули, будто звёзды, над которыми кто-то злобно пошутил. Я сглотнул ком в горле.
– Думаю, вам стоит сделать перерыв. Ещё пять минут такого… хаоса, и я лично отправлю вас обратно в Гильдию с рекомендательным письмом, которое заставит их трижды подумать, прежде чем присылать мне кого-либо ещё.
Она вздрогнула, будто только сейчас осознав масштаб причинённого беспорядка. Бублик, словно почувствовав перемену в атмосфере, замер на её плече, продолжая нервно грызть прядь волос.
– Хорошо, я поняла, – произнесла она, аккуратно спуская хомяка на пол. – Я прогуляюсь и вернусь, когда вы успокоитесь.
На последнем слове, она подняла подбородок, и я поймал себя на мысли, как уже ненавижу этот жест. Ненавижу, потому что он делал её похожей на королеву, случайно забредшую в лавку алхимика.
Виктория грациозно развернулась и направилась к выходу, её юбка колыхалась в такт шагам, создавая причудливые узоры в магическом тумане.
Я смотрел ей вслед, чувствуя, как внутри борются раздражение и… что-то ещё. Что-то, что я не хотел признавать даже самому себе.
Когда дверь захлопнулась, я наконец позволил себе вздохнуть полной грудью. Кабинет казался непривычно пустым без её присутствия.
«Только сегодня», – подумал я, проводя рукой по волосам.
Только сегодня она разбавила мои будни. И пусть это будет последний раз.
Глава 2. Часть 2
Когда я всё-же привёл в порядок свой алтарь для воскрешения всего, что только пожелает существо (естественно, это удовольствие было не из дешёвых), я понял, что мой желудок свернулся в узелок.
Вполне возможно, Виктория была права: нужно делать перерывы. И сейчас, самый подходящий момент, чтобы пойти и перекусить что-то в Таверне-Баре «Клык пустоши».
Поэтому я еще раз окинул взглядом свой кабинет, который теперь вроде бы был таким же, как и до появления «этого безобразия», а после взял мантию и поспешно вышел из кабинета.
Моя лаборатория и кабинет – находились в моём же доме, правда, это была пристройка. На свою основную территорию я пускал, разве что, только матушку, которая была просто озабочена идеей женить меня на ком-то. А вот у меня, от этой идеи бегал холодок по спине.
Аргументы в пользу того, что я не готов к такому большому шагу уже изрядно исчерпывались, как и терпение матушки. Ещё бы… Диона Винтеркрофт входила в состав Гильдии Некромантов, и похоже, была единственной там некромантом, чье дитя до сих пор носил ярлык «холост». И это ей нравилось меньше всего, поэтому каждый раз, когда она навещала меня (а это было чертовски часто, по моему мнению), то она не упускала возможность напомнить не только о том, что мне нужно уже куда-то двигаться (не только в сторону фанатизма воскрешения мертвых и общения с привидениями, вышедшими из-под контроля), и это “куда-то” в каждом разговоре сводилось к тому, что матушка жаждет, чтобы я женился.
Как будто бы священный обет сделает меня примерным семьянином. Вздор какой-то!
Я заглянул в кабинет, словно надеялся увидеть там Викторию. Я боялся, что эта проказница устроит настоящий хаос быстрее, чем истекут сутки. Но, к моему удивлению (или разочарованию, я пока не мог определиться), её там не оказалось. Что ж, не значит ли это то, что хоть на какую-то маленькую долю секунды моя крепость просуществует без хаоса?
Определенно да.
Поэтому я вышел из дома, закрыл дверь на хорошую магическую защиту и вдохнув аромат весеннего денька пошел к бару.
Бар «Клык Пустоши» встретил меня знакомым гулом прокисших надежд. Воздух был густ, как смола – смесь эльфийского забродившего эля, жареной шкуры тролля и вечной сырости, будто стены здесь дышали испарениями подземелий. Я толкнул дверь, и колокольчик звякнул так истерично, словно кричал: «Спрячьте кошельки и любовниц, Винтеркрофт вломился!»
Интерьер, как всегда, напоминал лавку сумасшедшего гробовщика. Стулья, сколоченные из досок, что когда-то крыли гробы – на одном даже сохранилась табличка «Спи спокойно, дядя Грог». Столы, будто вырубленные из щитов павших героев: на ближайшем торчал ржавый кинжал, вонзенный в трещину с надписью «Любимой теще». Видимо, подарок от зятя с чувством юмора. На стене, меж сальных наплывов свечного воска, тускло поблескивал портрет основателя – полуорка-полупризрака. Его борода, сплетенная из паутины, шевелилась, словно живая, а глаза следили за каждым, кто брал еду, не заплатив.
Но главным чудищем был, конечно, барный дуб. Живой, древний, проросший сквозь пол и потолок, он тянул ветви-руки к бутылкам, сам наливая гостям. Сегодня он явно страдал похмельем: вместо вина в бокалы шипела фиолетовая жижа, пахнущая серой и розмарином. «Идеально», – подумал я, плюхнувшись на табурет, который заскрипел, словно кости старика.
Посетители – отдельный спектакль. У окна кособочилась эльфийка в платье из паутины, попивая что-то кроваво-красное. Ее спутник, гном с бородой, заплетенной в шипы, яростно торговался с тенью за спиной – видимо, пытался продать душу со скидкой. В углу, под портретом основателя, сидел человек в плаще из мха. Его лицо было скрыто капюшоном, но из-под ткани высовывались щупальца, обвивая кружку с чернильным отваром.
– Ну-ка, старина, – хрипло обратился я к дубу, постучав костяшками по стойке. – Дай мне «Проклятие Морганы» и жареных крыльев гремлина. С соусом «Адское пекло».
Дуб заскрипел, ветви дёрнулись, будто обиделись. Из его коры вылезла крохотная древесная крыса, плюнула в бокал и исчезла. Фиолетовая жижа вспенилась, превратившись в коктейль с дымком и плавающим глазом саламандры. Рядом, с треском, возникла тарелка: обугленные крылья пахли гарью и грехом, а соус пузырился, как лава.
– Ты сегодня щедр на сюрпризы, – проворчал я, отодвигая плавающий глаз вилкой.
– Тайрин! – голос Тристана Блэкторна пробился сквозь гул. Он сидел в углу, развалившись на стуле, как король помойки. Его плащ цвета запёкшейся крови сливался с тенями, но рыжие волосы горели, как сигнальный костёр. – Садись, украшай своим кислым лицом этот праздник жизни!
– Блэкторн, – кивнул я, принимая его приглашение. – Опять подкармливаешь свою иллюзию, будто ты хоть кому-то нужен?
Он усмехнулся, крутя в пальцах медальон с портретом моей матери. Диона улыбалась на нём так, будто не знала, что этот рыжий демон уже двадцать лет пытается втереться в её доверие.
– Как поживает твоя… жемчужина? – Тристан растянул слово, будто липкую ленту для мух. – Виктория, да? Говорят, она за час устроила в твоей лаборатории больше хаоса, чем ты за десять лет порядка.
Дубовая стойка, словно в насмешку, подсунула мне бокал с розовой жидкостью, увенчанный зонтиком из павлиньих перьев. Я вздохнул – сегодня дерево явно перебрало нектара.
– Если ты о том, как она чуть не превратила кости дракона в единорога… – начал я, но Тристан перебил:
– О, я слышал! Еще и активировала твою блистательную защиту? Ха-ха. Твоя матушка бы оценила.
Я отхлебнул коктейль. На вкус – будто фея упала в бочку с перцовым настоем. Он знал, куда давить. Диона обожала всё экстравагантное, в отличие от меня.
– Она должна раскрыть потенциал, Тайрин, – Тристан наклонился, и его глаза сверкнули. – Твой метод устарел, Винтеркрофт. Нынче даже некроманты носят розовое и ставят эмодзи в ритуальные круги.
– Смерть – не цирк, – я швырнул в иллюзию Виктории, которую лениво колдовал Тристан в воздухе, зонтик от коктейля. – Она ставит точки. Жирные. С росчерком.
– Точно! – Тристан схватил мою кружку и отпил, оставив на губах розовую пену. – Так добавь же росчерк в её обучение! Пусть взорвёт пару континентов для разминки. Диона одобрила бы.
В этот момент бар взорвался смехом. Я обернулся – и обомлел.
Неподалеку сидела она – кошмар моих упорядоченных снов.
Глава 2. Часть 3
Виктория Брайтбрук, эта ходячая энциклопедия магических неприятностей, восседала у стойки, словно королева на троне из разбитых бутылок. В её руках копошился Бублик – розовое пушистое проклятие, которое она упорно называла «хомячком». Хотя буквально часом ранее, его шерстка была пшеничной…
Зверёк, чья шёрстка переливалась ядовито-розовым сиянием – будто кто-то скрестил болотную тину с радугой нарцисса, – чавкал чем-то, что светилось опаснее запретного зелья. И да, конечно, он чихнул. Не простым чихом, нет. Это был чих, достойный дракона с аллергией на пыльцу. Розовая пыльца окутала гоблина за соседним стулом, чья зелёная физиономия моментально приобрела оттенок влюблённого фламинго. Вместо того чтобы выхватить нож (как делают все уважающие себя гоблины), он захихикал, закатил жёлтые глаза и пустился в джигу, будто его ноги подменили пьяные гномы.
– Она… здесь, – выдавил я, чувствуя, как ледяная броня на моих плечах начала потрескивать от предчувствия.
– И прекрасно проводит время, – Тристан ухмыльнулся так, будто уже видел, как я буду выковыривать блёстки из мантии до следующего полнолуния. – Может, присоединимся?
«Нет» – должно было сорваться с губ. «Ни за какие сокровища Агратона» – должно было добавить тело. Но ноги, предатели, уже несли меня к стойке, будто их загипнотизировал танец того дурацкого гоблина. Виктория обернулась, и её глаза – два изумруда, напичканных колдовскими молниями, – блеснули так, что даже светлячковые фонарики в углу скромно потускнели.
– Мисс Брайтбрук, – прорычал я, загораживая собой её улыбку, которая явно стоила кому-то рассудка. – Вы что, решили, что одного апокалипсиса мало? Решили единственный нормальный бар превратить в розовое недоразумение?
– О, мистер Винтеркрофт! – она щебетала, гладя Бублика, который теперь грыз ледяной кубик. От его розовой шёрстки исходило сияние, напоминающее то, как выглядел бы рассвет, если бы его нарисовал пьяный художник-иллюзионист. – Бублик просто хотел познакомиться с местной кухней. Он обожает лёд! – Пауза была мимолетной, а дальше, слова сорвались с ее уст так тихо, что я едва ли их расслышал. – Прямо как вы.
– Он обожает уничтожать, – проворчал я, наблюдая, как хомяк с наслаждением выгрызает в кубике узор, напоминающий руны гибели. – Это не зоопарк, мисс Винтеркрофт! Это бар, общественное место, в котором существа отдыхаю и заводят новые знакомства!
Но кажется, Виктория меня совершенно не слушала, или не хотела слышать.
– Знаете, он сегодня научился новому, – девушка щёлкнула пальцами, игнорируя меня с мастерством, достойным королевского дипломата. – Бублик, покажи джентльмену, что ты умеешь!
Зверёк встал на задние лапки, фыркнул – и тут я понял, что все её «посмотрите-какие-он-штучки-вытворяет» заканчиваются тем, что у меня начинает дергаться глаз, и то в лучшем случае.
Из носа Бублика вырвался не чих, а миниатюрный фейерверк. Огненные искры, шипя, как разъярённые саламандры, сложились в надпись: «Тайрин – повелитель зомби-буги!»
Тишина.
А потом бар взорвался рёвом, от которого задрожали даже бутылки с «Экстрактом вечной глупости» за стойкой. Гоблин, всё ещё танцующий джигу, упал со стула, давясь смехом. А дуб затряс ветвями, швыряя стаканы на пол, будто это был изысканный способ аплодировать.
– Вы… – я стиснул зубы, но Виктория уже прижала Бублика к щеке, целуя его в нос.
– Он просто шутит, не нужно придавать этому значению! Правда, малыш?
Хомяк чихнул.
Розовое сердечко, пахнущее корицей и хаосом, шлёпнулось мне прямо в лицо. Блёстки прилипли к коже, будто проклятие, наложенное модницей-феей. Я стоял, обсыпанный блеском, чувствуя, как трещит ледяная броня – не от магии, нет. От того, что внутри всё дрожало от возмущения, а это было опаснее любого заклятья.
– Ладно, – я сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость, хотя глаз уже дергался. – Но если он…
Очередной чих.
Розовая пыльца окутала Тристана, как зловещее облако из детского кошмара. Его рыжие волосы, которые он холил с фанатизмом алхимика, смешивающего эликсир бессмертия, превратились в ярко-розовый водопад. Точь-в-точь как крылья у тех дурацких дракончиков, которых рисуют на обложках дешёвых романтических баллад. Я замер, ожидая взрыва. Взрыва гнева, проклятий, может, даже огня. Но вместо этого…
– Э-эй! – рявкнул он, хватая прядь волос, будто это была ядовитая змея. – Это что за колдовская мерзость?!
Бублик, сидя на плече Виктории, чихнул ещё раз. На этот раз пыльца сложилась в миниатюрное розовое сердце, которое медленно опустилось на лоб Тристана. Даже дуб-стойка издал звук, напоминающий смех: что-то среднее между скрипом колеса телеги и клокотанием кипящего котла.
Виктория фыркнула. Потом засмеялась – звонко, беззаботно, будто её смех был заклинанием, разрывающим все печати здравомыслия. И я… чёрт возьми, я присоединился. Сначала тихонько, будто крадучись, как вор, стащивший последний пряник у кухонного домового. Потом громче, пока живот не скрутило от боли, а слёзы не заставили мир расплыться в акварельном мареве. Моя броня, проклятая броня из чёрного льда, которую не брали даже клинки демонов, звенела, трескаясь по швам. Казалось, она хохотала вместе со мной – или плакала от унижения.
– Это самое отвратительное, что могло случиться со мной, – пробормотал я, вытирая лицо ладонью. Блёстки прилипли к коже, будто стая светлячков решила устроить на мне пикник.
Тристан тем временем сражался с флакончиком «Для удаления пятен вечности» так яростно, будто это был последний флакон воды в пустыне Смертных Теней. Зелье лилось на его голову рекой, но розовый цвет лишь становился ярче, будто насмехаясь.
– Возмутительная и зловещая способность, – проворчал он, разглядывая себя в зеркале, которое дуб-стойка услужливо протянул веткой. – Превращать всё в хаос. Вы, мисс Брайтбрук, должны быть запрещены магическим конвентом.
Он сказал это без привычной колкости. Словно розовые волосы вымыли из него всю злость, оставив лишь растерянность щенка, потерявшего кость.
– Думаю, мисс Брайтбрук, – я кинул на стойку монетку, с которой тут же осыпалась розовая пыльца, превратив её в подобие конфетти, – на сегодня достаточно. Если ваш хомяк чихнёт ещё раз, я превращу его в меховой воротник.
– Он не хомяк! – возмутилась Виктория, прижимая Бублика к груди. Тот устроился там, как король на троне, и начал умываться, блестя розовыми боками. – Он… экспериментальный фамилиар!
– Экспериментально-раздражающий, – я одёрнул пальто, с которого сыпались блёстки. Теперь я выглядел так, будто участвовал в карнавале фей – позор для некроманта моего уровня.
Тристан, всё ещё розовый, как леденец, бросил на меня взгляд, полный немого укора. Я поспешил к выходу, придержав дверь для Виктории – не из галантности, а чтобы она не вздумала задержаться и выпустить Бублика на «прощальный чих».
Бар за спиной вздохнул с облегчением, выдыхая запах перегара и магических неудач. Тристан что-то прокричал мне вдогонку, но слова утонули в грохоте падающих кубков – видимо, дуб-стойка решил отметить наше уход танцем.
На улице светлячковые фонарики мерцали, подмигивая. Бублик сидел на плече Виктории, довольный, как демон, укравший душу у самого благочестивого паладина.
– Вы… – я остановился, глядя на её профиль, подсвеченный зелёным сиянием фонарей. Ветер играл её волосами, запутывая в них блёстки, и я внезапно подумал, что даже вечность в Царстве Теней не научила меня такому безумному спокойствию. – Вы невыносимы.
– Знаю, – она улыбнулась, и в этой улыбке было столько дерзости, что воздух вокруг заискрился, как шампанское в бокале. – Но вам нравится.
– Нисколько! – я фыркнул, слишком резко отвернувшись. Сердце, чёрт возьми, стучало так, будто пыталось вырваться из грудной клетки и присоединиться к её безумствам.
– О, это вам идёт, Тристан! – крикнула Виктория через плечо, и Бублик чихнул в такт, выпустив облачко пыльцы, сложившееся в миниатюрную корону.
Тристан, стоявший в дверях бара, помахал кулаком, но его рык потонул в новом взрыве смеха изнутри. Даже его дракон, спавший на крыше, приподнял веко, увидел хозяина и… фыркнул дымом, будто подавился собственной усмешкой.
– Лаборатория, – я ткнул пальцем в сторону башни, чьи шпили чернели вдали, как когти спящего титана. – Пока ваш «фамилиар» не решил, что мои гримуары – это следующее блюдо.
Виктория ускорила шаг, догоняя меня, а Бублик устроился у неё на голове, укутавшись в её волосы, как в гнездо.
– Знаете, – она улыбнулась, глядя на фонари, которые подмигивали ярче обычного, будто тоже были частью этого безумия, – когда-нибудь вы тоже будете смеяться над этим.
– Никогда, – отрезал я, но уголок губ предательски дёрнулся.
– Бублик считает иначе, – она погладила хомяка, который чихнул, выпустив облачко розовой пыльцы, осевшей на моих волосах.
– Этот маленький… – я отряхнул голову, но блёстки лишь сильнее заискрились в свете фонарей.
– Вы так забавно краснеете, когда злитесь, – она хихикнула, и её смех смешался с треском светлячков в фонарях.
– Это не румянец, – проворчал я, хотя знал, что она права. – Это… магическое возмущение.
– Конечно, – она подмигнула, и в этой улыбке было столько тепла, что даже воздух вокруг заискрился, как шампанское в бокале.
– О, это не последний раз, – пообещала она, и в её глазах заплясали озорные искорки.
Я покачал головой, но не смог сдержать улыбки. Воздух пах дождём, ванилью и глупой, бессмысленной, восхитительной свободой.
И да, чёрт возьми, она была права.
Глава 3. Сердце дрогнуло или это икота?
Тайрин Винтеркрофт
Лаборатория наконец затихла. Если не считать сопения Бублика, которое напоминало звук крошечной кузнечной мехи, пытающейся раздуть адский огонь в напёрстке.
Я стоял в дверях, наблюдая, как лунный свет, пробивающийся сквозь витраж с изображением трёхглавого змея, скользит по волосам Виктории. Она уснула в кресле, уткнувшись носом в кипу пергаментов, которые должна была сортировать ещё три часа назад. Её пальцы разжались, и свиток с гордым названием «Правила захоронения вампиров (редакция 512 года)» мягко скатился на пол, разворачиваясь в путь, как послушный змей.
– И кто же тут практикант? – пробормотал я, поднимая документ. На полях красовались её пометки: сердечко рядом с главой «Серебряные гвозди – да или нет?» и каракули, изображающие дракончика в шляпе.
Она пошевелилась, пробормотав что-то невнятное про «драконов и хмурые облака», и прижала к груди оставшиеся бумаги. Один лист прилип к её щеке, превратив официальную печать Гильдии в нелепую родинку.
Я вздохнул.
За день эта женщина умудрилась:
Перепутать прах феникса с корицей, из-за чего моё «Зелье вечной ясности» теперь пахло яблочным пирогом.
Научить скелета-архивариуса танцевать чечётку. Теперь он отбивал дрэг-бит костяшками, стоило кому-то произнести слово «катафалк».
И, конечно, превратить мою лабораторию в филиал бродячего цирка.
Но сейчас, с блёстками в волосах (откуда они взялись? Я же запретил ей приносить сюда блёстки!) и слюной, медленно расползающейся по пергаменту, она выглядела… беззащитной. Как ребёнок, заигравшийся в некроманта и забывший, что монстры под кроватью – реальны.
– Нет, нет, – я мысленно одёрнул себя, стиснув зубы. – Это ловушка. Как те облака, что притворяются пушистыми, а внутри прячут молнии.
Бублик, свернувшись клубком на столе между ретортами, пускал пузыри. Не простые – каждый переливался радугой и лопался с тихим «плюхом», оставляя в воздухе запах мяты.
Я прикрыл его коробочкой из-под зелий («Смерть в ампуле! Не вскрывать!»), но хомяк во сне толкнул её лапкой. Крышка с грохотом улетела в угол, задев банку с глазами василиска, которые тут же закатились в унисон.
– Чёртов гремлин, – проворчал я, поправляя очки, которые Виктория кажется вечером, назвала «сексуальными, но слишком старомодными». – Тебя бы отправить в академию вредителей. Выпускной экзамен – сожрать гримуар за минуту, ты бы сдал на отлично.
Платье Виктории сползло с плеча, обнажив шрам на ключице. Маленький, едва ли заметный. Интересно, откуда он у нее? Неужели Бублик ей оставил?
Ответа ждать было бессмысленно, поэтому я просто пожал плечами, достал покрывало – шерстяное, без блёсток. Единственное, что уцелело после её «апгрейда» моей комнаты. Оно пахло пылью и нафталином, и накинул на Викторию. Девушка улыбнулась, не открывая глаз, и ухватила край ткани, как плюшевого медведя.
– Спокойной ночи, катастрофа, – пробормотал я, отходя к своему кабинету, где магия ещё подчинялась мне.
Но через минуту вернулся. Чёрт возьми, вернулся.
Она съёжилась, поджав ноги, а Бублик устроился у неё на голове, словно живая шапка. Его розовый бок подрагивал в такт храпу. Я достал из шкафа второе покрывало (чёрное, с вышитыми рунами молчания) и набросил поверх первого. Потом передвинул свечу подальше от её рукава. Потом… остановился, глядя, как тень от её ресниц рисует паутинку на щеке.
– Вы… – начал я, но слова застряли в горле.
Она потянулась, и покрывало сползло.
– Призраки старых некромантов наверняка крутятся в гробах, глядя на это, – проворчал я, поправляя одеяло, стараясь не разбудить Викторию.
– М-м… Тайрин… – она внезапно обняла мою руку, прижав к щеке.
Тёплая.
Мягкая.
Пахнет ванилью и чернилами.
Я застыл, как вампир. Сердце колотилось так, будто пыталось оживить самого себя. Бублик чихнул во сне, и над нами расцвёл миниатюрный салют в виде сердца.
– Отпустите. Сейчас же, – прошипел я, но она лишь крепче сжала пальцы.
В кабинете ждала гора работы: отчёты о рейдах теневых тварей, непрочитанные донесения, склянка с «Кофе для бессмертных»… Но я сел на пол рядом с креслом, осторожно, чтобы не разбудить. Её дыхание смешалось с тиканьем маятника на стене, а где-то вдали скелет-архивариус отбивал чечётку.
– Вы невыносимы, – прошептал я, закрывая глаза.
Но впервые за триста лет бессмертия подумал, что тишина – это не отсутствие звуков.
Это когда её смех застревает в ушах, даже когда она спит.
Глава 3. Часть 2
Лаборатория пахла ладаном и глупой надеждой, что сегодня всё пройдёт по плану. Стеклянный шар с душой саламандры подмигивал мне с угрозой, будто предупреждая: «Сделаешь не так – сожгу твои чертежи». В контракте клиента красовалась изящная приписка: «Не любит влажность». Как будто огненная рептилия вообще способна что-то «любить», кроме хаоса.
– Поехали, – проворчал я, расставляя кости по схеме Пятого круга. Череп василиска на север, ребра гарпии – строго по азимуту, хвост единорога (купленный у тролля, который клялся, что это «свежий товар») аккуратно обрамлял алтарь.
Свечи вспыхнули синим пламенем, воздух затрещал, как перегруженная молнией проволока, и я начал читать заклинание, стараясь не слышать подозрительное шуршание за дверью. Виктория спала в кабинете, и единственным звуком оттуда был её храп – ритмичный, словно барабанная дробь разъярённого гоблина.
Саламандра в центре круга зашевелилась, её полупрозрачный хвост начал обретать чешую.
Ещё пара минут – и я отправлю клиенту счёт с пометкой «+200% за риск быть осмеянным духами».
И тут…
Дверь распахнулась с грохотом, от которого с полки свалилась банка с сушёными глазами тролля. В проёме, как розовый ураган, возник Бублик, волоча в зубах мою парадную мантию. Её вышитые серебром руны теперь украшали следы хомячьих зубов.
– Нет-нет-нет! – зашипел я, но Бублик, вильнув хвостом, чихнул. Радужный пузырь вырвался из его ноздрей и врезался в ритуальный круг, словно мяч, запущенный в витражное окно.
Саламандра фыркнула. Розовая пыльца окутала её, и существо дёрнулось, будто получив удар током. Вместо пламени из пасти вырвалась… мелодия.
– Я пушистый комок беды, обожаю крошки везде! – залилось оно голосом, подозрительно напоминавшим напевы Виктории.
– Идиотский гремлин! – я рванулся к Бублику, но тот юркнул под стол, увлекая за собой мантию. Саламандра тем временем запрыгнула на алтарь и принялась выбивать когтями ритм, подпевая: – Сжечь диван? Легко! Но сначала печенье!
Клиентский звонок прозвучал как погребальный звон. На магической голограмме сотканной из зеленого пара, который выплевывал адский котелок, возник эльф с лицом, на котором читалось: «Я пожалею о каждом потраченном изумруде».
– Господин Винтеркрофт, где мой страж? – он уставился на саламандру, которая грызла ножку стула, напевая о любви к поджаренным муравьям.