скачать книгу бесплатно
– Иди, милая, иди. До дома недалеко. – Не понимая, что происходит, Равивэл присел на скамью и закрыл глаза. – Я схожу с ума, – прошептал он, чувствуя тяжесть свинцовых век, и услышал голос, вернувший его в реальность:
– Доброго дня, герт Равивэл. Тебе нездоровится?
– Доброго дня, герт Аргур. Спасибо, всё хорошо.
– Тогда спеши, створа опускается, – предупредил герт Аргур, убыстряя шаг.
Равивэл поднялся и пошёл к ступеням, несущим трибунов за титановые створы.
Герт Аргур, встав рядом с ним, оглядел Равивэла и заметил:
– Тебе повезло, герт. Забывать ков опасно. Туманы такие непредсказуемые.
– Да, – кивнул Равивэл, вплывая в аванзал, где располагались кабины для хранения оружия. Найдя свою ячейку, он приложил палец, и дверца открылась, принимая в своё холодное металлическое нутро серебристый цилиндр, снятый с петли, вмонтированной вовнутрь правого рукава мундира. Вторые арочные двери ощупали его лучами и, не обнаружив оружия, пропустили в зал заседаний. Верб Лорок уже сидел в своём кресле и, увидев Равивэла, кивнул ему. Чуть склонив голову перед достопочтимым учителем, Равивэл прошёл по проходу вверх и уселся на задний ряд. После перерыва он быстро вышел из зала и не появился там вновь, впервые удивив Лорока своим безрассудным поступком, и сердце наставника заныло, предчувствуя беду.
И она бы, случилась, но луна сравняла свои края, обретя неразрывную округлость, и Равивэл отложил разговор с женой, в котором хотел сообщить о разрыве супружеских отношений.
Благодатный мир Аркадима не наказывал неверных мужей и жён, развлекающихся в Каменной Глуши или тайком в Аркадиме, но жестоко обходился с теми, кто требовал официального аннулирования брака. В лучшем случае, зачинщика разрыва выдворяли за Обруч, и он оказывался на рудниках Титарии или на истерзанной зыбкой земле Стонущих Болот. В худшем случае, его просто выбрасывали в Космос, где останавливалось его жизненное время, ибо пророчество Алой Нити, было правильным и неоспоримым – судьбой, предначертанной до смертельного одра. Был и третий вариант – Монолит. Неприступная тюрьма за пределами Аркадима. Не было случая, чтобы кто-то сбегал оттуда или возвращался домой. Каменно-металлическая глыба, словно проглатывала узников, как только перед ними распахивались её непроницаемые ворота. Имея один видимый вход и не единого окна, она висела цельной пирамидой в черноте космоса, окружённого многоярусной смертельной защитой. Внезапный порыв Равивэла, забывшего о тягостных последствиях противозаконного действия, сгладила почти полная луна, выплывшая перед его окнами, и он всю ночь метался в тревожном сне, явившем всё те же необъяснимые видения.
Верба Лорока не посещали видения, его чуткая память была всегда с ним и настолько рядом, что не давала покоя. Лорок, как и всегда, сидел в качающемся кресле и, слушая мерное постукивание ножек о пол, плыл по волнам своей памяти, ставшей чужой волей и его собственной виной. Держа в руках чёрный томик, он прочёл несколько строк и спешно захлопнул книгу, боясь найти в ней то, что сделает его вину, ещё невыносимей.
Давно заросли те тропы и придорожные валуны глубоко вросли в землю, а память Лорока, не уходящая даже во вчерашний день, перебирала каждую деталь, каждый звук того трагического дня, сделавшего его пришельцем в другую галактику. Он помнил тот день, когда столкнулись два корабля, и только Судьбе было под силу столкнуть их в бесконечном Космосе. Качание корабля, повреждение обшивки, холодная космическая пустота, метеориты, пожар, смерти и крик, длившийся вечность. От неё не осталось ничего – звёздная пыль, рассеявшаяся в беспредельном холоде, кроме мельхиорового кулона со слезой благородного чёрного опала, подаренного ей в день их знакомства. Паника…слёзы…крики…плач детей, всё смешалось воедино в мерцании, в холоде, в огне и лавине камней. Чей – то голос, охрипший от крика, взывал:
– Чей ребёнок? Где родители? Родители есть?
– Его мать погибла, – отзывался другой голос, а Лорок мчался то на один голос, то на другой, ища своего ребёнка.
Кто-то сунул ребёнка ему в руки, и он обрадовался, что нашёл его. Но, увидев маленькую рыжеволосую девочку, слегка отстранился. Ребёнок, смотря невинными глазами, обхватил его шею и прижался к плечу. Чувствуя его доверие и беззащитность, он уже не смог отпустить ребёнка. Абордажные пиратские челноки всё пристыковывались и пристыковывались к борту. И чужой корабль поплыл, оставляя за собой горящую пустоту, в которой осталось всё, что было ему дорого. Лорок закрыл глаза. Было время, но ушло, и уже не вернулось, но осталось в памяти, и всплесками, приводя её к течению, вырисовывало яркие мгновения, давно минувших, но словно заново пережитых, дней. Новое время не сгладило вины и не лишило воспоминаний, но обласкало звонким голосом маленькой девочки, которую он назвал своей сестрой.
Сорвавшись с кресла, Лорок подошёл к окну и, сняв защитное излучение, распахнул его, чтобы глубоко вдохнуть чужой мерцающий воздух. Полная луна, плывущая поверх зелёного шатра деревьев, лила холодный свет, тающий в мерцании воздуха. Далеко, у самого горизонта, небо вспыхивало округлыми пятнами, открывая окна четырёхмерного эвклидова пространства. Он, опять, не уснёт и тоска по непрожитой жизни, захлестнёт его с головой.
Лунная ночь сладка для влюблённых и горька для одиноких людей, ибо её свет, никогда не меняющийся в природе, проливает в души и радость и печаль, в зависимости от того, что готовы они принять, какая музыка звучит в их бьющихся пульсах.
Эта ночь в саду Лунных Роз была особенной, именно ей выпала честь встречать то, что уже родилось в Аркадиме и уже звучало в его мерцающем воздухе. В мире всё звучит: природа, свет, ночная прохлада и луна – полная луна, сияющая на небосводе. Её свет, пронизанный тайной, коснулся каждого цветка, и они раскрылись, наполненные лунным светом и искрящиеся капельками росы, вызывали восторг и удивление, рождали желание коснуться губами их лепестков. Но, не было в саду розы прекраснее её. Вивьера шла навстречу и приближалась с каждым шагом, и сердце Равивэла билось всё сильнее и сильнее и замерло, когда она остановилась напротив него и протянула руки. Он целовал их, нежные и чуть подрагивающие, а она шептала:
– Что же ты делаешь, остановись.
– Не могу, – выдохнул он и, скользнув пальцами в её распущенные волосы, притянул её голову и поцеловал в губы.
Её лицо побледнело, глаза распахнулись, а губы, не вернувшие его поцелуй, прошептали: – Ещё, ещё.
Он целовал, она отвечала, неумело, но старательно и стыдилась своей неловкости, боясь открыть глаза и увидеть на лице Равивэла разочарование, но его не было. Равивэлу нравилось новое лёгкое ощущение, открытие, которого не пришлось узнать раньше, и он целовал её стыдливые губы пылко, но нежно, боясь вспугнуть или ранить очарование первых поцелуев.
– Люблю тебя, люблю, – шептал Равивэл, отрываясь от неё. Шептал и снова целовал её прелестные волнующие губы.
– Ты видишь, как я счастлива, видишь? Скажи, – выдыхала она, переводя дыхание.
– Ты, как лунная роза, расцветшая на моих глазах, и я буду беречь её, не дав упасть ни одному лепестку, Вивьера, – отзывался он, прижимая её к груди.
– Почему любовь так прекрасна? Кто выдумал её? Скажи, любимый, – восхищённо тянула она, прижимаясь к нему так близко, что он слышал биение её сердца.
– Не знаю, кто придумал её, но она родилась и живёт во мне и умрёт вместе с моим сердцем, – говорил он, вдыхая запах её огненных волос, и она затихала на его груди.
– Не говори так, любимый. Любовь выше смерти, она – свет, а он льётся и во тьме, звёздным светом и ему нет конца, как и нашей любви.
Уткнувшись лицом в её волосы, пахнущие фиалками, даже здесь в саду роз, Равивэл думал: « Что со мной? Почему, мне достаточно её взгляда, губ, торопливых слов? Где неистовое желание срывать одежды, обладать и наслаждаться телом, гореть, выпаливая всё внутри? Почему, я смотрю на неё и задыхаюсь от счастья, боясь грубого касания, неосторожного слова? Разве любовь бывает такой разной? Где она истинная? Та – удушливая и прожигающая насквозь или эта – лёгкая, как облако и волнующая, как запоздалый рассвет, дарящий надежду. Где я – настоящий? ».
– Звёзды светлеют, – тихо проговорила Вивьера, отрываясь от Равивэла. – Пора расставаться, но как я покину тебя?
– Встречи всегда заканчиваются расставанием, иначе их бы не было, так устроен мир. Я провожу тебя, – сказал Равивэл, протягивая ей руку.
– Лорок задаст мне хорошую трёпку, – весело проговорила Вивьера, вложив свои хрупкие пальчики в его сильную ладонь.
Полная луна плыла в вышине и розы ещё цвели, ожидая рассвета, чтобы закрыться в бутоны и расцвести ночью, вновь явив миру свою красоту. Они уходили, крепко держась за руки, и ночь провожала их, чтобы услышать:
– Прощай, любимый.
– Прощай, любовь моя.
– Почему, ночи так коротки. Ещё один поцелуй, любимая.
– Ещё один? Всего один и тебе будет довольно? Как я расстанусь с тобой? Как уйти?
– Надо уйти, чтобы встретится вновь.
– До нового солнца, – звонко рассмеялась она и побежала к высокой чугунной ограде, сплошь увитой зеленью и цветами.
Глава десятая.
День солнечного равноденствия не опоздал и пришёл вовремя, собрав всех или почти всех, жителей Аркадима на Арене, созерцать не гладиаторские бои, а битву сумасшедших гонщиков.
Смотр технических изобретений, проходивший каждое солнцестояние, являл такие экземпляры, что зрители не раз заходились то удивлением, то восхищением, то заразительным смехом. Изобретательные авторы показывали внешний вид своего детища, а затем, гнали, хвалясь техническими характеристиками. Их оригинальные машины нельзя было просто назвать автомобилями или атмомобилями из-за сложности конструкций и фантазии изобретателей. Победителю доставался лавровый венок, а Аркадиму его изобретение. Проигравший не получал ничего и лишался своего изобретения, как устаревшего, не нужного этому времени и миру и его сбрасывали «Вниз», навсегда забывая о нём.
Казалось, это соревнование, было смотром не только новейшей техники, но и женских нарядов, играющих цветами, оригинальными покроями, вычурной отделкой и изобилием украшений, тяготивших мраморные шеи, гибкие руки и хрупкие пальчики. Ярко разодетые персоны, прогуливались парами, щедро раздаривая приветствия и улыбки, попивая прохладительные напитки и оценивая блеск драгоценных камней.
Соревнования были в разгаре и зрители ликовали, когда Равивэл под руку с очаровательной женой столкнулся с вербом Лороком и его прелестной спутницей. После необходимой и обязательной процедуры приветствия, мужчины, как полагалось, представили своих дам.
– Моя жена Ассия, – спокойно сказал Равивэл, наблюдая за Вивьерой и усмиряя бурлящую внутри кровь, рвущуюся резвым конём по его венам, заставляя сердце биться часто и гулко.
Вивьера держалась спокойно, улыбалась и лишь чуть, единожды, дрогнувшие губы выдали её смятение.
– Моя любезная и очаровательная сестра Вивьера, – представил Лорок свою спутницу.
– Не зря ходят слухи о твоей красоте. Вивьера, ты удивительна, – восхитилась Ассия и мило улыбнулась.
– О твоей красоте тоже не молчит дром, но он умолчал о том, что ты жена благородного герта Равивэла, – спокойно проговорила Вивьера и лишь, Равивэл понял её укор.
– Вы знакомы? – поинтересовалась Ассия, не сводя глаз с девушки.
– Недавно, герт наносил визит брату, и я видела его, издали. Вы очень красивая пара, – закончила она, подтолкнув Лорока локтем.
Над стадионом поплыла Пирамида, оповещая всех присутствующих о первых результатах соревнований.
– Начинается самое интересное, нужно занять свои места, – сказал верб Лорок и, обращаясь к герту Равивэлу, предложил, – вы с нами.
Отказать вербу было недопустимо, но мучить Вивьеру было жестоко, и Равивэл замешкался, ища причину отказа, но Ассия поспешила озвучить решение раньше мужа и учтиво приняла предложение верба Лорока. Так случилось, что Равивэл и Вивьера сидели рядом, и он не сводил глаз с её мраморного профиля. Она, не проявляя никакого интереса к его персоне, наслаждалась тем, что творилось на стадионе и над ним, в воздухе, где продолжалась демонстрация наземных гонок, показывающая воздухоплавательные способности машин, кораблей и не поддающихся пониманию конструкций. Равивэл, болезненно переживая равнодушие Вивьеры, осторожно положил свою ладонь на её руку и её пальчики дрогнули. Сжав их чуть сильней, он ждал поворота её головы и взгляда светлых глаз, но не увидел ничего и лишился её руки, грубо вырванной из его ладони. Долгожданный перерыв внёс некоторую ясность в их отношения, но не обрадовал Равивэла. Верба Лорока отвлёк визор Плюм, явившись без жены и в своём незаменимом пурпурном плаще поверх синего мундира визора. Ассия переключилась на болтовню с, неожиданно появившимися знакомыми дамами, что позволило Равивэлу и Вивьере остаться наедине, среди шумящих зрителей Арены. Нежно развернув девушку к себе, Равивэл смотрел в её глаза, но не видел в них ни ненависти, ни укора. Маска равнодушия, надетая на лицо, не скрывала обиды, затаившейся в её глазах, и Равивэл знал: ей больно. Он мысленно подбирал слова утешения, и они начали звучать:
– Вивьера, – но она прервала его и заговорила, глядя прямо в глаза:
– Я люблю тебя, и ты любишь меня, я знаю, но будущего у нас не будет. Две золотые пластины сердцу не выдержать. Оно разорвётся. Разве я могу поступить так. Мы будем любить друг друга, но на расстоянии больше никогда не встретимся. Я смогу. – Она опустила глаза и, подняв их вновь, договорила. – Пусть так и остаётся.
– Оно разорвётся гораздо раньше, если я не буду держать твоих рук, целовать твоих губ и вдыхать запах твоих волос, – пылко говорил Равивэл, нежно сжимая её руку. – Не желай мне ранней смерти, любимая. Это, жестоко.
– Ты говоришь мне о жестокости? Ты, пришедший целовать меня с другого любовного ложа? – вспылила она и опять вырвала руку. – Ты умолчал, что в союзе.
– Прости, мне больно, что я встретил и полюбил тебя сейчас, не раньше, пока был свободен от союза с Ассией, но я нисколько не жалею о том, что это случилось. Я люблю тебя и это – главное.
Вивьера, ещё не пережив пылкого высказывания и что таить, обиды, кружащей внутри, проговорила:
– Душно, – и, продев изящную руку под нить многоярусных жемчужных бус, с силой рванула её. Крупный жемчуг, сорвавшийся с её шеи, покатился по голубому платью и запрыгал по мраморным плитам, издавая мелодичные звуки. Когда музыка бусин затихла, она сказала, уже спокойно и тихо. – Я не хочу стоять между вами и делить моего любимого с чужой женщиной. Отныне, между нами – расстояние. Пусть так и остаётся.
– Я виноват перед тобой, но любовь не спрашивала разрешения, поселившись в моём сердце. Ты обвинишь и её?
– Умоляю, не говори больше ничего. Я готова расплакаться.
– Вивьера, вот ты где, – обрадовано, проговорил брат, прерывая их беседу.
– Прощай, – бросила она и, подхватив брата под руку, потащила его к выходу, а он, еле поспевая за ней, басил:
– Ты не дала мне попрощаться с гертом Равивэлом. Что происходит, Вивьера? Куда ты так спешишь?
– Что вам прощаться, если завтра вы встретитесь вновь, – рассерженно бросила она, не сбавляя шага.
– Но, соревнования ещё не закончились.
– Ничего, завтра узнаешь всё. Я устала и хочу домой, – холодно бросила она и остановилась, осознав, что ведёт себя непростительно грубо. – Прости, я плохо себя почувствовала. Солнце сегодня, особенно жаркое, – смягчила тон и извинилась, с мольбой глядя на брата.
– Хорошо, если хочешь, мы едем домой. Твоё самочувствие мне дороже финала соревнований, – успокоил её Лорок.
– Спасибо, – тихо, еле сдерживая слёзы, выдавила она.
– Вы поссорились? – спросил Лорок, когда они были уже в пути, покачиваясь в крытом паланкине. – Герт обидел тебя?
– Нет, – поспешила ответить она. – Мы едва знакомы, чтобы успеть найти причины для ссоры. Я же говорю, солнце. Вот и глаза слезятся, – оправдалась Вивьера, хотя матерчатая крыша и густые кисти по бокам, надёжно укрывали лица от солнечных лучей.
– Всё будет хорошо. Я люблю тебя, моя сестрёнка, – тихо сказал Лорок и нежно уложил её голову на своё плечо.
– Ты самый лучший брат на свете, – прошептала она и уткнулась лицом в его грудь.
И лучший брат понял, что его юная сестра влюблена в герта, который был ему не менее дорог, чем она, но ничего не сказал и лишь прижал её сильнее.
Равивэл лежал на кровати и, закрыв глаза, шептал одно и то же: « Пусть так и остаётся, пусть так и остаётся, пусть так». Резкая головная боль оборвала шёпот, переводя его в стон. Сжав кулаки и зубы, с такой силой, что вены выступили синими бороздками, а зубы издали скрежет, он боролся с болью, вдавившись всем телом в упругую поверхность супружеского ложа, ставшее причиной расставания с любимой – теперь далёкой, но такой желанной.
– Опять, голова, – испуганно прошептала Ассия, ложась рядом с мужем.
Её лёгкие руки, прижавшие его голову к своей груди, нежно гладили его тёмные волосы, а губы шептали. – Всё пройдёт, потерпи, муж мой. Сейчас, всё закончится, любимый.
Боль ушла так же внезапно, как и появилась. Равивэл сел и Ассия, подняв прямую спину, сказала:
– Равивэл, муж мой, я говорила уже не раз, надо сходить к доктору Вайлу. Говорят он настоящий гений, эскулап, способный ставить диагноз без капсулы. Правда ещё говорят, что он – странный, но это ведь не мешает тебе посетить его?
– Гениальные люди кажутся нам странными, но на самом деле, это мы – другие, – ответил Равивэл и успокоил жену, – схожу или вызову капсулу на дом, жена моя, Ассия.
Ассия обняла мужа и поцеловала в губы, беззвучно прошептавшие: « Пусть так и остаётся».
Герт Плюм, мелькая ярким плащом в сочной зелени сада, прилегающего к красивому дому, шёл к Лороку, давшему разрешение посетить его в своих покоях. Лурд, встретивший гостя у дверей, проводил его к купальне, где Лорок совершал утреннее купание. Плюм вошёл во внутренний озеленённый дворик, когда Лорок, выйдя из воды, запахивал, расшитые золотом, полы роскошного синего халата. От зоркого глаза визора не ускользнула ни одна деталь, в том числе и кулон с чёрным опалом, скрытый на его глазах халатом. Мысль, внезапно посетившая голову Плюма, выдала: « Где-то я уже видел это, но где?». Отвлёкшись на мгновение, Плюм спешно приветствовал главу Двора:
– Солнечного дня, верб Лорок. Да продлится твоё Возвышение.
– Да продлится, – отозвался Лорок и приветствовал визитёра, договорившегося вчера, на Арене, о встрече. – Доброго утра, герт Плюм. Да умножатся твои победы в изысканиях на благо Аркадима.
– Да умножатся, – принял Плюм, прилагая правую руку к левому плечу и слегка склонив солнечную голову.
Лорок пригласил его в дом, где в Каминной комнате был накрыт стол к завтраку.
– Присаживайся герт Плюм, выпьем вина, поговорим о деле, приведшем тебя гостем в мой дом, – предложил гостеприимный хозяин, усаживаясь на вишнёвый диван с подушками из серебряной ткани.
– Я принёс бумагу, требующую твоей подписи, господин. Я намерен нанести деловой визит в башню Созерцания, с целью известной тебе, – учтиво и ясно говорил Плюм, не притрагиваясь к кубку, поданному лурдом.
– Соблюдать порядок обязаны все, даже верховный ант Главур. Занятый наукой, он двигает Аркадим к небывалым высотам, но, не появляясь на его улицах, остаётся таинственной персоной, живущей по своим правилам, часто противоречащим законам дрома и Двора. Я не прислушиваюсь к слухам и поэтому, доверяю тебе, герт Плюм, как лучшему визору, проверить деятельность башни Созерцания и дать полный отчёт к следующему Собранию и потому подпишу твою бумагу, – изложил Лорок и позвал лурда.
Лурд, вкатившись в комнату, приветствовал гостя и только потом посмотрел на хозяина, ожидая просьбы.
– Привези мне, дружок, письменный стол, – попросил Лорок, беря из рук Плюма тонкую пластину, умещающуюся на ладони и напичканную электроникой.
Через пару штрихов, лурд вернулся и, поставив перед Лороком блестящий ящичек, удалился бесшумно и быстро.
Приложив опечаток большого пальца, Лорок открыл ящичек, как книгу и взял один, из нескольких предметов, висящих в лучах – печать Двора. Приложив её к поверхности пластины, он легонько вжал печать и убрал её назад, плотно закрыв крышку сейфа.
– Проверь « льготу», герт Плюм, – обратился он к визору.
Тот, преисполненный величия, коснулся поверхности экрана, и на нём засветилась эмблема золотого пятилистника.
– Всё в порядке, верб Лорок, благодарю тебя и обещаю исполнение долга во благо Аркадима, – сурово и торжественно проговорил Плюм, смакуя внутри скрытую радость.
– Поскольку ты не пил вина, я предполагаю, что ты спешишь преуспеть в своих делах, герт Плюм, поэтому не задерживаю тебя. Срок действия печати тебе известен, так что в добрый путь, визор.
Приложив руку к плечу, Плюм откланялся и последовал за лурдом, что проводил его до ворот.