Ливень в графстве Регенплатц

– Пойдёмте, мастер Вольфгарт, я покажу вам комнаты и кабинет для занятий, – предложил ландграф учителю.

– Был рад с вами познакомиться, – с прощальным поклоном обратился Хайнц к своим ученикам. – Уверен, мы сможем подружиться.

Мужчины вышли из комнаты и не спеша направились по коридору.

– Ваши дети часто ссорятся, ландграф? – поинтересовался Хайнц.

– К сожалению, часто, – ответил Генрих. – Маргарет вечно задирает своих младших братьев. Густаву тоже от неё достаётся. Но она вовсе не злая. Своенравна, да, но не зла. Мать её балует. Да что греха таить, и я тоже имею слабость потакать ей во всём.

– Такой красавице трудно в чём-либо отказать.

– Да, это точно.

Резко скрипнула дверь, и раздался детский смех. Мужчины обернулись. Из детской комнаты вышел Берхард; лицо его хмуро, взгляд холоден. Он спокойно закрыл за собой дверь и ушёл прочь по коридору. Проводив мальчика взглядом, мужчины продолжили путь.

– Берхард совсем не дружен с братом? – вновь спросил Хайнц.

– Совсем, – горестно вздохнул Генрих. – Между братьями случаются и драки. Мальчики живут в разных комнатах и общаются лишь на занятиях.

– А вообще в замке у Берхарда есть друг? Может быть, среди других детей?

– По-моему, нет. Берхард со многими общается, но я не замечал, чтобы кто-то стал его другом. Только с Кларком сыном графа Кроненберга у него близкие и доверительные отношения. Мальчики постоянно переписываются, а когда встречаются, то их водой не разлить.

– Вот мы и пришли, – остановился Генрих у двери. – Теперь это ваш кабинет. Здесь вы будете проводить свои занятия. Заходите.

Генрих открыл дверь и пропустил учителя в просторную светлую комнату. Её убранство мало чем отличалось от остальных кабинетов. Расположенный у окна большой дубовый стол покрыт мягким солнечным светом. Вокруг стола пять стульев с резными спинками. Вдоль стены разместились три шкафа с широкими полками, многие из которых пока пустовали, на остальных можно было найти пергаментные свитки, несколько книг, грифельные доски, инструменты для измерений. В углу у двери расположился массивный отделанный бронзой сундук. Его открытая крышка позволяла заглянуть в пустое тёмное пространство.

– Комната удобная и главное светлая, – оглядевшись, констатировал Хайнц. – Мне здесь нравится. А куда ведёт та дверь? – указал он на дверь между шкафами.

– Она ведёт в вашу спальню. – Генрих подошёл и открыл эту дверь. – Прошу, взгляните. Патриция лично принимала участие в её убранстве.

– Мне приятно, – улыбнулся Хайнц и, подойдя, заглянул в спальню. – У вашей супруги прекрасный вкус. Карен спальня понравится. А я доволен тем, что кабинет рядом. Для меня это очень удобно.

– Пойдёмте, я покажу вам другие комнаты и мою библиотеку, – предложил Генрих.

Но Хайнц отказался:

– Благодарю вас. Мне весьма льстит ваше внимание и забота. Признаться, ещё ни в одном доме хозяева меня так не привечали. И мне даже немного неловко перед вами, ландграф.

– Только не вздумайте стесняться меня, мастер Вольфгарт. Вы не менее уважаемый человек, чем я. Хотя вы и не имеете титула, но зато обладаете многими знаниями, в коих я совершенно не сведущ, а значит, вы умнее. Я прошу вас обращаться ко мне, как к равному. Ну, пойдёмте в библиотеку, она находится по этому же коридору.

– Прошу прощения, ландграф. Мне крайне любопытно осмотреть вашу коллекцию книг и свитков, но боюсь, я так увлекусь ими, что забуду про все дела, а мне ещё нужно перевезти в замок семью. Позвольте мне посетить вашу библиотеку вечером, после ужина.

– Да когда вам будет угодно! Вы правы, сначала необходимо сделать более важные дела.

Генрих закрыл дверь в спальню и направился было к выходу, однако остановился.

– Мастер Вольфгарт, хочу вас ещё кое о чём предупредить. – Лицо Генриха посерьёзнело. – Это важно, ведь вы будете проводить много времени с моими детьми.

– Я весь во внимании.

– Я стараюсь, чтобы об этом знало, как можно меньше людей, но от вас скрывать не имеет смысла. Дело в том, что мой сын Густав страдает падучей болезнью.

– Ах! Бедный мальчик, – посочувствовал Хайнц. – Это серьёзный и крайне неприятный недуг.

– Вы уж не будьте слишком строги к нему, и если вдруг что-то…

– Не беспокойтесь, ландграф, – заверил Хайнц, – у меня уже был опыт общения с таким ребёнком.

– Правда? Что ж, раз так, то волнения мои действительно напрасны.

Супруга мастера Вольфгарта невысокая приятной полноты женщина чувствовала себя свободно в любом доме и с любыми людьми. Высокий титул хозяина замка не заставлял её трепетать, а красота хозяйки ничуть не смущала. Почти весь ужин словоохотливая Карен Вольфгарт увлечённо рассказывала о разных местах, где ей довелось жить и о людях, которых она там встречала. Её повествование складывалось настолько интересно, что слушатели даже забывали о еде. Особенно дети, которые ещё не успели познать величину и разнообразие Мира. Для них было интересно всё, что происходило за пределами Регенплатца. Карен обладала учтивыми манерами и доброй улыбкой, однако при этом её серо-голубые глаза под тенью тёмных ресниц внимательно следили за всем вокруг, не упуская ни одной детали.

В отличие от матери Зигмунд был тих и скромен. В разговоре участвовал только, если с вопросом обращались непосредственно к нему, отвечал негромко и коротко. Юноша редко поднимал глаза, а если и делал это, то его взгляд почти всегда был устремлён лишь на одну особу, на юную красавицу Маргарет. Её очаровательная улыбка и прекрасные зелёные глаза с первых минут поразили Зигмунда в самое сердце, сумев зажечь в нём огонь до селе ему ещё не ведомый.

Маргарет тоже отметила, привлекательность Зигмунда Вольфгарта: стройная фигура, бархатистый голос, мягкий взор синих глаз. Старательно скрывая свою заинтересованность юношей, девушка тоже изредка поглядывала на молодого человека. Кажется, в её скучной жизни скоро появятся развлечения.

За увлекательными разговорами ужин затянулся. Солнце уже опустилось за горы, оставив на небе лишь оранжевый отсвет, когда жители замка стали расходиться по своим спальням. Мастер Хайнц Вольфгарт всё-таки выбрал время и перед сном заглянул в библиотеку. Впрочем, в полумраке при тусклом свете одной свечи трудно было рассмотреть книги со надлежащим вниманием. Так что, тяжело вздохнув, Хайнц взял лежавший на отдельной полочке небольшой сундучок со свитками и отправился в свою спальню.

– Мне здесь нравится, Хайнц, – заявила Карен мужу, ложась на широкую кровать под лёгкое одеяло. – Хозяева весьма милые и добрые. Они приняли нас, как равных. Я много слышала о радушии и гостеприимстве Регентропфа, и очень рада, что испытала это всё на себе. Ландграфиня очаровательная женщина, правда?

Но Хайнц не слушал болтовню супруги. Свиток, который он вынул из сундучка, оказался частью летописи фамилии Регентропф. Это было весьма любопытно. Хайнц зажёг ещё пару свечей и начал читать ровные написанные рукой летописца строчки.

– Дочка тоже настоящая красавица, – продолжала говорить Карен. – Сколько ей лет, ты сказал? Тринадцать? Её красота только начала распускаться. Года через три-четыре рыцари будут биться на турнирах за один только взгляд её.

– Надо же! – воскликнул Хайнц, вглядываясь в свиток. – Основателем рода является Густав Аллайн (Густав Одиночка). Я не знал этого. О его битвах с драконами сложено много легенд, но судьба героя почти неизвестна.

– Потому и неизвестна, что вместо Аллайн он стал Регентропф.

– Здесь написано, что в этих горах водилось много драконов, из-за которых люди не могли обжить плодородные земли междуречья, и даже проплывать кораблям по Рейну мимо этих мест было небезопасно. Густав уничтожил всех драконов. Послушай. «После битвы последней пошёл дождь и смыл с воина кровь драконью. И вдруг среди шума ливня Густав ясно различил слова: «Если ты покинешь места эти, драконы снова поселятся здесь. Останься, построй себе замок и живи на земле этой, и многие века люди будут прославлять тебя и род твой». «Я согласен, – ответил ливню Густав. – Но прошу тебя, укажи мне место, где должен стоять мой замок». Дождь повёл Густава по холмам, поросшим лесом густым, и вывел на самый высокий холм, откуда открывался вид на могучий Рейн, на мирную Стиллфлусс и на широкую равнину, где соединялись воды рек, словно тела влюблённых. Последняя капля дождя упала у ног Густава Аллайна. На этом месте и построил рыцарь свой замок и дал ему название Регентропф, Капля дождя».

– Интересная легенда, – произнесла Карен, выслушав чтение мужа. – Красивая. В жизни, конечно, было всё намного прозаичнее. Густав перебил драконов, взошёл на высокий холм, осмотрелся и решил: «Место удобное, можно брать дань с кораблей, земли плодородные, леса богатые. А главное, всё это ничьё. Раз драконов победил я, то и земли их имею право взять себе». Молодец, не растерялся. Был бродячим воином, стал богатым землевладельцем.

– Никак ты не признаёшь, что с природой говорить можно, – упрекнул Хайнц. – А я верю, что были люди, которые слышали голоса и гор, и деревьев, голос дождя.

– Хорошо, хорошо, спорить с тобой не собираюсь. Были, так были, – согласилась Карен, ещё раз взбив подушку. – Ложись-ка лучше спать. Сегодня у нас выдался суетный день, нужно хорошо отдохнуть.

Хайнц вынужден был согласиться с супругой. Он действительно чувствовал себя утомлённым. Как бы ни хотелось ему прочесть летопись дальше, но время было уже слишком позднее. Хайнц аккуратно свернул свиток, потушил свечи, снял с себя одежду и лёг на кровать рядом с женой. Однако Карен, хоть и призывала супруга отойти ко сну, сама ещё не успокоилась.

– Младшего сына-то, наверное, в честь этого самого предка назвали, – проговорила она. – Как ты думаешь?

– Возможно, – бесцветно отозвался Хайнц, закрыв глаза.

– Скорее всего. Знатные господа любят давать своим детям имена не просто так, а в честь каких-нибудь героических предков. Мальчики у ландграфа тоже хорошие, любопытные… Неужели Берхард на самом деле им родной сын?

– Родной.

– Странно. Он внешне так сильно отличается ото всех. Мне показалось, ландграфиня, как мать, к мальчику слишком холодна. За ужином ни слова ему не сказала, даже не взглянула. Ты заметил?

– Нет, не заметил. Давай спать, Карен. – Хайнцу уже начинала надоедать болтовня жены.

– Может, Берхард им всё-таки не родной сын? Завтра познакомлюсь с прислугой и всё узнаю.

– И зачем это нужно тебе? – Хайнц даже открыл глаза и приподнялся на локте. – Какая тебе разница, родной Берхард сын или нет?

– Мне любопытно.

– Твоё любопытство до добра не доводит! Ты всегда стараешься выведать какую-нибудь тайну, а потом болтаешь о ней на каждом углу. Прошу, хоть раз не вмешивайся не в своё дело. Нам так повезло, что ландграф фон Регентропф пригласил меня обучать его детей. Его имя повысит мою репутацию. Даже тебе и Зигмунду нашлась здесь работа. Не порти всё своим любопытством, как ты обычно это делаешь.

– Ничего я не испорчу! – возразила Карен, обиженно надув губки. – Вечно ты выставляешь меня виновницей своих бед. Я просто хочу узнать правду, вот и всё. Никому от этого плохо не будет.

Хайнц тяжело вздохнул и повалился на кровать. Он знал, что Карен бесполезно отговаривать, она всегда была жадной до чужих тайн, до семейных секретов. Она вынюхивала, выспрашивала, высматривала пока наконец не находила истину. Но вся беда в том, что, достигнув своей цели, Карен не могла смолчать, и тогда тайна одного человека или семьи становилась достоянием всего города. Два раза из-за любопытного носа и болтливого языка супруги Хайнц терял доходные места, дважды был прогнан оскорблёнными хозяевами. Люди из-за Карен плакали, покрывались позором, подвергались насмешкам, а одна юная девушка даже пыталась наложить на себя руки. Но ничего не могло остановить Карен, и она продолжала разгадывать чужие загадки. Хайнцу было стыдно за свою супругу, и он каждый раз старался уехать туда, где её ещё не знали.

– Мы приглашены в этот дом работать, а не мешать людям жить, – сделал Хайнц последнюю попытку образумить жену.

– Я знаю, – твёрдо ответила та. – Я всё прекрасно понимаю и вовсе никому не собираюсь мешать жить. Но я должна знать правду.

– Надеюсь, у тебя хотя бы хватит ума не распускать свой язык и не кричать на весь Регенплатц о том, что ты выведала.

– Ты всегда считаешь меня дурой, – проворчала Карен и, обиженно фыркнув, отвернулась от мужа и наконец замолчала.

На следующее утро ландграфиня Патриция познакомила гостей с замком и их обитателями. Фрау Вольфгарт с интересом осматривала все комнаты, их убранство, запоминая, где что находится, с милой улыбкой на устах знакомилась с прислугой, желая вызвать симпатию к себе. Карен обратила внимание, что среди челяди много женщин не слишком молодого возраста, а значит, найдётся с кем поболтать о секретах хозяев замка.

После осмотра замка Карен сразу же направилась в кухню, место, где, как правило, сплетни не только приживались, но и плодились. Да только на этот раз ей не повезло. Кухарки приветливо встретили гостью, с удовольствием говорили с ней, однако едва разговор заходил о Берхарде и его странной непохожести на своих родных, женщины опускали глаза и делали вид, что подобные вещи их не касаются. Карен ничего не смогла выведать у кухарок, но зато окончательно уверилась, что в семье Регентропф есть большая тайна, и разгадать её необходимо.

Слегка расстроенная, Карен покинула кухню. Она вышла в центральный зал и остановилась, не зная, куда пойти дальше. И тут её осенила мысль. Ну конечно! Кто-кто, а уж нянька-то должна всё знать о своих воспитанниках. Главное разговорить её. Карен уверенно направилась в южное крыло замка и поднялась на третий этаж.

Дверь в детскую была чуть приоткрыта. Впрочем, эта комната уже не имела того предназначения, что раньше. Сыновья ландграфа переселились в восточное крыло, Маргарет со своими служанками осталась жить в южном, но этажом ниже. А бывшая детская теперь отошла нянькам Астрид и Юте.

Карен заглянула в комнату. Астрид была одна, она сидела у открытого окна и что-то шила. За эти годы женщина ещё больше располнела, грудь её тяжело вздымалась, и ей в такт из-за круглых розовых щёк издавалось тяжёлое дыхание. Скрип двери отвлёк Астрид от занятия.

– Прошу прощения, – тут же произнесла Карен, – я прервала вашу работу.

– Ничего страшного, – улыбнулась в ответ Астрид, ещё больше округлив своё лицо. – Заходите. Вы что-то хотели спросить?

Карен вошла в комнату и прикрыла за собой дверь.

– Я просто ходила по замку… – невинно развела руками Карен. – Так глупо… Я кажется, заблудилась. Не могу найти малый бальный зал.

– Он в северном крыле на первом этаже, а вы прошли в южное.

– Ох, совсем в другую сторону повернула!

– Ничего, со временем вы привыкните к лабиринтам замка.

Видя, что Астрид отвечает охотно, Карен приблизилась к ней и продолжила начатую беседу.

– Очень красивый замок, большой. Вы давно здесь живёте?

– С тех пор, как родилась Маргарет, – ответила Астрид, вернувшись к своему прерванному занятию. – Я была ей няней, а потом и всем детям семьи Регентропф. Я и сейчас прислуживаю девочке.

– Вам здесь нравится?

– Конечно. Ландграф и его супруга прекрасные люди, добрые, щедрые. Их любят во всём Регенплатце. А работать в замке Регентропф – большая честь для каждого.

– Да-да, муж мне тоже говорит, что нам очень повезло с новым местом работы. – Карен придвинула стул и села напротив собеседницы. – Раз уж мы с вами так разговорились, могу я вас попросить рассказать о детях ландграфа, ведь мне предстоит их обучать, общаться с ними. Вы, верно, хорошо знаете их характеры?

– Да, не хуже их родной матери.

Астрид любила своих воспитанников и могла говорить о них без перерыва. Женщина даже отложила шитьё на подоконник, чтобы работа не отвлекала. Сложив полные руки на своём большом животе, Астрид повела беседу.

– У ландграфа прекрасные дети, – с умилённой улыбкой произнесла она. – Даже трудно сказать, кто из них лучше. Лично я очень люблю Маргарет. Я всегда мечтала иметь дочку, а Бог не дал мне ни мужа, ни детей. Так что, именно красавице Маргарет я отдала всю нежность и ласку. Она милая девочка. А уж как любит танцевать и петь! Уверена, что Маргарет станет вашей лучшей ученицей, и никаких проблем у вас с ней не возникнет. А вот с Густавом, наоборот, придётся потрудиться. Он мечтает стать самым сильным непобедимым воином, а потому считает, что всякие танцы, рисование, даже чтение и письмо ему совсем в жизни не нужно.

– А Берхард?

– Он спокойный мальчик, тихий. Замкнутый очень, живёт в каком-то своём мирке и мало кого впускает туда.

– Просто любит одиночество? Или чувствует себя одиноким?

– С чего же ему чувствовать себя одиноким?

– Если говорить откровенно, мне вчера за ужином показалось, что мать недолюбливает Берхарда, ведёт себя так, будто не желает замечать его.

Астрид недоверчиво покосилась на собеседницу.

– Это вам показалось, – уверенно ответила она. – Ландграфиня одинаково относится ко всем своим детям. Ну, может, немного выделяет Густава. Но ведь многие матери младшеньких любят больше.

– Может, и показалось, – пожала плечами Карен. – Мальчик настолько не похож на своих родных, что невольно притягивает к себе внимание.

Астрид не ответила на это замечание. Сжав губы и нахмурив брови, она взяла с подоконника шитьё и возобновила своё прерванное занятие. Казалось, женщина потеряла к разговору всякий интерес. Карен это не устраивало.

– Впервые взглянув на него, я даже подумала, что он не родной сын Регентропфу, – с наивным видом высказала она.

При этих словах Астрид опустила шитьё на колени и строго взглянула на собеседницу.

– Фрау Вольфгарт, это всё ваши домыслы, и они далеки от правды. Берхард – родной сын ландграфа, в этом я даже могу вам поклясться. Вы хотели узнать о характерах ваших учеников? Вы это узнали. Остальное вас тревожить не должно. Вы приехали сюда преподавать танцы и музыку, а не совать нос не в своё дело.

Жёсткий тон Астрид ясно показал недовольство женщины, и Карен поняла, что больше здесь ничего не услышит. Нянька прекрасно знает тайну семьи Регентропф, но по какой-то причине верно хранит её. Может, её запугали? Или она так предана своим хозяевам?

– Я вас чем-то обидела? – мягко поинтересовалась Карен. – Извините. Я не хотела. Просто интересно стало, почему…

– Сейчас повернёте налево, – прервала строгая Астрид, – пройдёте до широкого коридора и по нему дойдёте до северного крыла. Ведь вы, кажется, туда направлялись?

– Да. Спасибо. Я пойду.

Карен поднялась со стула и медленно вышла из комнаты. Ей снова не повезло, тайна осталась не раскрытой. А любопытство ещё больше терзало душу. Где? Как? У кого? В замке все словно договорились молчать на тему рождения Берхарда. В замке. Но возможно, за его пределами люди окажутся более разговорчивы? Карен знала, что тайна всё равно распахнёт перед ней свои двери, только придётся немного подождать.

Зигмунд подошёл к двери и громко постучал.

– Войдите, дверь не заперта, – отозвался на стук детский голос.

Молодой человек вошёл в небольшую светлую комнату и вежливо поклонился хозяину.

– Я не помешаю вам, Берхард? – спросил Зигмунд.

– Нет, что вы, – с улыбкой ответил мальчик. – Я даже рад, что вы зашли. Проходите, присаживайтесь.

Зигмунд закрыл за собой дверь и прошёл внутрь комнаты, но присаживаться не стал, так как Берхард тоже остался стоять.

– Мы с отцом сейчас наблюдали, как вы с братом во дворе стреляли из лука, – завёл разговор Зигмунд. – Ваша меткость и ловкость вызвала у нас восхищение.

– Спасибо за похвалу. Отец требует, чтобы мы стали умелыми воинами. Занятия военным искусствам у нас проводятся ежедневно. А я хотел с вами поговорить, гер Вольфгарт.

– Зовите меня просто Зигмунд. Я тоже думал с вами поговорить. И мне кажется, что темы наших разговоров схожи. Речь о ваших рисунках, я угадал?

– Да! Я хотел бы вам показать их.

– А я зашёл, чтобы их посмотреть. Вы храните ваши рисунки в этой комнате?

– Конечно, они здесь!

Берхард подбежал к небольшому сундуку, стоящему за камином, достал из-под него ключ и отпер замок.

– Вы прячете свои работы под замок? – подивился Зигмунд.

– Они не всем нравятся, – спокойно ответил Берхард, и его улыбку тронула грусть. – А если они попадаются Густаву, он их портит.

Берхард достал несколько пергаментов и выложил их на стол. Мальчик немного волновался, так как кроме отца никто его стараний высоко не оценивал. Зигмунд подошёл к столу и развернул один из свитков. На нём было нарисовано бушующее море. Волны клубились и пенились, раскидывая брызги высоко в ночное облачное небо.

– Вы были на море? – поинтересовался Зигмунд, разглядывая рисунок.

– Нет, не был. Я вообще дальше Регенплатца никуда не ездил, – ответил Берхард.

– Где же вы видели бушующее море?

– Мне рассказывала о нём Астрид, наша няня. Она родилась и выросла на приморских землях. Её рассказы всегда столь ярки, эмоциональны, что перед глазами встаёт отчётливая картина.

– Я был на море, плавал по нему на корабле, и потому могу уверенно сказать, что ваш рисунок весьма реалистичен.

– Спасибо, Зигмунд, мне ваша похвала лестна.

На следующем рисунке был изображён орёл, гордо парящий высоко в горах.

– Ну, эту картину вы, должно быть, наблюдаете почти ежедневно, – предположил Зигмунд.

– Да, – согласился Берхард. – Это вид из окон западной башни.

– Очень красиво. Мне нравится.

Зигмунд перебирал рисунки с пейзажами, цветами, птицами, всё больше уверяясь в таланте юного Берхарда, всё больше восхищаясь его чувству красок и линий.

– Вас обучал кто-нибудь? – спросил Зигмунд.

– Нет, – ответил Берхард. – Я просто смотрю на мир и стараюсь как можно точнее передать его изображение на бумаге.

– Красиво и весьма талантливо. Вы молодец!

– Я так рад, что вам понравилось!

– Этого дракона вы рисовали тоже по чьим-то рассказам?

– Нет, он срисован со старой гравюры, которую я нашёл в библиотеке. Я лишь раскрасил его.

– А этот рыцарь… Кто он?

– Этот портрет у меня не получился, – смутился Берхард. – Вот и вы его не узнали. Я пытался нарисовать своего отца, но вышло плохо.

– Да, портреты у вас пока выходят неважно. Чтобы написать портрет, нужно не просто смотреть, но ещё знать кое-какие правила, соблюдать пропорции. Например, для данного лица нос слишком длинен, голова у этого человека формы неправильной, а рука слишком мала.

Берхард внимательно выслушивал критику, ничуть на неё не обижаясь.

– Но вы же научите меня писать портрет, Зигмунд?

– Конечно. Научу всему, что знаю сам. У вас определённо есть талант, Берхард.

– Спасибо.

Мальчик собрал со стола свитки и запер их обратно в сундук.

– Могу я попросить вас показать мне свои картины? – поинтересовался Берхард. – Мастер Вольфгарт говорил, что вы пишете настоящие большие картины.

– Действительно пишу, вот только с собой их не вожу. Путешествовать с полотнами не слишком удобно. Свои картины я продаю, дарю друзьям.

– Вот как, – Берхард разочарованно вздохнул. – Жалко.

– Но у меня с собой несколько пергаментов с зарисовками. Их я вам покажу с удовольствием.

– Прямо сегодня можно? – в глазах Берхарда вновь загорелся интерес.

– Можно, – улыбнулся Зигмунд, он был рад, что здесь в чужом доме, среди незнакомых людей нашлась родственная ему душа.

– Скажите, Берхард, а ваши сестра и брат тоже рисуют?

– Нет. Густав не любит искусство, ему больше нравится борьба, битва на мечах. Он мечтает, чтобы отец взял его с собой на войну. Не знаю, стоит ли Густава вообще обучать рисованию. Маргарет тоже рисует неважно, матушка постоянно поправляет её эскизы. Но она старается.

– Ваша сестра очень красива, – скромно опустив глаза, заметил Зигмунд.

– Красива. А ещё горда и своенравна, ей трудно угодить. Сердце у неё холодное.

– Не может быть, чтобы у столь прелестной девушки было холодное сердце. Просто Маргарет ещё слишком юна.

– Пообщаетесь с ней и сами поймёте, какая она. А сейчас пойдёмте смотреть ваши рисунки.

– Да, пойдёмте.

Мастер Вольфгарт быстро нашёл общий язык с детьми ландграфа фон Регентропфа. Его уроки больше походили на интересные беседы и дискуссии, нежели на скучные лекции. Дети это оценили и с удовольствием посещали занятия. Даже Густав, который ранее был уверен, что в настоящей жизни научные знания бесполезны, и важнее отменно владеть мечом и луком, нежели пером.

Карен Вольфгарт детям тоже полюбилась. Особенно Маргарет, которая готова была заниматься танцами и музыкой целыми днями напролёт. Помимо танцев Карен знала много интересных историй различных легенд и сказок, и в конце занятий дети всегда просили её что-нибудь рассказать. Словоохотливая Карен делала это с великим удовольствием.