
Полная версия:
Исповедь изгоя
Впервые в своей жизни видел такую многочисленную толпу и Чурсин. Ему, как жителю районного центра, никак не верилось, что в условиях вакханалии и беспредела, царящих по стране, еще где-то можно собрать людей. Притом очень обозленных. В этом он убедился через пару минут. Не успели еще они по-настоящему сделать первую попытку, чтобы протиснуться сквозь кордон людских тел, как возле них раздалось:
– Аннушка, не пускай этих упитанных и прилизанных… Они раньше жизни нам не давали, не дают и сейчас…
Чурсин повернулся и увидел перед собою старуху, которая очень цепко держалась за его кожаное полупальто. Он внимательно посмотрел на женщину, которая была ему чуть ли не до пупа, и с улыбкой спросил:
– Извините, мамаша… Я чем-то Вас обидел? Или Вы меня с кем-то спутали?
Бабка в ответ ему ничего не говорила. Она только смотрела на него и только. В том, что в ее глазах пылала ненависть, Чурсин нисколько не сомневался. Неизвестно чем все это дальше кончилось, если бы на выручку ему не пришел Михайлов. Он подошел к бабушке, и обняв ее за плечи, тихо прошептал:
– Анна Ивановна! Это наш товарищ, он не из бандитов… Это я Вам честно говорю… Лишь после этого женщина расслабила пальцы своих рук. Чурсин облегченно вздохнул и похлопал своего друга по плечу. В актовый зал друзья прошли без особого труда. Молодой милиционер, стоящий возле входа, увидев Михайлова, тепло его поприветствовал. Затем лихо ему козырнул, и показав рукой через открытую дверь зала, с гордостью произнес:
– Уже почти день стоим на страже правопорядка… У меня за все это время крошки хлеба во рту не было… Увидев восхищенный вгляд мужчин, он добавил. – Вот, что значит историческая личность…
Историческую личность, какой являлся Горбачев, омичи встречали в этот день далеко неоднозначно. Наиболее нелицеприятно намеревались его встретить местные коммунисты. Штаб областного комитета Компартии Российской Федерации находился в самом здании ОПЦ на третьем этаже (комната № 316). По указке комлидеров, да и без указаний оных, многие омичи по собственной инициативе заранее заготовили антигорбачевские лозунги-плакаты.
Пока Горбачев со своей свитой «отрабатывал» плановый предвыборный вояж по омской земле, в целях безопасности столь влиятельной фигуры, к ОПЦ стали стягиваться силы правопорядка. В этот апрельский вечер, вне всякого сомнения, численность милицейских чиновников с большими и малыми звездами, бдящих на каждом квадратном метре здания, превышала обычные нормы в несколько раз. Каждая структура правопорядка строго выполняла свои функции ради безопасности кандидата в президенты РФ, некогда первого и последнего президента СССР, бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС.
К началу встречи, то есть к 18 часам местного времени самым оживленым скопищем людей во все времена и эпохи на земле Омского Прииртышья стал общественно-политический центр. Все этажи четырехэтажного здания были заполнены зеваками.
Актовый зал, рассчитанный на 700 мест, был переполнен в 2-2,5 раза. Люди сидели на одном кресле по 2-3 человека. Многие стояли вдоль стен, в проходах. Кое-кто сидел прямо на полу. Зал гудел и кишел, как встревоженный муравейник. И это большое скопище людей, точнее неуправляемая толпа, жаждала одного и только одного – увидеть Горбачева.
Аналогичная картина была и за пределами актового зала. В фойе главной политтусовочной площадки города народу было как в общественном транспорте в часы пик. Многие люди, особенно пенсионного возраста, стояли с плакатами и лозунгами. «Худший русский, будь ты проклят!», «Горбачев! Россия не голосует за предателей!», «Михаэль, баллотируйся в канцлеры ФРГ» – это далеко не полный перечень надписей на плакатиках, плакатах и транспорантах, которыми у входа в здание ОПЦ омичи встречали родоначальника советской демократии. Многие кричали проклятия в его адрес, размахивали плакатами, кулаками, топали ногами и свистели. Кое-где раздавался истерический смех и хохот.
Пассажиры, проходящего мимо здания общественного транспорта, а также владельцы всевозможных легковушек с недоумением наблюдали за человеческим скопищем возле ОПЦ. Узнав о скором приезде Горбачева, многие из них шли к зданию и пополняли толпы зевак. Каждый из них питал надежду, хоть на улице увидеть Горбачева, так как в здание войти было уже невозможно.
Кандидат в президенты между тем получил информацию о готовящейся «теплой» встрече на крыльце ОПЦ. Он видел беснующуюся толпу у бывшего Дома политического просвещения, но категорически отклонил предложение охраны зайти в здание через «черный» вход (или «Манякинский», по фамилии бывшего секретаря Омского обкома КПСС).
Напрочь отбросить предложение охраны, скорее всего, ему способствовал случай со старым коммунистом, который догнал последнего Генерального секретаря ЦК КПСС на улице и попросил: «Михаил Сергеевич, я, часовой партии, дождался Вас – генерала. Снимите меня с партучета». Горбачев что-то черкнул в партбилете и уважительно заметил: «Я тоже свой партбилет храню. Спасибо, что не открещиваетесь от нашего прошлого».
Горбачеву хотелось, как никогда раньше, в очередной раз, сблизиться с народом, и он подъехал на «Волге» к центральному входу.
Службе безопасности, состоящей из шести охранников, пришлось нелегко, пробивая дорогу своему подопечному сквозь многочисленную и многоликую толпу. Задача их состояла в том, чтобы довести кандидата в президенты до кабинета руководителя ОПЦ. При виде Горбачева толпа ревела, кричала. Директор ОПЦ вместе с Горбачевым, окруженный его охраной, начал шествие в здание. Однако неподалеку от лестницы, ведущей на второй этаж, где располагался его кабинет, пришлось остановиться.
Когда Горбачев вошел в фойе, сопровождаемый одновременно свистом и аплодисментами, некий субъект, точнее здоровый парень, стоящий сначала у входа на лестницу, вдруг стремительно продвинулся вперед и ударил его по лицу. Неизвестный нанес удар кулаком с размаху, сопроводив его фразой: «Это тебе за развал Союза». К счастью, одних, и, к сожалению, других, несмотря на запоздалую реакцию, одному из охранников силу удара удалось притормозить. Удар получился с рикошетом и поэтому Горбачев не упал, выдержав силу удара. Удар пришел по левой части его лица, по скуле, ближе к уху. Попытку повторного удара охрана предотвратила.
«Террориста» тут же скрутили два охранника. Они молниеносно заломили ему руки и стали избивать. Нападавший оказался на коленях. «Секьюрити», схватив неизвестного за голову, стали бить ею об пол. Появилась кровь, раздался его крик. Одновременно же Горбачева двое охранников прижали к стенке, точнее, к стеклянной двери, закрытой на замок, и заслонили его своим телом. Вся эта потасовка происходила в углу возле туалета ОПЦ. Всю баталию заснял на телекамеру один из операторов местной телекомпании СТВ-3.
Казалось бы, все должно было закончиться без дальнейших эксцессов. Горбачев был закрыт телами охранников, кулачника скрутили. Однако, откуда не возьмись, на поле потасовки неожиданно появилась старушка, лет семидесяти. Скорее всего, она до начала инцидента для того, чтобы лучше разглядеть бывшего руководителя великой державы, заняла позицию зеваки неподалеку от лестницы. Один из охранников, по всей вероятности, боясь повторного нападения на кандидата в президенты, на всякий случай решил подстраховаться. Он кулаком сбил женщину с ног. Она тихо ойкнула и упала. Затем тут же встала. Потом она с возмущением говорила: «Сколько лет прожила – никто пальцем еще не тронул».
После некоторого оцепенения охранники передали нападавшего в руки милиции. Двое сотрудников милиции, взяв под руки молодого человека, повели его на выход. Толпа зевак, увидев «террориста», идущего в сопровождении милиции, стала выкрикивать слова, призывающие его освободить. Кое-кто делал попытки физического освобождения кулачника от цепких рук стражей порядка. В итоге под стрекот телекамер виновника происшедшего посадили в автомобиль и увезли в неизвестном направлении.
Между тем потерпевший в окружении охраны и толпы зевак пришел в себя и смущенно сказал: «За последние сорок лет первый раз в ухо получил…». – Затем он в сопровождении охраны пошел в кабинет директора общественно-политического центра.
Кабинет директора был переполнен. Кроме Горбачева и директора здесь оказались члены из команды пострадавшего, организаторы встречи. После некоторого раздумья люди из окружения кандидата позвонили о случившемся в Москву. Сам же кандидат в президенты тем временем страшно возмущался происшедшим. Он то сидел в кресле директора, то ходил. Через некоторое время он окончательно пришел в себя несмотря на то, что его ухо стало красным. Затем он попросил у секретарши директора стакан чая. Чай в некоторой степени успокоил нервы кандидаты в президенты РФ. В комнату к нему стали заходить ответственные работники города и области. Получали информацию о происшедшем. В частности, узнав о случившемся, поднялся к нему и прокурор города Омска. В ходе краткого обсужения инцидента он высказал свою точку зрения и сказал, что эта хулиганская выходка не тянет на покушение.
Вскоре вполне закономерно перед Горбачевым встал вопрос: идти выступать перед избирателями или нет. В начале он порядка тридцати минут доказывал, что нет необходимости идти, так как его там могут окружить люди с ножами. Однако члены его команды настаивали на обратном. По их мнению, если он не выйдет, то люди его будут считать просто трусом. Эту мысль он «обсасывал» также порядка тридцати минут.
В конце концов приняли решение: надо идти в массы… Горбачев хотел одержать победу над многоликой толпой. Он вышел из кабинета, и увидев корреспондента одной из местных газет, перебросился с ним парой фраз. Затем мягкой походкой подошел к небольшой группе женщин, возле которых «пасся» милиционер. Женщины с улыбкой и воплями стали приветствовать бывшего лидера страны. Кое-кто из них протянул ему материалы последнего партийного съезда, сборники его речей. Горбачев, улыбаясь, сделал несколько автографов.
– Приезжайте к нам, – добродушно говорит ему пожилая женщина, еле сдерживая слезы…
– Ага! – реагирует он живо. – Если так встречать! У меня же одна голова. Если раз в голову, другой раз…
После этого он шагает в середине своей свиты через дырявый коридор представителей милиции и ОМОНа… Появляется на сцене актового зала…
В актовом зале в это время был невообразимый шум и гул. Среди присутствующих явно витал дух злобы и ненависти к бывшему президенту СССР. Многие сидели на отвоеванных местах еще с утра, порядка с девяти часов. И никто не уходил. За столь продолжительное время ожидания с некоторыми людьми пожилого возраста случились обмороки – не хватало воздуха. В зале царствовал спертый воздух.
Часы показывали ровно 18 часов, начало встречи. Однако Горбачева не было. Сидящие и стоящие в зале не могли знать о происходящем в фойе с кандидатом в президенты, и поэтому выражали бурю недовольствия. Почти час зал томился ожиданием, негодуя и шумя. Томился и Чурсин со своим другом. Им так и не удалось найти хотя бы одно свободное место в зале. Они почти час стояли возле стены и с большим интересом наблюдали за происходящим. Несмотря на вынужденное опоздание Горбачева, через входную дверь ОПЦ прибывали новые и новые люди. Каждый стремился хоть глазом увидеть бывшего… Молва о нападении на Горбачева многим из тех, кто не успел войти в зал, наоборот, прибавляла силы и наглости. Некоторые из них в прямом смысле кулаками отвоевывали себе путь, чтобы попасть в переполненный зал.
Задержка Горбачева делала зал все более наэлектризованным. Периодически раздаются выкрики типа: «Горбачев, подлый трус, выходи!». В политический экстаз приходят сторонники Зюганова, Анпилова, жириновцы… Не дремали и журналисты, которые расположились у самой сцены и за нею. Лишь к 19 часам обстановка для присутствующих в зале стала условно и относительно проясненной. Пришедший в зал заместитель начальника УВД Омской области стал призывать людей к порядку, а некий молодой человек, выскочив из-за кулис, протараторил: «Задержка связана с тем, что продумываются элементарные нормы безопасности». Эти слова дали новый импульс нечеловеческого оживления сидящих, активизации их полуживотных свистов, криков, словесных угроз в адрес Горбачева.
Лидер местных жириновцев поднялся на сцену к микрофону и предложил всем разойтись, так как «Горби трусит…». Через минуту его просьбу повторили коммунисты. Затем на трибуны стали подниматься ветераны КПСС. Кто-то ковырялся в отключенных микрофонах, кто-то орал во все горло «Горбачева! Горбачева! Горбачева давай сюда!».
Особенно активно неистовали пожилые люди. Две старушки стали танцевать возле трибуны. Танцевали они недолго. Соратники по партии их выкрутас не одобрили.
Наконец развязка наступила. Около семи часов вечера на сцене появились омоновцы. Буквально следом в сопровождении крупных мужчин в шатском вошел Горбачев. При его появлении на сцене истерический гвалт в зале многократно усилился. Пожилые по большей части люди играли в драчливых школьников, срывающих уроки вдохновенным топаньем ног и улюлюканьем.
С момента появления перед людьми Горбачев сначала пытался держаться достойно. Не получалось. Обращаясь к особо крикливым, он сказал:
– Если вы, не имея власти, ведете себя таким образом, представляю, каких наломаете дров, когда она вам достанется…
После этих слов гул в зале несколько стих, но ненадолго. Попытка визитера перейти от шумовых эффектов к режиму «вопрос-ответ» не увенчалась успехом. Конфронтация между ним и публикой продолжалась. Большая половина ее была настроена весьма агрессивно. Некоторые политизированные элементы, особенно старушки, готовы были просто-напросто растерзать, уничтожить прежнего столь ими любимого вождя перестройки. На этой взаимной ненависти оратора и публики друг к другу была построена вся «речь» кандидата в президенты, которая продолжалась всего семь минут.
Видя то, что гул в зале и всевозможные крики в его адрес нарастают, Горбачев проговорил:
– Можете кричать сколько угодно, но имейте в виду: тем, что меня начали бить по голове… вы меня не запугаете… не запугаете… не запугаете… Я думаю… Я мог бы уехать уже, и все. Все это… это прощать нельзя. Если мы будем сдавать позиции перед этим… нам сядут на шею… Не надо аплодисментов… Я скажу кое-что, а потом посижу… Допусти таких, как вы, до власти, вы такого натворите… Эта власть себя уже полностью скомпрометировала. Тогда стоит вопрос «Кому отдать голоса?».
Голос из зала: «Зюганову!».
Горбачев: «Зюганову?».
Зал, словно по команде кричал «Да-а, да-а». Это – «да-а» скандировалось около минуты.
Противостояние достигло апогея. Кое-кто из зала стали вставать с мест. Наступила сутолока. Некоторые двинулись к сцене, чтобы поближе увидеть оратора. Толпа без особого труда в один миг смела первый ряд кресел актового зала, который в недалеком прошлом занимали местные именитые партократы. При произнесении фамилии Зюганова толпа неистова взывала, при повторном – опять. Было полное ощущение обстановки сумасшедшего дома.
Горбачев пытался что-то говорить. На какое-то время зал замолк. Пользуясь этим моментом, оратор вдруг во весь голос протрубил:
– Вот так в России начинается фашизм! – Не сразу, но зал притих.
– Вообще-то я после этих слов хотел уйти, – продолжал Горбачев. – Не потому, что вас боюсь, подонков. А потому, что боюсь за нормальных людей. Их, я вычисляю по лицам, тут половина. Давки боюсь, за них боюсь. Потому что им нужно голосовать за новую Россию. Уходите отсюда, люди. И помните: ближайшие четыре года определят на десятилетия судьбу страны. Не загоняйте сами себя в рабство…
Он пытался что-то еще говорить. Но каждая фраза вызывала гул зала, неистовые крики. Выступление было сорвано окончательно. Кандидат в президенты РФ покидает сцену. Охрана следует за ним. Вскоре Горбачев вышел из комнаты для почетных гостей через боковой выход и очутился на улице. Одна из поджидавших его женщин подарила ему на прощание цветы и извинилась за происшедшее.
Параллельно этому разгоряченная толпа покидала помещение для публики. Через несколько минут опустевший зал напоминал собой место, сравнимое лишь с историческим Ледовым побоищем. Первый ряд кресел был вообще опрокинут, кое-где виднелись «запасные части» от некогда вполне приличных сидений. Практически везде валялись носовые платки, носки, очки, халаты, обрывки бумаги, пустые бутылки, даже шляпы и зонтики.
Не обошлось и без курьезных моментов. После ухода толпы из зала одна из женщин в короткой куртке с помощью консультанта ОПЦ искала свою юбку на резинке, которую она каким-то образом потеряла. Скорее всего, юбка была стянута случайно кем-то или чем-то в этой страшной суматохе и сутолоке. В числе последних были Чурсин и Михайлов. Откровенно говоря, от этого политического шоу они оба порядочно устали. Никому не хотелось делиться своими впечатлениями о происшедшем. Все было и так понятно…
На следующий день друзья начали прощаться. Первоначальное свое решение погостить еще недельку и посмотреть город, Чурсин напрочь отбросил. Почему он впал в неожиданное уныние, он и сам не понимал. Скорее всего, причиной этому была вчерашняя политическая тусовка в общественно-политическом центре. Может, сказывалась его разочарование и всем тем, что происходило в его родной стране. Михайлов не стал ему докучать. Он понимал его апатию.
Аналогичное душевное состояние было и у дворника. Сейчас у него не вызывала особой радости и фотография, где он стоял рядом с бывшим главным коммунистом некогда великой страны. Пять лет назад, без всякого сомнения, сфотографироваться с Генеральным секретарем ЦК партии, было для него большой честью. Перед самым отъездом он все-таки решил похвастаться перед другом. Чурсин внимательно посмотрел на фотографию, затем улыбнулся и без всяких комментариев отдал ее назад. Михайлов ожидал подобной реакции. Он, недолго думая, взял фото в свои руки и разорвал его на мелкие части… Человек с отметиной для бывших коммунистов был лишь напоминанием об их недалеком прошлом, об их несбывшихся надеждах.
История с пощечиной не способствовала повышению рейтинга Горбачева в предвыборной кампании. Неблагодарное прошлое взяло верх. На прошедших выборах в июне 1996 года он по России не набрал даже одного процента избирателей! «Родина» пощечины также отбросила его на обочину недоверия. В Омской области за бывшего президента СССР из 1 113 906 принявших в голосовании, только 5 061 человек поддержали его кандидатуру. Не голосовали за него также избиратели Егор Николаевич Чурсин и Юрий Иванович Михайлов…
14 июня 2008 года Егору Чурсину исполнилось ровно 50 лет. Свой полувековой юбилей он отмечал в самом престижном ресторане Марьино «Парус». Отмечал очень скромно и в очень узком круге. За небольшим столиком сидела только одна Настя, с которой он познакомился при необычных обстоятельствах тринадцать лет назад. За это время много воды утекло. Через год после знакомства ушел в мир иной Михаил, муж Насти. Ушел по чистой глупости. Он, узнав о том, что жена собирается нанять бригаду шабашников, чтобы вычистить и углубить старый колодец, стал искать в доме самогонку. Настя часто ее изготовляла. Сама жизнь вынуждала это делать. За любую услугу, будь то ремонт в доме, или привозка угля, мужики требовали магарыч. Денег в доме почти не было. Мизерной зарплаты библиотекаря в районном Доме культуры, которую даже вовремя не выдавали, хватало в прямом смысле на хлеб и воду. Муж не работал, все пьянствовал. Частенько спал в придорожных кюветах. Во время перестройки милиция его подбирала и несколько дней держала в камере предварительного заключения. Его использовали, как подсобную рабочую силу. Он подметал двор, мыл полы и туалеты. В условиях демократии блюстители порядка к нему потеряли интерес. И правильно делали. Из-за безработицы и нищеты появились молодые клиенты.
Михаил с самого утра искал первач. Он не сомневался, что Настя его где-то припрятала. В доме все вверх дном перевернул. Не нашел. Пошел в палисадник, тоже ничего нет. Открыл крышку колодца и увидел веревку. Один ее конец был привязан к верхней станине сруба, другой находился в воде. Мужчина стал тянуть к себе веревку. Его глаза засветились от радости, когда он увидел трехлитровую банку с чистой жидкостью. Вытащил банку, стал открывать крышку, которая для надежности была обмотана изоляционной лентой. И здесь ему не повезло. Банка выскользнула из его рук и плюхнулась опять в колодец. Мишка со слезами на глазах смотрел на пузырьки, которые появлялись из воды. Недолго думая, он стал спускаться вниз. Руками держался за веревку, ноги ставил на полусгнившие бруски четырехугольного сооружения. В метрах двух от воды веревка, за которую он держался, порвалась. Порвалась из-за своей ветхости. Мужчина в сей миг нырнул головой в воду и вскоре захлебнулся. Настя в этот день своего мужа не искала. Он приходил домой сам или кто-то его приводил.
Недельное его отсутствие не нашло ни кусочка печали в сердце симпатичной женщины. За двадцать лет совместной жизни крови он попил у нее порядочно. В субботу к ней пришли шабашники. Мужчины по-русскому обычаю сначала попросили у хозяйки остограммиться, чтобы лучше работалось. Она пошла к колодцу. Открыла крышку. Ни банки, ни веревки. Сначала подозрение упало на Мишку. Потом оно в сей миг исчезло. Он почти неделю в доме не появлялся. Труп мужа хозяйки обнаружили через час, когда работяги стали чистить дно колодца. Банка с самогоном была целой и невредимой…
После ресторана Чурсин пошел домой. Настя пошла к своей сестре, живущей неподалеку от вокзала. Он вошел в дом, разделся догола. Затем во дворе принял самодельный душ, который он сделал из большой бочки. Ему немного посвежело. Он опять зашел в дом. Зазвонил телефон. Он взял трубку и в сей миг присел на небольшую кушетку. Из трубки раздавался очень-очень знакомый голос, который он узнал бы из миллионов голосов. Он несколько мгновений сидел неподвижно, словно его околдовали. Затем вновь приложил трубку к своему уху. Из нее раздавался голос Инны Кусковой. Она настойчиво кричала:
– Это квартира Чурсина, скажите же на милость… Скажите, это квартира Егора Чурсина?
Чурсин, как полупьяный, тихо ответил. – Да, да, это квартира Чурсина Егора Николаевича… – Больше у него не было сил, что-либо сказать. Он только слушал, слушал со слезами на глазах…
Через час он был на вокзале железнодорожной станции Марьино. В полночь в аэропорту Помурино. Он быстро подбежал к окошечку билетной кассы и с надеждой в голове произнес:
– Девушка, мне срочно на первый и самый быстрый рейс в Москву. – Затем стал вытаскивать паспорт и деньги… – Кассирша внимательно посмотрела на седовласого мужчину и очень спокойно сквозь зубы процедила. – Господин, сначала надо смотреть расписание самолетов, а потом открывать рот…
Чурсин со злостью посмотрел на молодую особу. Затем смачно матюгнулся и пошел к стойке, где висело расписание вылета самолетов. Самолет на Москву отправлялся только через день. От досады в его глазах появились слезы. До Москвы он дозвонился через час. В столице был поздний вечер. Трубку взяла Кускова. Он с грустью произнес. – Извини меня, Инна, мой самолет летит к тебе только через день… – Из трубки раздалось. – Гошенька, не переживай, я перезвоню тебе домой завтра же…
Кускова позвонила днем, как и обещала. Сначала поздравила его с круглым юбилеем. Потом рассказала кое-что и о себе. В военной академии она почти пять лет учила слушателей немецкому языку. Среди ее учеников были иностранцы. Один из офицеров в нее влюбился. Сделал ей предложение. Она, недолго думая, согласилась. В ее серьезном заведении, как и в самой столице, было неспокойно, даже очень. Всем грозили кардинальными изменениями. И первой, кто попадал под этот пресс, была кафедра иностранных языков. Предмет профессорши Кусковой уже больше не котировался. Она могла остаться без работы. Своего жилья в Москве у нее не было. Не было и родственников. В Сибири ее так же никто не ждал.
Через год после исчезновения с политической карты Советского Союза она с мужем уехала из России. Сейчас жила в Бельгии, где ее муж представляет интересы своей фирмы. Других каких-либо подробностей о себе или муже она не сказала. Это Чурсина и мало интересовало. Он был очень счастлив, что услышал голос женщины, которую он любил всю свою жизнь. На прощание из трубки раздалось:
– Прощай мой любимый… Жаль, что и через двадцать долгих лет судьба-злодейка не дала нам вместе встретиться… На миг голос в трубке исчез… Затем раздались всхлипывания… Чурсин ничего в ответ не сказал. Через несколько мгновений он разрыдался и сам. Вскоре раздались короткие гудки. Он положил трубку и вышел в палисадник.
Неожиданный звонок от Инны страшно разбередил сердце и душу юбиляра. Эту ночь он не спал. И об этом он нисколько не сожалел. Эта ночь, в отличие от тревожных ночей его молодости, была особенной. Он прокручивал в своей памяти судьбы тех людей, с которыми тем или иным образом ему по воле Божьей пришлось встретиться на своем полувековом жизненном пути.