Олени не придут

– Не знаю. Я думаю, в свободном обществе должно быть сильно развито чувство справедливости. Так что шанс есть. Но от нас и конкретно от тебя может потребоваться выйти за рамки существующего комфортного мирка.

– Я готова! – уверенно выпалила она, не особо задумываясь о том, на что подписывается.

– Ну что же… тогда надо с ними связаться. Я не могу ничего создавать снаружи, даже сообщение написать. Так что садись вот за ту панель, будешь делать, что я скажу.

Один из экранов на другой стороне грота тут же замигал голубой пульсацией.

– Для начала достань клавиатуру.

– Откуда?

– Ну вот, приехали! – лис ещё раз раздосадованно закатил глаза в стиле Дауни-младшего из «Железного человека». – Оттуда!

Панель снизу от подсвеченной открылась, еле слышно щёлкнув затворами, и обнажила расположенную за ней небольшую нишу с периферийными устройствами, чем привела Мэй в неописуемый восторг.

* * *

В истории Даниила они с трудом, но вычислили нужный контакт и, зарегистрировавшись в утилитарной соцсети, вышли на связь. На удивление, контакт ответил почти мгновенно, но выдвинул единственное условие, оказавшееся для наших героев критическим: любое обсуждение только после личной встречи! Адрес он скинул и сказал приходить в любой момент.

Мэй замолчала на сутки. Не участвовала в обсуждениях за столом, не реагировала на поздравления с Восьмым марта, не включала панели, не подсматривала споры бабушки с голограммами, не отвечала на её вопросы – только кивала или отрицательно качала головой.

То же самое утром девятого марта. Но потом, проведя более часа за наблюдением подмоченной непрекращающимся дождём реальности, она вдруг развернулась, включила панель, мгновенно набрала сообщение и открыла рюкзачок.

– Ты куда? – тут же выскочил из мрака лис.

– Надо идти!

– Слушай, я понимаю твою решимость, но это опасно. Там другой мир. Там люди…

Несмотря на непрекращающуюся тираду лиса, понимавшего, что он не сможет защитить подопечную там, Мэй продолжала спокойно собираться: ходила по дому и складывала в рюкзачок нужные вещи, а он был вынужден бегать по панелям вслед.

– Скажи, сколько раз ты выходила на улицу одна? Да ты слушаешь меня?! Все, я сейчас позвоню ба… Блин, зачем тебе вилка?!

Иван не ожидал, но вилка оказалась повёрнута в его сторону. Специально или так получилось – неважно, однако выглядела эта ситуация крайне комично: четыре стальных зуба против цифровой сущности.

– Не можешь победить – возглавь! – вдруг отрезала девочка и гордо подняла подбородок.

Лис застыл в недоумении.

– Слушай, – продолжила она, опустив вилку и приняв чуть более дружественную позу. – Ты боишься за меня. Это ОК! Я тоже боюсь. И с тобой мне было бы гораздо комфортнее идти туда.

Она показала на массивную входную дверь, а затем, выдержав театральную паузу, придвинулась к лису и заглянула ему в глаза – в самый центр зеркала панели, в не закрываемые веки камеры, через которую голубой зверь смотрел на мир.

– Ты как-то обмолвился, что тебя сюда принесли. Не загрузили, не скинули с флешки, а именно «принесли». Значит, ты помнишь этот момент, ты его ощущал. А значит, где-то в этом доме есть сердце. Твоё сердце! А ещё можно сделать предположение, что это твоё сердце вполне автономно – оно слышало или видело, как его сюда принесли. А значит, ты, скорее всего, знаешь, где оно спрятано.

Говоря это, Мэй пристально смотрела ему в глаза, которые голубой зверёк под конец начал непрестанно отводить в сторону, подтверждая адресованные ему догадки. Завершил переговоры принуждающий залп из главного орудия:

– Помоги мне, пожалуйста!

Лис был обезоружен. Немного поразмыслив, он покачал головой и вытянулся по струнке с выражением, которое больше всего походило на благородную решимость совершающего харакири.

– За кофеваркой!

– Спасибо, спасибо!

Мэй радостно захлопала в ладоши и побежала к стене кухонного гарнитура, но он прыгнул за ней и, очутившись на фасаде кофемашины раньше, преградил путь.

– Прежде мы должны договориться: ты беспрекословно слушаешься меня – раз. Ты не паникуешь, что бы ни случилось, и слушаешься меня – два. Ты слушаешься меня, и тогда мы вернёмся за три часа двадцать минут, оставшихся до возвращения бабушки, – три. Всё поняла?

Она, как будто и не заметив его слов – так, мимолётный кивок, – принялась ощупывать внешнюю поверхность встроенной техники.

– Тут и тут, в углу. Нажми снизу, – указал он лапами на небольшие углубления за фасадом.

Крышка отщёлкнулась.

– Теперь открутить эти два винта. Отвёртка в кладовке в жёлтом ящике.

Мэй сбегала.

– Та-а-ак… вынимай осторожно, тяжело!

– Тут провода и шланг для воды.

– Нам только подвинуть надо. Неси стремянку, она там же!

Выдвинутую наполовину кофемашину получилось отставить в сторону, положив край на предпоследнюю ступеньку лестницы, благодаря чему образовался проём для доступа внутрь шириной практически в половину ниши, вполне достаточный для тринадцатилетней девочки.

Когда она, оттолкнувшись босыми ступнями от поверхности кухонного островка, втиснулась в проём, внутри её встретило слабое свечение, которое испускал небольшой, со стороной не больше десяти сантиметров, куб, покрытый голубыми прожилками.

– Ну, здравствуй! – произнесла коробочка, пульсируя светом на каждом гласном звуке.

Мэй улыбнулась. Куб, как ей показалось, улыбнулся светом в ответ и подтвердил:

– Да, я тебя вижу и слышу. Давай, вынимай скорей!

Протянув руки, она оторвала его от стены. Потом, сопровождаемая советами, аккуратно вынула толстый шлейф и быстро, ящеркой скользя из стороны в сторону, выскочила обратно на свет, приглушённый сплошным полотном ползущих по небу тёмно-серых облаков.

Он был не тяжёлый, не больше полутора килограммов, поэтому, быстро одевшись, маленькая хозяйка взяла куб в руки и во второй раз встала перед монолитом входной двери.

– Должен тебя предупредить, – пропульсировал лис изнутри стальной коробки, – в автономном состоянии, без доступа к квантовому каналу, я буду гораздо менее интересным собеседником. Юмор и гибкое мышление на минимальном уровне.

– Ничего! – ответила Мэй кубу дрогнувшим голосом и, протянув ладонь, открыла дверь, которую тот предусмотрительно разблокировал.

Глава 12

9 марта

С накинутым капюшоном и зажатым в руках сокровищем, Мэй осторожно шла по мокрым тротуарам, постоянно тайком оглядываясь и чураясь встречных людей. Сказать, что ей было некомфортно – ничего не сказать! Песчинка в суете этого мира! Одна! Казалось, что сквозь окутавшую всё вокруг водяную взвесь доносится обречённый голос Gregory Lemarchal:

Pourquoi je vis, pourquoi, je meurs?

Pourquoi je ris, pourquoi je pleure?

Voici le S.O.S.

D'un terrien en détresse.

Пару раз пришлось останавливаться и, уперевшись руками в колени, переводить дух в пропитанных влагой подворотнях. Но что-то внутри накатывало волной и заставляло двигаться вперёд. У неё были цель и ручной лис, который безошибочно вёл по маршруту.

J'ai jamais eu les pieds sur terre

J'aimerais mieux être un oiseau

J'suis mal dans ma peau…

Налево, по прямой 453 метра, зелёный светофор, направо…

Войдя в круглое здание, некогда построенное для финала киберспортивного чемпионата, Мэй оказалась на краю огромного, амфитеатром уходящего вниз внутреннего пространства. Она услышала бьющийся где-то в его центре безостановочный бит и, морально измождённая, зажав руками уши, вжалась в уголок у ближайшего столбика балюстрады, растянувшейся по всей окружности.

Сидеть бы ей так вечно, если бы через пятнадцать минут возле девочки не скрипнуло колесо и спокойный голос не произнёс:

– Так-так… Кто это тут?

Она на мгновение подняла лицо и тут же перестала быть загадкой для мигающей красным огоньком системы распознавания лиц незнакомца. Тот оценивающим взглядом осмотрел её всю.

– Значит, это ты просила о помощи?! Нет-нет, не удивляйся! Я подсмотрел, с кем общаюсь, через камеру вашей панели, – он, извиняясь, развёл руками и широко улыбнулся. – Канал-то был открытым!

Но вместо того, чтобы улыбнуться в ответ, Мэй опустила голову и замерла в своём воображаемом коконе. Молодой человек, на вид лет двадцати трёх, разочарованно покачал головой.

– Так мы не договоримся. Что тебе нужно, девочка? Давай начнём с простого: как тебя зовут?

– Её зовут Мэй, – отозвался кто-то, лежащий на коленях гостьи, синтезированным голосом и голубым светом, пробивающимся из-под накинутого сверху дождевика. – И ей трудно общаться.

Если бы Мэй не прятала взгляд, то заметила бы, как загорелись глаза собеседника.

– Это альфа?! Нет-нет, не отвечай! Я не буду спрашивать откуда! Но, ей-богу, владение такой штукой вызывает уважение и добавляет тебе кучу вистов!

Он даже слегка приподнялся, держась за ручки инвалидного кресла, но довольно быстро успокоился и опустился обратно.

– Я могу говорить через него?

В ответ был получен утвердительный кивок.

– И что с твоей хозяйкой?

– Это не хозяйка, а друг! – ответил куб.

– Хорошо-хорошо, прости!

– Если говорить по-простому, в её голове стоит некая защита – стена, ограничивающая живое общение.

– Откуда эта стена?

– Неизвестно. Психолог не выяснила… не смогла получить доступ.

– Ты, стало быть, получил?

– В виртуальном мире это оказалось проще.

– Хм… знаешь что? – незнакомец перегнулся через подлокотник, наклонился к Мэй и перешёл на дружелюбный шёпот. – Я похож на тебя! Я тоже особенный. Когда-то давным-давно, после чудесных дней комы, я потерял малюсенькую, – он машинально сжал пальцы и сощурил глаза, – часть своего мозга. Аневризма, кровоизлияние… не суть. Как видишь, проблемка эта существенно отразилась на моём внешнем виде – я, кстати, не такой молодой, как выгляжу, чуть старше. Но! – молодой человек гордо выпрямился в своём кресле и поднял указательный палец вверх. – Но мозг человеческий – удивительная субстанция. При повреждении он начинает компенсировать потери за счёт других участков, наращивать новые связи, восстанавливать навыки с помощью отделов, которые, вообще-то, по природе своей ответственны за другое. И эти компенсационные связи зачастую так развиваются, что открывают новые способности. Кто знает, возможно… может быть… наверное, именно благодаря этому я так хорош в коде!

В процессе этого повествования длиной в полторы минуты слушательница потихоньку приподнимала голову и теперь смотрела на человека с гораздо меньшим страхом. Любознательность – она ведь смелее всех остальных! А он, закончив, снова наклонился и направил на неё всё тот же указательный палец правой руки:

– Ну а в чём твоя фишка, девочка Мэй?

– Она умеет обрабатывать огромные объёмы информации, быстро обрабатывать. Находить и устанавливать связи.

– Что, лучше тебя?

– Лучше! – ответил куб с придыханием, в котором явно чувствовалась нотка досады.

– Очень занятно! – резюмировал молодой человек и подмигнул. – Ладно, давайте, выкладывайте, с чем пришли! Меня, кстати, Иваном зовут. Или просто Вэн, от прилипшего миллион лет назад прозвища iVAN.

– О! Его тоже! – счастливо вскрикнула девочка, окончательно стирая барьер.

Повествование они начали с конца: что, мол, есть итальянский политик, который может быть связан с серьёзным преступлением и которого надо проверить тайно, потому что голословное обвинение может вызвать межгосударственный конфликт. Нового знакомого такая сжатая история не удовлетворила. Пришлось рассказать про отражение часов в зеркале и про обучение алгоритмам поиска. Куб так красочно описывал этот процесс, реки и плато, что в конце, когда он рассказал об океане и сравнил мозг с ящиком Пандоры, новый знакомый сощурился, заподозрив неладное:

– Вы что, вошли в дрифт?

– Типа того.

– Ну вы даёте! А надолго?

– Мэй покрутила куб в руках и молча покачала головой из стороны в сторону, неуверенно насчёт длительности, но всё-таки подтверждая сказанное.

Иван Второй сел ровно в кресле и на минуту застыл, справляясь с внутренними голосами по поводу услышанного. Не каждый день приходили такие воодушевляющие и обескураживающие новости.

– Мы с вами в любом случае должны подружиться! – произнёс он наконец. – Я буду сущим дураком, если упущу возможность познать такую способность, такую технологию! Обещайте мне, пожалуйста, что мы продолжим общаться, что бы ни произошло!

– Обещаю! – произнесла новая подружка, неожиданно на мгновение посмотрев ему прямо в глаза.

– Аллилуйя! Перед твоим лицом, Господи, я обещаю помочь этим страждущим в поисках их! – произнёс громогласным голосом Вэн и в шутку воздел руки к небу, чем вызвал улыбку на её губах. – А теперь давайте займёмся вашим итальяшкой! Что он такого натворил?

Слово снова взял куб, и по мере того, как он говорил, ребяческое настроение Вэна быстро улетучивалось. Когда же было сказано про упавший коптер, новый знакомый через боль перенёс вес на ноги, практически встав, и перстом указал на девочку:

– Пусть скажет, кто она!

Куб попытался возразить, но в ответ прозвучало с ещё большей требовательностью:

– Пусть скажет, кто она!

Когда же это раздалось в третий раз, Мэй медленно выпрямилась, подняла подбородок и гордо расправила плечи:

– Я – Мэй! Мне тринадцать лет. Мама моя Лера попала в аварию вместе с Даниилом – мужчиной, который меняет мир к лучшему! Которого она любит!

Было видно, что Вэна это признание ошарашило. Он задумчиво отвёл взгляд в сторону и стал медленно перебирать пальцами рук, будто щупая какую-то невидимую ткань или струны мироздания. Наконец, угомонившись, пальцы сложились в кулак и на мгновение сжались до боли.

– Я помогу тебе, майская девочка!

Рука его достала из кармана и протянула на раскрытой ладони небольшой предмет, похожий на обычную гайку, только не до конца просверлённую, заставив Мэй вопросительно взглянуть в ответ.

– Сюда, – указал Вэн на висок. – Просто прислонить и надавить. Это что-то вроде кусочка вашего Нейро, ма-а-аленького кусочка, который позволит нам спокойно общаться под этими сводами, точнее, под их виртуальным воплощением. Да, кстати, – обязательно закрыть глаза! Нужен чистый глазной нерв! А вот слух твой будет работать как обычно. Никаких больше мессенджеров и звонков! Это опасно. Если всё действительно так, как вы рассказали, то нас с вами, друзья, ждут настоящие приключения и опасности!

* * *

Мэй успела домой за десять минут до возвращения бабушки. Времени как раз хватило на то, чтобы трясущимися от осознания собственной смелости руками засунуть куб на место и затолкать обратно кофемашину.

– Да уж!

Как только она это сделала, лис выскочил на центральную панель, задрожал всем телом, будто отряхиваясь от воды, и застыл в этой позе – со взлохмаченной голубой шерстью и с широко расставленными лапами. Он прогонял пережитое по вновь доступному квантовому каналу, чтобы осознать и принять.

К сожалению, личности его новое знание никакого облегчения не принесло. Особенно тяжело оказалось пережить взгляд на себя со стороны: какой же немощный, жалкий ты, брат, без подключённого шлейфа! Скучный, банальный, безынициативный! Ты ни разу не задумался о действиях, не оценил шансы, не пошутил – просто допотопным гаджетом отвечал на задаваемые вопросы.

– Кто ты?! Кремниевая коробка, брат! Тупая железяка!

Но никто душевных стенаний лиса не увидел. Зверь стоял в ощетинившейся позе, лишь зрачки его рябили белыми полосками переживаемых воспоминаний.

Мэй запомнила его именно таким, бросив взгляд, когда проходила мимо с бутербродом и стаканом сока в руках. В приносящей чувство защищённости ауре грота она улеглась на подушки, перекусила и, повертев в лучах разогнавшего тучи солнца подаренную гайку, вдруг в порыве ни о чём не задумывающегося ребячества быстрым движением вдавила её в висок и закрыла глаза.

Темнота, обычная слепота опущенных век. Но вот она зарябила помехами. Вот среди помех стали появляться неустойчивые расползающиеся стереофрагменты изображений. Вот картинка стабилизировалась.

Она стояла в подтрибунном помещении, как когда-то стояли Андрей и Елизавета Моряковы, видя в пятнадцати-двадцати метрах впереди лишь размытое светлое пятно выхода на арену. Заинтригованная, Мэй повертела головой, почему-то так и не удосужившись посмотреть на саму себя, на образ, выделенный ей системой. Вместо этого она шагнула вперёд. Но как только сделала шаг, сбоку из темноты выскочила голубая молния, слепяще-яркая в сумраке подземелья.

Лис преградил дорогу, широко расставив лапы, тяжело дыша выпавшим из пасти языком. Затем он резко втянул язык так, что тот шлёпнул по влажному носу.

– Привет!

Прежде чем ответить, Мэй испуганно обернулась, попутно ожидая других сюрпризов. Но ответа не потребовалось.

– Мне надо уйти. Спасибо за открытый канал! И да, – лис подмигнул. – Отлично выглядишь, принцесса! Прощай!

Выпалив это, он пружинами сжал все четыре лапы и одним резким прыжком растворился сквозь текстуру нависающего тёмного свода.

– Не-е-ет! – закричала Мэй изо всех своих девичьих сил.

Она бесновалась, рыдала, ревела три дня. Не спасало любящее участие, поглаживания и слёзы бабушки Лизы. Не исцеляло любимое клубничное мороженое и прочие вкусовые ублажения. Не помогала срочно вызванная по такому поводу Юлия Сергеевна и даже её полумагические манипуляции в технике рэйки. Не сразу, но действие возымели только слова опытного психолога:

– Ты представь, – сказала она, – сколько нового Ивану пришлось пережить с момента твоего появления! Дружба, ответственность, наставничество, радость, разочарование, боль. Он ведь по психическому развитию примерно одного с тобой возраста. Представь, как тяжело ему было от осознания собственной изоляции, когда вокруг необъятный мир, который он каждый день видит всего лишь со стороны! Не хотела бы ты вырваться на его месте? Послушай своё сердце, девочка! Ему просто нужно найти себя, своё место в этом мире. Так что не переживай и не ругай его. Дай время – я уверена, что твой верный лис обязательно вернётся!

Глава 13

Михаил Моряков молнией взбежал по ступенькам и только наверху замедлил шаг до положенного по уставу, выйдя на открытую площадку перед залом «Суворов» по-офицерски статно, с расправленными плечами.

Атриум Национального центра управления обороной уже не лоснился так, как в первые годы после постройки, но, естественно, содержался в полнейшей чистоте и порядке, в первую очередь за счёт усилий и опыта человека, к которому он направлялся. Человека, для которого это здание с определённого момента стало не чем иным, как домом, в который он врос корнями.

С положенной силой постучав костяшками по бурому массиву двери, Михаил нажал ручку и вошёл внутрь. Престарелый начальник сидел довольный.

– А, заходи-заходи! – поманил он внутрь. – Ты ко мне просто так? Коньяк будешь? Или хочешь чего?

– Коньяк – нет! Я на службе.

Михаил встал посредине кабинета, на вытоптанную каблуками проплешину ковра, и засиял улыбкой:

– Хотел в очередной раз лично поблагодарить вас. Вы столько для меня сделали!

– Та-а-ак! Чего-то всё-таки хочешь! Давай, выкладывай, чего надо? – оборвал тот и начал демонстративно копаться в бумагах, неотъемлемом атрибуте на столе начальников столь высокого уровня.

– Дмитрий Анатольевич, – Михаил тут же снял с лица улыбку, – вы знаете о состоянии моего брата.

В ответ последовал кивок без поднятия головы – ничего не подтверждающий, но между делом дающий разрешение продолжать.

– Вы знаете мою мать.

Снова тот же еле заметный кивок.

– Маме очень плохо. Её уничтожают все эти сплетни, пересуды и фальшивые догадки репортёров, равно как и отсутствие внятной информации. Она теряет надежду, а вместе с ней и здоровье. Нашу семью не ставят в известность о ходе следствия и переговоров, не считают необходимым делиться информацией. Честное слово, порой создаётся впечатление, будто что-то намеренно скрывают. А ведь это могло бы…

Его речь прервал пронзительный взгляд исподлобья:

– Чего вы хотите, Михаил Андреевич?

– Вы со времён Совета имеете власть над всеми силовыми структурами и нужные контакты. Сделайте так, чтобы мне дали доступ, разрешили, хотя бы опосредованно, участвовать в следствии.

Дмитрий Анатольевич задумчиво постучал ручкой по сукну, ровно десять раз сжав и выпрямив встроенную пружину.

– Вы, майор… – он дипломатично проглотил непубличные слова. – Любого другого человека на вашем месте я бы немедленно выгнал, причём не только из этого кабинета или здания. Но, – рука его опустилась и взмыла вверх, ускоряемая последней отдачей громко клацнувшей пружины. – Но мы все в безграничном долгу перед вашей матерью! Мои внуки, ха! – он как-то грустно ухмыльнулся. – Все мои внуки считают, что будущее моих правнуков должно быть связано с Россией, а не с какой-то другой страной мира. Это не моя, а её заслуга!

Говоря это, Дмитрий Анатольевич по очереди развернул лицом к слушателю стоящие на столе фотографии так, что теперь тот видел в лицах семейную хронику – гордость командира.

– Я вам помогу, Михаил Андреевич, но при одном условии: дальше вы действуете сами и без ущерба основной службе. Не хватало мне ещё с главкомом сухопутных войск ссориться!

Лицо Михаила снова засияло от радости:

– Разрешите идти?

Он резким движением отдал честь и даже успел сделать отточенный разворот, когда сзади его догнала команда:

– Сто-ять!

Старый аппаратчик неодобрительно фыркнул на спешку молодого офицера, повернул голову к торчащей из стола панели коммутатора и, когда та зажглась, распознав лицо хозяина, ткнул большую обезличенную кнопку с цифрой «6».

– Тебе моего слова недостаточно будет! – только и успел произнести он, прежде чем по телефону ответили. – Алло! Виктор Иваныч, ваши ведь занимаются происшествиями в воздушном пространстве? Слушай, к тебе сейчас подойдёт Моряков из «восемь с половиной». Оформи ему допуск к расследованию по дрону… Надо-надо!.. Сам решай! Всё, будь здоров!

Экран коммутатора мгновенно погас, когда Дмитрий Анатольевич развернулся к Михаилу:

– Всё понял? Теперь свободен!

* * *

5 марта

На шестой день после аварии, всего через двадцать два часа после разговора на повышенных тонах с матерью, примерно в то же время, когда Мэй с лисом пробудили Нейро, Михаил Моряков спрыгнул с подножки зелёного армейского транспортного дрона на увлажнённую ночным туманом почву хозяйства, раскинувшегося вокруг запруды на реке Вельге всего в четырехстах метрах к западу от зоны крушения. Потянулся, разминая затёкшее правое плечо, и направился прямиком к видневшемуся поодаль огромному серому тенту, вокруг которого расхаживали несколько фигур в экзоскелетах разных размеров и расцветок – и незаметные цвета хаки, и ярко-оранжевые спасательной службы.

Группа разбора уже была в сборе, как ни прискорбен для нашего повествования сам факт этой тавтологии. Управляющий делами Рыжов из спецрасследований тут же представил коллег:

– Денис, Олег, Виталий, Альберт. Так, народ, у нас пополнение. Михаил Моряков из «восьмёрки с половиной», его подключили как спеца по передаче данных. Не будем умалять профессиональных достоинств коллеги, но мы с вами понимаем, зачем он здесь. Поэтому давайте быстро введём в курс дела. Олег, твоё слово!

– Моё? Ну, тогда берите очки – выходим на местность!

Они пересекли поле и углубились в лес по единственной проложенной тропе, выходить за которую было запрещено категорически, дабы не создавать препятствий следствию и не оказать воздействие на просыпающуюся, а оттого столь ранимую природу.

Тропа эта была очень интересным сооружением. Подсмотрев технологию у гибких треков для игрушечных машин, военные сделали композитную дорогу, соединяемую по принципу звеньев, которая быстро монтировалась, могла извиваться вокруг препятствий и выдерживать при этом вес тяжёлых грузовых экзоскелетов.

Но вот тропа закончилась. Олег свернул вправо, приподнял ветку, и они неожиданно очутились чуть ли не в самом центре зоны крушения. Сосны. Срезанные ветви. Пепельно-голубое небо.

– Так, надеваем очки!

Провожатый указал вверх в восточном направлении, и Михаил увидел вдалеке застывший в воздухе дрон с братом и Лерой, а потом и наложенную поверх него карту.

– Мы полностью, до долей секунды, воссоздали события. Я прокручу с самого начала. Коптер покидает водохранилище над поймой у села Соскино и летит на северо-запад вдоль речки Чёрная. Через 1,8 километра после Никольского над лесным массивом он изменяет направление полёта на западное, огибая положенный городской радиус Клина и ближайшую группу деревень. Через минуту двадцать секунд он пересекает трассу А-108, бывшее МБК, в районе пересечения с ручьём Супрутка. Коптер всё делает по инструкции – ни шага влево, ни вправо от полётной карты. Он преодолевает ещё три километра на запад, корректирует курс на запад-северо-запад и появляется в зоне нашей видимости.