скачать книгу бесплатно
– Прости меня, сестра. Я понимаю, что ты выросла и отдалилась от меня и это – нормально, но мне больно от этого.
Вивьера обняла брата, положив свою аккуратную головку на его широкое плечо. Глаза Лорока сделались чуть влажными, что не ускользнуло от внимания Фёрста, и он сказал, желая подбодрить друга:
– Ты боишься одиночества, старый ревнивец, но не забывай, у тебя есть ещё я – старая калоша, которая не утонет, пока не доставит тебя до берега и застрянет в его песке, пока ты будешь решать: одинок ты или нет.
Фёрст засмеялся, Лорок улыбнулся, а Вивьера подумала, глядя на друзей: « Милый, добрый и весёлый Фёрст и мой любимый брат Лорок, разве вы достойны одиночества. Разве могу я оставить вас, любя и почитая. Нет, нет, нет. Любимых людей невозможно оставить, сердце не выдержит такой боли ».
– Пожалуй, я пойду, – пропела она, выхватила с вазы печенье, озорно хрустнула им и убежала.
– Она ещё совсем ребёнок. О какой влюблённости ты говоришь, – упрекнул друга Лорок.
– Вспомни себя в её годы, – усмехнулся Фёрст, – ты тогда сходил с ума по стройной блондинке, помнишь?
– Помню, старина, всё помню, но мальчики мужают раньше, такова природа.
– Природе наплевать, когда ты испортишь девчонку, – расхохотался Фёрст, но уняв смех, бросил, – она выросла и тебе не удержать её, вот какова природа.
– Я хочу видеть её счастливой. Разве моё желание эгоистично? – сказал и вздохнул Лорок.
– Помнишь, друг, как мы мечтали полететь в Космос на корабле, созданном нами? Это, был предел нашего счастья, а на деле оказалось, что оно – что-то большее, что имеет человек.
– И мы полетели, друг, взяв билет в одну сторону, – договорил Лорок, что не произнёс Фёрст.
– Как ты думаешь, как там, сейчас? Прошло двадцать циклов, – проговорил Лорок, смотря в глаза другу.
– Не знаю, но как хочется узнать. Я скучаю, и она мне снится, – тихо произнёс Фёрст.
Урхи закружились над головами друзей, но услышали только хруст и причмокивание с коим они угощались печеньем и душистым чаем, не ведя душевных разговоров, отложенных на более благоприятное время.
Глава восьмая.
Бледное солнце ещё не начертало своих лучей над горизонтом, а герт Равивэл был уже на ногах. Он стоял на краю купальни и, развязывая пояс халата, смотрел в бирюзовую прохладу бассейна. Рывок широких плеч и гранатовый шёлк заскользил по его загорелой спине, и упал на мраморные плиты, обнажая его сильную подтянутую фигуру. Оттолкнувшись, он нырнул в воду и поплыл, быстро и энергично, почти не разбрызгивая бирюзовой глади. Ассия вышла в тот момент, когда он выходил из воды, отряхивая прозрачную россыпь капель, покрывшую его тело. Подавая мужу халат, она оглядела его и, оставшись довольной, прозвенела мелодичным голосом:
– Доброе утро, муж мой. С лунами, ты становишься всё притягательней и мой восторг, уже не умещается в моём сердце.
Спокойно глядя на жену, Равивэл обернулся гранатовым шёлком и, улыбнувшись, сказал:
– Я бы назвал это, лестью, но уважая свою прелестную жену, скажу, что рад твоему открытию, которого ты не нашла ночью.
Ассия прильнула к мужу и зашептала, разглаживая капли на его руке, от плеча до кисти:
– Ночью было много других открытий, и они сводили меня с ума. Как коротки ночи Аркадима, – сожалела она, целуя Равивэла в грудь.
– Довольно похвал, прелестное создание, а то я растаю восточной сладостью, которую ты обожаешь не меньше меня, – сказал Равивэл и, поцеловав жену в лоб, двинулся в дом. Не слыша её шагов, он обернулся и залюбовался ею: нагое, прикрытое прозрачной тканью туники, белое, гибкое тело целовал первый луч, выглянувший из-за пышной зелени деревьев. Перебарывая возникшее желание, он быстро вошёл внутрь дома, резко колыхнув тонкие занавески в широком арочном проёме.
– Скоро полнолуние, – тихо прошептал он, и на сердце стало легче, словно лёгкий ветер коснулся его души, сняв надоевшее напряжение.
Шлюз закрылся достаточно давно, но никого не приглашали к началу собрания. Решив узнать, что происходит, Равивэл спустился в общий зал, предназначенный для отдыха трибунов. За отдельно расставленными низкими столами, на диванах, обложенных яркими подушками, сидели герты, выпивая вино и ведущие светские разговоры и явно весёлые, так как их лица держали не сходящие, ни на миг, улыбки.
Подойдя к наиболее заселённому столу, герт Равивэл, приостановился и проговорил, вмешиваясь в весёлый разговор:
– Перестирываете грязное бельё Плантагенетов или перемываете кости Цезарей, любознательные герты?
Компания окинула общим взглядом Равивэла и наперебой, пригласила присоединиться, а ответил герт Аргур, держащий широкий бокал с искристым вином, всей ладонью, пропустив его ножку между средним и безымянным пальцами:
– Бельё сильно испачкано кровью и оно, уже истлело, а венценосные кости давно сгнили. Подлил напитка и продолжил, глядя на Равивэла. – Всё уходит, превращаясь в прах, а истина…остаётся.
– И вы ищете её в вине? – спросил, улыбаясь, Равивэл.
– Истина в любви, – опять отозвался герт Аргур. – Ночью я держал грудь жены, а сейчас держу грудь французской королевы, – засмеялся он, потрясая широким бокалом, зажатым крупной ладонью.
Общий смех разлился в пространстве светлой круглой комнаты, обставленной диванами и горшками с комнатными растениями разной формы и окраской листьев, ползущих по колонам, устремлённым к потолку и щедро раскинувших свои тенистые шатры по его вогнутой чаше.
– Герт Равивэл, пригуби вина из моего кубка и почувствуешь королевскую кровь, – говорил Аргур, протягивая бокал.
– В чужом бокале не найти своей истины, – отшутился герт Равивэл и тут же спросил. – Я не вижу верба Лорока. Здоров ли он?
Теперь ответил герт Аксий, сидя за другим столом, где пили не вино, а прохладительные напитки:
– Верба Лорока вызвал ант Главур, так что все свободны на сегодня.
– Да, герт Равивэл, собрания не будет, – подытожил герт Влавит, разведя руками. – Так что, можем поговорить и о Цезарях.
– Зачем копать так глубоко и на поверхности есть, что разгребать. Так, герт Равивэл? – возобновил разговор герт Аргур и пристально посмотрел на Равивэла.
– Возможно, – отозвался Равивэл. – Но, золото заблестит и из-под хлама.
– Да, если это – золото, а если, нет?
– Не разгребай, герт Аргур. Не трать, дарованное тебе время на бессмысленное занятие. Благородство металлов, как и благородство людей, оценивается их стойкостью. Чрезмерная гибкость рискованна: можно уткнуться носом в то, что копаешь и если, это – не золото, то носу не понравится. – Смех огласил просторную залу. Равивэл направился к угловому дивану. Герт Аргур свёл брови, допил вино и проводил Равивэла осуждающим взглядом.
Дверь Двора откроется к времени обеденного перерыва: ни штрихом раньше, ни штрихом позже, поэтому всем попавшим за её титановую мощь, придётся ожидать внутри, развлекая себя вином, разговорами, прохладительными напитками и… думами, чем и был занят герт Равивэл, ожидая открытия шлюза. Мысли о Вивьере не покидали его, волнуя, восхищая и печаля его влюблённое сердце. Их первое свидание, девственное, как утренняя роза, но волнующее, как штормящий океан, томило ожиданием новой встречи, но луна, не спешащая округлить свою форму, висела туманным ломтём и равнодушно смотрела на мучения Равивэла. « Только бы увидеть её, только бы увидеть», – думал он, ожидая перерыва. Внутренние часы, возникшие зеленоватым мерцанием прямо в воздухе залы, сообщили о перерыве, и герт Равивэл первым двинулся к створам. Он брёл домой, думая о девушке, не подарившей ни единого поцелуя, но пленившей его сердце и совсем не думая о жене, ласкающей его долгие луны и оставляющей в сердце сладко-вязкий осадок. Новое чувство ожидания и восторга, перемешиваясь с чувством лёгкой вины, рождали боль, которая обострялась каждый раз, когда его руки, губы, словно подчиняясь чарам, ласкали Ассию, но малая часть разума, свободная от них, продолжала думать о Вивьере, и лишь стон, вырванный страстью, гасил стыдливые мысли.
Резко развернувшись, Равивэл изменил путь, направив уверенные шаги к Чаше, где в который раз не найдя ничего, вернётся в роскошные залы, следующие длинной цепью, упадёт в прохладный шёлк постели и, глядя в печальные глаза Магдалины, прочтёт в них усмешку, оставленную лучом, бродящего в облаках, кремового солнца. Он искал дорогу в память, хранимую Альхорой, но её, опять, не было в Чаше.
Равивэл лежал, раскинув руки и полы расстегнутого мундира, неаккуратно съехавшие углами, сморщились у его таза, обтянутого белыми брюками. Ассия вошла, когда перед глазами мужа возник сгусток энергии, расширился и он, прочитав сообщение, прилетевшее с башни Эфира, быстро вскочил, разглаживая сморщенные ранее углы кителя.
– Мне нужно ненадолго удалиться, верб Лорок прислал за мной, – сообщил Равивэл, вошедшей жене и его глаза просияли.
– Равивэл, муж мой, возьми меня с собой. Я так часто остаюсь одна, – быстро проговорила Ассия, словно боялась, что муж исчезнет, не дослушав её.
Спешно застёгивая мундир, он спокойно и твёрдо проговорил, учтиво отказывая жене:
– Я не хочу, чтобы моя жена скучала, пока я буду вести деловую беседу с вербом.
– Я не буду скучать, я поболтаю с его сестрой. Говорят, она такая красивая? – не отступала Ассия, целуя его в щёку.
Видя, что его лицо тронула тень сомнения, она привлекла его к себе и поцеловала в губы. Равивэл ответил на её поцелуй лёгким касанием губ и чуть отстранился. Её руки скользнули в густую тень его волос, и она поцеловала ещё раз. Сладко-обжигающая волна, грубо ворвавшаяся в грудь, разлилась внутри и ударила в голову, вызывая головокружение.
– Что ты делаешь со мной? Я превращаюсь в тряпку, – прошептал Равивэл, обхватывая её губы.
– Равивэл, любимый, умоляю, – шептала Ассия, делая его губы горячими, страстными и податливыми.
Горячие, волнующие, сжигающие волю поцелуи, сыпались, как раскалённые лепестки роз и Равивэл, теряя самообладание, обхватил тонкий стан жены, плавно опуская её на кровать. Его мундир и всё находящееся под ним и даже, недавнее сияние глаз, летело на мраморные плиты, покрываясь сверху её платьем и парой туфель, сплетённых из кожи. Сообщение выплыло ещё раз, но Равивэл, занятый более важным занятием, не увидел его, страстно и неистово любя жену и, на время, забыв о девушке, чей образ ещё недавно заполнял его мысли и сердце. Когда всё закончилось, и они лежали, ещё часто дыша, Равивэл думал, глядя в грустные глаза потолочной женщины: « Не взять молящую жену – дело не благородное, недостойное герта и дурной тон. В конце концов, пусть всё станет на свои места» и тихо сказал Ассии:
– Собирайся.
Неожиданно, она передумала и сообщила об этом в купальне, куда они спустились вместе, после страстной близости:
– Равивэл, муж мой любимый, я останусь дома. Решай свои дела без меня, что вмешиваться женщине в мужские беседы.
– Не следовало демонстрировать душевные муки, я бы и так отдал свою любовь, – заметил, покидая купальню, рассерженный Равивэл.
– Я знаю, огненный мой мужчина, – донеслось до него звонко и затем, тихо и протяжно, – мне вдруг расхотелось идти, не сердись.
Сменив мундир, он вышел во внутренний дворик, обсаженный цветущими акациями, где его ждал крытый паланкин, посланный вербом Лороком и лежащий на серебристых плечах четырёх лурдов.
Верб Лорок встретил Равивэла радушной улыбкой и пригласил в дом. Пройдя несколько залов, они оказались в крытом портике, обустроенном мягкими диванами яркой расцветки и множеством разноцветных подушек, с золотыми эмблемами сиятельного дома в виде солнца и расшитыми мелким изумрудным бисером по углам.
Приветствия остались у порога дома и теперь, усаживаясь напротив гостя, Лорок сразу перешёл к делу. Равивэл, ожидающий деловой беседы, был крайне удивлён, услышав вопрос личного характера, сказанный не жёстким тоном верба, а дружеским озабоченным голосом:
– Равивэл, друг мой, ты мне, как сын и мне больно видеть глубокую печаль в твоих глазах. Что тревожит и мучает тебя?
Тот ответил не сразу, но ответил, стараясь не выдавать нахлынувшего волнения:
– Моя печаль, хотя и глубока, но не мрачна, а озарена светом, верб Лорок. Я благодарен за проявленную заботу, но тебе не надо тревожиться.
– Ты сбросил камень с души, Равивэл. Может чаю? Беседа хороша за чашкой горячего ароматного напитка. А, друг мой?
Лурд, словно ожидающий слов хозяина, выкатился из широких дверей, но легконогая девушка опередила его, взяв поддон из его рук, она плавно опустила его на стол. Равивэл встал, приветствуя даму, и сердце его замерло. Широко улыбнувшись брату и, смутившись перед нежданным, но желанным гостем, она, убирая со лба, выбившуюся прядь, проговорила:
– Приветствую тебя, герт Равивэл. Да не оскудеет твой временной Колодец.
– Не оскудеет, – ответил он, принимая её пожелание.
– Приветствую тебя, несравненную Вивьеру, – сказал Равивэл, давя гулкое сердцебиение.
– Так вы знакомы, – протянул Лорок, – и хорошо, отпала нужда представлять вас.
– Да, мы виделись случайно, однажды, – объяснил Равивэл, не сводя глаз с Вивьеры.
– Я не буду мешать вам, – сказала она, глядя на Равивэла и намереваясь уйти, но задержалась, указывая рукой на птиц, гуляющих недалеко по зелёному полю двора.
– Откуда эти странные птицы? Их принёс Туман? – спросила она, обращаясь к обоим мужчинам, но останавливая взгляд на Равивэле.
– Редкие Туманы достигают Аркадима и не все приживаются в его мерцающей атмосфере, как не каждая человеческая душа, проникшая сюда в обличии птицы. Кто знает, в каких Туманах бродят наши души. В прозрачных, алых или серебристо-голубых? – сообщил Лорок, глядя не на сестру, задавшую вопрос, а на Равивэла.
– О чём ты, обожаемый брат мой? – спросила сбитая с толку девушка.
– О жизни, девочка моя, о жизни. Иди, погуляй. Я позову, когда герт Равивэл будет уходить, – попросил Лорок сестру, и она послушно удалилась, бросив сияющий взгляд на Равивэла. Тот проводил её восхищённым взглядом и сказал:
– Прекрасная девушка твоя сестра верб Лорок, как лёгкий ветерок, несущий прохладу в духоту души.
– Что-то всё же тревожит тебя. Что?
– Лорок, скажи мне, как друг, как наставник, благоволивший мне с детства. Кто я? Я не знаю, я ищу себя и не нахожу. Разве память живёт не в нас? Почему она должна являться Изумрудной Водорослью? Моё подсознание рисует видения, которых я не понимаю, но знаю, что они – мои.
Лицо Лорока, сделавшееся бледным, исказилось болью, собрав морщины у уголков губ, но он разгладил их, изобразив улыбку, и ответил:
– Видения живут во времени, и они не всегда реальны. Однажды, оно откроет свою тайну. Время не забывает тех, кто помнит о нём. Отпусти прошлое, Равивэл, и живи настоящим, – посоветовал Лорок и тронул Равивэла за плечо.
– Значит, оно всё – таки, есть?
– Прошлое есть у всех. Без него не придёт настоящее и не наступит будущее, так устроен мир. Выбери, что тебе важнее, – сказал он, указывая рукой на зелёных жучков, появившихся в воздухе.
– Прилетели шпионы, – тихо сказал Равивэл и протянул руку Лороку.
Пожимая сильную ладонь Равивэла, Лорок подумал: « Привычки живучи, в отличие от памяти», но Равивэл не умел читать чужие мысли, а Лорок сказал не то, о чём подумал:
– Чтобы найти правильный путь, нужно не раз заблудиться.
Вивьера вышла проводить Равивэла и как только они остались наедине, он прошептал, держа её руку:
– Я не могу ждать полнолуния, я измучился. Не будь жестокой Вивьера, приходи сегодня в сад Лунных Роз, умоляю.
– Осталось недолго, жди Равивэл. Ты же знаешь, их цветение – дар влюблённым, дар долгой любви. Ты же любишь меня, Равивэл?
– Люблю, люблю, звезда моя, любовь моя Вивьера. Но, что цветение роз, по сравнению с чувством, живущим в нас? Все цветы цветут, но.
Она не дала ему договорить и, убрав его руку, убежала, даже не оглянувшись.
Вивьера, не спала, почти всю ночь. Она несколько раз порывалась бежать в сад, но останавливалась, то у двери своей комнаты, то на лестнице, ведущий во двор. В итоге, она забралась в постель, накрылась одеялом с головой и затихла, перебарывая неистовое желание скорой встречи и томя в сердце свидание с полной луной и с ним, кого любила всем сердцем.
Глава девятая.
Равивэл, вернувшись уже в сумерках, застал жену в постели. Решив, что она спит, он разделся и вышел на открытую террасу. Луна, равнодушно плывущая в вышине, прибавила своего сияния на четверть, но осколок, не заполненный её светом, как острый кинжал ранил его сердце. Ощутив в груди жжение, он лёг в постель и гибкие руки Ассии обвили его плечи. Её губы, сладкие и влажные, как кусочки экзотического фрукта, коснулись его губ, и он принял их, отчаянно и грубо, словно мстил луне, причиняющей ему боль своей неторопливостью. Губы Ассии, становились всё горячей и слаще, проталкивая поцелуи к самому сердцу, отчего Равивэл делался страстным и нетерпеливым, желая её гибкого, как стебель удивительного цветка, тела. И он любил её, снова и снова, отдаваясь безрассудному порыву, едва не переходящему грань животной страсти и луна лила свой свет в овальные окна и, отражаясь в мраморных холодных плитах, бросала дрожащие блики на высокие стены и изрытую ласками постель. Видения пришли к утру, когда усталое тело стало лёгким, а голова просветлела от любовного угара. Они были всё теми же, странное животное, вздымающее белую массу и голос, так и не нашедший того, кого звал. Размытые картинки длились недолго и были вытолкнуты из головы и сна, неожиданной болью, сжавшей мозги в тугой непроницаемый комок. Равивэл застонал и проснулся, ловя сонный голос Ассии, прогремевший, как набат, хотя она шептала:
– Что? Что, муж мой? Кошмарный сон?
Ничего не говоря, Равивэл вышел из спальни и, пробежав коридор, бросился в бирюзовую воду купальни. Прохладная вода освежила, взбодрила, и головная боль ушла так же внезапно, как появилась. Он ушёл, не позавтракав и не поцеловав жену и это, произошло впервые. Желание покинуть дом, который он любил, возникло внезапно и не покидало его весь путь, который он проделал пешком. Что-то изменилось внутри его, и это была не только любовь к Вивьере. Что-то упрямое и непримиримое поселилось в нём и взывало к протесту, причина которого была не ясна, и он мучительно думал, ища мотив моментальной перемены настроения.
Пирамида, выплывающая из-за деревьев, сообщила: Внимание. Сероводородный Туман. Активируйте ковы. Опасность.
Тронув мочку уха и не обнаружив ков, Равивэл вскрикнул:
– Будь ты проклята со своей любовью, неуёмная жена моя.
Быстро подойдя к невысокой колонне со щитом, он нажал на него, и мраморный столб поплыл вверх, вытаскивая из-под земли защитную кабину. Двери уплыли вверх, он вошёл внутрь, и створа опустилась, герметично закрыв проём. Серые хлопья посыпались сверху, густо и медленно. Падая на стекло кабины, они таяли, оставляя мокрые грязные полосы. Это, больший вред, который они могли причинить одежде и лицу, но ядовитый воздух был смертелен и Равивэл оставался в кабине до тех пор, пока пирамида не отменила опасность. Хлопья, недавно упавшие на землю, оставили мокрые следы на ней и вызвали к течению видения его снов. Он шёл, а пред глазами стояло странное животное, вздымающее белую массу и отчаянно рвущееся с повода. Слова, внезапно возникшие в голове, сорвались с его губ шёпотом:
