
Полная версия:
Исповедь изгоя
После смерти матери она все больше и больше не верила людям, даже своей новой подруге Кристине Дорониной, с которой она совсем недавно познакомилась. Родители подруги занимали важные посты в областной торговле. Кристина часто приглашала Ларису к себе в гости, но она все не решалась. Она, честно говоря, стеснялась своей скромной одежды. Круглая сирота нередко задумывалась о причинах тяготения дочери богатых родителей к себе, и не находила ответа. Кристине, вполне возможно, нравилась красивая девушка, благодаря которой она оказывалась в кругу все новых и новых парней. В отличие от подруги Лариса стеснялась ребят, которые оказывали ей внимание. Кое-кто из них приглашал ее в кино или на прогулки за город. Лариса, как правило, отказывала. Ночью, лежа в постели, она вновь и вновь переосмысливала причину своего отказа. В конце концов приходила к однозначному выводу. Отказывала не из-за скромного одеяния и даже не из-за своей застенчивости.
Отказывала из-за своей любви к Чурсину. После очередной слезной ночи приходила к твердому намерению, что надо идти к своему любимому мужчине и все ему рассказать о своих чувствах. Утром она приходила в институт и уверенно поднималась на третий этаж. Затем очень осторожно подходила к доске объявлений и находила любимую фамилию. Потом с опаской бросала взгляд на знакомую дверь. Чурсин из помещения не выходил. Проходило несколько минут. Он опять не выходил. Стиснув зубы, она неспеша отходила от двери и исчезала в потоке студентов…
И в этот понедельник она подошла к доске объявлений. От внезапной радости ее сердце чуть-чуть екнуло. Она не верила своим глазам. В графе экзаменатор вместо фамилии Левин стояла фамилия Чурсин. Фамилия любимого человека была написана авторучкой. Она еще раз прочитала объявление, думала, что подвох. В том, что это была правда, она убедилась через пару минут. Дверь кафедры истории КПСС открылась и перед нею появился Чурсин. Он был чем-то озабочен, и как обычно, кивком головы поприветствовал знакомую студентку и в сей миг скрылся в аудитории, где бухгалтерам предстояло сдавать экзамен. Лариса на этот раз не обиделась на Чурсина. Наоборот, ее душа от радости пела. Ее любимый мужчина принимал у нее экзамен. У нее появилась еще одна возможность, притом последняя, взглянуть в его голубые глаза.
Перед входом в аудиторию уже стояла первая пятерка, в составе которой было четыре девушки и один парень. Возглавлял ее Юрка Чижов, он первым сдавал экзамен. После сдачи он отвечал за организацию шпаргалок. Все они были одинакового размера и пронумерованы строго по билетам. Все теоретическое «наследие» КПСС находилось в небольшой кожаной папочке, которую Юрка носил подмышкой. Эта папочка была известна не только всему студенческому потоку, но и преподавателям. Во время зачетов и контрольных работ Юрка садился на заднюю парту и с улыбкой ложил папку на самый край парты. Никто из преподавателй не пытался проверить ее содержимое. Да и зачем. Она лежала у всех на виду.
Юрка Чижов первым узнал о новом экзаменаторое и рысью кинулся к девчатам. Радости не было предела. Чурсин был намного башковитее, чем заведующий кафедрой. Главный историк института читал лекции очень быстро, стараясь как можно больше дать информации. Студенты часто сверяли содержание его лекций с учебником. Нередко были в недоумении. Лекции, как две капли воды, были переписаны с учебника по истории КПСС. Чурсин же прописные истины очень толстой книги не повторял. Он давал новый материал, который для большинства студентов был неведом. Да и темы рефератов он, как правило, согласовывал с ними. Методика проведения семинарских занятий у него в корне отличалась от других руководителей. Он никогда не спрашивал тех, кто усердно тянул руки. Активистов он не замечал, спрашивал молчунов. Иногда студенты пытались его тактику сломать. Они все дружно поднимали руки. Чурсин при виде целого леса рук весело улыбался, затем опускал голову вниз. Группа на какой-то миг замирала. Пробежав глазами по журналу, он называл фамилию.
В первый день экзаменов по истории КПСС у Чурсина занятий не было. В десять часов утра он хотел ехать в областную научную бибилотеку, закончить написание очередной научной статьи. Об этом он сделал отметку в журнале кафедры, в котором фиксировались часы внутри и внеинститутской работы преподавателей. Около семи часов утра в квартире раздался телефонный звонок. Звонил Левин и просил подменить его на экзамене. Его самого срочно вызывали в областной комитет партии. По какой причине его вызывали, он не сказал. Через час Чурсин был уже на кафедре и внимательно проверил содержание конвертов, где находились экзаменационные билеты. Затем он открыл небольшой шкаф и достал из него журнал. Для Чурсина этот экзамен был первым в его жизни. У историков, как правило, экзамены принимали доценты или старшие преподаватели. Кандидат исторических наук Чурсин к этой категории не относился. Не по своей вине.
Чурсин открыл дверь аудитории и ускоренным шагом направился к знакомому столику, на котором стоял большой букет красивых роз. Разложив на столе конверты с билетами, он открыл дверь и пригласил первую пятерку студентов. Минут через двадцать в дверь постучали, появилась Анна Петровна, секретарь кафедры. Она на цыпочках подошла к экзаменатору и стала шептать ему на ухо. Чурсин мигом рванулся на кафедру. Опять звонил Левин и просил его принять экзамен у очередной группы, который состоится через два дня.
Студентка Лариса Сидорова сдавала экзамен последней в своей группе. Содержание шпаргалки она добросовестно переписала на писчий лист бумаги, который был выдан и проштампован экзаменатором. Чурсин часто бросал взгляд в сторону своей любимой девушки и очень сильно за нее переживал. После похорон ее матери он так и ни разу с нею по-настоящему не поговорил. Желание у него было, но не было времени. Да и нервы у него стали потихоньку сдавать. Его надежды на докторантуру рухнули, как карточный домик. Тревожило его и положение дел у родителей. За последние шесть месяцев отец сильно сдал. Его мучили боли в желудке. Кооператоры в белых халатах уверяли Чурсина старшего в возможности лучшего исхода, но это ему не помогало. Николай, несмотря на болезнь, работал. Деньги нужны были не только ему самому, но и его сыну. Он уже нисколько не сомневался, что у его Егорки не все так гладко в науке. Он со слезами на глазах прочитал довольно большую статью в областной газете о партийном собрании, прошедшем в кооперативном институте. Историк Чурсин Е. Н., по мнению писаки, не правильно понимал очередной этап деятельности партии – перестройку…
К этому форуму «кооператива» коммунист Чурсин готовился очень ответственно. И выступление его было очень серьезным. В актовом зале несколько мгновений стояла гробовая тишина. Затем раздались мощные аплодисменты. Чурсин, стоя за трибуной, чуть ли не заплакал от моральной поддержки коммунистов. Его же коллеги сидели очень смиренно, словно набрали в рот воды. После собрания он первым вышел из зала и сразу же рванулся в небольшой скверик. От нервной перегрузки хотелось отдохнуть. Не удалось. Через минуту он оказался в окружении небольшой группы единомышленников, которые жали ему руки и заверяли в своей поддержке.
В этот день он пришел домой поздно вечером. Все бродил по городу, переваривал в голове свое выступление на партийном собрании. Записку о желании выступить, он подал еще во время доклада, который делал секретарь парткома Мясников. Начались прения. Чурсин сидел как на иголках, надеясь, что вот-вот назовут его фамилию. Шло время, его фамилию никто из президиума не называл. Беспокоил его и Паршин, председатель собрания. Он то и дело смотрел в его сторону. Чурсин не сомневался, что он читал его записку. Как и не сомневался, что институтский идеолог не даст ему выступить. Боялся склочника с кафедры истории КПСС, который мог вылить очередной ушат грязи на партийную организацию. После выступления приближенных ректора и партийного комитета председатель внес предложение прекратить прения.
Закулисная возня со списком выступающих вызвала возмущение у Чурсина. Он встал и попросил огласить список тех, кто просил слова. По залу прокатился шумок. Решение коммунистов было единым. Дать слово Чурсину и затем прекратить прения. Чурсин уверенно подошел к трибуне и повернулся лицом в сторону президиума собрания. Воробьев и Мясников сидели словно убиенные. Чурсин выложил все, что у него наболело на душе за все годы работы в «кооперативе». В своей критике он был не одинок. Свидетельством этому были аплодисменты коммунистов. Они, как и он, были возмущены беспределом, который творился в стенах вуза. Кое-кто из приближенных ректора вне всякой очереди получил благоустроенные квартиры. Эти же люди получали лучшие путевки для отдыха и всевозможные денежные довески от профсоюзного комитета. Оказалась в поле критики и студенческая столовая, в которой повара просто-напросто обворовывали студентов. Своих коллег по исторической науке он оставил вне критики. Дрязги стариков на этот раз были для него обычной мелочью.
Информация о собрании единственного вуза города появилась в печати только через неделю. Чурсин с замиранием сердца открыл газету и стиснул зубы. Его фамилия повторялась пять раз и все с негативной стороны. И это он мог бы понять. Его бесило совершенно другое. Его выступление было начисто извращено. Звонить в областную газету он не стал. Было бесполезно. Для него, как и для многих других жителей области, было ясно одно. Ни одна критическая статья или заметка на страницах газет без согласования с партийными органами не печаталась, и не будет печататься. О том, что газетчики входили в номенклатурную элиту, жителям Помурино было известно давно…
Лариса Сидорова отвечала на вопросы уверенно. Чурсина это очень радовало. Он был даже счастлив. Предыдущие волнения у него ушли на второй план. Он внимательно слушал ответ студентки и улыбался. Улыбался не только радости, но и от удивления. У студентки был билет с несчастливым номером. Цифру тринадцать Чурсин, в отличие от многих людей, воспринимал по-особому. За время учебы в университете он порядка пяти раз вытаскивал билет под этим номером и всегда получал отличные оценки. Дом его родителей в районном центре Марьино имел порядковый номер 13. У бабы Маши, у которой он снимал комнату, также была квартира под этим номером.
Лариса, глядя в глаза своего любимого преподавателя, радовалась. У него сегодня было прекрасное настроение. Такое же настроение было и у нее. Она уверенно ответила на все три вопроса. Особенности первой русской революции она знала назубок и без шпоры. Знала она и историческое значение победы советского народа в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Постановление ЦК КПСС об усилении идеологической работы партии ей пришлось списать со шпаргалки. Она, особенно, в последнее время, не успевала все это «укладывать» в своей голове. Она восхищалась памятью Чурсина, которой во время семинаров и консультаций строчил, словно из пулемета, пересказывая студентам то или иное решение партии.
Каких-либо дополнительных вопросов экзаменатор студентке не задал. Он неспеша взял в свои руки ее экзаменационную книжку, раскрыл ее. Затем очень старательно написал слово «отлично» и размашисто расписался. Студентка дрожащими руками взяла зачетку, и неожиданно выронила ее из своих рук. Чурсин улыбнулся и наклонился вниз, чтобы поднять зачетку с пола. Неподалеку от своих ног он увидел небольшой листок бумаги. Он поднял зачетку и листок бумаги, сложенный вдвое. Лариса стояла и со страхом смотрела на мужчину. Ее губы и руки дрожали. Чурсин взглянул на девушку и спокойно протянул ей зачетку. Затем также спокойно развернул листок бумаги и вслух прочел «Я люблю тебя, Егор». Он на какое-то время замер, словно ему не были понятны эти слова, которые писали и пишут люди, влюбленные в друг друга. Он медленно поднял голову и тяжело вздохнул. Студентки Сидоровой возле него уже не было…
Объяснение Ларисы в любви очень взволновало Чурсина. Проставив оценки в экзаменационный лист, и сдав его в деканат, он стал гулять по городу. На этот раз он никуда не спешил. Сейчас он размышлял нестолько о своей исторической науке, сколько о своей личной жизни. Ему было уже за тридцать лет. В копилке его жизни была только одна кандидатская диссертация, которую в разряд научных достижений можно было отнести с большой натяжкой. Чурсин, как здравомыслящий человек и как ученый, видел и понимал, что его наука о руководящей роли партии все больше и больше переписывалась и переписывается в угоду тех или иных партийных чиновников. Его страшил и огромный водораздел между бюрократическим аппаратом и простыми людьми. Его личные попытки что-либо сделать для настоящего единения партии и народа, даже в сфере теоретического обобщения, терпели крах. И в этом он считал виновными не только своих коллег по кафедре…
В своей неудавшейся личной жизни он никого не винил, и не собирался винить. В том, что он не протянул руку Инне, был виноват только он сам. И никто иной. Сейчас в его жизни появилась другая женщина, которая влюблена в него, влюблена по-настоящему. В этом он убедился во время похорон ее матери. Убедился еще раз и сегодня, всего пару часов назад. Сейчас ему было очень жалко эту молодую и очень красивую девушку, оставшуюся наедине со всем человеческим обществом, которое все больше и больше окуналось в бездну непонятных проблем. Он казнил себя за то, что еще до сих пор не протянул руку помощи простой деревенской девушке, которая, наверняка, считала его порядочным мужчиной и человеком.
Часы показывали ровно восемь часов вечера, когда Чурсин подошел к студенческому общежитию. Ларисы и ее подруг в нем не оказалось. Уже при выходе из девятиэтажки он случайно узнал, что «бухгалтеры» отмечали в студенческом кафе свой первый экзамен. Кафе находилось в ста метрах от общежития, и вскоре он оказался в вестибюле небольшого здания. Студенты не ожидали прихода своего экзаменатора и поэтому сначала оробели. Даже вездесущий Юрка Чижов не то от страха, не то от удивления присел на стул. Замешательство в рядах молодежи было недолгим. Проворнее всех оказалась Кристина Доронина. Она сидела напротив входа и первой заметила своего преподавателя. Она тут же вышла из-за стола и громко прокричала:
– Девочки, девушки! У нас сегодня гость – наш экзаменатор Егор Николаевич! Давайте его дружно поприветствуем…
Через несколько мгновений все сидящие повернулись лицом к вошедшему мужчине и пристально на него уставились. Чурсин несколько смутился, когда увидел перед собою двадцать четыре девушки. Все они были очень молодые и красивые. Лишь один мужчина Юрка Чижов, непонятно почему, все еще сидел на стуле. Для него приход преподавателя был очень некстати. После успешной сдачи экзамена он уже успел «раздавить» поллитровку водки со старшекурсником Санькой Богачевым, который жил на два этажа выше. Предложение Юрки пригласить его на торжество, девушки дружно отклонили. Они не хотели видеть чужаков. Единственный мужчина основательно припахал. Он заказывал меню в кафе, покупал шампанское. Зато начало первой студенческой вечеринки было посвящено только ему. Благодаря его инициативе и смекалке, группа сдала экзамен без троек. Особенно без ума от Юрки была Кристина, которая на радостях в присутствии всех девушек, поцеловала его в обе щеки.
Чурсин, заметив отпечатки губной помады на физиономии парня, заулыбался. Дальше размышлять или разглядывать кого-либо, ему не дали. Кристина взяла его за руку и усадила рядом с собою. Девушки незаметно передвинулись по кругу. Чурсин, неожиданно для себя, оказался в центре стола. Вскоре осмелел и Юрка. Он взял бутылку шампанского и наполнил им бокал гостя. Чурсин поднялся из-за стола и произнес тост за успешную сдачу экзаменов. Раздалось дружное «Ура» и веселый смех. Затем он пригубил бокал и окинул взглядом Ларису. Она стояла напротив и внимательно наблюдала за своим преподавателем. Они почти одновременно выпили игристый напиток. Чурсин очень тепло простился со студентами и вышел из кафе. На улице было уже темно. Вскоре вышла Лариса. На его предложение поехать к нему на квартиру, она ничего не ответила. Она лишь слегка улыбнулась и взяла его под руку. Сев в трамвай, Чурсин несколько опешил, когда вспомнил, что в квартире он не один. Свое решение изменять не стал. Он сегодня надеялся наудачу. Баба Маша неделю назад ему говорила, что вскоре уедет к своей знакомой в село. Он неспеша прокрутил ключом в скважине и медленно открыл входную дверь. Затем включил свет и прошел по квартире. Душа его ликовала. Хозяйки не было…
Этот вечер и эту ночь молодой мужчина и очень молодая девушка не спали. Они впервые в своей жизни сидели наедине. Особенно радовалась Лариса, которая впервые в своей жизни полюбила мужчину. Егор Чурсин в этой небольшой комнатушке был сейчас для нее чем-то похож на одного из богатырей известной русской народной сказки. Она ничего этому богатырю не говорила, а только смотрела в его голубые глаза. Молчал и сам сказочный богатырь. Он, сидя рядом с белокурой девушкой на краешке своей кровати, не только любовался ее красотой, но и сильно за нее переживал. Его беспокоило будущее этой очень незнакомой и очень знакомой девушки. Он еще очень мало ее знал. Игра в молчанку продолжалась недолго. Чурсин отбросил серьезные мысли в сторону и предложил молодой гостье заняться приготовлением ужина.
Лариса с большой радостью это предложение приняла. После экзамена она еще по-настоящему и не кушала. Все ее денежные запасы на неделю ушли на шампанское и салаты, которые они закупили в кафе. Вскоре стол быт накрыт. Пища была чисто крестьянской. Лариса от нее была без ума. Она давно не ела настоящего мяса, которое было почему-то без костей. Она то и дело нюхала своим носом тонко нарезанные пластики отварного мяса и поджаренных яиц, которые совсем недавно весело «щелкали» на большой сковороде. Чурсин на детские странности гостьи не реагировал. Он сам когда-то был студентом. Без помощи отца ему было бы куда хуже…
К огорчению хозяина шампанского, в доме не оказалось. Он выскочил из квартиры и рванулся к «комку». Увидев большую бутылку с этикеткой «Советское шампанское», Лариса очень обрадовалась. Она сама открыла бутылку и наполнила шампанским два больших бокала. Затем с улыбкой посмотрела на Чурсина. До сих пор она была без ума от этого человека. Сейчас же его поведение ее сильно беспокоило, даже злило. Он почему-то без всякой радости поддержал ее тост за любовь, который она успела «набросать» в своей голове за его отсутствие. От столь неожиданного его поведения она хотела не только плакать, но и хотела покинуть эту комнатушку, в которой, как ей совсем недавно казалось, был не только приятный запах съестного, но и господствовала идиллия взаимопонимания и любви. Она медленно присела на стул и уставилась на Чурсина. В ее глазах появились слезы. В глазах же ее любимого человека слез не было. Наоборот, его глаза были холодные, даже отрешенные. Чурсин слегка прикоснулся рукой к плечу девушки, затем сухо произнес:
– Лариса, Ларисочка… Я сегодня очень счастливый человек, что ты у меня в гостях… Я, как и любой мужчина, хочу своего личного счастья на этой земле… Я хочу любить женщину и иметь детей…
На некоторое время он замолчал. Молчала и Лариса. Она все еще не понимала причин озабоченности своего любимого. Она продолжала молчать. Чурсин продолжил:
– Лариса, я не отрицаю того, что ты мне очень нравишься… Я не отрицаю того, что я люблю тебя, как женщину. Однако есть свои минусы, которые не дадут нам с тобою быть счастливыми… Я не хочу тебя обманывать… У нас не будет общего счастья, какое есть у большинства людей…
Все дальнейшие свои рассуждения он построил на его несостоявшейся любви с Инной Кусковой. Лариса недоуменно смотрела на него и все его не понимала. Ей, взрослой девушке все еще не верилось, что этот мужчина, которого она безумно полюбила, напрочь отбросил ее любовь. После окончания пространного монолога она горько заплакала. Затем решительно подошла к мужчине. Обняла его и тотчас же стала колотить руками по его груди. При этом она голосила:
– Ты, мой мужчина… Ну почему же ты, если любишь меня, не борешься за свою любовь, за наше счастливое будущее… Я ведь на тебя, как на Бога надеялась, верила в твою любовь…
На некоторое время она замолчала. Затем присела на краешек кровати, закрыла глаза. Чурсин встал со стула и начал ходить по комнате. В его глазах были слезы. Он не скрывал, что юное красивое создание оказалось намного мудрее, чем он, мужчина с островками седых волос на голове. Он сейчас ненавидел и презирал себя за то, что он несколько лет назад просто струсил, отверг любовь старшей по возрасту женщины. Он жил только ради карьеры, которую определяла ему партия и только партия. Она никогда не прощала строптивости одиночек. Она приветствовала только раболепие и чинопочитание тех, кого она сама призвала в свой круг. За вывесками и пустой говорильней скрывалась жажда власти, алчность и простейшая безответственность…
Чурсин прервал свои размышления. Лариса встала с кровати и вышла в коридор. Затем сняла с вешалки осеннее полупальто и накинула его на свои плечи. Он рванулся к ней и прижал ее к своей груди. Задыхаясь от волнения, он прошептал:
– Лариса, прости меня за нетактичность, прости моя любимая… Прости меня, моя женщина… Я люблю тебя, люблю…
Больше он ничего не говорил. Его глаза были полные слез, руки дрожали. Он бессильно опустился на колени…
Лариса на какой-то миг испугалась за своего любимого. Она, опустившись также на колени, стала осыпать его поцелуями, одновременно приговаривая:
– Егор, мой Егорушка… Я ведь и вправду тебя люблю, люблю по-настоящему… Мне ты сразу понравился, как только я села к тебе в машину…
Через какой-то миг глаза очень молодой девушки и молодого мужчины встретились и замерли. В их глазах светилась любовь. Они начали скидывать с себя одежду. Чурсин, встав с колен, поднял Ларису на руки и понес ее в постель. Эта ночь для историка Чурсина и студентки Сидоровой стала очень памятной. Они подарили друг другу любовь. В эту ночь они решили стать мужем и женой…
Через неделю Лариса покинула студенческое общежитие и стала жить в небольшой комнате Чурсина. Баба Маша новую квартирантку встретила без большого восхищения, но вполне по-человечески. Она собственными руками сделала торт «Наполеон», который был очень вскусным и красивым. Перед окончанием скромной трапезы старушка триджы крикнула «Горько». Молодые послушно поцеловались.
Влюбленные летние каникулы провели на Иртыше. Совершать круиз по Черному морю у них не было денег. Львиную долю отпускных Чурсин израсходовал на Ларису. Она основательно приоделась. Остальные деньги ушли на питание и отдых. Молодая пара жила в небольшой палатке на берегу реки, неподалеку от деревни. Продукты покупали у жителей, вода и солнце было бесплатное. Август оказался очень солнечным, даже жарким. «Партизаны» не только основательно загорали, но и радовались друг другу.
За неделю до нового учебного года они поехали в Марьино. Чурсин хотел показать родителям свою невесту. Не против этого была и Лариса. Чета Чурсиных очень радостно встретили своего сына и его невесту. Отец, при виде очаровательной девушки, с улыбкой съязвил сыну:
– Егорка, где же ты такую кралю себя нашел? Скорее всего, в городском доме моделей… – Затем, щелкнув языком, добавил. – Смотри, сынок, такая девушка очень многому обязывает…
Лариса на едкое замечание Чурсина старшего ничего не ответила. Она только слегка покраснела и сильнее сжала руку своего жениха. Небольшое семейство Чурсиных в этот вечер за столом просидело допоздна. Поговорить было есть о чем. Родители в один голос жалились своему ученому сыну о нарастающих проблемах, в кругу которых оказалось и Марьино. Небольшой городишко вымирал. Два промышленных предприятия, составляющие экономическую базу районного центра, из-за нехватки сырья остановились. Число безработных росло с каждым днем. В магазинах в свободной продаже был только хлеб и пара сортов круп. Сахар, масло и водка выдавались по талонам. О предстоящей свадьбе никто за столом в этот вечер не сказал.
По старой привычке отец и сын зашли в палисадник. Сели за столик, разговорились. Разговор у мужчин на этот раз получился, как никогда раньше, откровенный и честный. Сын первым открыл отцу свою душу. Он рассказал о своих перипетиях с коллегами по кафедре. Рассказал и о том, что написал письмо в ЦК КПСС. У Николая от довольно мрачной информации появились слезы. Ему не верилось, что и у его умного сына есть проблемы. Он раньше о них никогда не говорил. Только из-за жалости к сыну, отец в этот вечер не стал ему говорить о своем личном горе. Желудок в последние два годы все не давал ему покоя. Николай не мог понять, откуда эта болячка прицепилась. Они вместе с женой часто об этом рассуждали. В их доме всегда был достаток, все продукты были чистые. Спиртное сами делали…
Чурсины за все время пребывания сына, так и не решились рассказать ему о своих бедах. Желание сына жениться поддержали. О свадьбе никто опять не обмолвился.