Олени не придут

Вокруг кипела жизнь. Вечерний народ, избавившись от рабочего бремени, спешил покинуть офисы, не задерживаясь понапрасну: кто на концерт, кто в ресторан, кто в домашний уют к семье и детям. Даниил с Лерой не были исключением. Им выпала честь быть приглашёнными на юбилей свадьбы пары замечательных, весёлых и довольно влиятельных друзей, который те решили отпраздновать в старой президентской резиденции в Завидово, уже давно переоборудованной в общедоступный, но, пожалуй, самый дорогой курорт Среднерусской равнины. Мэй, делающая невероятные успехи и тем самым приносящая огромную радость родителям, осталась дома под присмотром Ивана и на всякий случай бабушки Лизы, вызванной по такому случаю из её полуотшельнической лесной резиденции.

Пробежав под мартовским дождём по гранитным мостовым, которые городским властям много лет назад с пятой или шестой попытки всё-таки удалось уложить «на века», наши влюблённые успели на одну из самых высоконагруженных посадочных станций Москвы практически точно к приземлению своего заказанного дрона.

Распознать его было не сложно. Тяжёлый среднемагистральный аппарат класса люкс, будто ворон, ворвавшийся в стаю воробьёв, распугал юркие городские аэротакси. Матово-чёрный, с вознёсшимися вверх серебряными стрелами шести несущих винтов, он, заметно для глаз замедляя лопасти, грузно сел на площадку, слегка прогнул шасси и наконец приветственно открыл двери кабины. Протиснувшись сквозь скопление людей, Даниил галантно подал руку Лере, помогая ей войти первой, а сам обежал коптер и запрыгнул на правое пассажирское место.

– Уф, успели! Тридцать восемь секунд, – радостно подытожил он, машинально остановив взгляд на бегущих цифрах обратного отсчёта на фронтальном экране, и застегнул ремень безопасности.

Как только он это сделал, двери быстро, но плавно закрылись, и тяжёлый дрон с неожиданной прытью, не под стать показанной при приземлении медлительности, выстрелил в небо, отлетел в сторону и завис над рекой.

– Личность подтверждена, – произнёс бортовой компьютер голосом одной из молодых музыкальных див. – Приветствую вас, Даниил Андреевич. Прошу подтвердить место следования: универсальная площадка № 4956, Козлово, национальный парк «Завидово».

– Подтверждаю!

Слегка наклонив нос, коптер тут же резко устремился вперёд, ускорением вжав пассажиров в кресла. Левой ладонью Даниил коснулся руки Леры на массивной центральной консоли и, когда она обернулась, с улыбкой вопросительно дёрнул вверх подбородком, спрашивая: «Ну, как ты?» Она ответила утвердительным кивком.

– Напоминаю, – ожила молодёжная дива, как только аппарат набрал крейсерскую скорость и перестал усиленно гудеть винтами, – что после Зеленограда мы покинем черту большой Москвы. Оставшиеся семьдесят семь километров маршрута будут проходить над территорией двух природных парков в зоне глобального спутникового интернета. Доступ к развлекательным функциям будет ограничен. В целях безопасности внутри города наш маршрут пролегает по водным артериям. Вы можете насладиться видами. В данный момент мы пролетаем над Карамышевским спрямлением Москвы-реки, – коптер снова вжал их в кресла, резким маневром поднявшись над первым шлюзом, – каналом, построенным более ста лет назад. После вы уви…

– Спасибо, не надо! – перебил Даниил.

– Экскурсионный режим отключён, – ответила дива. – Приятного полёта!

Кряхтя, он обернулся назад и, немного покопавшись, достал из мини-холодильника бутылку шампанского.

– Ну что? Пора отдыхать!

Лера снова согласно кивнула, зажмурив глаза в предвкушении щекочущих нос пузырьков.

* * *

Довольно скоро они пересекли Строгинскую пойму, под Спасским мостом МКАД вышли за пределы не старой, но «взрослой» Москвы, как её стало принято называть, быстро набрали высоту над ландшафтным парком «Митино» и, обогнув последний жилой квартал, от запруд на реке Синичке устремились к цели вдоль Пятницкого шоссе практически по прямой, лишь слегка огибая воздушное пространство разросшегося аэропорта.

Окончательно стемнело. После кольца вместе с оставшейся справа Андреевкой яркая городская иллюминация за окнами сменилась чернотой лесничеств, иногда пересекаемой светящимися змейками небольших дорог. Через некоторое время среди этой темноты показалась чарующая чёрная гладь Истринского водохранилища. Окружённая немногочисленными рукотворными огнями, она одновременно в середине отражала звёзды, и с высоты восьмидесяти метров казалось, будто стремишься сквозь космические просторы к другим мирам. Обоих пассажиров эта картина заворожила.

Плавно лавируя, дрон пронёсся над зеркалом водохранилища и, вылетев из северного залива, направился к конечной точке вдоль речки Чёрная. Гипнотизирующие космические миры снова сменились темнотой лесов, заставив Даниила отлипнуть от бокового окошка и посмотреть на спутницу.

Убаюканная плавным полётом и пузырьками игристого, Лера мирно спала, подложив под голову его шапку, брошенную в начале полёта на центральную консоль. Это было мило и прекрасно!

– Спи, любимая! – произнёс Даниил шёпотом со всей нежностью, на которую был способен, и, протянув руку, коснулся её запястья, желая то ли передать свою энергию, то ли, наоборот, приобщиться к её спокойствию.

В этот момент что-то произошло. Он почувствовал это не глазами и не ушами, а внутренними органами, причём всеми сразу. Получившая образование инженерная часть мозга тут же сказала, что это можно объяснить только одним – скорость пропала! Одновременно с этой секундной мыслью коптер засверкал изнутри всеми огнями и завыл сиреной в динамиках:

– Тревога! Примите меры. Тревога! Примите меры!

– Лерка, проснись! – истошно крикнул Моряков, нагибаясь и засовывая руку под кресло – туда, где, как в самолете, ожидал найти спасательный комплект.

И хотя много лет назад в старом смартфонном приложении договор с памяткой пользования дронами был подписан им без прочтения, интуиция не подвела.

– Да!

Рывком он выдернул из-под сиденья защитную балаклаву, отстегнулся, перевесился через консоль, грубо, с силой нацепил её на голову ещё не успевшей окончательно проснуться Леры и дёрнул ручку баллона. Она даже пыталась сопротивляться, кричала что-то про него, но Даниилу было всё равно. В нём проснулось, как казалось, давно забытое чувство ответственности за родных и любимых – то самое, школьное чувство.

Как только сжатый воздух взрывом распрямил защитный кокон вокруг головы и плеч Леры, произошёл удар. Сосновый ствол вырвал из корпуса винты по правой стороне вместе со всей обшивкой. Мохнатые ветки хлестнули, раздирая бока и выметая изнутри всё, что плохо лежало. После этого дрон крутануло по часовой стрелке так, что центростремительное ускорение в мгновение ока выбросило в образовавшийся проем всё, что не успела забрать себе мохнатая хвоя.

На том месте, где только что стоял Даниил, откуда только что смотрел на неё любящими глазами, зияла чёрная пустота. Но Лере не осталось времени даже крикнуть – спустя 0,356 секунды последовал второй мощный удар. Затем ещё. И ещё…

* * *

This corner of the earth is like me in many ways

I can sit for hours here and watch the emerald feathers play

On the face of this I'm blessed when the sunlight comes for free

I know this corner of the earth it smiles at me.

В голове звучала песня Jamiroquai, и хотя всё тело пронизывала боль, этот уголок Земли был действительно чудесен – мягкая кровать мха, насыщенный кислородом воздух соснового бора, луна, размеренное покачивание макушек деревьев и редкие снежинки.

Вот к ним добавились маленькие красные огоньки охранных дронов разросшегося неподалёку технологического центра «Нудоль» Банка России, одного из главных элементов государственной системы данных. Вот начал рыскать по земле слепящий луч прожектора поискового вертолёта с клинской станции МЧС. Вот засуетились вокруг налобные фонарики, укрывая и так не чувствующую холода Леру тёплыми тканями и словами. Но главный вопрос она задала самой себе лишь перед тем, как провалиться в сон:

«Стоп! Где Даня?!»

Глава 8

28 февраля

Мэй проснулась от собственного крика, ей приснился кошмар. Очень страшный сон! Огляделась по сторонам. Потом, всё ещё тяжело дыша, она вскочила на корточки и боязливо, опасаясь возможных новостей, коснулась пальцами ближайшей панели. Панель не зажглась. Коснулась другой – то же самое. Со всей силы шлёпнула ладонью по третьей – снова тёмное молчание.

– Ива-а-ан! – настойчиво закричала она. – Включи!

– Как скажешь… – произнёс голос с сожалением, от которого сердце девочки сжалось в маленькую плотную льдинку.

Лис не появился. Он просто зажёг единственный новостной экран, и через десять секунд малышка издала такой глубинный рыдающий крик, от которого впору было бы разбежаться всем диким зверям саванны:

– Мама!

Заливая руки слезами, Мэй гладила сменяющиеся изображения, пытаясь вымолить у них хоть толику хороших вестей. Она обежала весь дом в попытке найти – самой было страшно в этом признаться – сочувствие. Но дом был пуст. Всё центральное пространство, спальни, второй свет, тренажёрная, кладовка, гардеробная, оранжерея, санузлы – нигде не было ни души. Не было мамы. Не было Даниила. Не было бабушки Лизы, которую она не раз видела на экранах, но к которой за половину дня, конечно же, привыкнуть не успела. В бессилии Мэй забилась в самый уголок у гигантских окон, обхватила колени руками и прислонилась щекой к холодному стеклу.

Час, второй она сидела, пока не начало светать, а снующие в дымке внизу огоньки не стали проявляться мутными желтоватыми пятнами аэротакси.

Неожиданно для себя Мэй поднялась и направилась прямиком к входной двери, встала в полутора метрах и посмотрела наверх. Тяжёлое тёмное полотно нависало, давило, но решимости у девочки было в избытке. Во всяком случае так ей казалось. Но когда она, крадучись, превозмогая внутренние барьеры, медленно протянула пальцы к цифровому замку, тот ожил. «Доступ запрещён», – только и сказал он, а испуганная девочка уже неслась к своему обжитому логову. От решимости не осталось и следа!

С разбегу она упала на пуфы и зарылась поглубже, словно испуганная пустынная змейка или камбала в песок, и лежала неподвижно, пока не послышался усталый голос лиса:

– Хотела выйти?

Вместо того, чтобы ответить, Мэй выскочила из-под подушек и набросилась на него, крича во все чёрные экраны грота вокруг себя:

– Где ты был?! Где ты был?! Почему не отвечал?

Но лис появился только тогда, когда она перестала бесноваться.

– Успокоилась? Почему не отвечал? Хм… Тебе не приходило в голову, что мне тоже может быть страшно?

– Тебе?! – Мэй расширила глаза. Такая мысль её действительно не посещала.

– Да, представь! Мы ведь с тобой вроде бы определились, что оба являемся разумными существами. Точно так же, как твои, данная ситуация разрушила и все мои планы, а незнание будущего порождает страх. К тому же Даниил мой друг. Мы с тобой…

Лис хотел продолжить, но вдалеке послышался мягкий хлопок входной двери. Затем кто-то, еле волоча ноги, прошёл к центру дома, по пути просто выпустив из рук сумку, которая с грохотом упала на пол, и затих недалеко от логова Мэй.

Девочка с интересом тихонечко выглянула из-за угла. Сгорбившись, бессильно опустив голову и руки, бабушка Лиза сидела на ступенях, разделявших общественную половину пентхауса от частных территорий. Облик её был настолько наполнен печалью, что аура эта висела вокруг практически осязаемым облаком. Вспомнив уроки лиса, Мэй подумала о том, как тяжело, наверное, бабушке, и неожиданно для себя вышла из-за угла.

Елизавета Морякова не шелохнулась.

Мэй стала по шажочку, медленно, скрипя вспотевшей спиной по гладкой стене, продвигаться в её сторону.

Та сидела.

Через три минуты девочка наконец подошла совсем близко, опустилась на четвереньки и, словно кошка, вползла головой на колени к совсем ещё не знакомой, но в данный момент такой близкой бабушке.

Елизавета ожила.

– Мэйчик, дорогая, – гладила и целовала бабушка её волосы. – Не переживай, родненькая! С твоей мамой всё будет в порядке. Врачи обещают. Хорошие врачи. Лучшие врачи! Нужно лишь пару месяцев подождать. Мы завтра к ней, если хочешь, съездим.

Вдруг Лиза остановилась и опустевшим взглядом посмотрела вдаль через окна на отблески поднимающегося солнца.

– А вот мой сын…

Не договорив, она закрыла ладонями рот, сдерживая крик, и залилась слезами. Всё ещё лёжа, Мэй теперь принялась сама успокаивающе гладить бабушкины колени.

* * *

Весь последующий день был наполнен словами сочувствия, которые приносили близкие семье друзья и коллеги; и потоками слов, которые лились с новостных экранов. Президенты и главы правительств, партийные боссы, члены межгосударственных советов и организаций, владельцы и директора крупнейших корпораций, актёры, общественные деятели и многие другие незнакомые люди соревновались в красноречии по поводу случившейся трагедии, непременно оценивая высочайшую значимость Даниила Морякова и начинаний Фонда для всего мира. В их физиономиях было так много официоза, наигранности и лжи, и это так бросалось в глаза не привыкшей смотреть на лица Мэй, что она то и дело с отвращением закрывала веки, затыкала уши и отворачивалась.

Одна из этих говорящих голов принадлежала Джанфранко Бести. Согласно своему статусу он, сложив руки, произнёс не отличающуюся пламенностью речь на фоне открытого окна своей старой городской квартиры, а когда дрон-корреспондент улетел, тот, довольно грязно выругавшись по поводу опоздания, торопливо нацепил шарф и выбежал под тусклый свет старинных фонариков центра Неаполя. Их с Мари ждал многообещающий вечер, который уже через одиннадцать минут должен был начаться оперой в Teatro di San Carlo.

* * *

В госпиталь они поехали не сразу, а через сутки. Так велели врачи.

Не впервые была Мэй в больницах, но в этом месте всё казалось в новинку, и хотя контакт с бабушкой не полностью наладился, Мэй не отпускала её руку. Не могла отпустить.

Все здесь ходили серьёзные и озабоченные, тихо разговаривали парами о том, что никто другой не должен был услышать, или в ожидании вердиктов молча разглядывали информационные панели на стенах. Среди этой стерильности лишь один мальчик с загипсованным локтем улыбнулся ей и даже протянул откуда-то взявшийся маленький цветок. Но, увлекаемая бабушкой, принять подарок Мэй так и не успела.

* * *

Мама лежала в большой просторной палате в окружении десятков приборов и трубочек, а также постоянно снующих вокруг неё людей в разноцветных халатах. Стена сзади, словно пульт управления термоядерной станцией, светилась жизненными показаниями: вот удары сердца, вот активность мозга, вот отмеченная зелёным листочком карта тела с зонами концентрации нано-роботов, которые сама Лера и изобретала.

Её ждали ещё несколько операций, поэтому пускать посетителей внутрь врачи наотрез отказались. Всё, что могла видеть Мэй, – это экраны гостевой комнаты, но по обилию зелёного цвета в палате мамы она сделала вывод, что с той действительно всё должно быть в порядке. Ей этого было достаточно.

Гораздо большее впечатление произвёл на Мэй вид второго пациента. Его не было. Точнее, была закрытая герметичная камера, вроде кувеза для недоношенных детей, только стальная, непрозрачная, с двумя толстыми входящими в неё сбоку и выходящими с другой стороны трубками красного и мутно-белого цвета. Конструкция эта напоминала капсулу из фильма «Пятый элемент», в которой героиня Милы Йовович была по клеточкам воссоздана из сохранившихся клеток. Вот только, к глубочайшей печали Елизаветы Моряковой, таких технологий регенерации тканей всё ещё не придумали.

Подведя Мэй к маленькому окошку, через которое был виден лишь один не скрытый под повязками глаз пациента, бабушка с придыханием рассказала, что единственное оставшееся от Даниила в относительной сохранности – мозг, что сын её помещён сюда на сохранение – ждать технологий, которые смогут хоть чем-то помочь. Десять, двадцать лет, а может быть, и гораздо дольше.

Бабушке было больно, Мэй чувствовала это по периодическому сильному сдавливанию своей ладони во время разговора. Но лишь уходя, она увидела то, что сделало эту боль физически осязаемой и для неё самой: камеру с телом Даниила! Длина кувеза явно не соответствовала росту взрослого человека.

Вернувшись, Мэй тут же забралась в свой грот и стала пожирать информацию о технологиях регенерации. Час изучала, другой. И чем больше узнавала, тем отчётливее понимала, что шансов у Даниила практически нет. Однако сдаваться было не в её планах – глаза скакали по девяти работающим панелям, на лету вычленяя и связывая между собой тысячи проносящихся изображений, видео, текстов и таблиц.

Лис, за отсутствием других занятий, стал наблюдать за подопечной через стеклянный глаз камеры центральной из девяти панелей, спрятанный, как всегда, за чёрным глянцем стекла.

– Ух ты! – через некоторое время удивился он.

С этого ракурса ему, управлявшему поиском и выводом на экраны потоков информации, в беге зрачков Мэй почудилась какая-то непонятная, неведомая доселе логика.

– Раз-два-три, – отсчитал лис и подсунул подопечной повторку, уже прочитанный факт. Статья была отправлена в игнор мгновенно. Подсунул ещё раз. Потом перемешал поток.

«Как она это делает? Нет, здесь точно что-то есть!» – его, знавшего все машинные алгоритмы, эта неведомая загадка вдруг привела в неописуемый восторг, генерируя пачками цифровые эндорфины.

– Ух ты! – повторил голубой зверек и в нетерпении стал в своём собственном воображении по очереди притопывать лапками.

Оставалось проверить гипотезу, а как это сделать, он уже придумал. Нужен был только повод.

Глава 9

4 марта

Повод представился через тридцать шесть часов. Утро послезавтрашнего дня разбудило Мэй доносящимся из гостиной разговором на повышенных тонах. Разлепив пальцами слипшиеся веки и с трудом вычистив острый сон из уголка правого глаза, она выползла из своего убежища и не спеша приблизилась к месту боя.

– Не кричи на меня!

– Да пойми ты, это не случайно. Это объявление войны!

– Я знаю. Но ты хочешь крови, а я не одного друга уже похоронила и знаю, как действовать!

– Но это твой сын!

– Не смей мне этим тыкать!

Елизавета Морякова то вставала, то присаживалась на барный табурет, то ходила вокруг. В свою очередь, голограмма её оппонента, молодого мужчины, стояла на одном месте, практически безостановочно размахивая руками.

– Кто это? – прошептала Мэй, обращаясь к ближней панели.

– Михаил Моряков, брат Даниила, – отозвался лис.

– А-а-а, понятно…

Тем временем словесный бой продолжался.

– Проснись, мам! Авиационный комитет уже выпустил коммюнике.

– Это лишь предварительные результаты, сын! Не беги впереди паровоза! Пусть этим займутся компетентные службы.

– То есть я, по-твоему, некомпетентен?!

– Это дело как минимум не твоё!

Повисла непродолжительная пауза.

– Ты боишься, мам, признайся?!

Голограмма снисходительно посмотрела в сторону Елизаветы, но та, рассерженная, и не думала оборачиваться.

– Ну что же, – Михаил поправил китель и гордо вытянулся в стойку, – тогда я сам разберусь! Это дело будет моим!

Он прервал связь мгновенно – так быстро, что мать даже не успела развернуться и хоть что-нибудь возразить.

– Дурак! – прокричала она туда, где только что стоял сын.

В её понимании военная карьера довела упрямство Миши до невыносимого уровня. Не смея бездействовать, она накинула пальто и выбежала, ни с кем не прощаясь.

* * *

Проводив бабушку взглядом, Мэй вышла из своего укрытия и с довольным видом достала из морозилки огромное ведро клубничного мороженого. Села за стеклянный островок, выскребла и с удовольствием облизала пару ложек, а затем вместе с ведром переместилась в своё логово, недоумевая, как эта гениальная мысль сразу не пришла ей в голову. Там она села в позу лотоса в самом центре, поставив мороженое аккурат перед собой, и включила выпуски новостей.

Ситуация складывалась следующая: с самого начала появились заявления о неслучайности аварии дрона. Но общество, получившее за два десятилетия приличный иммунитет к хайпу и fake news, в том числе за счёт внедрения в учебные программы всех возрастов курсов критического мышления, отнеслось ко всем этим вбросам крайне скептически. Общество ждало официальных выводов от получивших доверие государственных институтов, в компетенции и обязанности которых входило подобное расследование.

И вот, наконец, свои результаты представил Евразийский авиационный комитет – предварительные результаты, как верно заметила Елизавета Морякова в разговоре с младшим сыном, но всё же официально открывшие путь поиска виновных.

Что тут началось! За двенадцать ночных часов, прошедших с момента первого заявления, волна народного мнения обрушилась, закрутила, затянула и выплюнула обратно на спасительный берег с десяток сильных мира сего. В первую очередь досталось Елене Викторовне – тому самому министру экономики, чью полемику с Даниилом в онлайн-режиме видело полстраны. Тут же всплыло несколько фактов, обнажающих её связи с теми, кому новая инициатива Фонда была костью в горле, и список мотивов сложился сам собой. К несчастью для Елены Викторовны, через три или четыре рукопожатия среди этих связей вдруг всплыло имя человека, уже обвинённого в покушении на члена Фонда, так что оправдываться ей пришлось даже перед главой правительства. И, забежим немного вперёд, с её политической карьерой было покончено. Всего за тридцать четыре часа.

Поглотив министра, волна разлилась, расплескалась по разным берегам. Одни обвиняли нефтегазовое лобби, другие апеллировали к былым делам Фонда и закостенелым обидам на них, третьи по старой памяти говорили про след спецслужб, четвёртые заявляли о PR-постановке для привлечения внимания, пятые…

К концу дня стало понятно, что разумного и подтверждённого объяснения трагедии нет ни у кого. Сорвавшись с цепи, политики и корпорации стали использовать повод для взаимной дискредитации. Разлилась грязь.

Вечером вернувшаяся Елизавета Морякова села у окна и стала вяло отвечать на непрекращающиеся звонки, а Мэй, по совету лиса приготовив чай и немного погревшись рядом с бабушкой, подслушала самые актуальные вести с полей и утвердилась в необходимости попробовать что-то сделать самой.

* * *

5 марта

Утром, как только бесконечно длинный первый луч, каким-то образом проникший в самую глубь пентхауса, захлопнул дверь за вышедшей бабушкой, Мэй провела десятиминутный ритуал очищения под дождём душа и надела белоснежную майку с шортами. Села перед экранами, оценивающе обвела глазами по кругу, чуть-чуть отодвинулась и снова сверила настройку. Отлично!

– Иван, запускай! На все!

По воле лиса девять экранов последовательно загорелись сменяющимися картинками, а зрачки девочки стали бегать по ним, вырисовывая замысловатые геометрические фигуры и постепенно ускоряясь в такт частоте сменяющихся изображений.

Через десять минут она практически перестала моргать. Воздух вокруг наэлектризовался, волосы её распушились и как будто озарились реликтовым свечением. Невидимая сила стала поднимать стоящую на коленях Мэй, пытаясь оторвать от земли.

– Сто-о-й! – закричал лис, обрывая потоки изображений.

Как только он это сделал, Мэй грузно осела вниз, словно питалась до этого светом картинок, отражавшихся в раскинутых волосах.

– Зачем выключил? Зачем?! – упав на руки, закричала она сбитым от учащённого дыхания голосом.

– Не гневись, – произнёс лис, выходя из сумрака погасших экранов. – Нам нужно серьёзно поговорить!

Мохнатый зверёк сел напротив и застыл. Ветер трепал длинную шерсть, а его синеватый язык свисал сбоку, как будто лис пробежал дюжину километров или славно поохотился на компьютерных мышей.

– Говори! – через десяток секунд согласилась Мэй, подняв глаза.

Зверь смотрел на неё пристально.

– Мы с тобой друзья, так ведь? – начал он риторически. – Я всецело понимаю, что ты пытаешься сделать. И скажу честно: то, что вытворяет твоё тело, твой мозг, – это что-то невообразимое! Механизм взаимодействия твоих нейронов – загадка для меня. Для меня – того, кто с самого рождения знает все математические механизмы поиска и анализа информации со времён Аль-Хорезми, прародителя всех алгоритмов! Гиперплоскости SVM, энтропия C4.5, центроиды k-means, дисперсия статистического EM, ленивый kNN, наивный Том Байес, критерии Джинни…

– Остановись! – закрыла руками уши Мэй.

Лис послушно прекратил перечисление и по-доброму позвал подопечную. Половину наживки она уже заглотила.

– Э-э-эй… Когда меня принесли в этот дом, я был такой же, как ты. Но я учился и познавал. Постепенно. И сейчас вижу точно – твоя цель гораздо выше, а ты штурмуешь её теми же примитивными способами, идёшь по наитию, пытаешься сама методом подбора постичь то, над чем сотню лет корпели лучшие человеческие умы. Не спорю, шанс есть, ведь многие закономерности за последние десятилетия были обнаружены моими предшественниками, нейросетями, случайно – взять хотя бы математические связи, случайно найденные при анализе движения галактик, благодаря которым шансы людей познать Вселенную снова значительно возросли… Но боюсь, что у тебя одной ничего не получится! – отчасти слукавил лис напоследок.