Ливень в графстве Регенплатц

Сражённый приговором, Генрих рукой отстранил лекаря с пути и вернулся в спальню. Служанки уже переодели свою госпожу в чистые одежды, сменили на кровати простыни и теперь отошли в сторону, тихо утирая со щёк слёзы. Генрих вновь опустился на колени возле ложа и всмотрелся в бледное лицо любимой. Уже было заметно, как её тело медленно прощалось с душой.

– Эльза, – тихо позвал Генрих. – Моя милая Эльза. Не покидай меня.

Девушка открыла глаза и слабо улыбнулась.

– Любимый. Благодарю тебя за самые счастливые дни жизни моей… за любовь твою… Не забывай обо мне никогда…

– Ты всегда будешь жить в моём сердце, – пылко сквозь рвущиеся на свободу слёзы заверил Генрих. – Только ты одна.

– Но обещай… Если узнаешь имена моих обидчиков, ты не станешь их наказывать…

– Ты действительно знаешь, кто они?

– Да… Я понимаю, почему они так поступили… Я прощаю их. Прости и ты.

– Я не смогу. Ведь они тебя!..

– Заботься о нашем сыне, – прервала Эльза, чувствуя, что время её заканчивается. – Никогда не оставляй его милостью своей, своим благословением…

– Он не узнает горя, клянусь тебе.

– И ещё… Назови его Берхард, в честь твоего великого прадеда… Пусть он станет таким же храбрым и мудрым. Дух твоего предка защитит его…

– Да… да, это достойное имя для моего наследника.

– Когда он подрастёт, расскажи ему обо мне…

– Он обязательно узнает всю правду.

– Благодарю…

Эльза чуть подняла взгляд и вновь постаралась улыбнуться, хотя это давалось ей всё труднее.

– Отец… – её голос совсем ослаб.

Генрих обернулся – за его спиной стоял несчастный Ахим Штаузенг, он едва сдерживал рыдания. Эльза была его единственной дочерью, любимой и любящей, его надеждой, его опорой, и теперь он оставался один, совсем один. Генрих поднялся с колен и отошёл, уступив место отцу умирающей.

– Доченька, родная моя, – заплакал Ахим, присев на кровать. – Как же я теперь стану жить без тебя? Разве будет теперь смысл в моей жизни?

– Спасибо вам за всё, отец. Вы самый прекрасный человек на свете… Простите мне все обиды, что причиняла я вам… Мне тяжело оставлять вас одного… Я знаю, как вы любите меня, и вы… вы совсем забыли о себе. Прошу, найдите себе достойную добрую жену…

– Разве я могу об этом думать?.. – запротестовал Ахим.

– Я буду радоваться за вас там, на небе, зная, что вы не один, что о вас есть кому заботиться… Пообещайте, отец…

– Обещаю, – смирился Ахим Штаузенг.

– Где мой сын?

Из тёмного угла комнаты к Эльзе вышла плачущая Хармина с завёрнутым в одеяльце младенцем на руках.

– Вот, Эльза, вот твой мальчик.

Мальчик ворочался, кряхтел, но не плакал. Эльза с большим усилием подняла руку и погладила малыша по его маленькой с чёрным пушком головке.

– Берхард, сыночек… Как жаль, что я не увижу, каким ты станешь мужчиной. Да благословит тебя Бог, мой мальчик.

Эльза тихо опустила руку, закрыла глаза и умерла. Ахим Штаузенг больше не мог сдерживать рыдания, да это уже и не нужно было. Склонившись над бездыханным телом дочери, он дал волю слезам. Священник, встав у изголовья, начал тихо читать молитву. Женщины вокруг заплакали, мужчины склонили головы. Скорбь.

Генрих приблизился к Хармине Кроненберг, по-прежнему державшей на руках младенца. Он ещё не видел своего сына и теперь внимательно разглядывал личико малыша. Волна счастья нахлынула на молодого отца от лицезрения родного сына, наследника. Но она тут же смешалась с горем от потери горячо любимой женщины.

– Мне кажется, малыш на вас похож, – прошептала Генриху Хармина, улыбнувшись ему сквозь слёзы.

– Нет, у него глаза, как у мамы, и волосы тёмные.

– Цвет волос может измениться с годами. Мы с Клосом хотим с вами поговорить по поводу младенца, ландграф.

– Что-то серьёзное?

– Да. Давайте выйдем.

Хармина подала знак своему мужу, и тот направился к двери. Ещё раз печально взглянув на Эльзу, Генрих тихо вышел вслед за Харминой из спальни.

– Ландграф, – начал разговор Клос Кроненберг. – Я понимаю и переживаю ваше горе. Прекрасно знаю, кем была для вас Эльза.

– Она была душой моей, – эхом отозвался Генрих. – Как теперь я стану жить без души?

– Сегодня странная ночь. Она принесла вам горе и в то же время одарила радостью. У вас теперь есть сын, о котором вы так долго мечтали.

– Да, Клос, ты прав, – Генрих нежно взглянул на малыша. – Эльза воплотила мою мечту в явь.

– Можно мне задать вопрос вам, ландграф? Как вы намерены поступить с ребёнком?

– Конечно, я заберу его с собой, Клос. Я перед всей страной признаю его сыном и наследником. Я воспитаю из него настоящего рыцаря.

– А ваша супруга?

– Уверен, Патриция не настолько зла, чтобы не пожалеть несчастное невинное дитя. В моём доме малыш Берхард будет купаться в любви. Дай мне его подержать, Хармина.

Женщина осторожно передала младенца в крепкие руки отца. Малыш по-прежнему вёл себя тихо и лишь кряхтел, поворачивая головку в разные стороны.

– Какой он маленький, – с улыбкой разглядывал Генрих сынишку. – Он должен был родиться в начале мая. Но его заставили покинуть чрево матери сейчас, в марте. Знаешь, Клос, ему нужна кормилица. Ты мне сможешь помочь в её поиске?

– Вот как раз об этом я и хотел поговорить с вами, – поддержал Клос Кроненберг. – Вы знаете, что месяц назад Хармина тоже осчастливила меня сыном…

– Как же мне не знать, ведь я стал его крёстным отцом!

– Так вот у моей жены много молока, так много, что его вполне хватит, чтоб прокормить двух младенцев.

– Это правда? – устремил Генрих взор на Хармину.

– Чистая правда, ландграф, – ответила молодая женщина. – Вы знаете, Эльза была моей хорошей подругой, её сын мне, как родной. Я попросила Клоса предложить вам нашу помощь.

– Но тогда вам придётся забрать Берхарда на время к себе…

– Клянусь, ваш сын у нас ни в чём нужды не узнает. Я буду лелеять и холить его не меньше, чем родное дитя. Берхард очень слаб, ему нужна забота уже сейчас в эти минуты. А пока вы будете искать кормилицу и няню, пройдут часы, малыш совсем ослабнет.

Генрих вновь задумчиво взглянул на сына. Клос Кроненберг и его супруга были не простыми вассалами, они стали верными друзьями, Генрих доверял им как самому себе. А потому сомнений в том, что нужно принять их помощь и не возникало. Единственное, что немного расстраивало Генриха, это разлука с сыном. Да только она не будет долгой. К тому же имение Клоса расположено не далеко, на левом берегу речки Стиллфлусс, так что Генрих сможет часто навещать малыша Берхарда.

– Хорошо, Клос, я доверяю тебе и Хармине своего сына, причём делаю это с лёгким сердцем, так как знаю честность вашу и ваше благородство. Спасибо за участие, друзья, и прошу вас обоих стать крёстными родителями Берхарду.

– С радостью!

– Это большая честь для нас!

– У меня к тебе ещё просьба, Клос, – обратился к другу Генрих, передав ребёнка довольной Хармине. – Помоги мне найти убийц Эльзы. Они должны получить по заслугам.

– Вы правы, ландграф, их необходимо найти, – согласился Клос. – Однако вы обещали Эльзе не наказывать их.

– Обещал, но…

– Зато я не обещал, – приблизился к собеседникам Ахим Штаузенг; он только что вышел из покоев дочери и слышал последние слова Клоса. – Я с удовольствием помогу вам в поисках этих негодяев, рыцарь Кроненберг, а вам, ваше сиятельство, в их наказании.

Генрих вернулся в замок, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Дождь закончился, и на небе не осталось доже облачка в напоминание о нём. В замке вместе с солнцем проснулась жизнь, дворовые и слуги приступили к своим повседневным обязанностям.

Ландграфиня Патриция тоже встала рано, впрочем, она почти и не спала в эту ночь. Ханна, молоденькая симпатичная девушка с русыми косами, помогла своей госпоже одеться в новое блио цвета молодой травы, застегнула на нём украшенный янтарём пояс, заплела в косы прекрасные золотые волосы.

– Когда отдавала деньги этим бродягам, ты сказала им, чтобы они немедленно покинули Регенплатц? – спросила Патриция у служанки.

– Конечно, госпожа, – ответила Ханна. – Они и сами понимают, что им грозит, если вдруг раскроются их скверные дела.

– Свои скверные дела они выполнили плохо. Эта мерзавка выжила и даже родила ребёнка.

– Бродяги сказали, что сильно избили девушку, так что если даже она и выжила, то ребёнок может родиться уже мёртвым.

– Только на это и надеюсь. Что за шум во дворе?

Ханна подбежала к окну и сообщила:

– Ландграф вернулся.

– Оставь меня, – тут же потребовала Патриция.

Служанка поклонилась и вышла из комнаты.

Патриция подошла к окну и посмотрела во двор. Вот Генрих слез с коня, отдал поводья подошедшему конюху. Вот он вошёл в дверь замка. Патриция тяжело вздохнула, на душе у неё было неспокойно. Вот она услышала громкий голос супруга, отдающий распоряжения насчёт обеда. Сердце её сжималось от томительной неизвестности, какой приговор она услышит сейчас от мужа? Уезжая, Генрих был с ней очень груб и холоден, а каким-то он будет теперь? И как вообще отныне станет складываться их жизнь? Патриция любила Генриха, но с того дня, когда она узнала о его измене, в ней зародилась ревность, которая со временем становилась всё больше, злее и даже стала требовать мщения. Патриция боялась потерять супруга, а вместе с ним и дом, и своё доброе имя. Где же ей взять силы, чтоб в очередной раз простить его измену? Хватит ли доброты у любви, чтобы побороть зло ревности?

Вот раздались быстрые шаги по лестнице. Вот открылась дверь, и в комнату вошёл Генрих. Он взглянул на свою супругу красивую гордую и немного смутился. В глубине души он понимал, что поступал с ней несправедливо, но ничего не мог с собой поделать. Любовь к Эльзе Штаузенг оказалась сильнее его моральных устоев.

– Доброе утро, – наконец проговорил Генрих.

– Не уверена, что оно доброе, – холодно отозвалась Патриция.

– Ты сердишься на меня?

– Разве тебе интересны мои чувства?

Генрих тяжело вздохнул. Конечно, жена рассержена и обижена, и было на что. Измена супруга никому не по нраву. Но что поделаешь, она уже свершилась, и Генрих ни в чём не собирался оправдываться. Сейчас его занимал совсем другой вопрос, более серьёзный.

– Патриция, ты прекрасная женщина, добрая, умная…

– Не нужно столь приторных вступлений, – тут же прервала его супруга. – Говори самое главное. Какую участь ты уготовил мне? Отошлёшь обратно к дяде? Запрёшь в монастырь? Или заставишь прислуживать любовнице своей? Тогда лучше сразу убей меня, чем унижать так!

– Ты никому не станешь прислуживать, и никуда я тебя не отправлю. У меня этого даже в мыслях не было! Ты по-прежнему моя жена и хозяйка моего замка. – Генрих приблизился к Патриции и заглянул в её заледенелые зелёные глаза. – Клянусь, отныне ты будешь единственной женщиной в моей жизни. Более ничем я не обижу твоих нежных чувств ко мне.

– А как же Эльза? Неужели ты смог её оставить ради меня?

– Больше не имеет смысла ревновать меня к ней. Эльза сегодня ночью умерла.

Патриция опустила глаза, дабы Генрих не заметил в них блеска радости, и даже отвернулась, так как с трудом сдерживала улыбку торжества. Итак, соперница повержена. Генрих поклялся, что отныне будет верным мужем, и эту клятву можно расценивать, как просьбу о прощении. Что ж, Патриция будет великодушна и простит; раз муж хочет наладить в семье мир, то и жене война не нужна.

– Мне по-человечески жаль, что девушка в таком юном возрасте покинула этот мир, – повернувшись к Генриху, сказала Патриция. – И всё же я не стану кривить душой и лить по ней слёзы. Раз ты раскаялся, и между нами больше никто не стоит, я постараюсь вычеркнуть из памяти своей твою измену. Но и тебя прошу тоже не вспоминать о ней.

Патриция даже мило улыбнулась мужу, и взгляд её потеплел. Генриха обрадовало, что к супруге вернулось хорошее расположение духа, значит, спокойствие в его семье налажено.

– Обещаю, что все мои помыслы и заботы будут только о тебе и моих детях.

Последнее слово заставило Патрицию насторожиться.

– Детях? Генрих, к сожалению, у нас лишь одна дочь, но…

– Нет, Патриция, у нас теперь есть ещё и сын.

Колючий холод вернулся к женщине.

– Сын? Откуда? Уж не наследство ли это от драгоценной твоей Эльзы Штаузенг?

– Я не вижу здесь повода для иронии. Да, Эльза умерла, но родила от меня сына, и он войдёт в нашу семью. Ты заменишь ему мать.

Стать матерью ребёнку любовницы? Это предложение вызвало в Патриции новое негодование.

– Этот ребёнок – плод греха, и ему не место в нашем доме! – заявила она.

– Не думал, что ты скажешь такое, – разочарованно проговорил Генрих. – Я считал тебя доброй женщиной. Но как бы ты не смотрела на это, я не изменю своего решения. Я признаю Берхарда моим сыном перед всем королевством и объявлю его моим наследником.

– Наследником?! – возмутилась Патриция. – Незаконнорожденный сын простолюдинки станет ландграфом? Не позорь свой великий род!

– Позор моему роду может принести не происхождение, а поступки моего сына, – возразил ей Генрих. – Я же приложу все старания, всю любовь мою, чтобы воспитать из Берхарда доблестного рыцаря, честного человека и достойного правителя Регенплатца. И ты, как моя супруга, как добрая христианка поможешь мне в этом.

– Стать матерью сыну падшей женщины? Никогда!

– Ты не права, дочь моя, – вдруг раздался голос графини Бренденбруг.

Генрих и Патриция с удивлением обернулись.

– Младенец не виноват, что ему пришлось появиться на свет Божий вне законного брака, – продолжала говорить графиня, проходя в комнату. – Неужели, Патриция, тебе совсем не жаль его? Он такой слабый и маленький и, как и всякий ребёнок, нуждается в тепле и любви матери, которую, увы, потерял.

– Вы слышали наш разговор? – недоверчиво поинтересовался Генрих.

– О, прошу прощения, ландграф, я не специально. Дверь была приоткрыта, а вы спорили достаточно громко.

Генрих вспомнил, что действительно забыл закрыть за собой дверь, и его подозрения быстро рассеялись.

– Вы совершенно правы, графиня, малыш не должен страдать из-за грехов родителей. Я рад, что вы приняли мою сторону. Чувства Патриции понятны, но и я не могу отказываться от единственного сына.

– Естественно, зять мой. – На лице Магды, обрамлённым серым покрывалом расцвела улыбка полная доброты и поддержки.

– Но мама!

Слова матери вызывали в Патриции всё больше и больше удивления. Ещё вчера она призывала её избавиться от младенца, а сегодня заставляет принять его на воспитание.

– Ты должна стать матерью малышу, – говорила тем временем графиня Бренденбруг своей изумлённой дочери. – Ему нужна забота, Генриху нужен наследник, тебе – покой и лад в доме. Своим поступком ты принесёшь радость всем. К тому же, это твой христианский долг – помочь сироте.

Магда приблизилась к дочери и пристально посмотрела ей в глаза. По этому взгляду Патриция поняла, что мать даёт ей такой совет вовсе не из сострадания к зятю и его сыну, что в её голове затаились совсем иные мысли, но что сейчас лучше поступить именно так.

– Хорошо, матушка, – смирилась Патриция. – Вы правы, я слишком много даю волю злу. Я приму малыша и постараюсь стать ему хорошей матерью.

Генрих облегчённо выдохнул. Вот теперь действительно в его семью вернутся мир и согласие.

– Благодарю вас, графиня. Вы мудрая женщина.

– Я всего лишь человек, – скромно улыбнулась зятю Магда, – и стараюсь жить по законам Божьим, дабы не оставить после себя дурной славы на земле. А где же ваш сын, ландграф?

– Сейчас он в замке рыцаря Кроненберга, – охотно ответил Генрих. – Его супруга Хармина согласилась стать кормилицей Берхарда. Я назвал сына Берхардом в честь моего прадеда, великого человека.

– Прекрасное имя.

– До следующего года Берхард поживёт у Клоса, а потом я привезу его домой.

– Значит, ваш сын будет вскормлён молоком благородной женщины? Это хорошо. Слышишь, Патриция, Берхард вовсе не простолюдин. Уверена, он станет доблестным рыцарем. Но, ландграф, надеюсь, что любовь к сыну не перекроет любовь к вашей дочери Маргарет.

– Вы меня обижаете такими сомнениями. Я люблю и буду любить моих детей одинаково, – заверил Генрих. – Никто из них не будет обделён моей заботой и участием в их судьбе.

– Маргарет обязательно подружится со своим младшим братиком.

После обеда графиня Бренденбруг уединилась с дочерью в своих покоях, что располагались в южном крыле замка. Верная Ханна осталась сторожить у двери. Предстоящий разговор не предназначался для посторонних ушей.

– Не понимаю, мама, зачем вы заставили меня принять под опеку ребёнка этой распутной Эльзы? – возмутилась Патриция.

– Сядь и усмири эмоции свои, – попросила её мать. – Сейчас я тебе всё объясню.

Патриция удовлетворила просьбу и присела на стул, но негодование продолжало бурлить в ней.

– Этот ребёнок – родной сын твоего мужа, – заговорила Магда, сев напротив дочери. – Сын. Родной. Долгожданный наследник. Как бы ты не протестовала, Генрих от него не откажется. Скорее он откажется от тебя, поставив в упрёк жестокосердие и эгоизм. И что ты будешь тогда делать? Куда пойдёшь? Ты прекрасно знаешь, что в этой дикой стране женщина полностью зависит от мужчины. Какой бы титул она не носила, всё равно без поддержки мужчины она становится ничем. Понимаю, что тебе противно, но ты должна согласиться с Генрихом и принять его сына. Генрих будет благодарен тебе за доброту и понимание. Он сможет полюбить тебя.

– Какой мне толк с его любви, если моя уже иссякнет? – возразила Патриция. – Думаете, я смогу всю жизнь претворяться, будто заботы о его волчонке мне приносят радость? Думаете, моя жизнь обретёт спокойствие, когда я, едва завидев его, буду вспоминать измену мужа и женщину, принёсшую мне столько несчастья? Мама, вы обещали помочь мне избавиться от этого ребёнка, а сами советуете его усыновить.

– Успокойся, Патриция, ты меня не дослушала. Я знаю, что мальчишка принесёт тебе много страданий и, поверь, я тоже не хочу, чтобы однажды к нему перешли богатые земли его отца. Это неправильно и несправедливо по отношению к тебе. Но что мы сейчас можем сделать? Младенец в имении рыцаря Клоса Кроненберга, верного друга Генриха, наверняка там за ним присматривают лучше, чем за родным сыном. Сейчас нам до ребёнка не добраться. Но через год Генрих привезёт сына сюда, и тогда мы найдём способ стереть его из нашей жизни. Например, он может сильно простудиться, или ещё проще, упасть с лестницы и сломать себе шею. Но главное, Генрих к тому времени будет полностью доверять тебе и искренне верить, что ты не желаешь зла сыну его. Ты будешь вне подозрения.

– Ну, если так… – нерешительно пожала плечами Патриция.

– Именно так, – подтвердила Магда. – И ещё. Тебе нужен сын. Именно твой сын должен стать следующим правителем в Регенплатце.

Патриция вскинула на мать удивлённый взор.

– Но вы же знаете, что я больше не могу иметь детей.

– Приговор лекаря Гойербарга звучал не так. Ты можешь зачать ребёнка, но его рождение угрожает твоей жизни.

– Само зачатие тоже трудновыполнимо. Я не хуже вас помню слова его.

– Всё равно это ещё не безнадёжно, – уверяла мать. – Можно попытаться.

– Вы знаете, мама, как я хочу сына. Но у меня не получается! Несмотря на любовницу, Генрих добросовестно исполняет свой супружеский долг, и я всё время надеюсь, что во мне вновь зародится новая жизнь, да только этого не происходит. Я согласна на мучения и даже на смерть, лишь бы мой, а не её сын владел Регенплатцем!

– В этом деле тебе необходима помощь. И я знаю чья.

– Чья?

– Ханна мне рассказывала, что в лесу живёт ведьма по имени Хельга.

Патриция ахнула от неожиданности и быстро перекрестилась.

– Мне Ханна тоже про неё рассказывала, – сказала она. – Ходят слухи о её небывалой целебной силе, будто она лечит колдовскими зельями, рецепты которых ей нашёптывает сам сатана. Но связываться с ведьмой – затея очень опасная. Это же всё равно, что продать душу дьяволу в оплату за своё исцеление.

– Ты же сама только что признала, что готова на любые жертвы ради рождения сына.

– Признала. Но это очень страшное средство.

– Ничего страшного. Хельга – обыкновенная женщина, просто умеет общаться с миром теней. Ты должна решиться, – настаивала Магда. – У Генриха слабое сердце, он не будет жить долго. А что тебя ждёт после его смерти? Одинокое существование в дальнем поместье Регенплатца? На жалкие гроши? Хорошо, если твой зять окажется добрым человеком, и ты сможешь жить с дочерью…

– Вы слишком далеко забегаете, – прервала Патриция. – Даже если мне удастся зачать ребёнка, я могу умереть при родах.

– Ты всегда сразу думаешь о плохом, – упрекнула мать. – Может, всё обойдётся? Твой организм не так уж и слаб. А если всё-таки и случиться такое (не дай Бог), то ведь ты оставишь после себя сына. А уж я сделаю всё для того, чтобы убрать с его пути препятствие по имени Берхард. На трон Регенплатца сядет только твой сын, законный правитель.

– А если родится дочь?

Магда нервно махнула рукой. Сомнения Патриции уже начинали выводить её из себя.

– Мы же пойдём к ведьме! Ты родишь только сына. Ханна!

Молодая служанка тут же вошла в комнату и, поклонившись, приготовилась слушать хозяйку.

– Ты знаешь, где живёт Хельга? – спросила у неё графиня Бренденбруг.

– Я сама к ней никогда не ходила, госпожа, но говорят, она живёт в лесу, там, где начинаются болота, – ответила Ханна.

– А ты с кем-либо знакома, кто обращался к ней?

– У тёти моей есть приятельница, которой Хельга исцелила огромную опухоль на шее. А ещё в деревне парень живёт; он как-то помогал отцу крышу чинить, и упал да так, что ходить перестал. Пять лет лежал, не вставал, забыл уж как ногами управлять. А Хельга три раза к нему пришла, поколдовала над ним, мазью какой-то натёрла его тело, и парень встал и пошёл. В прошлом году женился.

– Вот видишь, какие чудеса она творит, – обратилась Магда к дочери.

– Но она же ведьма, – тихо возразила Патриция. – Она же дьяволу служит.

– Это точно, госпожа. Истинная ведьма, – подтвердила Ханна. – Хельга может будущее видеть. Может ветер нагонять. А если её кто обидит, ей достаточно лишь взглянуть на человека и слово злое послать ему вдогонку.

– Нет, не пойду к ней.

– Так мы же не с дурными намерениями, – стала убеждать её мать. – Мы же будем просить об исцелении чрева твоего, о зарождении новой жизни для твоего счастья и для блага Регенплатца.

– Простите меня, госпожа, но госпожа графиня права, – присоединилась Ханна. – Если вы придёте к Хельге с добром, то и она вам ничего плохого не сделает. Она обязательно исцелит вас. Ей многие верят, и вы попробуйте, доверьтесь.

Патриция тяжело вздохнула и погрузилась в раздумья. Она очень боялась всего, что хоть как-то касалось колдовства и таинственных обрядов с заклинаниями, она боялась ведьм, веря, что они могут наслать проклятье. Но надежда, что Хельга действительно сможет помочь, уже закрепилась в душе Патриции. Ей нужен был сын, он был необходим, и она решилась рискнуть.

– Хорошо, я согласна, – уверенно ответила Патриция. – Если Бог не даёт мне сына, так попрошу его у дьявола.

– Ханна, разузнай точную дорогу к дому Хельги, – распорядилась Магда. – Узнай, какую плату она берёт. Сегодня же мы её навестим. Время терять не надо.

После полудня Генрих собрался в город. Он обещал помочь Ахиму Штаузенгу с похоронами Эльзы. Патриция не уточняла у мужа цели его отъезда, она и так о ней догадывалась. В другой бы день такие действия супруга её огорчили, но сегодня они ей были только на руку. Теперь без всяких объяснений и оправданий Патриция сможет спокойно на несколько часов отлучиться из замка. Как только Генрих уехал со двора, Патриция, графиня Бренденбруг и Ханна тоже собрались на конную прогулку.

Ехать пришлось долго. Женщины устали от поездки по тёмному промокшему от ночного ливня лесу. Они продрогли, нервно кутались в подбитые лисьим мехом плащи и натягивали поглубже капюшоны. С широкой дороги в самый лес сворачивала уже хорошо протоптанная тропинка. Она и вела к дому Хельги. Мокрые кусты, свесившие ветви над тропой быстро намочили длинные подолы платьев, цеплялись за плащи, распахивая их и впуская под них холодный ветер. Патриция нервничала от нетерпения. Магда Бренденбруг устала, однако стойко переносила тяготы пути. Но вот среди деревьев уж показался маленький серый деревянный домишко.

– Мы приехали, – произнесла Магда. – Сейчас отдохнём и согреемся.

Три усталые женщины слезли с коней, привязали их к ближайшему дереву и подошли к избе. Перекрестившись, Ханна постучала в дверь. На стук никто не откликнулся. Девушка постучала громче – опять тишина.

– Неужели её нет дома? – простонала Патриция. – Неужели мы зря проделали этот долгий ужасный путь? Неужели мы должны вернуться ни с чем?