Братья Карамазовы. 3 том. 3 Книга

Также в этом послании прошу вас оказать всестороннюю помощь Еве Александровне, ибо ее миссия в Петербург, имеет общественный характер и напрямую связанна со мной и моей революционной деятельностью.

Заранее прошу прощения, что не сообщаю вам, в каком виде находятся мои дела, но поверьте мне на слово, что многое будет зависеть от поездки Евы Александровны и ее мужа Петра Моисеевича в нашу столицу. Питаю искренние надежды, что вы простите отца за его не многословие, а также за то, что с лихвой вы удовлетворите свое любопытство по поводу меня в личной беседе с Евой Александровной, встреча с которой, уверен принесет вам чрезвычайно много положительных эмоций.

На этом прощаюсь с вами в ожидании, что наш Господь Иисус Христос, сподобит нас с вами встретится, когда я предстану перед вами в совершенно ином виде и качестве.

Ваш горячо любящий отец Алексей Карамазов.

Алексей Федорович, откинулся на спинку стула, потянулся, а потом взял письмо и еще раз прочитал написанное. «Да, как-то так», – подумал он, закончив чтение, и положил лист на стол. Потом оглядев комнату с броскими обоями, он вновь погрузился в думы: «Знала бы Катенька, в кого я превратился. Знать бы к чему все это приведет. Две дороги расходятся и уже по обоим одновременно идти невозможно. Теперь или, или, и третьего уже не дано. А, что с Евой будет коснись что? А с будущим ребенком? Он же мой! А я? Я что?!».

Ему казалось, что он втянулся в какую-то игру и его путь становиться все уже и уже и скоро ему впору будет не идти по нему, а балансировать. Не хотелось было больше думать об этом, и он лег на кровать, пытаясь расслабиться и быть может заснуть, хотя время было еще вечернее. А на ум пришла заповедь Христа, данная Им Самому Себе:

Заповедь

Владей собой среди толпы смятенной,

Тебя клянущей за смятенье всех,

Верь сам в себя наперекор вселенной,

И маловерным отпусти их грех;

Пусть час не пробил, жди, не уставая,

Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;

Умей прощать и не кажись, прощая,

Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтанья,

И мыслить, мысли не обожествив;

Равно встречай успех и поруганье,

He забывая, что их голос лжив;

Останься тих, когда твое же слово

Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,

Когда вся жизнь разрушена и снова

Ты должен все воссоздавать c основ.

Умей поставить в радостной надежде,

Ha карту все, что накопил c трудом,

Bce проиграть и нищим стать как прежде

И никогда не пожалеть o том,

Умей принудить сердце, нервы, тело

Тебе служить, когда в твоей груди

Уже давно все пусто, все сгорело

И только Воля говорит: «Иди!»

Останься прост, беседуя c царями,

Будь честен, говоря c толпой;

Будь прям и тверд c врагами и друзьями,

Пусть все в свой час считаются c Тобой;

Наполни смыслом каждое мгновенье

Часов и дней неуловимый бег, —

Тогда весь мир ты примешь как владенье

Тогда, мой Сын, ты будешь Человек!

Редьярд Киплинг

(Перевод М. Лозинского)

Его сонм разума разрушил звук хлопающей форточки, открывающейся и закрывающейся в проеме окна. Видимо на улице бушевал сильный ветер, от чего занавески в комнате под его воздействием надулись парусами. Алексей Федорович, встал чтобы ее прикрыть и тут в дверь робко, но настойчиво постучали. Первая реакция, которая последовала с его стороны: замер пристально, смотря на дверь. Стук продолжался, а затем послышался дрожащий тонкий девичий голосок.

– Алексей Федорович, это я Маша Кудрявцева, откройте мне пожалуйста.

Алексей Федорович, выдохнул облегченно и открыл дверь. На пороге стояла девушка маленького роста, с распущенными светлыми волосами. Ее лицо, излучало отменное здоровье в отсутствии пышной формы ее тела.

– Вы?! А зачем вы здесь?! У вас что, что-то срочное ко мне?!

– Я, я, я, просто зашла к вам узнать не надо ли чего, раз уж вы согласились, чтобы я стала вашей секретаршей, – пролепетала она.

– Хм! Ну проходите, чай может будете пить?

– Я, я, Алексей Федорович, посижу немного и уйду. Я за вами бежала, но вы больно быстро ходите, да еще и извозчика поймали. Я чуть не потеряла вас, потом плутала, и вот нашла, – сказала она, входя в комнату.

– Я искренне рад, что все удачно кончилось.

– Видимо дождь будет, – как бы извиняясь, промолвила она, усаживаясь на стул.

Алексей Федорович, также сел на кровать, возникла пауза, в ходе которой, он начал ее разглядывать, а она, не замечая этого обратила свой взор на стол, где лежали исписанные листы. «Кто это?! Ангел воплоти?! Зачем она пришла?! Не ужели я ей интересен?» – подумал он.

– Много писать приходится да? – прервала она молчание

– Да. Мне мое положение обязывает этим постоянно заниматься. Надо же революционное дело как-то вперед двигать.

– На сей счет, я готова способствовать вам в этом. Только, что я должна делать? Тут я в полной растерянности, я же совсем не знаю ничего в революционном деле. Я ведь, скажу честно, никогда и секретаршей-то не работала.

– Это ничего. Со временем все узнаете.

– А сейчас, у вас есть какие-то ко мне просьбы? Я могу многое исполнить. Я работящая и смекливая.

– Что, вы уже проявить себя хотите?

– А чего без дела-то сидеть, я этого совещания сколько ждала…, месяц, почитай!

– А теперь хотите в бой?

– Ну да.

– Дождитесь, когда в Стокгольм приедем, думаю там мы с вами развернем политическое дело, а пока смиренно ожидайте назначенного часа. Вот что я вам порекомендую.

– Ну раз так, дождь вот-вот начнется, я тогда пошла?

– Да, связь будем держать через Владимира Александровича Поссе. Он ваш наставник и рекомендатель, а потому, во всем слушайтесь его.

– Я знаю, – сказала она и встала со стула, – мне очень было приятно пообщаться с человеком, который однажды свершил революцию. Это здорово! – сказала она, уходя, а Алексей Федорович, глядя ей вслед подумал: «Надо же, ну до чего же милое создание посетило меня в нелегкий час».

К *** (Я помню чудное мгновенье…)

(Фрагмент)

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

А. С. Пушкин

В КАФЕ

На следующий день, в назначенный час Алексей Федорович был на площади Раутатистентори, позади него стояло массивное трехэтажное здание, выполненное в стиле неоренесанса – Художественный музей Атенеум, а через открытое пространство обширного каменного плаца прямо перед ним, высился Финский национальный театр выстроенный в виде национально-романтического стиля, юнгендстиле и напоминал богато декорированный гранитный замок с многочисленными архитектурными украшениями в виде башенок, колонн, сводчатых окон.

«Она еще так молода, и несомненно подлинная актриса», – навеяла ему эта обстановка на мысль. И теперь он шагал к ней чтобы сказать:

К молодой актрисе

Ты не наследница Клероны,

Не для тебя свои законы

Владелец Пинда начертал;

Тебе не много бог послал,

Твой голосок, телодвиженья,

Немые взоров обращенья

Не стоят, признаюсь, похвал

И шумных плесков удивленья;

Жестокой суждено судьбой

Тебе актрисой быть дурной.

Но, Клоя, ты мила собой.

Тебе во след толпятся смехи,

Сулят любовникам утехи —

Итак, венцы перед тобой,

И несомнительны успехи.

Ты пленным зрителя ведешь

Когда без такта ты поешь,

Недвижно стоя перед нами,

Поешь – и часто не в попад.

А мы усердными руками

Все громко хлопаем; кричат:

«Bravo! bravissimo! чудесно!»

Свистки сатириков молчат,

И все покорствуют прелестной.

Когда в неловкости своей,

Ты сложишь руки у грудей,

Или подымешь их и снова

На грудь положишь, застыдясь;

Когда Милона молодого,

Лепеча что-то не для нас,

В любви без чувства уверяешь;

Или без памяти в слезах,

Холодный испуская ах!

Спокойно в креслы упадаешь,

Краснея и чуть-чуть дыша, —

Все шепчут: ах! как хороша!

Увы! другую б освистали:

Велико дело красота.

О Клоя, мудрые солгали:

Не всё на свете суета.

Пленяй же, Клоя, красотою;

Стократ блажен любовник тот,

Который нежно пред тобою,

Осмелясь, о любви поет;

В стихах и прозою на сцене

Тебя клянется обожать,

Кому ты можешь отвечать,

Не смея молвить об измене;

Блажен, кто может роль забыть

На сцене с миленькой актрисой

Жать руку ей, надеясь быть

Еще блаженней за кулисой!

Александр Пушкин

Справа от галереи, по улице Миконкату, в доме пятнадцать, располагалось кафе – место их встречи. Это довольно простое и уютное заведение приняло Алексея Федоровича, атмосферой в спокойных тонах. Он сел за столик и принялся ее ожидать, заказав между делом чашку кофе и несколько пирожных.

Она появилась неожиданно для него и так, что все помещение сразу наполнилось запахом французских духов.

– Здравствуй, – сказала Ева Александровна, усаживаясь за столик.

– Несказанно рад снова видеть вас сударыня, – сказал в ответ на ее приветствие Алексей Федорович, и поцеловал протянутую ему руку.

– Ой, оставим этот политес. У нас сегодня с самого утра, суета сует. Петр Моисеевич, купил на завтра билеты до Петербурга и теперь в доме, идет полным ходом сбор вещей. Такой раскардаш в комнатах, ну просто жуть! Мне чудом удалось ускользнуть и быть сейчас здесь. Скажите, как я выгляжу? Моя прическа не страшно в беспорядке? И одежда в тон здешней погоде? – засыпала она его вопросами, поминутно дотрагиваясь до своих волос, судорожно поправляя их.

– Успокойтесь. Ваш вид не вызывает нареканий и совсем не заметно, что вы собирались второпях.

– Что вы, я совершенно спокойна, просто маленькие неточности хочу устранить.

– Мы с вами находимся буквально в самом центре культурной жизни этого городишки. Могли бы сходить в театр или галерею и с вами может произошли какие-то метаморфозы, связанные с озарениями Новейшего Завета. Вы как на это смотрите?

– У меня времени в обрез. Кстати, насчет Новейшего Завета, вы начали его писать. Вы давеча, обмолвились об этом.

– Да, вот две главы, но только «Утверждения Новейшего Знания». Так, я подумал, что наши пронумерованные феномены озарений Новейшего Завета, трансформируются, в форму, тоже пронумерованных, но только феноменальных образов, уже в «Утверждении Новейшего Знания». Вот, посмотрите, – сказал Алексей Федорович, и достал рукопись.

– Что?! Ничего не понимаю, но представляю, как вы начали: В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. Что-то, в этом роде? – спросила она, принимая бумаги.

– Не совсем. Я начал с вечности.

– Любопытно, а может, раз Дух Божий носился над водой, то я, как говорится в Карело-финском эпосе «Калевала»: «Скучно стало дочери воздуха Илматар в ее воздушной пустыне и захотела она спуститься на прозрачный хребет моря»? И изначально по тексту так начать Завет: «В далекие, незапамятные времена, когда солнце еще не зажглось на небе, дикой и пустынной была земля. Нигде ни дерева, ни травинки – кругом только камень да песок, песок да камень. И море было таким же мертвым, как земля. И небо – таким же пустым, как море. Ни одна рыба не проплывала в глубине морских вод. Ни одна птица не тревожила своим крылом воздушный простор. Всё было мертво – и земля, и вода, и воздух.

– Это вы к чему клоните? В смысле, каков пассаж контекста этих слов?

– Ну я, не много, не мало Ева все-таки. А кто такая Ева? Мать всех живущих на земле людей, которые, правда во грехе родились. Так вот, я должна стать новой матерью всех рожденных в Духе на земле. Своеобразной женой Христа, ибо в этом и есть двойственность, о которой, я ранее вам говорила. Женщина и мужчина, есть существа тождественны Богу, при возобладании в них божественной природы над животной. В сущности, изначальное предназначение всякого человека быть творцом. Теперь, мужчина является причиной рождения, а женщина причиной жизни младенца, согласитесь, что рождение и жизнь не одно и тоже, и именно в этом отношении следует рассматривать меня и Христа. Я есьм, причина вечной жизни, как Христос причина рождения – Воскресения. Это, я говорю, про то, что по смерти последует воскресение и вечная жизнь, но ведь в нее еще надо влиться и пребывать в ней. Я, есть персонификация ипостаси вечной жизни, коей является Святой Дух. Мало завоевать, важно удержать завоеванное. Так вот, я та которая позволит эту самую жизнь удержать в себе. Та жизнь, да не та, как говорится. Я та, которая даст новый импульс, к нарождению, развитию и обретению всей разумной мысли на земле и станет пищей новому искусству, философии, научной мысли, общественной мысли, наконец, на тысячелетие вперед. Которая будет действительным спасением, а не мифологическим обещанием вечной жизни человеку. Это в плане его преосуществлении по смерти, в часть Божьего мира, который невидим, но мы знаем, что он есть. Вот, о чем, вы должны говорить в вашем «Утверждении Новейшего Знания», – сказала она.

– Вы себе совсем ничего не заказали. Я распоряжусь на счет кофе, быть может? – спросил Алексей Федорович.

– Пожалуй, я не откажусь, а то в спешке вообще ничего не пила и не ела. Сразу к вам побежала.

– Вы вводите меня в смущение. Право, я таких жертв с вашей стороны не достоин, – сказал Алексей Федорович и пошел распорядится.

– Поговорим о личном, – сказала Ева Александровна, когда он вернулся.

– Сейчас принесут.

– Вы написали Екатерине, представляю, как она расцвела. Вы полагаете она готова к семейной жизни?

– Вот письмо, я не запечатывал в конверт, думаю это ни к чему. Я вам полностью доверяю, как и ей, а потому, если Екатерина Алексеевна, решила выйти замуж, значит она находит себя готовой к браку.

– Я в Петербург, а вы в Стокгольм, что-то мне подсказывает, что после этой поездки мы с вами будем, только друзьями и ни более, наше прошлое канет в лету безвозвратно.

– Вы на что намекаете? Откуда такое утверждение?

– Ваша новая секретарша, я заметила, как на совете она поедала вас глазами. Знаете, я не маленькая уже и понимаю к чему ваше плодотворное сотрудничество с ней приведет.

– А, вы не простите меня, за мое маленькое увлечение?

– Я все-таки женщина.

– Послушайте, но нельзя же подвергать, из-за какого-то, которое, кстати, может привести феерическому результату в плане работы над «Утверждением Новейшего Знания», наши свами священные взаимоотношения. Мы с вами перед лицом человечества живем, а вы опускаетесь, до частностей, до мелкобуржуазного собственничества. Мы уже не принадлежим себе, мы для всех живем, это вы понимаете?

– Понимаю, но я живая и я люблю вас и не хочу, чтобы вы любили другую.

– Это не любовь, а влюбленность, которая была и пройдет. Она уйдет, а вы останетесь и остаетесь навсегда в моем сердце.

– Я не знаю, будущее покажет, кто уйдет, а кто останется.

– Послушайте, вы замужем, но я же не ревную вас, я не объявляю вам, что все мол, теперь мы друзья раз вы в браке. Напротив, я остался верен вам, так и вы поступите, и будьте верной мне. Я вас очень прошу об этом. Плоть уйдет в могилу, а ваше Я, перейдет в вечность, так вот я верен вашему Я, а не вашей плоти. Еще раз прошу, во имя нашего ребенка, наконец, будьте благоразумной.

– Все это очень сложно для меня. И вы, и ребенок, и «Утверждение Новейшего Знания», и мой брак, и ваше вооруженное восстание, – растрогано, чуть не прослезившись, сказала Ева Александровна, но в следующую минуту, собралась и стала прежней.

– Вот, вооруженное восстание, об этом, я хотел говорить с вами. Оно может нарушить все наши планы относительно работы над Новейшим Заветом. Если оно состоится, то погибли все наши начинания относительно его. Вы не находите?

Я не гадалка, допускаю, что могут возникнуть сложности, в связи с этим, но работа должна не останавливаться ни при каких условиях. Если Господь дает, то Он и выведет. Положитесь на Него. Очень советую. В Стокгольме не теряйте время даром на размышления подобного рода, а что, если… там. Делайте и все. И вот еще что, мне кажется, что Гельсингфорс и Петербург, духовно побратимы. И я не зря еду, что-то должно произойти определенно. Быть может новый акт нашей пьесы?

– Да! Несомненно, и вы не находите, что все, что нас окружает это какой-то театр, вокруг декорации и мы с вами играем в них, идет какая-то пьеса автора, которой мы не знаем, или пытаемся узнать, но расплата за нашу игру наши с вами жизни?

– Все, мне пора Алексей Федорович, а то меня хватятся и тогда неприятностей не избежать. Желаю вам, пребывать в бодром состоянии духа, и надеюсь, что после Петербурга, увижу вас живым и здоровым. Буду искренна, хочу вас увидеть обновленным! Ну, до скорого дорогой, – сказала Ева Александровна, встав и поцеловав его мимоходом в щеку, не допив свой кофе, покинула зал заведения.

– Театр, – задумчиво произнес Алексей Федорович, глядя в след уходящей из кафе Евы Александровны.

Театр

Театр! Мой смысл, затерянный в пространстве,

Манящий души, словно в мир иной,

Увековечен в клоунском убранстве,

Сокрытый плюша мёртвой тишиной.

Лишь отголоском пробудившей веры

И эхом таинства, и шелестом кулис

Заставил в невозможное поверить

И музой Гения над миром вознестись.

Театр! Мой Бог, моё святое бремя —

Возможность жить, творить и созидать.

Пронзил века, пространство он и время,

Чтоб править бал и миром управлять.

Там запах слёз и счастья, и страданий,

Там боль и страх, рыдания и смех,

Там, затаив в волнении дыханье,

По праву ждёт заслуженный успех.

Оваций бурных верная награда

За тяжкий труд, за пот и кровь порой.

За жизнь и смерть, от рая и до ада —

Отмечен путь блистательной игрой.

Театр! Мой мир, введя в свои покои,

В свой храм добра, надежды и любви,

От груза дней прошедших успокоит

И от недуга будней исцелит.

УТВЕРЖДЕНИЕ НОВЕЙШЕГО ЗНАНИЯ

Глава 3

1. Сие откровение, данное утешителю Господнему Алексею,

2. которое он внял, бывши в единстве с ангельским созданием Сабиной,

3. в момент их наивысшего состояния.

4. И се глаголет он дабы поняли,

5. что сосредоточение многого в едином,

6. в зависимом друг от друга взаимодействии,

7. и есть мир наш – мир материальный.

8. А по смерти человека наступает приобщение единого,

9. в сосредоточение многого, в независимом друг от друга взаимодействии,

10. то это, есть мир другой, мир не материальный.

11. Святой Дух, это всякий происходящий процесс во Вселенной.

12. А Бог Отец, это сила, направляющая всякий процесс во Вселенной.

13. Человеку дан выбор направления всякого процесса во Вселенной.

14. Святой Дух оставаясь самой Сущей в Единстве Всего во Вселенной.

15. Соединяя Собой вещественное и не вещественное,

16. Являясь присутствием нематериального в материальном.

17. Через, Которую проходит Бог Отец,

18. И, через Которую, Которым, была явлена Ева,

19. дабы свидетельствовать об истине бытия Божьего.

20. А истина, есть величина абсолютная,

21. в своем подвижном состоянии.

22. Потому изменяясь, остается неизменной.

23. Созвучно сознанию, которое подвижно в статичности,

24. А бессознательное статично в подвижности.

25. И сознание наше всегда стремиться к точке времени.

26. А бессознательное, это движение в точке времени

27. И помним, что были слова Христа что: «Возведите очи ваши,

28. и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве.

29. Жнущий получает награду и собирает плод в жизнь вечную,

30. так что и сеющий, и жнущий вместе радоваться будут».

31. Так вот, я вам благовествую: «Христос, это сеющий и жнущий,

32. А Ева, Та что ноне пришла, собирает плод в жизнь вечную».

33. И говорю вам: «Ева от Адама, матерь всего рода человеческого,

34. а Ева, о которой говорю, матерь всех душ, всего рода человеческого,

35. которые рождены крещением Христовым».

36. И возвестит Она вам: «что на всякой красоте, есть печать греха.

37. И на всяком грехе, есть печать красоты,

38. а потому многие прельстятся грехом, ибо в нем красоту узреют».

39. И не жалуйтесь тогда, что при совершенстве нашего мира,

40. Вы всегда ощущаете, его несовершенство.

41. В хаосе люди жизнь обретут,

42. И в упорядочении людей смерть явится.

43. Ибо порядок, есть окончание всякого процесса во Вселенной.

44. А хаос, есть начало всякого процесса во Вселенной.

45. Упорядоченный хаос, и есть сама жизнь,

46. а именно всякий процесс во Вселенной.

СТОЛИЦА СКАНДИНАВИИ

«Там небо играет разноцветными огнями»

Вадим Бурлак

Стокгольм

Словно над глубями зеркала

Ты из гранита возник,

В зыби стремительной Мэйлара

Свой разбивая двойник.

Сын вечно женственной родины,

Весь ты в любимую мать!

Трудно ль в осанке усвоенной

Нежность души угадать!

Ты, как сосна Далекарлии, —

Строен, задумчив и прям.

Годы тебя не состарили,

Снегом скользнув по кудрям.

Витязь пленительный Севера,

Ты головой не поник!

Весело в зеркале Мэйлара

Твой ускользает двойник.

Валерий Брюсов

Люди появились в шведских землях около 12–14 тысяч лет назад. Началась эпоха отступления ледников и завоевания северных просторов человеком.

Раскинувшись между озером Меларен и Балтийским морем, расположившись на четырнадцати островах скандинавскую столицу – Стокгольм, по праву называли Венецией Севера.

Агнафит первоначальное поселение и названное в честь короля Агне, возникшее после сожжения Сигтуны в 1187 году на месте рыбацкой деревушки. А Биргер Магнуссон, зять короля Эрика Эриксона, став регентом основал в этом месте в 1252 году, укрепление на острове Хельгеандсхольмен, что по-шведски и будет означать: Stockholm.

Прибыв сюда, Алексей Федорович, занял двухкомнатную квартиру, в Старом городе: Staden mellan broama, что означало «город между мостами», снятую загодя финской партии активного сопротивления. И он вновь был занят теперь основным, как он сам читал делом, написанием «Утверждением Новейшего Знания». Перечитав написанное, он откинулся на спинку стула и посмотрел на лежащий на столе, купленный в порту большой янтарный камень и вспомнил, как Владимира Александровича Поссе, бывший рядом и посоветовавший ему его купить процитировал какой-то неизвестный ему текст:

«Благодаря чудесному камню гость с Востока даже общался с Одином – верховным божеством скандинавских народов, властителем ветра и бурь, покровителем воинов, мореплавателей, поэтов, музыкантов.

Один охотно отвечал на вопросы, но предостерег:

– Вглядываясь в янтарный шар, вызывая прошлое, интересуясь будущим, не переступай незримой «черты времени»

Много любопытных оказывались в плену у «солнечного камня» и навсегда покидали свой мир».

По призыву Бора

Княже, склоняй

Слух и мне внимай.

Ведь гость я твой,

Властитель мой.

Твой грозный пыл

Врагов разил,

И Один зрил

Одры могил.

Скальд славить может

И слово сложит

Про беды вражьи,

Победы княжьи…

Эгиль Скаллагриммсон

(X век)

Алексей Федорович, пристально и проникновенно, вгляделся в желтый камень. Прошло минута и в следующее мгновение, он погрузился в состояние гипнотического сна.

Стокгольм

Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,

Рожденный из глуби не наших времен,

Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,

Такой уж почти и не радостный сон…

Стоял на горе я, как будто народу

О чем-то хотел проповедовать я,

И видел прозрачную тихую воду,

Окрестные рощи, леса и поля.

«О, Боже, – вскричал я в тревоге, – что, если

Страна эта истинно родина мне?

Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,

В зеленой и солнечной этой стране?»

И понял, что я заблудился навеки

В слепых переходах пространств и времен…