banner banner banner
Истории замка Айюэбао
Истории замка Айюэбао
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Истории замка Айюэбао

скачать книгу бесплатно


– О, я охотно возьму на себя эту тяжелую миссию, другими словами, ответственность за это беру на себя!

Такой феноменальной энергии, пламенного и всегда внезапного энтузиазма, как у него, она больше ни у кого не встречала. Она понимала, что сама зависит от такой «разработки», потому что она же и является ее заказчиком и выгодоприобретателем. Часто, пока он безмятежно храпел, она приподнималась и рассматривала его, не пропуская ни миллиметра кожи. Во время таких ревизий она обнаружила, что грудь у него довольно развита, руки большие и мощные, как у питекантропа, пупок глубоко вогнут, а пространство ниже покрывает густой жесткий волос. Во сне на его лице проступало выражение скромности и кротости, сквозь слегка приоткрытые губы виднелись ровные белые зубы. Ей представлялось, что объект ее страсти никогда не одряхлеет и никогда не свернет с намеченного пути, и еще ей казалось, что по ночам от него исходит странный запах, как от домашнего поросенка. Она когда-то видела такого поросенка у одной из своих подруг, от его пятачка пахло чем-то приторным, но если принюхаться, то запах становился противным. Она крепко обняла своего милого, но он продолжал спать, пробормотав что-то сквозь сон.

За год до окончания института о ней поползли слухи. Знаете ли вы? Скорее пойдите гляньте, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Слухи описывали ее как молчаливую и невероятно притягательную девушку. Но особенно сбивало всех с толку то, что она была настолько добродетельна, что, сколько ни строй ей глазки, она не удостоит тебя даже взглядом. Однако далее слухи всё больше нагнетались: ее считали поистине опасной особой! То была эпоха колоссальных перемен в общественных нравах; подобные сплетни множились и в итоге привели к куче проблем. Теперь не только молодые люди, но и старики теряли самообладание. Волнение захлестнуло даже солидных, известных ученых, и они спешили увидеть ее – не для того, чтобы что-то предпринять, а просто чтобы расширить кругозор и убедиться, что уличные пересуды не врут.

В последний год учебы ей постоянно докучали. Это ей льстило и в то же время приводило в смятение. Она как-то сказала Хромому:

– Меня, что называется, придавили тяготы и лишения.

Парень рассмеялся:

– Это всё из-за либидо, ничего удивительного. Им никогда в жизни не одолеть неприступной вершины.

В этот период наиболее плодотворным занятием для нее стало чтение. Как и Хромой, она много времени проводила в плену книжных переплетов. В них таился целый мир грез. Листая страницу за страницей, спускаясь с одной строки на другую, она погружалась в самую глубину, где ее ждали шумная разноголосица и повергающие в трепет тайны. Иногда она отождествляла себя и своего хромоножку с героями книг, и разница была лишь в том, что они оба по-прежнему оставались снаружи. Иногда она воображала, как однажды войдет в книгу. Резвясь среди книжных стеллажей, они с Хромым часто изображали книжных героев. Ее очень забавляло говорить на разные голоса, она чувствовала себя на голову выше других. Оставаясь одна, она доставала и рассматривала полученные за несколько лет особые подарки, хранившиеся в деревянной шкатулке: смоченные слезами любовные письма, фотографии, прядь волос… Были среди них и совершенно удивительные безделушки: ракушка размером с пуговицу, перо, дохлый воробей, скальпель. К людям, которые дарили ей эти подарки, она испытывала жалость, смешанную с удивлением и недоумением. Этот хаотичный набор безделушек и мелочей мог повергнуть в смущение и даже возмущение, но она продолжала их хранить. Она воображала, до чего было бы докучливо и страшно, если бы эти люди, далекие или близкие, но скрытые во мраке, вдруг объявились, вышли бы с ней на связь. Ей так хотелось отдать все свои запасы любимому хромоножке, но поколебавшись немного, она махнула на них рукой. Некоторые истории, которые еще немного и произошли бы, лучше оставить при себе.

Один профессор-пенсионер лет семидесяти, держа в руках розу, встал у нее на пути; его янтарные глаза впились в ее высоко вздымающуюся грудь, и он невнятно пробормотал:

– Э-э-э-э!

Его дряхлые ноги подрагивали под порывами ветра, кадык стал двигаться вверх-вниз, из глаз полились слезы. Она спросила, что ему нужно. Он запинаясь пролепетал:

– Я еще много чего могу. Сейчас же я в основном хотел… почтительно преподнести вот это!

В сумерках ей снова вспомнился этот старик, у которого она училась. Она тогда оказалась в крайне затруднительном положении и, сгорая от стыда, постаралась всеми средствами отделаться от него. Вообще-то она могла многое сделать для своего учителя, но, по правде говоря, ей и без него хватало поклонников – молодые не давали проходу. А ей, спешащей на встречу с любимым, еще нужно было по пути заскочить за продуктами. Ухажеры ходили за ней толпами, проявляя свои чувства самыми разными способами и превращая порой ее жизнь в кошмар. Когда она училась, всегда относилась к старосте курса с уважением, как к старшему брату. Но однажды, уже после завершения учебы, она столкнулась с ним на улице. Она радостно шла рядом с ним, как вдруг на углу он с рычанием прижал ее к стене. Она стала сопротивляться и, высвободившись из его трясущихся от страсти объятий, спросила:

– Мы всего год не виделись, когда ж ты успел стать таким козлом?

С трудом переводя дух, бывший староста разочарованно смотрел на нее:

– Почему же сразу «козлом», просто со временем… со временем кое-что понял.

– Что ты понял?

– Сколько серьезных дел я отложил на потом!

Она бросилась от него наутек, а он затопал следом, вопрошая:

– Что же мне теперь делать?

Но еще неожиданней было то, что нашлись и более прямолинейные люди. Однажды она по приглашению учителя пришла на банкет. Ее посадили за один столик с какой-то большой шишкой. В самый разгар мероприятия ее важный сосед, мужчина за пятьдесят, поначалу проявлявший изысканные манеры, схватил ее за руку под столом и метко положил прямо к себе между ног. Такого она никак не ожидала. Она попыталась отдернуть руку, но не смогла даже пошевелить ею: сил этому мужчине было не занимать. После банкета она пожаловалась учителю, но тот лишь пожал плечами:

– Да, с ними такое бывает, ничего страшного.

Закончив институт, она устроилась сотрудницей архива в одну крупную организацию. Работа была не по специальности, но она комфортно себя чувствовала среди книг. На третий же день после ее трудоустройства Хромой взбунтовался. Она возразила:

– Как же я могу не работать?

– Другие пусть работают, а тебе нельзя!

– Да что такого-то?

– Боже мой! Всё ты понимаешь, дурочку из себя не строй. Разве можно такой, как ты, работать под посторонними взглядами? Это слишком рискованно и абсолютно недопустимо!

Не слушая никаких возражений, он заставил ее уволиться. С этого момента сфера ее деятельности ограничивалась домом, в котором он жил. Через полгода после ее увольнения, когда зацвела пышным цветом софора, произошло нечто непредвиденное: Хромой помешался на другой женщине. Его новая пассия была худой и высокой, работала врачом – он познакомился с ней, когда ходил на прием в больницу. Когда он понял, что его дражайшей половине всё известно, он даже не смутился. Но он остался с ней, когда она устроила истерику, поэтому она проглотила обиду. Однако подобные интрижки случались вновь и вновь, и в конце концов ее терпение лопнуло. Хромой пустил в ход свой коронный прием: несколько часов подряд сыпал книжными цитатами, рассуждая о философии и о любви и упирая на то, что она ни в коем случае не может уйти от него, потому что ей всё еще необходимо, так сказать, развиваться.

Она посмотрела на него в упор:

– Так-то оно так, но теперь я буду «открыта» и для других!

– Здорово сказано! – воскликнул Хромой, ошеломленно склонив голову набок. – Но хватит ли тебе на это способностей?

Вопрос поставил ее в тупик.

– То-то же! – Хромой топнул ногой: – Вот что я тебе скажу: ты не имеешь на это права!

Она прорыдала всю ночь, оплакивая измены возлюбленного и собственное бесправие. А на рассвете приняла окончательное решение: уйти отсюда, уйти от этого единственного «разработчика». Она обнаружила, что за три года, что она прожила в этом доме, ее вещей здесь набралось совсем немного, всё уместилось в один большой рюкзак. Шагая по проспекту, она чувствовала себя самым жалким существом на свете, практически сиротой.

4

Она сумела вернуться на прежнее место в той же организации и теперь работала в помещении, полном книг. Она собиралась вести максимально простой и тихий образ жизни, но снова просчиталась. Круглый год безлюдное и пустое, это место вдруг забурлило, от читателей не было отбоя, и все они выкрикивали один и тот же избитый лозунг: «Книги – ступени к прогрессу человечества». Посетители устраивались вдоль книжных полок или забивались в укромные уголки и никак не желали уходить. Из-за этого ей приходилось задерживаться на работе. К счастью, жила она в одноместной комнате в общежитии, так что по утрам и вечерам могла наслаждаться одиночеством. Посетители оставляли после себя самые разнообразные вещи: еду, предметы обихода, некоторые такие находки можно было хранить разве что в той шкатулке, при виде которой краснеешь со стыда. В архив зачастил один начальник отдела, но за всё время он практически не проронил ни слова. Она запомнила этого молчуна только потому, что обратила внимание на его большие миндалевидные глаза и стрижку – он был острижен почти налысо. Вскоре молчун пропал. Она стала узнавать, куда он делся, выяснила, что он уволился, и немного удивилась.

Год спустя руководство организации обеспокоилось вопросом ее личной жизни и сказало:

– Такая замечательная молодая женщина – и одна. Так не пойдет.

Шеф изъявил желание познакомить ее с неким «редких достоинств» субъектом, заявив, что она вообще-то хорошо его знает, он когда-то работал здесь, а потом уволился, чтобы заняться коммерцией, и теперь стал крупным начальником. По более детальным описаниям она узнала в потенциальном женихе того самого уволившегося начальника отдела и в глубине души вздохнула: как же быстро он стал другим человеком, будто по мановению волшебной палочки. Она попыталась вспомнить, как он выглядит. Ей нравились его неразговорчивость и по-детски огромные глаза. Больше всего ее теперь раздражали и настораживали чересчур говорливые повесы. Однако на предложение шефа она не ответила ни согласием, ни отказом. Тот стал напирать: такой шанс выпадает раз в тысячу лет, знаешь, сколько женщин мечтают быть с ним?

– Сколько же? – серьезно спросила она.

Шеф остолбенел, но затем ответил:

– В общем, очень много. Сама подумай и поймешь.

Они встретились. Мужчина был таким же, каким она его запомнила; он сдержанно кивнул, глубоко скрывая улыбку. Она была довольна знакомством. Расставшись с Хромым, днем она еще держалась, а вот по ночам часто рыдала, прикрыв лицо ладонями, и слезы просачивались сквозь пальцы. До чего соблазнительны были те бурные, страстные ночи! Теперь же она оказалась в другой крайности. Она чувствовала себя заброшенным, поросшим бурьяном рудником, который когда-то раскопали, опустошили и оставили. Она ненавидела того человека, ненавидела всех мужчин, обращавших на нее внимание, все их взгляды и вздохи были как под копирку, ничего нового: любовь, ненависть, жизнь, смерть. Однако этот мужчина не проявлял излишней любезности и вообще говорил мало. По ее просьбе он немного рассказал о себе: разведен, детей нет, занимается недвижимостью. Через две недели после знакомства он привез ее на своей машине в сад с озером и несколькими павильонами разных размеров. В саду находились люди в униформе, которые ухаживали за садовой растительностью. Она подумала, что он просто привез ее на прогулку, и только потом выяснилось, что он там живет.

Они решили пожениться. Она призналась ему: замужем никогда не была, но какое-то время жила с молодым человеком. Вопреки ее опасениям, он спокойно кивнул:

– Хорошо.

И они поженились. За несколько месяцев с момента их знакомства до первой брачной ночи они не сказали друг другу ни одного нежного слова – ни устно, ни на языке тела. Лишь когда дело дошло до настоящей близости, она узнала, что этот мужчина, косноязычный в речах, весьма проворен в деле. У него были крепкие ноги, худое тело, выдающаяся вперед грудина и выпирающие ребра, обтянутые бледной кожей. Кажется, только теперь она разглядела, что и лицо его покрывала бледность. Раньше она не обращала внимания на все эти физиологические особенности. Должно быть, его солидная внешность и чрезмерное богатство заслоняли то, что лежало на поверхности. Она сравнила его с хромоногим, который был крепко сколочен, но всё же нашла кое-какие поводы для радости. Она уже не рассчитывала пережить вновь ту бурю эмоций и страсти, поскольку была сыта сильными переживаниями и теперь хотела лишь обрести настоящую, стабильную семью, как у всех нормальных людей. Романтика авантюризма в прошлом, а впереди ее ждут спокойствие и благополучие.

В первую брачную ночь она поцеловала его так, как привыкла, и почувствовала у него во рту горьковатый привкус. Ее руки легко обвили его худое тело, она откинулась на спину в ожидании, как бы говоря: «Ну, начинай».

Он не произносил ни слова. Его точные и энергичные движения были порой неожиданны и заставали врасплох. Его сила сначала удивила ее, но потом она поняла, в чем дело: у него были крепкие и мощные ноги. Оказывается, он совершал долгие ежедневные пробежки у озера и минимум дважды в неделю ходил в горы. Иногда он обращался с ней так, словно за что-то ей мстил; казалось, что сейчас он в порыве ярости поднимет ее над головой и с размаху швырнет с крутого обрыва. Однажды, изучая его бледное лицо в лунном свете, проникавшем в комнату через щели в занавесках, она и впрямь заметила застывшую на нем злобу.

За глаза она прозвала его «тощий» и, вздыхая, бормотала: «Кто бы мог подумать, что такой слабый и хрупкий мужчина окажется таким жестоким! Хромоножка мой, на язык-то ты остер, да только по сравнению с Тощим не сильнее овечки!» Она старалась выкинуть из головы воспоминания о любовных утехах с «овечкой», но никак не получалось. До чего странные создания эти мужчины, до чего же они разные! Одни красивые, но бестолковые, а другие словом режут, как острым ножом. Как же ей хотелось поделиться своими мыслями и чувствами с этим человеком, с которым ей суждено прожить жизнь, но такой возможности не представлялось. Ее муж был с головой погружен в работу и все свои печали и радости хранил глубоко в душе. Только такие люди и способны всего за год выбиться в богачи. Позже она случайно узнала, что у Тощего есть дядя, который пользовался практически неограниченной властью. Тогда до нее дошло, откуда в этом человеке столько мощи и высокомерия. Еще больше ее удивляло и удручало то, что с ним она не могла даже пококетничать, и эта неудовлетворенная потребность скоро превратилась в тяжкий груз.

Однажды, когда она разбирала книжные формуляры, снизу донесся до боли знакомый рокот мотора. До окончания рабочего дня было еще далеко, вряд ли он приехал за ней. Это действительно оказался муж, а не водитель. Он неспешно прохаживался по читальному залу, дожидаясь, когда уйдет последний посетитель, а затем быстро запер дверь и, повернувшись к ней, сказал:

– Собирай свои вещи, больше ты сюда не вернешься.

До нее дошло: этот мужчина уже всё обсудил с ее начальством и отныне она здесь больше не работает.

– Что это значит? Мне же нужна работа!

Сощурив свои миндалевидные глаза и наклонившись к ней, он ответил:

– Другим можно, а ты работать не будешь!

Она остолбенела. Ей сразу же вспомнились слова Хромого. Эти двое, такие разные и внешне, и по характеру, произнесли одну и ту же фразу, слово в слово. Она понимала, что Тощий руководствовался теми же причинами, что и Хромой. Этот мужчина не допустит, чтобы его женщина работала под посторонними взглядами. Хромой в свое время детально изложил ей свои доводы: «Тебе нельзя быть на виду! Ты же можешь такую кашу заварить, тем более в нынешнюю эпоху открытости. Тебе можно находиться только в нелюдных местах, где, кроме тебя, никого не должно быть». Она возмущенно спросила:

– Ты что, решил меня под замок посадить?

– Под замок и под строгий надзор!

Тощий силой вывел ее с работы и увез на машине. С тех пор ее деятельность ограничивалась прогулками по саду и у озера. В саду работали одни женщины – они с ней почти не разговаривали. Рассматривая свое отражение в воде, она вглядывалась в причину своих несчастий: чуть полноватое телосложение, нет, скорее стройное тело с пышными формами; зад, пожалуй, великоват; спина и грудь вроде ничего, но кто-то говорит, что они слишком хороши; губы на одну десятую долю полнее, чем надо, так что некоторым так и хотелось их отшлифовать до нормального размера. Иногда ее тянуло утопиться в озере. Жизнь взаперти была равносильна медленной смерти.

– Я хочу работать, я должна заниматься тем, что мне нравится, – сказала она мужу в темноте.

Ночь скрывала злобное выражение на лице Тощего, но ни с чем не сравнимые негодование и ярость ощущались в его крепких конечностях: сконцентрировав в ногах всю силу, он поднял ее в воздух. Перекинув беспомощную женщину через плечо, он с силой поднял ее как можно выше и безжалостно швырнул вниз. Она почувствовала удар позвоночником о кровать. К счастью, матрас был пружинный, и это спасло ее от травмы. Она умоляюще застонала от боли, но это было только начало. С полуночи до самого рассвета он терзал ее, не жалея сил и при этом не издавая ни звука. Когда она, казалось, уже готова была испустить дух, он разминал ее обеими руками, приводя в чувство и заставляя ее в отчаянии открывать глаза. Перед самым рассветом она уставилась на него неподвижным взглядом.

Так прошел еще один год. Вместе с работницами сада она выбиралась в город за покупками и дважды, отделившись от сопровождающих, пропадала. Из-за этого поднимался настоящий скандал: ее разыскивали до тех пор, пока она сама не возвращалась домой – как ни в чем не бывало. Тощий дожидался ее, сидя в темной столовой, а перед ним стояла одна лишь пиала с бульоном. Когда она вернулась, у него словно гора с плеч свалилась. Забыв про ужин, он расстегнул на ней одежду и принялся осматривать ее. На ягодице он обнаружил едва заметную царапину. Придвинув ее к свету, он присмотрелся, глубоко втягивая воздух, обнюхал кожу и чихнул.

– Ага, – только и сказал он.

Онемев от испуга, она не осмелилась одеться. В столовую вошла горничная с подносом. При виде обнаженной госпожи и полностью одетого хозяина она застыла.

– Чтоб больше такого не было, – и он жестом выпроводил горничную.

Она объявила голодовку. Проведя много дней с пустым желудком, однажды ночью она наконец насладилась небывалой любовью супруга: муж покрыл нежными поцелуями каждый сантиметр ее тела и, похлопывая по выпуклым частям тела, толстым маслянистым пером там же начертал два размашистых иероглифа: «согласен», дата.

– Буйного жеребца не удержишь в стойле, ступай, – прошептал он ей на ухо.

Тем не менее ей пришлось в тишине и молчании прождать еще больше трех месяцев. Если быть точнее, прошло сто дней с того момента, как она объявила голодовку, и однажды утром Тощий неожиданно сам повез ее в город. Оставив позади оживленные торговые кварталы, он остановил машину. Она увидела небольшое оригинальное здание бурого цвета – недавно открывшийся высококлассный книжный магазин с кафетерием, из которого доносился соблазнительный аромат кофе. Несколько девушек в униформе сновали по магазину, принимая посетителей. Это место пленило ее с первого взгляда. Она уже собиралась войти, но Тощий удержал ее и увлек к западной стороне здания с неприметной галереей, которая упиралась в лестницу, ведущую на второй этаж. Они поднялись по ступенькам, и он вручил ей ключи. После некоторых колебаний она отворила дверь. Перед ней предстал прелестный офис, примыкавший к огромному кабинету и спальне с собственной уборной. В помещении была дверь, которая вела в торговый зал на первом этаже. Она открыла эту дверь, и в офис ворвались ароматы свежезаваренного чая и кофе вперемешку с людскими голосами. Муж затворил дверь:

– Если тебе что-то понадобится, сотрудники сами к тебе поднимутся, – он указал на какую-то кнопку на столе.

Это был самый счастливый день за много лет. Сколько здесь книг – ей на всю жизнь хватит!

После ухода мужа она стала прохаживаться по своему просторному офису, листая новенькие книги. Стоило открыть дверь, как через нее с первого этажа долетали тихие разговоры и шорох шагов. Ступеньки, ведущие вниз, были застелены красным ковром, и она поняла, что по ним можно будет пройтись только после того, как внизу все разойдутся. Там, внизу, была для нее запретная зона. Однако теперь у нее наконец была работа. Этот ненавистный и в то же время прекрасный мужчина, с которым ей суждено было, возможно, прожить всю жизнь, в кои-то веки оказал ей милость, будто царь. Она влюбилась в это место так, что словами не передать, и готова была расцеловать этот дощатый пол. Магазин работал с девяти утра строго до шести вечера, хозяин заведения отказался от злосчастной ночной жизни. Без четверти шесть она нажала на кнопку у себя на письменном столе, и к ней сразу же поднялась молоденькая девушка с округлым лбом и, почтительно назвав ее директором, встала навытяжку, как солдат. Всячески маскируя свое неведение, она расспросила девушку, сколько в магазине сотрудников и каков ежедневный список дел. Девушка рассказала, что магазин открылся всего неделю назад, что она заведует сменой и что у нее есть заместитель; им сообщили, что директор магазина вступит в должность со дня на день, и обозначили жесткое правило: не пускать посетителей наверх.

– Весь персонал – женщины?

– Так точно.

Ровно в шесть все покинули магазин. Она совершила вылазку на первый этаж, прошлась рукой по стоящим рядами книгам и по неуклюжей барной стойке. Здесь всё выглядело так же аккуратно, как на втором этаже: деревянные полы были устланы коврами, а для удобства читателей кругом были расставлены столики и диваны. Погруженная в радостное созерцание, она не заметила, как кто-то спустился со второго этажа. Конечно, это был муж: он незаметно подкрался и обнял ее сзади. Он приехал, чтобы отвезти ее домой.

Теперь она могла каждый день ездить на работу. С сумочкой в руках она садилась в поджидавший ее у дверей автомобиль, и тот за считанные минуты доставлял ее в самый прелестный книжный магазин города. Машина бесшумно подъезжала к зданию с западной стороны, откуда она поднималась в свой офис. Здесь она чувствовала себя почти как дома. Здесь было всё, что нужно для жизни, вплоть до массажной ванной и спутникового ТВ, а также несколько спортивных тренажеров. Разница заключалась лишь в том, что книг здесь было в разы больше, а совсем близко, буквально под ногами, имелся целый лес книжных изданий – правда, она не могла туда спуститься в любой момент, когда пожелает. Работала она добросовестно: увлеченно и с огромным интересом просматривала все отчеты, которые ей приносила начальница смены, начиная детальным списком поступающих книг и заканчивая отчетами о ежедневном потреблении чая и кофе. Она старалась как можно реже нажимать кнопку у себя на столе, но ей было необходимо общение, тем более когда требовалось обсудить хозяйственные дела. Узнав, что среди сотрудниц неизбежно возникают трения, зависть и вызванные личными интересами ссоры, она сразу рассудила, что это неотъемлемая часть функционирования предприятия. Она вызывала девушек к себе по одной и дотошно расспрашивала, зачастую отходя от темы разговора. Она с радостью улаживала между ними конфликты, разделяла с ними их печали и относилась к ним с искренней заботой. Ей было интересно знать об их личной жизни, их друзьях, характерах, о том, сколько длятся их отношения и тому подобное. Иногда она задавала вопросы, которые вгоняли ее собеседниц в краску, а иногда прямо заявляла:

– В твоем возрасте надо потуже затягивать пояс.

А однажды, забывшись, проворчала:

– Если в магазин войдет хромой, который приволакивает ногу, не обслуживайте его.

В ответ на удивленные взгляды она поясняла:

– Даже среди непорядочных молодых людей есть книголюбы, одно другому не мешает.

Изредка с первого этажа доносились перебранки между посетителями, и тогда ей казалось, что без нее там никак не обойтись. Уже положив руку на створку двери, она, поразмыслив, останавливалась. Стоя у двери, она прислушивалась и убеждала себя, что такие перебранки являются неотъемлемой частью развития и процветания заведения: как говорится, из песни слов не выкинешь.

5

В глубине души она прекрасно понимала, что сумела избежать ошибки только благодаря сверхчеловеческой воле, а если однажды она ее совершит, то двойное наказание неизбежно: ярость Тощего и проблемы, которые потом вовек не расхлебаешь. Это не требовалось ни проверять, ни доказывать, всё и так было предельно ясно. Чтобы наполнить конкретным смыслом свое пребывание на втором этаже магазина, она с головой ушла в работу, лично разработала совершенно бесполезный и бессмысленный «бизнес-план», а также «Правила поведения для персонала», в которые то и дело вносила поправки и дополнения, включая мелочи и детали, к примеру, как кивать и улыбаться незнакомым посетителям. Помимо словесных наставлений и демонстраций на личном примере, после шести часов, когда в магазине никого не оставалось, она раскладывала в торговом зале памятки. Одна из них гласила: «Своевременно проветривайте в этом углу, здесь воняет газами». Сотрудникам, готовившим кофе за барной стойкой, она оставила другую записку: «Здесь не должно быть никаких ваших личных предметов, в том числе волос». В опустевшем торговом зале она бродила в зоне для отдыха, в читальной зоне, среди книжных стеллажей. Это было самое счастливое время дня, только в эти моменты она по-настоящему ощущала вкус жизни. Она заставляла приехавшего за ней водителя дожидаться ее у галереи с полчаса, а то и дольше, прикрывала глаза и дышала полной грудью, вдыхая еще остававшиеся в фильтрованном воздухе ароматы. Только недавно затихшие торопливые шаги, одышка и шушуканье, скользящие туда-сюда взгляды, заигрывания и поцелуи – всё это вновь возникало перед глазами. В конце концов она в полумраке еще раз проверяла каждый угол, на ощупь, цепляясь за поручни, пошатываясь, как пьяная, поднималась по лестнице к себе и с дипломатом в руках покидала офис.

За несколько лет она волей-неволей пару раз нарушала запреты, но, к счастью, нарушения эти были незначительными и не повлекли за собой необратимых последствий. Она ездила на работу каждый божий день, включая воскресенья, невзирая на запреты и уговоры супруга. Этот устоявшийся ритм, эта привычка были для нее очень важны. Всё, что происходило в здании ее магазина, она знала до мельчайших деталей; вся, даже самая мизерная прибыль, чрезмерные расходы на воду и электричество фиксировались с точностью до тысячных долей, что чрезвычайно удивляло и пугало начальницу смены. Благодаря такому основательному, не допускающему халатности поведению начальства, хоть и чересчур оторванного от масс, в коллективе наконец выработалась более строгая и в то же время теплая атмосфера, выделявшая магазин среди других организаций в сфере обслуживания и сделавшая его знаменитым. Покупатели считали за честь посетить его, и даже личности, не отличавшиеся особым благородством, любили заглянуть сюда на чашечку чая. Этот знаменитый книжный магазин даже рекламировался в СМИ, но никаким СМИ не удавалось взять интервью у его хозяина. Говорили, что директор этого прекрасного, утонченного заведения – очень несчастливый человек, что он больной калека с уродливым лицом, почему и боится показываться на людях.

Репортеры пытались расспросить сотрудниц магазина, но те, будто сговорившись, отделывались общими фразами вроде: «Это обычный человек, просто дел по горло и постоянные разъезды», «Наш магазин совсем крошечный, и у директора есть дела поважнее».

Воскресные отлучки жены разжигали в Тощем любопытство, и однажды он внезапно нагрянул к ней на второй этаж. Он застал ее с красной кистью в руках: она делала пометки в библиографическом списке, а сбоку от нее лежал наполовину прочитанный томик стихов и стояла чашка крепкого ароматного чая. Еле удерживаясь от желания заговорить, он долго наблюдал за ней, а затем спустился с западной стороны магазина, но чуть позже снова поднялся с двумя только что купленными книгами. Открыв титульный лист с проставленной на нем печатью о покупке, он заставил жену поставить подпись. Мелкие иероглифы, написанные ее детским наивным почерком, взволновали его, и, не обращая внимания на ее протесты, он заключил жену в объятия. Как и прежде, не издавая ни звука, он с тоской стискивал ее упругую плоть. Сил у него было даже больше, чем раньше; это тело без единой жировой складки действовало твердо и решительно, глаза смотрели задумчиво. Наконец он вернулся к письменному столу и залпом осушил чашку остывшего чая. Когда он ушел, тихонько притворив за собой дверь, она продолжала лежать, и из глаз ее тонкими ручейками текли слезы.

Вслед за таким вот воскресеньем, конечно же, пришел понедельник, прекрасный день, наполненный ярким солнечным светом и не предвещавший ничего дурного, – напротив, всё вокруг сулило прекрасное начало. Улавливая каждый звук, доносившийся с первого этажа, она могла различить всплеск каждой капли кофе. Она слышала, как сотрудницы шумно вдыхали, когда брызги обжигающего кофе попадали на кожу. Когда в магазин входили новые посетители, девушки приветствовали их чуть громче обычного, а когда приходили знакомые лица, они издавали звук, похожий на выдох. Когда посетители берут с полок книги, чтобы просто полистать, а не купить, это напоминает дружбу без брака. Каждое утро первые два часа после открытия ее слух бывал особенно чуток, а затем уже сосредотачивался на других занятиях. Она шагала и бегала трусцой по беговой дорожке, пока тело не разогревалось. Если вдруг по неосторожности ей случалось вспотеть, то она обязательно мылась в ванной, до неприличия просторной. В эти моменты она частенько вспоминала те старые добрые времена, когда ее кокетливая походка приводила всех в полное восхищение и изумление, а к ее стройной шее и плечам были прикованы многочисленные взгляды. Разумеется, вскоре в ее памяти возникал образ Хромого – только сейчас она начала понимать, каким поверхностным, но, в сущности, добрым он был. Сейчас, когда всё осталось в прошлом, ей казалось, что он был хорошим, хотя и распутным парнем, с которым ей было по пути. По сравнению со следующим ее спутником жизни Хромой не был так мрачен и суров, с ним она могла резвиться вовсю, ничего не стесняясь. Да, он был ревнив, но градус его ревности был невелик, как у разбавленной гаоляновой водки. Порой он доходил до такой степени развратности, что у нее от страха краска отливала от лица: сначала он напугал ее, напялив маску оборотня с оскаленной пастью, а если бы она не была начеку, он обесчестил бы ее при первой же встрече. Это был отпрыск семьи казенных служащих, мало того развратный, так еще и неамбициозный, без каких-либо далеко идущих перспектив в профессиональном плане. Судя по его тогдашним «подвигам», с тех пор как они расстались, за все эти годы у него должно было быть не меньше сотни любовниц. Она вспоминала ночи без сна, проведенные с ним, и понимала, что эти безрассудные, полные распутства, яркие и насыщенные дни ушли в прошлое безвозвратно. Прошло лето, за ним пожаловала осень. Осенью так тоскливо и одиноко – что же будет зимой?

Об этом она боялась даже думать. В моменты отчаяния и уныния она звала Хромого по имени, мечтая погрузиться на дно водоема и захлебнуться.

Внезапно с первого этажа донеслись пронзительные крики. Расплескивая воду, она выскочила из ванны. Внизу и впрямь слышалась какая-то возня, и шум нарастал. Кричала начальница смены и еще одна сотрудница – та, что заведовала кофемашиной. Затем закричала девушка с чуть хрипловатым голосом и огромными глазами, которая обычно за весь день не произносила ни слова. Всё говорило о том, что дело принимало серьезный оборот. Раздраженная, не в силах больше терпеть, она поняла, что в магазин наведался какой-то негодяй, который, вероятно, уже давно вынашивал какой-то злодейский план. Если рассуждать трезво, разумнее всего, конечно, вызвать полицию или же просто позвонить водителю – это был самый простой способ уладить дело. Но она не задумывалась об этом. Даже не вытершись как следует, она оделась и бросилась к лестнице, ведущей на первый этаж, но дверь так и не открыла. Из торгового зала донеслись мужские голоса и ругань. Минут через десять с лишним в дверь постучали.

– Кто там?

– Госпожа директор, это я! – ответил ей голос начальницы смены.

Она поспешно открыла дверь. Начальница смены с растрепанными волосами и в порванной одежде, бросив многозначительный взгляд на лестницу, ведущую вниз, показала на свою грудь и выпалила:

– Они меня лапали!

Пламя гнева обожгло лицо директрисы; не задумываясь больше ни о чем, она резко распахнула дверь и затопала вниз по ступенькам.

На первом этаже царил хаос. Посетителей было еще не так много, но ругань стояла несусветная. Внезапно все звуки стихли. Взгляды всех присутствующих обратились к спускавшейся со второго этажа женщине. Как воры, вдруг повстречавшие полицейского, все испуганно застыли. Среди публики были три хулигана лет двадцати, которые по праву носили звание самых бесстыжих парней в городе. Их безжизненные физиономии преобразила ехидная усмешка, и они, не обменявшись даже взглядами, почти синхронно раскрыли жадные рты, из которых потекла слюна:

– Ай-яй! Вот это… О-хо!

Нетерпеливо потирая руки и притопывая ногами, они загалдели:

– Господи, что же делать-то!

– Вот я бы сейчас ух!

– Вот так манна небесная!